Случай

— Тьфу, дерьмо, — вытерев влажные губы рукавом старой потертой мантии, Антонин даже не обратил внимания на бурые пятна. Тело двигалось по инерции на остатках адреналина. А в нос бил удушающий запах копоти. Местами усиливался запах паленых волос или мяса. Проходя мимо очередного обгоревшего трупа, он так и не разобрал свой это или чужой. На поле теперь таких много: безымянных и неопознанных. Кое-где пахло вкусно, как на праздниках, когда они загоняли кабана и на костре поджаривали свежую, обескровленную добычу. К этому аромату не хватало старого доброго Огдена. — Да хотя бы просто пожрать, — хмыкнул под нос Долохов и двинулся в сторону знакомого. Тот стоял на дальнем краю квиддичного поля и с интересом рассматривал рухнувшие столбы трибун. — Там кто-то из школьников? — подойдя ближе, спросил Антонин и пригляделся, пытаясь заметить движение, но доски и порванный тент с символикой слизерина все так же спокойно лежал. — Нет, там моя юность и кружевные чулки Сью. Помнишь Сью? Пышная девка, — он визуально обозначил руками пышность форм старой знакомой и от ностальгии причмокнул, — а какие у нее были прелести… узкая… — Без подробностей Эйвери, — морщась, перебил его Антонин, — я не учился в Вашей школе, и под какие юбки ты залезал, мне знать не хочется. — Ах да, прости. Я забыл что ты не того поля ягодка, — ухмыльнулся Эйвери, — тебя интересуют узкие и тощие попки, так погоди баба с того обзора тоже ничего так, — опять понесло его. Долохов уже махнул рукой и двинулся дальше, не слушая собеседника. Тот не отставая, стал перечислять всех известный особ с узкими бедрами и маленькими жопами. Которые, по его мнению, симпатично помещаются в ладонях и так же узки на все дырки. Резко захотелось закрыть уши. За всю неделю, что они пытались сработаться перед битвой, вся честная компания кроме Люциуса и Снейпа вели подобные темы ежедневно. Что до последних двух первый был брезглив, а второй — замкнутая на все пуговицы ханжа. Даже Белла, учитывая ее воспитание, задирала мантию в каждом темном углу. Хотя Нарцисса, в отличие от родственницы, держалась на порядок лучше. Но и у той нервишки шалили из-за немилости Лорда и положения Люциуса и Драко. Старая добрая гвардия превратилась в сборище людей покалеченных морально жизнью. Скорее изуродованных как внутренне, так и внешне. Он не осуждал за такой образ жизни его знакомых. И понимал, что после тюрьмы, где они жались к холодным и сырым стенам многие годы в диком одиночестве, на свободе больше всего на свете хотели ощутить рядом с собой человеческое тепло и хороший душевный отдых. И Антонин так же надеялся на свой личный отпуск. Сегодня был последний рубеж. Хогвартс почти пал и осталось немного. Сражением это назвать было нельзя. Толпа подростков, которые едва освоили Вергардиум Левеоса на выше Ожидаемого и с десяток преподавателей. Это как пинать щенка, вроде зубы есть, рычит, а толку? Вот и полегли самые смелые щенки, потрепали немного, но полегли. И от этого было тоскливо. Сражаться против детей, внуков. Бой должен был быть за молодое поколение, за их будущее, за их равенство. А в итоге они все видели то, что видели. Трупы людей, которые еще не попробовали всей радости жизни, не сорвали свои «первые букеты». Долохов вздохнул и зашел через центральный вход, в замок, оглядываясь: разрушенные колонны, перекосившийся потолок и поломанные лестницы через одну зияли дырами вместо ступенек. Витражные окна пропускали через прорехи холодный осенний сквозняк с дымом. Стеклянная крошка при каждом шаге хрустела под тяжелыми подошвами ботинок. Храм мудрости превратился в руины. Где-то в конце коридора слышался тонкий детский голосок, он надрывно всхлипывал и скулил. — Эйвери, проверь, — хмуро приказал Долохов напарнику, а сам двинулся в ответвленную часть коридора, исследуя территорию. Но там был обвал, и пройти было невозможно. — Долохов! Иди сюда! — воскликнул Эйвери и Антонин пошел на голос. — Что там? — Заглядывая в нишу, спросил Антонин и, придерживая наготове палочку, подбирал в уме заклинание на всякий случай. За нишей был мальчик, он вздрагивал и баюкал на груди сломанную руку. Ребенок не больше одиннадцати лет отроду. Но самое примечательное было то, что одежда была на нем великовата, причем вся. Круглые очки висели на одном ухе съехав на бок, и опять же были не по размеру. Лохматая шевелюра стояла колом с правого бока и была слипшаяся от крови, открывая наблюдателям половину грязного лба на котором сиял припухлый зигзагообразный шрам. — Поттер? — Удивленно спросил Эйвери и не ожидая реакции ребенка на вопрос, уже собрался произнести заклинание, но Долохов его опередил. — Обливилэйт, ты нашел неизвестного тебе ребенка и отвел его к остальным в подвал. А потом пошел искать себе выпивку в Хогсмид, — как можно тише прошептал Антонин и развернул Эйвери в сторону выхода. — Пошли, выпьем что ли? — спросил Эйвери и с остекленевшими глазами побрел по намеченному пути. — Я пас, но спасибо за предложение, — отказался мужчина, краем глаза наблюдая за реакцией ребенка. Мозг это время лихорадочно просчитывал все варианты, пока мелкий Поттер, поскуливал в углу как щенок, вытирая слезы краем свитера, размазывая черные разводы по всему лицу. Вместе с этим в голове поселилась мысль что это его уже порядком задолбало. То подвал, где он наступил на плащ Беллатрисы, когда она решила вспомнить искусство метаний холодным оружием. То в министерстве… изображая из себя страшного злого клоуна чтоб напугать детишек… то… сучья закономерность случаев. — П-помогите… Пожалуйста… Антонин зажмурился и медленно выдохнул.