Как я тебя ждала В тот хмурый зимний вечер! Как в тишине звала И как боялась встречи! Дом вьюга замела, И в окна бился ветер. Как я тебя ждала В тот хмурый зимний вечер! (И. Климова)
Долгими зимними вечерами сердце особенно нуждается в чуде. В чуде, которому не суждено случиться. Я вздохнула и почесала за ушком Табби, свернувшегося клубочком на моих коленях. — Ну что, Таб, вот уже и двадцать пять твоей хозяйке стукнуло, — сказала я печально. Котейка приоткрыл один глаз и вопросительно посмотрел на меня. — Я счастлива, милый. Главное — у меня есть ты и Кэс, а все остальное — неважно.***
Я была безмерно благодарна своей рыжуле за то, что та не забыла меня. Пришла с тортом и тремя бутылками шампанского и заявила с порога: — Ты как хочешь, затворница, но сегодня мы закатим грандиозную пирушку! Я чуть не взвыла. Не хочу ничего! Вот правда не-хо-чу! Но проще локомотив на полном ходу остановить, чем что-то задумавшую Кэс. Если подруга кого-то решила осчастливить, «счастливцу» уже не спастись. Поэтому пришлось посторониться и впустить ее. — А где Азмат? Обычно семейная чета Мадари неразлучна, а уж во всем, что касалось вечеринок и «полного отрыва» Кэс с мужем не было равных еще со студенчества. Тем удивительнее было видеть рыжулю одну. Уж не поссорились ли они? — Щас придут оба-два! — хихикнула подружайка, впихивая все добро мне в руки и снимая с себя пальто.— Я их с Тимом за пиццей отправила. — Так намагичить ведь можно, — нахмурилась я. Кассандра в ответ снисходительно фыркнула. — Если ты любишь подгорелую, полусырую, жесткую, или еще какую не особо съедобную стряпню, то можно рискнуть. Но я такое есть не буду! Если портить фигуру, то чем-то действительно вкусным! Я не удержалась и хихикнула. Эта рыжая лиса неисправима! Но в одном она была права: магичить еду — занятие бесполезное, ибо в любом случае выйдет отменная гадость. Впрочем, мне все равно. Не хочу я ни пиццы, ни праздника. Но обижать лучшую подружку было не с руки, поэтому пришлось топать ставить чайник. Кэс, зашедшая на кухню следом за мной, подхватила на руки мирно дрыхнущего на подоконнике Табби. — Привет пушистикам! — весело сказала она, устраиваясь вместе с котом на табуретке. — Ох, Таб, живете вы тут с хозяйкой на отшибе затворниками и не знаете, что во внешнем мире тако-о-ое творится. Я безразлично дернула плечом, демонстративно роясь в шкафу в поисках кружек. Плевать на внешний мир и его обитателей! На тот мир, где когда-то с каждой новостной полосы на меня смотрел усмехающийся темный под руку с невестой. На тот мир, где все магзеты пестрели заголовками: «Наследница рода Хэллоу вышла замуж. Избранником девушки стал сильнейший из молодых магов — черный чародей Николас Маджере». Маджере… эта фамилия стала моим личным проклятьем. После того, как Ник нашел своих настоящих родителей, нам пришлось расстаться. Одно дело быть сильным, но незнатным магом и совсем иное — наследником богатого и могущественного чародея. Непристало «принцу магии» связывать себя узами брака с бедной бытовой ведьмой, вечно влипающей в неприятности. Пытаясь забыть своего ненаглядного зеленоглазого кошмара, четыре года назад я сбежала от людей и поселилась в небольшом домике в лесной глуши, где живу по сей день. Удобно: летом травы для зелий всегда под боком, грибы-ягоды, рассветы-закаты, воздух такой, что пить можно. Зимой — кристально-белый и пушистый снег, в котором одно удовольствие валяться. А главное — никаких телевизоров, газет, новостей — ничего, что могло бы напомнить о нем. — И как ты этим питаешься? — Кэс с отвращением глянула на связку сушеных грибов под потолком. — А как же мясо, вкусности разные? Я поставила на стол свою кружку, наспех сделала три ее керамические копии и налила в каждую травяной взвар. — А вот так, — сказала равнодушно, изо всех сил сохраняя серьезное выражение лица. — Летом у белок орехи отбираю. А если рыжие пушистики сопротивляются и отдавать не хотят — это уже мясо. Заметь, вкусно, питательно и совершенно бесплатно! Еще и шкурки остаются, можно одеяло сшить. Лицо Кэс на секунду вытянулось от удивления, но тотчас в карих глазах заплясали смешинки. — Живодерка! — с театральным возмущением воскликнула она, крепче прижимая к себе мурлыкающего котейку. Усмехнувшись, я наколдовала нож, пару тарелок и, открыла коробку с тортом. — Кстати, Мил, твой Гоббс… — Кэс, он давно уже не «мой» и даже не «Гоббс»! И не надо о нем! — взмолилась я, остервенело вонзая серебристую сталь в нежную пену взбитых сливок.Не нужно мне ничего. Ни сладостей, ни вкусностей, ни уюта. Лишь бы в груди не саднило так, что не вздохнуть. Лишь бы ночами спалось спокойно и подушка на утро не была мокрой от слез. Лишь бы стереть из памяти его образ. И большего не надо. — Хозяйка твоя тут за белками по лесу бегает, Табби, и знать не знает, что ее обожаемый черномагический придурок месяц назад развелся, — просюсюкала Кэс словно между прочим. Развелся?! Ник?! Сердце сделало счастливый кульбит и забилось так, что слышно, наверное, было на весь дом. Руки мелко задрожали, и нож выпал из ослабевших пальцев, тихо бряцнув об пол. — Ой, как все запущено-то-о-о! — с улыбкой покачала головой Кэс и отпила немного травяного взвара. Я щас в нее саму чем-нибудь запущу, честное слово! Но под рукой кроме ножа, торта и бутылки шампанского ничего не нашлось, поэтому пришлось просто возмутиться: — И ты молчала?! — Сама ж сказала «не надо о нем», — хихикнула эта рыжая зараза, взмахом ладони возвращая нож на стол. На ее счастье в стене замерцала синяя портальная полоса, из которой вышли Тим и Азмат с четырьмя коробками пиццы в руках. — Азмат, ну подтверди ты ей! — возмущенно потребовала Кэс. — По поводу? — не понял тот, сгружая свою ношу на стол вслед за Тимом. — Да по поводу дружка своего темного, будь он неладен! — А, ну да, не вынес Гоббс такого «счастья», — подмигнул Мадари, растирая руки и открывая коробку с пиццей. — Такое счастье, как Этель, вообще трудно вынести, — подтвердил Тим, хватая кусок пиццы и с наслаждением впиваясь в него зубами. — Если только — за дверь и там оставить! Стены домика задрожали от гомерического хохота нашей четверки. Громче всех хохотала я, выплескивая в смехе всю боль и всю радость. Разведен! Он разведен! О небо, какое счастье! В душе вдруг зародилась теплая искорка совершенно нелогичной надежды из серии «а вдруг?». Вдруг Ник меня найдет? Вдруг развелся с Этель потому, что все еще любит меня? Вдруг наплюет на родительскую волю и женится на мне? Эти мысли пьянили хлеще любого вина и кружили голову не хуже шампанского. Похоже, вид у меня был слишком уж мечтательный, ибо Кэс то и дело дергала меня за рукав, возвращая с небес на землю. А я была безмерно счастлива! Счастлива одной лишь слабой, нелепой надеждой на зимнее чудо! Но вот праздник отгремел и снова мы остались вдвоем: я и одиночество, разбавляемое треском камина и мурчанием Табби. На улице пронзительно завывала вьюга и ветер стучал в окно, будто путник, просившийся на постой. Вздохнув, я нехотя согнала с колен мурчащую серую тушку и подошла к кровати. Достав из-под матраса альбом с набросками, открыла его и выудила оттуда газетную вырезку. С черно-белой фотографии на меня смотрел тот, кого так хотелось забыть. Тот, кого я тщетно пыталась возненавидеть. Тот, кто навеки стал моим наваждением и проклятием. — Ник… — почти неслышно прошептала я и поднесла фото к губам, прикрыв глаза. По щекам помимо воли потекли обжигающие слезы, плечи задрожали. — Я люблю тебя, чертов маг! — Что ж так кричать-то, звездочка? — раздался над ухом мурлыкающий шепот. Я дернулась, чтобы обернуться, но была тотчас схвачена в кольцо сильных мужских рук, рывком прижата спиной к чьей-то груди и приподнята над полом. — Отпусти! — взвизгнула я, брыкаясь в попытке вывернуться из стальной хватки. — Черта с два, — насмешливо фыркнули сзади и вдруг серьезно добавили: я слишком долго был без тебя… И столько боли, столько мýки было в этих словах, что мне показалось, будто меня ударили в солнечное сплетение. Я забыла, как вырываться, забыла, как дышать и, кажется, даже имя свое забыла от шока. — Успокоилась? — Ага, — машинально откликнулась, делая вдох. Меня все же соизволили опустить на пол и рывком развернули так, чтобы я видела лицо своего мучителя. Но из объятий так и не выпустили — Ненавижу, — разъяренной коброй прошипела я, глядя в родные до боли зеленые глаза. — Да неужели? — ухмыльнулся изверг черномагический, приподняв бровь. — А пару минут назад на весь лес вопила, что любишь. Надо же, как быстро у тебя настроение меняется, звездочка. От этого давно забытого обращения по коже побежали мурашки, а к горлу подкатил тугой ком. — Как? — выдохнула я, едва ворочая отяжелевшим языком. На большее сил, увы, не хватило. К счастью, зеленоглазый нахал всегда отличался сообразительностью. — Мадари полчаса назад сказал, где ты, — в тон мне ответил он и наклонился так близко, что его дыхание коснулось моих губ. — А как же твой отец? — прошептала я, чувствуя, как дрожат коленки. Вместо ответа Ник подался вперед и впился в мои губы жадным, исступленным поцелуем. Мир взорвался мириадами искр под властью этих мягких, горячих губ, самозабвенно терзавших мои. Голова сладко закружилась, и колени подломились так, что мне пришлось крепче прижаться к Нику и обхватить руками его шею, чтобы не упасть. Кулаки наконец разжались, и на пол спикировал скомканный до неузнаваемости бумажный шарик, еще недавно бывший фотографией. Но я не предала этому значения. Сейчас, в этот сладостный миг, все казалось таким пустым, таким неважным и хотелось лишь одного: чтобы этот поцелуй длился вечно. Ник вдруг отстранился, а я все также стояла с закрытыми глазами, не в силах осознать реальность происходящего. — Выходи за меня, Милли, — хрипло выдохнул Ник. — А как же твои родители? — неверяще спросила я, открыв глаза. — Неужели смирятся с такой невесткой? Губы Ника дрогнули и расплылись в совершенно мальчишеской улыбке. — А куда им деваться-то будет, когда я их перед фактом поставлю? — фыркнул он и тотчас помрачнел: — Пожил несколько лет по чужой указке, хлебнул горя на полжизни вперед и хватит! Через что же ему пришлось пройти? Выпытывать подробности я не стала, уж больно красноречиво ходили желваки на бледных скулах. — Так ты согласна? — поторопил меня он и взглянул прямо в глаза. Губы не слушались, язык как назло прилип к нёбу поэтому пришлось просто кивнуть. Прежде чем я успела опомниться, на безымянный палец скользнул массивный серебряный перстень. — Теперь ты точно никуда не денешься, звездочка, — усмехнулся этот несносный маг и поцеловал мою руку. Вот ведь… кошмар зеленоглазый! Но… только мой!END