Страх - всего лишь иллюзия

Себастьян, стоя в тенях киркволльского храма Андрасте, внимательно наблюдал за открытым его взору помещением. То, что он видел — его не радовало. Нет, дело было не в количестве паствы или чём-то таком-то. Фенрис стоял около прохода, что вёл к статуе Великой Мученицы, и вот уже, наверное, минут двадцать отрешённо смотрел на неё, не подходя ближе, не поднося молитвы. Хотя обычно это было не так. Эльфа что-то угнетало, что-то его тревожило. Поводов для этого, даже так навскидку, Себастьян мог вспомнить сразу с десяток, но все они отступали от эльфа, стоило ему только пересечь порог храма. Фенрис всегда говорил, что здесь ему было спокойно. Заниматься праздным любопытством принц в изгнании мог сколько угодно — и это было бы глупо. Сейчас стоило подойти к эльфу и спросить, что случилось, отчего он потерял покой? — Фенрис, — позвал лучник, выходя из теней и двигаясь на встречу к эльфу. Тот вздрогнул от своего имени и тут же отвёл взгляд. Что-то случилось — это было давно понятно. Какой-то разлад между эльфом и Хоуком. Подробностей Себастьян не знал. Он не стал лучшим другом самому Гаррету, но умудрился каким-то невероятным образом стать верным товарищем самому эльфу. — Тебя что-то гнетёт. Это не было вопросом. Это было констатацией факта. Стоило только подойти ближе и заметить глубокие тени, что залегали под глазами Фенриса. Себастьян знал, что эльфа всегда мучали отголоски той первой боли, что причинили ему, когда на нём вырезали клейма, но эта боль, что сейчас стыла в его глазах, она была совершенно другой. Она была душевной, а не физической. — Я… — мечник в ответ только вздохнул и наконец-то поднял взгляд на друга. Не заметить отчаянье, глухую тоску и боль, что в них притаилась было невозможно. — Прежде, чем ты скажешь, что ничего не случилось. Позволь тебе напомнить, что я — твой друг. И церковный брат. И если ты хо… — Хочу, — не дал договорить Себастьяну эльф, обрывая того на полуслове. — Я… Но не здесь, здесь… такому не место. — Пройдём во внутренний двор. Там тихо, светло, тяжелые своды не давят и не кажется, что ты хочешь сказать что-то неуместное. А ещё в это время дня там никого нет. Они и правда прошли во внутренний двор. Фенрис выглядел покорно и раздавленно. Не самые характерные для него эмоции, и это настораживало. Что же такого случилось? — Как понять что ты любишь? — эльфский голос слегка дрогнул, когда был задан вопрос. И всё же это был не тот вопрос, который ожидал услышать Себастьян. На несколько секунд он замер, удивлённо глядя на Фенриса, но потом, справившись с удивлением, кротко улыбнулся. — Это сложный вопрос. Он включает в себя многие аспекты, — они сидели на низкой каменной скамье среди зарослей горько пахнувших лекарствами кустов. — Но… Я полагаю, что ты спрашиваешь потому что… — … потому что я этого никогда не испытывал. Возможно, до ритуала — да, но не после. Как отличить любовь от всего другого? Как это сделать мне? Как мне понять, что я не путаю это чувство с каким-то другим? Что я могу дать? — эти вопросы очевидно терзали Фенриса не один день, и даже не один месяц. Они лились с его губ так легко и так просто, словно бы он их задавал себе каждый день. «Ах, вот что…» — Себастьян коротко вздохнул. Не так уж и часто ему доверяли такие тайны. Тайны дел сердечных. И эльфу не нужно было даже говорить, кто был объектом его столь нежной и непонятной ему привязанности. Но принцу казалось, что Хоук тоже заинтересован в эльфе — это было заметно. Возможно, отступник даже не замечал того, насколько часто касался без очевидной необходимости Фенриса; как в первую очередь живо интересовался его делами, как первым протягивал ему что-то интересное среди найденных сокровищ (или «сокровищ» — отчего мечник фыркал и слегка закатывал глаза в показном раздражении) — это выделяло эльфа на фоне всех остальных. Себастьян не испытывал зависти, просто в такие моменты было интересно наблюдать за другими и их реакцией. Тот же Варрик, будь у него борода, улыбался бы в неё, а не прятал улыбку в наклоне голове, словно что-то уронил на пол и сейчас силился найти, а Андерсу бы не закусывать нижнюю губу, стараясь скрыть раздражение и, пожалуй, ревность. Быть немного в стороне от всех этих замечательных людей и нелюдей — было довольно познавательно. — Любовь многогранна. И чудны её проявления. Я мог бы бесконечно долго спрашивать о том, что ты чувствуешь, но я полагаю, что ответ был бы полон слов, которые ничего не описывали, правда? — Пожалуй, что… так, — Фенрис выглядел сейчас совсем растерянным, у него кончился даже его нервный запал решимости, что привела его сюда. Ему нужны были чёткие ответы на все его вопросы. Но в сфере чувств не было схем или каких-то точных выверенных рецептов, которые бы давали гарантию, иначе бы всё было совсем уж просто. — Что я значу для тебя, Фенрис? Пойдешь ли ты за мной куда угодно, будешь ли убивать ради меня или терпеть лишения? — Я… Ты… мой друг. Ты хороший напарник, и если нужно будет, если ты позовёшь, как тогда, к Хариманнам, то я пойду, я не оставлю тебя. — Если я позову… Что ж, это приятно, но не… — Себастьян снова вздохнул. Возможно, Создатель сейчас над ним посмеялся, послав ему Фенриса для столько важного (для эльфа) разговора. Ваэль делил когда-то постель со многими, но вряд ли хоть какую-то из тех женщин он действительно любил. Не был ли сейчас их разговор похож на беседу слепого с глухим? — Я — жалок и глуп, да? — Нет, Фенрис, ни каплли. У тебя отняли ценное знание прожитых эмоций, которые бы сделали твой жизненный путь, в некоторых аспектах, проще. Сейчас ты… Впервые познаешь глубокие и сложные чувства. И с учётом всего, что было в твоей жизни — до, ты отчаянно страшишься, что путаешь любовь с чем-то другим. Ты боишься, но страх — это всего лишь иллюзия, проверка, которую нам посылают. Её бывает сложно преодолеть в одиночестве, и нет ничего зазорного в том, чтобы просить помощи или совета. Но боюсь, что мне сложно ответить на все твои вопросы. — Но ты же… — вскинулся было Фенрис, но тут же поник под мягким взглядом ярко-голубых глаз Ваэля. — Я делил с теми женщинами постель, но вряд ли я их любил. — Я… я говорил с Варриком, но… вышло неловко. Он… — эльфские плечи поникли. Фенрис словно признавал поражение. — Любовь долго терпит, милосердствует, не завидует, — нараспев начал говорить Себастьян. — Так нас учит Церковь. Из своей семьи, моих родителей, я отмечу что она никогда ничего не требует, она всегда даёт. Чем любимый человек отличается от друга? Сложный вопрос. Страсть мимолётна, Фенрис, — и, судя, по тому, как нервно дернулся эльф — это было уже пройдено им. И этого он тоже страшился. — Она проходит, даже если её кормить. Любовь — это глубокое чувство. В нём есть многое от дружбы, и, пожалуй, это хорошо, так как это чувство крепче. Но глядя на меня, своего друга, можешь ли ты с чистой совестью сказать: «Мы»? Можешь ты хоть на краткое мгновение объединить тебя и меня в единое целое, в — нас? Видишь ли ты мои недостатки или же они для тебя смазаны и почти незаметны? Друзей, конечно, могут объединять общие цели, взгляды и мироощущение, друзья влияют на жизни друг друга, но дружба — хоть и хорошее чувство — она всегда более рассудочна и капельку более эгоистична. Друзей оставлять в прошлом несколько проще, чем тех, кого ты любил. Я твой друг, Фенрис. И ты меня поддержишь, если что-то случится, но безоговорочно через Архидемона, ничего не спрашивая, ты со мной и за мной не пойдешь, не правда ли? — Я… — вскинулся было снова Фенрис, но тут же замолк, чуть хмуря брови, над чем-то размышляя. Себастьян не торопил его с ответом, позволяя подумать. Эльф очевидно слишком долго занимался самоедством — слишком хорошо был заметен на нём отпечаток этого чувства. — Но… а как же страсть? — О… — коротко рассмеялся принц, — Страсть не имеет будущего. Ты его даже не представляешь. Или представляешь, но не очень далеко. Отрешись на мгновение от печали, представь, что охота на тебя давно закончилась, магистр Данариус погиб, и ничего не гонит тебя вперед. Можешь ли ты представить своё будущее с человеком, которого ты любишь? — фамильный герб Амеллов, что был всегда рядом с Фенрисом, легко можно было спутать с символом почтения и уважения. И какое-то время назад Себастьян был уверен в этом. Но сейчас — это было выражением выбора эльфа. Его решением, которое он, наверное, даже толком не осознавал, потому что опять, снова, впервые, проходил этот колкий чувственный опыт, который у него отняли. А это всегда волнительно в первый раз. Волнительно настолько, что иногда не замечаешь насколько мудр внутри себя. — Лириум, его же… — Ш-ш-ш… Фенрис, просто представь. И ответь на вопрос. — Я… — эльф снова умолк, размышляя над сказанным. Он молчал несколько минут, прикрыв глаза, словно старательно пытался представить себе то, на его взгляд, невозможное будущее. И всё же эльфские губы тронула улыбка, — Да. Да!.. Но не в Киркволле, — чуть виновато закончил Фенрис. — Хорошие планы на жизнь, — рассмеялся снова Ваэль. — Мне лестно, что ты пришёл ко мне, но боюсь, что мой опыт не подходит для ответ на твои вопросы. Хотя мне хочется верить, что я хотя бы капельку помог тебе. Надеюсь, что это поможет тебе, — Себастьян помолчал с мгновение, а потом добавил, — и Хоуку. — Я не… — вспыхнул моментально Фенрис. Покраснели даже кончики его ушей. — Очевидно, уж прости. Мне не обязательно знать подробности, просто ваш разлад заметен и это не совсем похоже на ссору друзей. Повздорь он с Варриком — это выглядело бы иначе. — Я… Могу ещё раз прийти сюда и поговорить с тобой? Эмоции не самая сильная моя сторона. Я… Только всё порчу. И… мне бы не хотелось… всё совсем испортить. Хотя, хуже чем я сделал — уже не сделать. — Всегда есть шанс что-то исправить, пока мы живы. И если в моих силах, если уж не помочь тебе, так хоть поддержать, то приходи, я всегда буду рад тебя видеть, мой друг.