Сверхусилие

У Пети была бритая голова, своё воинство ангелов и красивая, но суровая, как северная природа, идея о сверхусилии. Петя был пылкий и яростный, ослепительный, как пламенный свет. Петя стоял на столбе, как новый Симеон Столпник, и был непоколебимо уверен, что сможет перевернуть мир: он был сам себе архимедов рычаг и интересовался исключительно невозможным. Игорь привязался к нему быстро, как к небу — поднял голову, увидел простор и вмазался по уши. Как и небо, Петя был одновременно очень далеко и очень близко — океанически безбрежен и старчески мудр, но совершенно по-детски обидчив и искренен. С виду он мог показаться гопником, но в этом определении не было ни грамма правды о нем — Игорь понял это уже на выдохе. Петя смотрел на него сверху вниз со столба, неподвижно каменный, и над головой у него, как нимб, сиял солнечный круг. Игорь так преисполнился, что решился представиться первым, хотя не имел привычки заводить знакомства с ровесниками. Но в метафизическом смысле Петя ему ровесником не был. У него были ключи от рая — не от всего целиком, но от какого-то локального точно, и Игорь был почти уверен, что, приложив сверхусилие, тот мог бы воскрешать мертвых. Не зря же в основе его идеи о сверхусилии лежал один из главных принципов исихастов: «Скажи сей горе сдвинуться, и, если истинно веруешь, — сдвинется». На земле Игорь оказался выше на полголовы, но чувствовал себя сильно меньше. Наверное потому, что, пока он о богопознании думал, Петя им жил, хотя никогда не говорил об этом вслух. Вслух он обещал драть со своих ребят три шкуры, запрещал водить девочек и заявлял, что им нужна глобальная цель. В процессе выяснилось, что Игоря все это касается тоже, потому что Петя задним числом уже записал его в своё воинство ангелов, хотя сам Игорь себя частью Тряпсоюза не считал. Разве что частью Пети. И все же, на страже Ваниной дачи и резиденции Тряпсоюза по совместительству он стоял верным злым псом. Лукавая девочка Саша маячила за покосившимся забором — инфантильная дура, лживая сука, Лилит в обличии хитроглазой сельской девчонки. Игорь отпугивал её своим хмурым лицом и грубым словом, потому что Петя сказал, что баб с ними быть не должно и был прав — Саша искушала одним своим томным видом, и ничем хорошим её присутствие в их саду закончиться не могло. Гнать её прочь было так приятно, будто она и правда была злом во плоти, хотя на деле была просто блядью. Сквозь щель забора она косилась на Петю, а Игорь никак не мог позволить ей испачкать его небесный свет своим земным перегноем. И плевать ему было с высокой колокольни на то, что каждый самостоятельно должен бороться с выпавшим на его долю искушением. Чужакам нечего было возле них околачиваться, а Саша во всех смыслах была чужая. Игорь Пете чужим не был. Он щурился в лучах его фонтанирующего света, участвовал в философских тренировках и даже толкал "многоэтажную дуру, загородившую весь жизненный путь Тряпсоюзу" вместе с остальными ребятами. Идеи разрушения были ему неблизки, но Петино сверхусилие было прежде всего о силе духа и выходе за пределы своих человеческих возможностей, а это Игоря очень даже волновало. В конце концов, он хотел изменить мир ничуть не меньше Тряпсоюза. И кое-кого воскресить.