Мазут глаз

В зудящей тишине очередного дня, под гнетом красного солнца слышались голоса только двоих людей. Убив, казалось, каждую живую душу в округе, Сенфорд и Деймос растянулись на земле, возле холодного серого здания, каких в Неваде полно. Чужая кровь начала застывать, создавая странное ощущение натяжения на коже; усталость потихоньку испарялась из напряженных тел. Они снова одни на весь мир. Нелегкое это дело. — Ты не поранился? — заговорил первым Деймос, снимая с себя кепку и пытаясь оттереть ее от темных пятен крови чистым куском плаща. — Неа, вроде целый… — протянул Сенфорд, пялясь в пустоту. Ничего, кроме боли в мышцах, он не чувствовал. — Давай сюда свои очки, их тоже протру. — бросил будто невзначай Деймос, протянув руку. — На, — и ему их так же невзначай отдали, — только попробуй плюнуть. — Ладно-ладно, не буду. Связист улыбнулся. Какая удача. Такие моменты — когда Сенфорд без очков — весьма редкие. Почему-то он не любит их снимать, даже наночь, и Деймос откровенно не понимает, почему. У него будто пунктик какой-то, даже Хенк ходит без них чаще. Красные огоньки света плясали на радужках, от непривычки напарник немного щурился. Сенфорд смотрел вперед, не замечая, как его изучают голодным взглядом. Деймос блаженно выдохнул. Почему же он прячет свои… прекрасные, манящие, невероятные глаза? Деймос столько слов не знает, чтобы описать их красоту так, как она выглядит для него. Они… они как два бездонных чана с мазутом, манящие своей обманчивой теплотой. На деле же ты получишь ожоги четвертой степени, если осмелишься прикоснуться, и в жизни не отмоешь черноту, что забивается во все трещины на сухой грубой коже, во все свежие и старые шрамы, и, кажется, в самую душу. Но кто Деймос такой, чтобы бояться замарать руки? Сенфорд повернулся, вроде даже что-то сказал, но связист пропустил все мимо ушей. Он поймал прямой взгляд карих глаз и потерял дар речи. Каждый раз как в первый. Деймос обожает, когда ему кажется, будто эта смоль заполняет всего его до краев. Не-то чтобы эта всепоглощающая карь была непроглядной — на свету она отливала густым медом, того и гляди капли потекут по щекам. Как сейчас, например. На это приятно смотреть. — Оглох? Я говорю — очки отдай! — недовольно гаркнул Сенфорд, выхватывая их из рук напротив. — Прости, задумался. — соврал Деймос, неотрывно смотря, как пьянящая бездна глаз скрывается в темноте стекол. Несколько минут они сидели молча. Сенфорд, приводя в порядок одежду, и Деймос, не в силах совладать с собой и оторвать таки взгляд от очков. — Чего пялишься? Я замазался? — спросил Сенфорд, замечая пристальный взгляд. Он поменял положение тела и стал наугад тереть тыльной стороной ладони лицо. — Ну, как тебе сказать… — мурлыкнул Деймос, наблюдая за забавным действом напарника. Пытаясь стереть с лица несуществующую грязь тот выглядел как огромный умывающийся хомяк. — Не там трешь, — проговорил он, перед тем, как подвинуться и пройтись по-змеиному длинным языком по скуле Сенфорда, зарабатывая удивленный вздох. Не будет же он говорить, что пялился на неприлично красивые глаза, пытаясь растянуть удовольствие на подольше, рисуя карие пятна поверх очков? Как-то это не круто. — Опять играешь в маму-кошку? Я сам могу вытереться. — смущенно выдал Сенфорд, сразу же стирая слюнявый след, — я не твой котенок. — Не мой котенок? — хитро ухмыльнулся Деймос, смотря, как румянец расползается по щекам пиротехника, пока тот полностью осознает, как еще можно трактовать сказанные им только что слова. Деймос любит менять контекст. — Я… не это имел ввиду, и ты это знаешь… — пробормотал тот. — Конечно-конечно, котеночек мой ненаглядный, — в глазах связиста заплясали шальные огоньки, — будь послушным, дай мама-кошка тебя вылижет как следует. — проворковал он, прильнув к Сенфорду всем телом, обвивая крепкий стан руками на манер кольца и прижимаясь щекой к щеке. Не встретив резкого сопротивления Деймос продолжил дразниться. Провел носом вдоль челюстной кости и уткнулся в ложбинку шеи, выдыхая горячий воздух на нежную кожу. Поднялся выше и поцеловал прямо под ушком, после чего аккуратно прикусил холодную мочку, посасывая. — На нежности потянуло? — Сенфорд постарался скрыть за напускным недовольным тоном дрожащий выдох. — Не могу противится соблазну. — честно признался Деймос, блаженно вдыхая запах родного тела, мускусного пота вперемешку с пылью и кровью. Неповторимый аромат. — А что я такого сделал? — Появился в моей жизни. На пару секунд повисло молчание. Деймос сглотнул нервный ком. Так и знал, что это звучит странно. Сенфорд нечитаемо посмотрел на него, после чего заерзал, пытаясь выпутаться из кольца рук. Но вместо того, чтобы встать и сказать что-то, что заставило бы связиста еще долго глотать слезы по ночам, Сенфорд прижал его крепко к себе, стискивая в объятиях. Совсем нежно, будто огромный пушистый зверь своего детеныша. Обошлось. — Всегда знал, что ты безнадежный романтик. — улыбнулся он, целуя мелкого в забинтованную макушку. Деймос поднял свои полные благодарности глаза. Ему так страшно говорить то, что он действительно чувствует. — Еще какой, — и снова на лице хитрая гримаса, снова правда скрыта за желанием. Может оно и к лучшему. — знаешь, сколько всего я мог бы тебе рассказать? Сенфорд засмеялся, подставляясь под щекочущие мокрые поцелуи. Получив негласное «добро», Деймос продолжил творить безобразие. Поцеловал, а потом и впился зубами в шею, совсем легонько, помня как Сенфорд не любит боль, но след все равно остался. Сложно наверно жить с настолько тонкой кожей. Он поспешил зализать место укуса, извиняясь, проходясь длинным языком почти по всей длине шеи сразу, обжигая чувствительные участки. Касаясь губами, зубами, присасываясь как пиявка, оставляя яркие следы. Ни что иное, как собственнические метки. Но Сенфорд вроде и не против. Неприлично слюнявый и от этого, возможно, противный, Деймос отстранился от шеи только когда та была полностью красной от засосов. Сенфорд тяжело дышал. — Ну что за манера… — Будто тебе не нравится. — Мне не нравится к чему это ведет. Хенк ждет нас на базе через час. — Сенфорд многозначительно фыркнул, дернув бровью. — Ты так говоришь, будто бы уже… — Деймос запнулся на полуслове, зацепившись взглядом за выпирающий бугорок на штанах Сенфорда. Не может быть. — Э, серьезно? Так быстро? — Идиот, ты сам в этом виноват! Наслюнявил мне всю шею и сидишь довольный. А о последствиях не думаешь! — казалось, еще краснее Сенфорд стать не мог. Смущается каждый раз, как девственник. Так мило. — О, я умею брать на себя ответственность за последствия. — проговорил Деймос и наконец притянул к себе голову напарника обеими руками, впиваясь в пухлые губы самым нежным поцелуем, на который был способен. Сенфорд замычал и положил руку на затылок напарника. Деймосу так не хотелось опошлять этот процесс. Ему казалось, что поцелуй — это как искренний комплимент от всей души. Его нельзя ассоциировать с пошлостью. Но как бы ему не хотелось оставлять этот процесс на невинном уровне, Сенфорду нравился непомерно длинный язык напарника. И это не оставляло тому ни шанса. Он первый приоткрыл рот, впуская шустрый язык внутрь, желая чтобы он обследовал его полностью, обшарил каждый уголок, провел по рядам зубов, пощекотал нёбо и сплелся с его собственным в горячем танце. На самом деле ему нравилась чрезмерная слюнявость Деймоса. Особенно в такие моменты. Оторвавшись друг от друга и с неприличным наслаждением следя за тем, как ниточка слюны, соединяющая их рты медленно таяла, они окончательно потеряли ясность мыслей. Все, что было связано с Сенфордом пьянило не хуже любого алкоголя. — Ну так что, помочь тебе с твоим дружком? — Деймос оставил мокрый поцелуй на груди. — Мм, ну… — Давай, чего ты ломаешься? Я ж беру на себя все обязанности. С тебя только получать кайф. — Тебе так сильно хочется мне отсосать? — обреченно спросил Сенфорд. — Тебе так сильно нравится заставлять меня умолять? — бескомпромиссно ответил Деймос. — Ладно… Деймос в момент засиял и быстро чмокнул напарника в щечку. Спустился ниже и провел рукой по бугорку, ловя еле слышный вздох. Справившись с пряжкой ремня как с консервной банкой, он немного приспустил штаны. От взгляда не укрылся засос, оставшийся с прошлого раза. Хотел бы он, чтобы на его собственной коже такие метки оставались на подольше… Перед тем, как зацепить пальцем боксеры, Деймос хихикнул: — Тебя так легко возбудить. — Кто бы говорил! — воскликнул Сенфорд, опять заливаясь румянцем, хотя, казалось бы, куда дальше, — Мне иногда кажется, что ты ходишь со стояком постоянно. — И ты почти абсолютно прав. — сказал Деймос, торжественным жестом снимая надоедливую ткань и оголяя возбужденную плоть. — Не бойся, не укушу! — снова хихикнул он, растянувшись в улыбке. И в следующую секунду с наглым видом прошелся языком по всей длине, от начала до самого кончика. — Может, остановимся, пока не поздно? — задохнулся словами Сенфорд, пытаясь не дрожать от первых прикосновений горячего языка к чувствительному месту. Никто останавливаться не собирался. Это все так, для виду. — Чего ради? Я уже завелся, не отпущу, — он демонстративно прижался еще ближе, сжимая кожу на пояснице, — расслабься, не в первый раз. А то строишь из себя девственника. — Н-но Хенк… — Подождет твой Хенк, не обломится. За час справимся, — фыркнул связист, опять наклоняя голову и выдыхая горячий воздух прямо на головку члена. Сенфорд прикрыл лицо рукой, так по-юношески мило, почти нежно, будто не он тридцать лет жил в этом безумном мире, где нельзя быть чистым от крови, не важно, чужой или своей. Будто он был кем-то невинным и мягким. Пальцы Деймоса сильнее сжались на бедрах. Будь его ногти чуть острее, на месте соприкосновения с чужой кожей уже давно остались бы рваные ранки. Перебинтованные белым пальцы и серое тело. Очаровательный контраст. В поле зрения опять старые засосы. Так быть не должно… С его бледно-серой, слишком тонкой кожей, на которой любое прикосновение грозится остаться почти гематомой, ему только кем-то благородным и быть. Деймос думал, что «Сенфорд» — это искореженное, заржавелое, помятое и растолкованное неправильно «Серафим». Бескрылый порок, жалкий, по сравнению с остальными детьми божьими, но такой же по-неземному красивый. Он никогда не скажет этого вслух, но он бы жизнь за него отдал, незамысловато, по простому вытянул бы сердце свое почти черное, воняющее сигаретным дымом и сжал бы, лишь бы Сенфорду понравилось то, что он видит. — Прекрати… Тебе не противно? — выдыхает Сенфорд, глядя сверху вниз. — Шутишь? У тебя кожа сладковатая, — отвечает Деймос, демонстративно облизываясь, дразня. Ему нравилось думать, что в этой игре он — вóда. — Везде, кстати. — улыбнулся он, перед тем, как нагло припасть губами к горячему члену, обворачивая его длинным языком в почти угрожающем жесте. Сенфорд замер, зажмурившись, но дальнейших действий не последовало. Деймос выжидающе зыркнул на напарника, как бы намекая, что для продолжения нужно кое-что сделать. Не один же пиротехник с заскоками. Наученный прошлым опытом и уже начавший ерзать от подступающего волной нетерпения, Сенфорд положил руку на перебинтованную голову. Хоть ему и не очень нравится так делать, но раз просят… Он аккуратно снял чужую кепку, наушники и еще парочку приборов. Густые, жесткие смольные волосы торчали хаотично из-под бинтов, но общий вид прически все равно сохранялся. Ему казалось это милым. — Ладно, как хочешь. — пробурчал он, запустив пальцы и сжав воронову копну, выбивая из Деймоса блаженный стон. Мазохист. — Люблю, когда ты меня гладишь, — промурлыкал тот, и, получив желаемое, с упоением принялся за дело. Заглотил до середины, помогая себе языком, что обвивал ствол, словно лентой, и начал неторопливо двигаться. Пространство вокруг заполнилось характерными пошлыми хлюпами. Рука на голове связиста ходила с ним в такт, не думая отпускать. — Да разве это «гладить»… — совсем тихо проговорил Сенфорд, сильнее сжимая пальцы, на которые живыми лианами накрутились волосы. Наверно, со стороны это выглядит странно. Деймосу нравится создавать иллюзию собственного контроля, заставлять Сенфорда делать то, что попросят. Он старается, и пока эта игра работает, он будет в нее играть, отчаянно пытаясь сохранить вид, будто все действительно под контролем. Деймос просто не может признать, а уж тем более показать, что у самого подворачиваются коленки и вожделение с липким обожанием подступают ему к горлу, грозясь вылиться на пол горячей кровью, каждый раз, когда он видит Сенфорда. Деймос привык строить из себя крутого. Он хочет быть хозяином положения. До ушей донесся первый сбитый всхлип. — Тебе… по приколу меня мучать? — поперхнулся очередным выдохом Сенфорд, прикусывая палец. — Не понимаю, о чем ты, — хитро протянул связист, отстраняясь. — Специально так медленно? — Угадал, — демоны блеснули в нахальной улыбке. Был какой-то особый шарм в том, чтобы заставлять Сенфорда чувствовать дискомфорт. Деймос просто не может остановиться. — Ннгх, что ты хочешь на этот раз?… — Сними очки. Сенфорд замер. Замялся и сделал такое лицо, будто сейчас откажет. Связист сглотнул, мысленно уже готовя оправдания. — Вот же настырный… — и спрятал их в карман. Глядя на Деймоса чистым, но испуганным, таким уязвимым взглядом… Прелесть. Они смотрели друг на друга в молчаливом ожидании с минуту: Сенфорд, боясь произнести хоть слово, Деймос — не в состоянии. Господи, был бы он чуть поумнее — писал бы оды, честное слово. Лишь бы оторвать взгляд от темных глаз. Скажи кто Деймосу лет десять, нет, да даже пять назад, что он будет зависим от чьего-то взгляда, он бы громко и обидно посмеялся, крутя пальцем у виска. Теперь не смешно. — Выглядит так себе, правда? — вдруг прошептал Сенфорд, отворачивая голову, — У меня не самый красивый цвет глаз. Зрительный контакт прервался и Деймос пришел в себя, тут же замешкавшись: — Нет, что ты! Мне очень нравится… Знал бы он, как сильно те сводят его с ума. — Что, сейчас скажешь, что они как шоколад? — неприятно усмехнулся Сенфорд, опять смотря Деймосу прямо в душу. Что же делало его взгляд настолько пронзительным? — О, Сен… твои глаза намного гуще шоколада и слаще самого приторного варенья. Но лично мне… они всегда напоминали мазут. Теплый и вязкий, впивающийся прямо в голую кожу и не дающий вздохнуть. — Ну ты… и выдал… — пролепетал он, протянув руку к щеке напарника, чтобы погладить, — Не знал, что тебе нравится. И засмеялся. Негромко и совсем не обидно. Деймосу стало действительно стыдно. Как бы он узнал, если тот привык душить все в себе? — Давно хотел сказать. — усмехнулся связист и вернулся к своему занятию, сосредоточенно вращая языком вокруг ствола и двигая головой вверх вниз. Ему не захотелось и дальше смотреть на Сенфорда. От стыда горело лицо. Без очков его проницательная мимика куда выразительнее. Непривычно. Кстати, это немного смешно. Отсасывать на улице Деймосу не стыдно, а признаться что нравиться цвет глаз — стыдно. Ну что за дела? И все-таки это уже не иронично страшно. Думать, либо полностью осознавать, что зависим. Не только от эстетического удовольствия, нет, Деймос далеко не эстет и не падок на красивую обложку, игнорируя текст. Его в этом водовороте липкого мазута привлекает поразительная нежность и доверие, открытость, которую Сенфорд дарит только ему одному. Посмотрит, бывало, после миссии какой или просто, когда настроение хорошее, взглядом своим, через очки прожигающим дыру в груди, и улыбнется так искренне, что Деймосу кажется, что в ту самую прожженную дыру залили раскаленного стекла. И снова землю из-под ног, и снова воздух из груди. Стыдно иногда, что от любого мимолетного касания тело будто простреливают из пистолета, а на месте дырки от пули распускаются теплые цветы. Будто Деймос не взрослый парень, а мелкий мальчишка, влюбленный по-глупому по уши в девчонку. Влюбленный… Да, абсолютно, безвозвратно, раз и навсегда, целиком и полностью он влюблен в Сенфорда. Не помнит когда, не помнит как, он будто всю жизнь любил его, и с годами чувства только крепли. Это так странно, быть готовым умереть за кого-то в любую секунду, но боятся сказать что-то по правде, честно признаться, какие чувства тебя терзают. Ему бы хотелось подойти и сказать: «Сенфорд, я люблю тебя так, как наверное никто на земле никого не любит. Ты в моих мыслях всегда и везде, я жить без тебя не могу, чувствую, будто каждый миг глядя на тебя я умираю и возрождаюсь одновременно. Прими мои слова, ведь это правда.» Но не говорит. Не признается. Прячет все за напускной ни к чему не обязывающей похотью. Зачем? Боится открыть свое сердце? Нет… Это не страх, а отвращение. Ему кажется, что весь тот колодец чувств, наполненный до краев, Сенфорду не нужен. По участившемуся дыханию и ослабшей хватке напарника Деймос понял, что конец близко. Ждать от Сенфорда стонов — глупая затея, но он не в обиде. Не все же визжат как резанные на грани оргазма. Спустя несколько долгих минут упорного труда связист вывел напарника на финишную прямую. Это не так тяжело, ничего замысловатого делать не нужно. Нет, Сенфорд не скорострел, просто не один Деймос недоговаривает. Сделав пару финальных движений он сглотнул вязкую субстанцию и выпустил член изо рта. Следя за тем, как тело напарника потихоньку обмякает, он думал о том, что, наверно, прятать настоящие чувства за обычным желанием — неправильно. Ему нравятся плотские утехи, ему нравиться получать удовольствие и доставлять его, но… честно, он бы все на свете отдал за карие глаза напротив. За улыбку, за теплые касания, за добрые слова. За нежность в голосе, за поддержку и крепкую спину, за которой можно спрятаться, как за каменной стеной и на которую всегда можно положиться… За взгляд, на который способен только Сенфорд. Любящий. Нельзя об этом молчать. Нужно говорить. Натянув чужие штаны с трусами на их законное место, Деймос вытер рот рукавом и лег рядом с Сенфордом. Тот всегда после разрядки сонный. Устроился под боком, укладывая голову на массивную грудь, и сжался в комочек. Весь былой энтузиазм слишком быстро испарился. Он вдруг почувствовал себя слабым и маленьким. Сенфорд повернул голову и начал что-то говорить с расслабленной улыбкой, но Деймос его не слышал. Он поймал взгляд бездонных мазутных луж. Каждый раз как в первый. Глаза ведь, вроде как, зеркала души, говорят… Если это действительно так, то Деймос не боится погибнуть.