Отпечатки от помады

Олегсей никогда не акцентировал своё внимание на происходящем в мире. Нет, конечно, он читал новости, но очень выборочно. Статьи практически ничем не отличались друг от друга. Особенно политические. Каждый день кто-то расхваливал тот или иной поступок какого-нибудь депутата или другого государственного служащего. Парню аж тошно становилось от этого. Он лично знал о том, насколько же прогнившая власть управляет страной, и какие мотивы скрываются за, казалось бы, благими намерениями. Олегсей с детства видел, как к отцу приходили какие-то важные мужчины, чтобы обговорить детали той или иной сделки. Вроде бы ничего криминального… но после этого дом сразу же превращался в ад, наполненный криками и звоном разбивающейся посуды. Мама никогда не одобряла подхода отца к ведению дел. Первые несколько лет жизни Олежа даже не понимал причин этой всепоглощающей ненависти к его работе, но быстро усвоил, что при виде каких-то солидных незнакомцев стоит уходить в свою комнату и с бешено бьющим сердцем ждать начала очередного скандала. Он знал, что это не сможет продолжаться вечно, и в какой-то момент всё подойдет к точке невозврата. Так и случилось. Развод, суды, переезд, слезы Оли… Тяжело, даже слишком… Первое время казалось, что всё начинает налаживаться. Отчаянных криков в совокупности с отборной руганью он больше не слышал, по крайней мере вживую, и лишь по ночам просыпался в холодном поту и со слезами на глазах. Отцу сказать боялся… тот и так говорил, что парень тряпкой растет. Одной из таких ночей, когда сдерживать душащие слезы больше не было сил, он стал невольным свидетелем отвратительной сцены, которую пытался выкинуть из головы на протяжении всей жизни, но почему-то так и не получилось. Гадко, омерзительно, аморально… синонимов много, а суть одна — обман ни в чем неповинных граждан. После увиденного хотелось смыть с себя всю ту грязь, которую, по ощущениям, на него вылили. Но никакая вода не поможет, если тебе плюнули в душу и вывалили туда ведро отборных помоев. До глубокой ночи парень сидел в своей комнате нервно покачиваясь с прижатыми к груди коленями. Олеже очень хотелось набрать номер мамы, рассказать всё, попросить забрать, если понадобится умолять сделать это. Но с первыми лучами солнца он осознал, что если бы ей было до него дело, она давно забрала бы его. Номер так и остался не набранным. Олегсей был счастлив в тот день, когда съехал от отца. Не только потому, что он переезжал в другой город, где мог получить ещё больше знаний… просто это был глоток свободы от нескончаемого потока лжи, которую он слышал изо дня в день. С однокурсниками почти не общался, наслаждался тишиной. Но когда мироустройство Москвы пошатнулось, даже он не остался в стороне. Первыми эмоциями были шок и непонимание. Какой дурак решился идти против власти? На протяжении всего дня он то и дело слышал различные предположения по поводу личности и мотивов Дипломатора. Да, именно так и представил себя этот идиот. По другому Олежа пока не собирался его называть. С каждым днём парень всё больше и больше углублялся в доступную информацию, и Дипломатор начал вызывать у него всё меньше раздражительных эмоций, уступая место восхищению. Олежу поражал этот до абсурдности смелый человек. Для Душнова умение дать отпор кому-то, кто гораздо выше тебя по статусу, было чем-то немыслимым, а у Дипломатора это получалось с такой легкостью. Если честно, поначалу он подозревал, что всё это какой-то очередной план правительства, а Дипломатор подставное лицо, но с каждым новым репортажем Олегсей всё больше и больше убеждался в обратном. Невозможно сыграть такую ненависть, такое негодование. Олежа знал наверняка, сам думал точно так же. Разница была лишь в том, что он молчал, а Дипломатор вещал об этом на главных площадях Москвы. Более того, новый кумир никогда не применял насилие по отношению к кому-либо. Чем, в отличие от него, не брезговали стражи порядка. Олегсей всё никак не мог понять, как же Дипломатору удается ускользать прямиком из полицейского участка, в который его забирали если не после каждого митинга, то через раз, другой точно. Там висит куча камер, и работают какие-никакие, а всё-таки специалисты. Почему его личность до сих пор не раскрыта? Так много вопросов и так мало ответов. Олеже ещё с первого появления Дипломатора было до ужаса интересно из чего сделана его маска. Телевидение будто бы нарочно показывало его лицо в отвратительном качестве. Там не то что маску, черты лица проблематично разглядеть. Решение головоломки казалось простым — сходить на митинг и увидеть всё лично. Вот только проблема была в том, что одна деталь всё никак не хотела вставать на место. У Олежи не хватало силы духа. Было ли ему стыдно из-за этого? До ужаса. Кто-то борется с коррумпированным правительством, не жалея ни сил, ни костей, а кто-то отсиживается в сторонке, не находя в себе решимости просто прийти на митинг. Прав был отец… Однажды у Душнова почти получилось, но к тому моменту, как он решился, Дипломатора уже в очередной раз уводили в наручниках. Буквально на секунду Олежа пересекся с ним взглядом, сердце бешено застучало, и ему показалось, что он увидел в его глазах то ли удивление, то ли ещё что-то. Парень так и не понял, что конкретно это было, списал всё на галлюцинации от слишком ярких впечатлений. В университете тема Дипломатора будоражила уже гораздо меньшее количество людей. Олежа находил забавным тот факт, что всех больше интересует личная жизнь его однокурсника Антона. Кто-то пустил слушок, что у него появилась очень страстная поклонница. Доказательством тому служили еле заметные отпечатки от помады, которые то и дело оставались на лице парня чуть заметными линиями. Олегсея всегда смущал именно этот аспект в теории однокурсников. Не очень то уж были похожи эти следы на те, что оставляют женские губы. Олежа конечно не эксперт и даже не знаток… но всё равно что-то не сходилось. — Помада… Помада… — слово всё никак не хотело вылетать из головы. Это было странно и Олежа искал в этом какой-то сакральный смысл, но все кусочки пазла сложились сами собой, когда в аудиторию вошел Антон. Никто не заметил ничего необычного. Кроме Олегсея. Этот взгляд, эти мешки под глазами, эта водолазка, которая, видимо, по замыслу Антона, должна была скрыть синяк на шее. Поразительно похожий на тот, что вчера один из полицейских оставил Дипломатору в качестве «сувенира». И эти чертовы отпечатки от помады. Ком подкатил к горлу. Олежа понял из чего была сделана маска его кумира. Всё это звучало так абсурдно, но так логично, что он просто сидел неприлично уставившись на Антона, не в силах оторвать взгляд. Это же было так очевидно. Всё новые и новые мысли подкрепляли развивающуюся в голове Олежи теорию. Да какую уж там теорию! До ужаса очевидно неочевидный факт. Это был первый раз, когда Олегсей так и не смог сосредоточиться на материале пары. Он понимал, что Антон спиной чувствует его прожигающий насквозь взгляд, но ничего не мог с собой поделать. К концу пары единственное правильное в данной ситуации решение пришло в голову само собой. Как Олегсей, так и Антон дожидались пока все выйдут из аудитории. Парень не знал какие на то были причины у его будущего собеседника, но уже чувствовал нарастающее напряжение. Олежа настолько глубоко задумался, что практически упустил тот момент, когда Антон выходил из аудитории. Его «спас» лишь тот факт, что парень сам обернулся и заговорил с ним. — Олегсей, — сердце упало в пятки. Голос, точно такой же низкий, поставленный, бархатистый, как и у Дипломатора. — Да? — он старался говорить как можно четче и увереннее, но всё равно выходило быстро и скомкано. — Это, конечно, не мое дело, но оставаться на ночь в аудитории — не самое лучшее решение. Общага, какой бы она ни была, всё же имеет одно огромное преимущество — кровать. Олежа выдавил из себя неловкий смешок и неосознанно начал потирать шею, как делал всегда, когда нервничал. — Так вы идете? — Антон стоял оперевшись плечом о дверной косяк. В какой-то момент парень уловил в его взгляде секундное прищуривание, сопровождаемое резкой болью. Судя по всему в шее. В этот момент Олежа окончательно решил, что мосты сожжены и пути назад нет. В несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние парень оказался лицом к лицу с Антоном. Сердце упало в пятки, в ушах зазвенело, а язык просто не хотел слушаться и говорить заранее заготовленную во время пары речь. — Я могу помочь тебе…