Целитель.

- Этот твой сын порой не сильно отличается от того, которого ты любишь более прочих, - довольно резко бросила Эарвэн, сдвинув брови. – Ослиная башка, одно, что только, золотая, - с досадой буркнула она себе под нос чуть тише, но не настолько тихо, чтобы Финвэ вовсе это не расслышал. Было очевидно, что у невестки сильно накипело на душе, раз она позволила себе ткнуть ему прямо в лицо не столько ослиной башкой, сколько предвзятостью его отношения к сыновьям, которую он, как известно, всякий раз категорически отрицал. Финвэ глянул удивленно, обычно она была приветлива с ним и никогда не спешила выносить сор из избы на его уже седую местами голову. - Насколько мне известно, Арьо взялся помогать в ликвидации последствий урагана. Так что он, в общем, праздно не гуляет, делом занят. Так что еще у вас случилось? – озабоченно спросил он, предполагая, что дело, видимо, серьезное, а не какая-то мелкая семейная склока, случившаяся между мужем и женой. Впрочем, бывало, бегали к нему и с этим, но Эарвэн раньше никогда. Невестка прислала за ним с самого утра и настойчиво просила прийти, но посланные ей не сообщили зачем. Старейший, конечно, подосадовал малость в душе на такую излишнюю с виду таинственность, потому как имел совсем другие планы на день. Дел было невпроворот, как говорится, вертеться только успевай. Однако, отложив все прочее, он сразу же явился, как и привык это делать. Раз позвали, значит нужно. И он не уставал присматривать за всем своим семейством, потому как их благополучие он неизменно ставил выше своего. В этом, может быть, и крылся смысл его жизни. Он, может быть, для этого и море пересек и сотни бессчетных лиг еще до того. Нет, ну и Манвэ, конечно, хотелось увидеть и уж тем более – Варду. Но вообще он, если честно, был влюблен в Оромэ. И еще больше в его волшебной красоты коня, ну и собак уж заодно. Конь, тот и вовсе свел его с ума. Так что если, не дай Эру, он вдруг имел бы умысел какой дурной, то мог бы с необыкновенной легкостью и вовсе завести его куда-то не туда, Финвэ бы и не сопротивлялся. Так он всем и говорил обычно с самым что ни на есть серьезным выражением лица. Ну, это если о высоком, о цели путешествия в Аман, о самом главном смысле, в общем. - Ага, да как же, делом он там занят! Да чьими угодно делами он занят, кроме собственно своих! Вон, весь двор деревьями завален вдоль и поперек, так что к дому даже не пройдешь! - Ты что, меня за этим позвала? - Старейший вздернул свою красивую густую мохнатую бровь. – Рубить вместо него деревья? Ну ладно, я готов, раз остальные разбежались, - тут же согласился он. – Ту маленькую тую, что свалилась на садовую дорожку, я как-нибудь по старой памяти осилю, надеюсь, что не развалюсь в процессе. - Что?! Разумеется, нет! Какие туи! – очевидно, что на этот раз невестке было не до обычной иронии свекра. - Финдэ заболел, вот что случилось. Внезапно слег с каким-то приступом непонятно чего, - меж тем звенящим от напряжения голосом сообщила она. – Твой сын не придает этому должного значения, мол, нечего кудахтать, он так и сказал! Отлежится парень пару дней, да и поправится, чего переполох поднимать на весь Валинор. Так вот он считает! - Так может, в самом деле…, - осторожно начал было Финвэ. - Не сочти меня за истеричную наседку, бесконечно и беспочвенно кудахчущую над своими птенцами, но я придерживаюсь чуть иного мнения на этот счет! - резко перебила Эарвэн. - А хоть бы и счел, мне все равно! Переживу как-нибудь! Потому как есть и похуже этого вещи… - Верно, что есть, - тут же согласился он. - Понял тебя, - Финвэ согласно кивнул, так вскинув руки, словно сдавался. Он давно уже на практике знал, в каких случаях с женщинами лучше не спорить. - Сердце подсказывает мне, что с моим первенцем что-то не то, - уже тише сказала Эарвэн, сбавив тон и подступив к свекру ближе, заглядывая ему прямо в глаза. – А потому, взглянул бы ты на него, Старейший, сам, перед тем как мне бежать к целителям Эстэ. Прежде всего я доверяю благополучие и судьбу нашего рода тебе. - Вот даже как, - хмыкнул Финвэ, чуть хмурясь, - ну что ж, в таком случае пойду, посмотрю на него сам, что тут к чему. И давно это с ним приключилось? - Недавно. Всего лишь второй день пошел, но думается мне, что с каждым часом ему все только хуже… Жар у него поднялся сильный и покуда не спадает… Хотя настойку нужную давали уже много раз, чтоб его сбить, а до того она всегда в подобных случаях помогала…, - в беспомощном волнении зачастила она. - Может, отравился он чем? - сделал предположение Финвэ. - Не знаю, ел вроде со всеми вместе, и здоров был совершенно накануне…, - лицо Эарвэн все же некрасиво исказилось от подступившего рыдания. - Ну-ну, реветь-то рано, - сразу пресек он ее. - Правильно, что сразу позвала, - коротко добавил он, вместе с тем уже решительно, но мягко отодвинув ее за плечи с дороги. – Не провожай, дорогу я отлично знаю, - остановил он порывисто ринувшуюся за ним невестку. Эарвэн осеклась и согласно кивнула, в этот раз молча согласившись с его правом старшего решать, необходимо ли ее присутствие там вместе с ним. Он Старейший их рода, он среди них самый мудрый, много чего повидавший за свой долгий век по обе стороны от великого моря, что им и не снилось. Он обязательно разберется в этой напасти, она и впрямь ему доверяла, как никому другому. Он должен помочь, ведь ее мальчику действительно худо. То, что его внуку худо, Финвэ понял с первого взгляда, едва он увидел его. В покоях у того обнаружился их младшенький – Артаресто, видимо, он добровольно взялся исполнять при болящем роль неотлучной сиделки. Едва он увидел входящего деда, он выдохнул с облегчением, словно он, рядовой, наконец-то сдал непосильный для него караул явившемуся на смену ему многоопытному боевому генералу. Финвэ отметил и этот выдох и то, как он с поспешностью вскочил со стула и заодно обкусанные ногти, сделав вывод, что мальчик переживает так же, как и мать, всерьез. Внук почтительно поцеловал ему десницу, что в этот раз забыла сделать его мать, что Финвэ в силу обстоятельств ей, конечно же, простил. - Дедушка, как хорошо, что ты пришел! - с чувством явного облегчения выдохнул он. - Как сам? Ничего не беспокоит? - тут же озабоченно пристал к нему Финвэ, легонько потрепав его по мягкой льняной шевелюре. - Не дай Эру, зараза еще какая распространится… Видал я в свое время такие дела…, - и вдруг зажал его покрепче. - Я? Я – хорошо, - озадаченно ответил внук, мысль о какой-то заразе, видимо, нисколько не приходила ему в голову до этого момента. Финвэ быстро ощупал его так и сяк, затем строго велел открыть рот как можно шире и показать зачем-то язык, заставив высунуть его как можно дальше, и после что-то долго и нудно пытался высматривать там под разным углом, велев говорить ему долгое : А-а-а. Потом же, к немому изумлению внука, попеременно оттянул ему нижнее веко на обоих глазах и кажется, прощупал пульс напоследок. - Это все еще зачем? - в итоге этого осмотра воспротивился взъерошенный, как воробей, Артаресто, - да здоров я! В порядке! В полнейшем! - Вот и очень хорошо, - заключил его дед, наконец-то выпуская его из своей поистине медвежьей хватки. – Э, погоди, поноса случаем нет? - Чего? - воскликнул юный эльф, едва не задохнувшись от возмущения. - Ну, или рвоты? - не полез за словом в карман его старший родич. - Нет, нету! - в кои-то веки рявкнул Артаресто, наглядно демонстрируя, что он вполне умеет это. - Это славно, - ухмыльнулся глава рода. - Ты вот что, милый, раз здоров, как лошадь, и ничего дурного за собой не замечаешь, пойди-ка погуляй покамест, я тут малость огляжусь, - велел ему дед, в это время уже усаживаясь рядом с кроватью больного. - А будет нужно что, так я тебя сейчас же позову. - Дед, ведь ты же поможешь ему? - обернулся младший эльф уже в дверях с тревожным вопросом. - Сперва поглядим, - кратко ответил Старейший, никогда не любивший давать поспешных и ничем не подкрепленных обещаний. - Да ты не кисни там особо, квениласу нам, что ли, завари, пока гуляешь, - после прибавил он, решив занять его хоть чем-то. А то ведь вовсе изведется малый, видно по лицу. - А еще лучше, тую распили. - Тую? - так изумился младший эльф, как будто бы ее до этого не видел вовсе. – А что, она там все еще лежит? - Лежит-полеживает посреди двора, я так понимаю, ты один тут дома на хозяйстве, остальных я мельком видел на разборах городских завалов. - Ну да, наверно, - согласился его внук. - Я как-то тут все время был. - Ну, значит, туя на тебе, - велел ему дед. Артаресто кивнул и удалился. Поверженную ураганом тую он видел мельком, размером она была аж до третьего этажа и настолько мохната, что валяясь на боку, закрывала его собой в полный рост. Но он никак не думал, что ему придется расправляться с ней в одиночку. И почему она там до сих пор, куда все остальные подевались? Он в недоумении остановился посреди двора, помощников, увы, не наблюдалось. Он кисло поглядел на это все, и тяжело вздохнул, ну что ж, раз поручили - нужно браться. Работы одному - на день, ну может, он хоть отвлечется. А Финвэ словно бы о нем забыл. Он уже сосредоточенно рассматривал лицо другого своего потомка, что лежал перед ним на широкой постели. - Что же это вдруг с тобой приключилось, золотко мое? - озабоченно спросил он вслух, кладя свою руку на пылающий лоб Финдарато. - Жар у тебя действительно сильнейший, не соврали…, - попутно констатировал он. Внук то ли спал, то ли бредил, но глаз не открывал, а как-то беспокойно метался по истерзанной смятой постели, словно смертельно раненная птица. Но под тяжелой, но очень бережно прикасавшейся дланью все же как-то притих. Явно страдающее лицо его немного разгладилось и тень с него словно бы отступила прочь, на время отогнанная силой хранителя их рода. Скомканное меховое покрывало лежало в ногах, видно, он был до этого заботливо в него укутан, пока его знобило, но после его сбросил. Тонкая льняная сорочка, что была на нем надета, насквозь была пропитана потом, вплоть до того, что стала почти что прозрачной, плотно облепив его тело. Он весь то дрожал в лихорадке, то начинал вдруг метаться по покрывалам с тяжким жалобным стоном, словно всеми силами стремился вырваться от кого-то, то ли напротив, так же пытался кого-то схватить. Длинные, сильно потемневшие от пота до темно-золотого цвета пряди спутанной гривой широко разметались по таким же мокрым под ними подушкам. Лицо было бледным до синевы, а на искусанных, и вместе с тем иссохших губах запеклась кровавая корка. Веки были плотно сомкнуты, но длинные ресницы с трепетом дрожали, а глаза под ними беспокойно шевелились так, словно он беспрестанно видел кого-то все это время. Высокий лоб влажно блестел от мелких капель выступившего пота, и был облеплен волосами, дыхание было сбитым, неровным, тяжелым. Губы иногда беззвучно шевелились, будто он пытался что-то сказать. Финвэ нашел, что еще ни разу до этого случая не видел его в таком плохом состоянии. Вместе с тем он стал припоминать, когда этот его внук болел в последний раз и чем. Вроде хватанул какую-то простуду, здорово перекупавшись в море после шторма, еще в том году у Олвэ. По словам последнего, помаялся с недельку, да и стал здоров, как огурец. Олвэ писал - как крокодил, но в них нолдоран разбирался не столь хорошо, сколь его приморский родич. Но если учесть, что последний рептилоид благоденствовал у того лет триста, и помирать пока отнюдь не собирался, а только лишь все больше матерел, наводя на подданных тихий ужас всем своим видом, то сравнение вызывало уважение. Вот вроде бы и все на этом. Все его потомки, будь благословен за это Эру, если подумать, отличались отменным здоровьем. Болели, конечно, не без того, но редко, недолго, и никогда ничем серьезным. А если что и лечили, так это в основном разной степени и тяжести тумаки, постоянно получаемые в многочисленных драках, которые они и затевали сами без конца, как бы он ни тщился воспрепятствовать им. Так может, и впрямь отлежится парень, вон настоечки нужной попьет, с этим Финвэ подхватил стоявшую рядом на столике склянку, понюхал ее, вынув пробку и одобрительно кивнул. Видал он на своем веку недуги и похуже, ох, и видал. Можно сказать, навидался лет на тысячу вперед. Правда, там еще, под сенью звезд в Срединных землях, будь они неладны, мелькоров удел… И чего он там только не видел… Он на мгновенье совершенно замер с широко раскрытыми глазами, поневоле вспоминая. Потом Старейший передернулся всем телом и машинально хлебнул из откупоренного пузырька, который все еще держал в руках. Невольно скривился и с недоумением взглянул на него, а после, словно опомнившись, поспешно отставил. - Не болеют так у нас здесь, - тихо прошептал он себе под нос. А потом глаза его блеснули, словно от озарившей ум догадки и сощурились сильней. - Да нет, - махнул он рукой минутой спустя, - кому о том заикнись, снова коситься начнут, что, мол, рехнулся этот старик, по диким землям скитаясь. Или не знает он, словно мальчик, что думают они о нем за глаза? Всюду мнятся ему с тех самых пор злые козни Врага на всех перекрестках, куда не пойди. А мы Врага-то перевоспитали! Ан, нету его больше! Был да сплыл, как говорится, да весь вышел. И стал он сродни нам, всем сердцем своим расположен и милостив к детям Эру. И все спокойно в нашем славном королевстве, так-то! Стало быть, забыть о том пора давным-давно! А ты вновь за свое, старый дурень… Надоел ты всем с этим, Финвэ, честное слово, сколько же можно! Живи, радуйся в благодатном краю и забудь наконец-то то, что было когда-то, ибо впредь оно не вернется! Уже давно пора тебе исцелиться от всяких душевных ран, что нанесло тебе заморье. А это означает лишь одно, что сам ты того не желаешь, настойчиво упорствуя в своем заблуждении. Оставь уже брата нашего Мэлко в покое. Он покаялся и всей душою любит тебя и твой дом, подозрительный эльф, о чем прожужжал нам все уши, поверь! Помниться он страшно поперхнулся, услыхав это впервые, воздух кончился в груди, его долго и сочувственно стучали по спине в десять заботливых рук. - Нет, дурак - это тот, кто ему доверяет, - закончил он свою думу, покачав головой. - Дайте только срок, и он еще покажет вам свое истинное лицо без прикрас… Свою звериную морду! Вспомните вы тогда о глупом старике, что твердил вам о нем день и ночь, стараясь предупредить, а вы же не верили и насмехались, придет этот день… И придет он уже скоро…. На всяком собрании улыбается мило, благожелателен, любезен и вежлив, в прищуре глаз только иное. Но ведь прищур-то к делу не пришьешь. А потом караулит по подворотням, когда ничего никому не докажешь и свидетелей нет. Сто лет же не потащишь за собою для охраны, как привязанного, Эонвэ. Он уж просить его не смеет, потому как тот глядит на него этим своим взглядом, что, мол, опять за свое? Опять тебя провожать до двери, словно девицу? Тебя уж проводили через весь Эндорэ, может, уймешься? Опять тебе мнится тень за углом? Вновь от котов шарахаешься, Финвэ? Легко ему говорить, его-то он, наверное, не поджидает то и дело. Не от котов… Не от котов… Хватать - не хватает и на том слава Эру, может, боится этим выдать себя, кто его разберет. Но волочется следом по пятам, в затылок прямо дышит и такие гадости говорит, шепчет, подавшись в самое ухо, так что дрожь не сдержать, как он ни стискивает зубы… И после, отстав, еще долго мерзко хохочет в спину ему. И хохот тот преследует его днем и ночью. И нет ему спасенья с тех самых пор, как он освобожден из заключения. Горе ему, снова горе, везде. Не справиться ему с ним одному ни там, ни здесь. И никак у него не выходит побороть его изощренное коварство и чудовищную ложь. День его выхода из узилища Мандоса стал для Финвэ истинно черным днем. Весь тот и не такой уж долгий век, что он там был упрятан, тень острого беспокойства грызла нолдо и никогда его не оставляла. Ни на минуту он не верил в то, что этот Вала мог перемениться. О чем он при всяком удобном случае вещал всем и всюду, и Валар и квенди. У Валар он усердствовал особо, ибо надеялся, что его мнение хоть как-то повлияет на их решение относительно этого негодяя и срок его заточения хотя бы продлится еще на какое-то время. И если он продлится хотя бы на день, то это уже хорошо, это уже всеобщее благо. Однако, как он ни изощрялся, день этот все же наступил. Старейший впал в глубокое отчаянье, услышав эту весть. Весь день он просидел в угрюмом, мрачном молчании, будто на похоронах, не реагируя ни на что. Не ел, не пил, а ночевать, к досаде Индис, видимо, имевшей планы на него, подался на дерево, опять без всяких объяснений. Во дворе он и впрямь забрался на самый высокий пирамидальный тополь, ловко влез на самую его макушку и уселся на тонкую гибкую ветку, опасно раскачиваясь на ней. Достал свою старую, еще походную, сильно потертую фляжку, что зачем-то фанатично хранил до сих пор и не мог с ней расстаться. И горько хлебнул из нее. За полночь на ветке рядом с ним с легким сиянием соткалась фигура, и когда сияние унялось и смеркло, молча потребовала фляжку и после сделала внушительный глоток оттуда. – Дела…, - с чувством произнес явившийся пришелец, видно давая понять этой фразой, что он разделяет мнение нолдорана. Финвэ краем глаза кисло глянул в хорошо знакомое, заметно горбоносое лицо в растрепанной копне каштаново-сиреневых волос и тяжко вздохнул вместо ответа. - Да я, если хочешь знать, тоже не верю в эту полную чушь с мнимым раскаяньем, - утешительно хлопнул его по плечу старинный друг Торондор. - Да ты, видать, один такой во всем Амане, - осуждающе буркнул Финвэ, отнимая назад свою фляжку у предводителя великих орлов. - Владыка Вод в большом сомнении, - заметил тот в ответ на это. - Да?! И что с того? Он все равно отпущен! Он вновь на свободе! - не выдержал Финвэ, резко взмахивая рукой, да так, что горбоносый едва успел подхватить его под локоть и не дать ему рухнуть с макушки на землю. Поскольку были они с ним преотлично знакомы еще с незапамятных пор, обычно осторожный с Властями в своих словах Финвэ не стал в этот раз скрывать от него степень своего горя, раздражения и досады. – Тысячу лет, тысячу лет ему мало! Я бы его у Мандоса похоронил до конца всех времен! Да кому мое мнение важно! Ниэнне, что ли?! Рыдала там взахлеб, словно осиротевшая вдова, одно, что только головой об пол не билась! Тьфу, не могу! – совершенно не выдержал он. - Прости, но некоторым ба… Женщинам, хочу сказать, Эру забыл ума раздать, - с досадой высказался он. - Да и не это страшно, а то, что их во власть каким-то образом пустили. Хотя я против женщин сроду ничего плохого не имел. - Да не извиняйся, - хмыкнул горбоносый, - я, пожалуй, согласен, потому как вой этот ее дурной и сам слыхал неоднократно. Ты вот что, вождь, ну-ка слезай отсюда живо, хватит горькую тут пить, пока шею не свернул врагам на радость просто так, - велел ему айну. - Он пока под деревом не караулит, разинув свою пасть пошире. Чего так убиваться, здесь - не там. Он по-любому теперь под надежным присмотром. Так что гадить, как привык, в прежнем масштабе вряд ли посмеет, - оптимистично рассудил горбоносый. На что Финвэ, мрачно взглянув на него, отстранил его крепкую длань и пожелал старинному приятелю лететь куда подальше, заявив, что хочет остаться один и к дальнейшим разговорам он не склонен в эту ночь. Дескать, это его свободная воля и право и нечего на них тут посягать! Не для того ли он в Аман явился! С этими словами он без обиняков спихнул Торондора с ветки. Он сидел на дереве до самого рассвета, ощущая собственное злое бессилие. Все это было полным поражением, грандиозным провалом всех его жалких усилий и грозило зловещим витком новых бед. И то, что беды эти будут в их судьбе намного сильнее прежних, Финвэ не сомневался. Тьма вновь поднималась над горизонтом и он никак не мог ей помешать. После того, как Вала был отпущен, он до последнего старался его избегать, за тридевять земель обходил, тянул, сколько мог, придумывая всякие отговорки, в итоге они уже начинали терять свою убедительность. Когда неизбежная встреча наконец-то случилась, и они попались на глаза друг другу, Мелькор, увидав его, словно за одну секунду снял с него мгновенную мерку. Разом оценив и его нынешнее положение, что он занимает, и вместе с тем припомнив все, что было до того. И сняв ее, кратко и остро глянул в глаза нолдорану, сразу отвернувшись и тут же заговаривая с кем-то. Словно мгновенно утратил к нему всякий интерес, да и не имел его вовсе. Никто, конечно, этот взгляд не заприметил, но тот, кому он был предназначен, сразу понял только одно - разорвет. "Ну, держись, - сказал он сам себе. – Началось…". Финвэ припомнил поневоле одну из самых ранних встреч, которых после было и не сосчитать. Не самую первую, ту он вовсе старался забыть и до сих пор не понимал, как он вообще сумел ее пережить. Мелькор как с цепи сорвался, впрочем, так оно и было. У Финвэ было ощущение, что он все три ста лет ни забывал о нем ни на минуту и каждый день заточения копил свою лютую злобу в ожидании того момента, когда он наконец дорвется до него. Случилось так, что шел он вечером домой один, неспешно брел с каких-то городских окраин, возвращаясь от кого-то, хотя старался так уже не ходить. Но вот за разговорами и рюмкой что-то засиделся допоздна. Ни слуг с ним не было в тот вечер, ни родичей, ни друзей, не случилось и иных провожатых. Проулки инстинктивно все же выбирал помноголюдней, где то и дело кто-нибудь навстречу попадался, чтобы как можно больше быть на виду. Подозревал заранее уже, что непременно что-то будет, что подлый Вала случай этот ни за что, конечно, не упустит. Корил себя всю дорогу за то, что тащится один через весь город на ночь глядя, словно какой последний дурень, прекрасно зная наперед, что будет. Сто раз хотел свернуть обратно, и то и дело порывался, но, тем не менее, не свернул. Все может потому, что больше некуда стало. А может, потому что нельзя бежать бесконечно. Ну, разумеется, так все и вышло в результате, чутье его и в этот раз не подвело. Вокруг внезапно - никого, ни единой души, словно попрятались все куда-то, что-то почуяв, и опасливо затаились по норам, плотно закрыли окна и двери, сжавшись за ними в комок, пережидая подступающий недобрый час. И только лишь слышался хрипловатый лай каких-то собак вдалеке, да окружала его сорная трава, что вымахала выше его роста. Как он вообще сюда забрел? Он сам так и не понял, глянул удивленно и место это отчего-то совершенно не признал, хотя знал Тирион отлично. До того он шел через какие-то задворки, петляя мимо бочек с дождевой водой, предназначенной для полива, и огромных кустов цветущей розовой мальвы, в которых роем гудели десятки пчел. Пробирался между развешанными полотнищами выстиранного, уже почти сухого, вкусно пахнущего свежестью белья, где едва не наступил на бестолковых кур, что резко кинулись ему под ноги из-под какой то простыни. Потом протискивался сквозь густые заросли виноградной лозы и еще долго брел мимо каких-то сложенных штабелями досок, позаброшенных строительных куч песка и щебня, уже изрядно поросших сорняками и охваченных белым вьюнком, на которых лениво дремали и грелись коты… Мелькор возник из-за высоких кустов пропыленной, сильно нагретой за день полыни, он отделился темной тенью, вышагнув оттуда вместе с потревоженным роем белесых ночных мотыльков, хотя минутой раньше, Финвэ мог поклясться, там было совершенно пусто. Только трещащие наперебой в кустах цикады разом смолкли, резко оборвав свой шумный стрекот. Вала воздвигся ровно поперек его дороги, встав напротив него. В сильных руках он держал отодранный где-то изящный цветок дурмана и то и дело с показным упоением прикладывал тот к носу. Финвэ хоть предупреждение цикад и услыхал, но все равно запнулся при его появлении и стиснул челюсть, стараясь на него не глядеть. Хотя по эту сторону от моря Вала Мелькор имел на редкость пристойный вид. Но память у Старейшего еще не отшибло, прекрасно помнил он и другие его обличья, не позабыл. Он остановился при его явлении и не делал никаких попыток его обойти, но и назад не отступал. - Прочь уйди с моей дороги, - скупо бросил он в итоге, не поднимая глаз выше голубовато-светлого в сумерках Древ мелкого щебня и жестких кустиков спаленной полуденным зноем травы, упорно пробивавшейся между ним. – Я не стану с тобой говорить, - кратко проинформировал он. - Кто не мил, тот некстати. На что Вала презрительно фыркнул. – А все же придется. - Не приближайся ко мне, - предупреждающе осек его Финвэ. - А то что? Закричишь "помогите"? – с откровенной издевкой заметил тот, с интересом рассматривая его в это время мерцающим, как угли, взглядом. - Я просто так тут по кустам не сижу, - сообщил он затем, - иной досуг предпочитаю. Пришел ради тебя сюда, и, стало быть, так просто не уберусь, как ты прекрасно это знаешь. Не мил я ему. Финвэ…, - затем глубоким низким голосом призвал он его, - посмотри на меня наконец. Тем самым голосом, что мучал и преследовал его в ночных кошмарах, и стоило остаться одному - звал до сих пор. Голосом, который он ничуть не забыл. Эльда с неохотой поднял глаза и взглянул твердо и прямо в упор. - Ну, так-то лучше, - резюмировал Вала. - Смотри в глаза, когда того требует один из Властей. А теперь сразу к делу, я тебя не задержу, я вижу, ты спешишь домой в уют, тепло и безопасность. Ах, как смешно, милый дом, - он издевательски хихикнул. - Вот что, живо прекрати таскаться на Гору изо дня в день, словно на службу, и всякий раз там поносить меня последними словами и поливать отборной грязью в глазах моего брата, - сурово потребовал он. - Наговорил ты там уже довольно. Хватит. Мне это все порядком надоело, - чуть повысив голос, высказался Вала. - Гляди, Финвэ, скоро в ответ начну говорить я, - веско добавил он, чуть сощурив глаза. Этот его прищур был широко известен тем всей Арде, что он однозначно не обещал ничего хорошего в самой ближайшей перспективе. - И ты узнаешь на собственной шкуре силу каждого моего слова,- губы Вала растянула крайне неприятная кривая усмешка. – А слово моё твоему - не чета. Не сомневайся, я найду, что сказать, - кивнул он ему. - Я не сказал там ни слова неправды. Мелькор снова фыркнул еще громче. - Ну-ну, - насмешливо и снисходительно продолжил он. - Все еще полагаешь, что правда победит только по той тупой причине, что она является правдой? – он поднял бровь как можно выше. – Провальная, наивная и крайне глупая идея, - как-то скучливо сообщил он ему, состроив кислое скептичное лицо и с силой занюхнув свой трубчатый цветок дурмана. – Я легко могу с тобой поспорить, что моя чудесная ложь приживется гораздо быстрее и в разы эффективней, чем твоя никому не интересная и ненужная правда, - после продолжил он. - И нечего кривить лицо. Хочешь, дам цветок понюхать, у него волшебный аромат, а то ты весь так напряжен? Не желаешь моего дурмана? Нет? Ну и не надо! – крайне вызывающе закончил он. Эльда нашел в себе силы сдвинуться с места вперед и решительно прошагать мимо него. Вала, мигом заступивший ему дорогу еще больше, жестко пихнул его плечом, прежде чем пропустил. Старейший, отлетев и только стиснув зубы крепче, пошел себе дальше. - Посмотрим, Финвэ, твое слово против моего. Посмотрим, что возьмет верх, - бросил он ему в спину. - Ты все увидишь сам, своими глазами. За чем, и за кем из нас будет главное и последнее слово. И кто в итоге будет в дураках. Заканчивай меня разоблачать! - и он как всегда омерзительно засмеялся. Уже ушедший было Финвэ, все же не выдержав, развернулся. - Да Эру Милосердный, что ты ко мне прицепился! Что тебе до меня, дурака-то? Кто я такой, по твоим же словам? Жалкая плоть, которой положен свой срок и предел. Брось преследовать меня с упорством, достойным лучшего применения! Найди себе противника вровень с твоим могуществом, Великий. Не унижай свое величие в глазах всей Арды, всерьез состязаясь хоть в чем-то с таким ничтожеством, как я! Не продолжай свое падение еще ниже! - Вот, значит, знай свое место! - рявкнул Вала, отбросив цветок и уперев руки в боки. – И не смей восставать! Не смей задирать на меня свой жалкий нолдорский хвост и плести за моей спиной свои эльфийские интриги! Сиди ниже травы и тише воды, если у тебя ума хватает, и ты бездарно не растратил все его остатки на бессмысленное размножение, коим тут занялся, изживая свой стресс от тьмы Эндорэ! Чтоб я вообще тут о тебе не слышал! Чтоб я забыл про тебя, насколько это возможно! Чтоб я тебя не видел на Таниквэтиль! А если и увижу раз в сто лет, никак не чаще, так чтобы ты меня вперед земным поклоном встречал, меня! А не моего скудоумного брата! - Он и не требует с меня. - Я, значит, требую! Требовал раньше и буду требовать впредь! Можешь прямо здесь и сейчас это проделать, раз уж попался! Раз уж так смело решил никуда не сворачивать! Я, может быть, взглянув на это, если сделаешь, как надо, еще сподоблюсь оказать тебе какое-то снисхождение, которое ты, видит тьма, вообще ничем не заслужил! Давай, я жду! Чего застыл? На первый раз даю огромную поблажку, никто тебя сейчас не видит, свидетелей нет, тебе будет проще. Этот момент останется лишь между нами двумя. Хочешь, это и вовсе будет пока что секрет? Я не стану спешить его разглашать. Конечно, неполноценно, но я, так и быть, и это зачту из своей давней к тебе острой приязни. Всего-то разок поклониться, встав на колени, сущая ерунда, я с тебя сверх того и не попрошу в этих знойных кустах, а мог бы. Так чего так ломаться? Вот это лицо! – заливисто захохотал он. – Не играй так желваками, в твоем возрасте реакция предполагается на все - значительно бледнее. Ну же, друг мой Финвэ, не упрямься понапрасну, пустяковое ведь дельце, а ты так серьезен, прямо суров. Через минуту мы уже забудем этот незначительный эпизод и мирно разойдемся, чтобы заняться, в самом деле, важными для нас вещами. Финвэ молча стоял напротив него, как вкопанный, и не шевелился. - Вот значит как, – выждав некоторое время, резюмировал Вала, неприязненно поджав губы, - все, значит, то же, что и прежде. Жизнь ничему тебя не учит, - покачал он головой. - А перед ним валялся на полу, я видел! – сообщил он уязвленно. – Он, стало быть, мил? Косами своими мрамора пред ним подметал! Руку ему целовал, щекой прижимался! Льнул, словно пес! Уверен, что ты и с женой так открыт не бываешь! - Он меня к тому не принуждал. - В лицо мне плевать продолжаешь своим демонстративным мнением о том, какой он несравнимо прекрасный и достойный твоего добровольного поклонения! Как ты сделался тут смел. Или ты думаешь, раз ты бежал от меня и скрылся под его лебединым крылом, как последняя мышь под метлой, я до тебя не доберусь, если на то придет мне охота? Думаешь, что коготь мой тебя не достанет, не подцепит обратно? Мне донесли, что ты до сих пор ночуешь на самых высоких деревьях. Это с чего бы? Ведь все прошло, закончилось! Осталось там, под звездами, за морем, в прошлой жизни? Верно? Ты и весь твой жалкий род, что ты успел тут наплодить, пока я чуточку отвлекся, живет и дышит лишь до тех самых пор, пока я это тебе позволяю, понятно? Моли меня, чтоб я сейчас остановился в своей мысли! Остановился только на тебе одном! Понятно, что я говорю? Понятно, спрашиваю я тебя? - Понятно, Великий, - сдавленно выдохнул Финвэ. - Громче, не слышу! Финвэ пришлось повторить. - Он говорить со мной не будет! Как же! Скройся с глаз моих, эльфийское отродье! – раздраженно выдохнул Мелькор и сплюнул на землю. Из-под ног его в траву с шипением юркнула блестящая гадюка. Финвэ молча развернулся и пошагал прочь, даже не видя дороги, на совершенно деревянных ногах. Изо всех своих сил стараясь, чтобы шаг его был не скорым и ровным. И чувствуя, как от взгляда, кувалдой ткнувшегося ему в затылок, седых волос в его косах на ходу становится больше. - Я тебе все предлагал…, - донесся ему в спину раздраженный отрывистый голос. – Ты будешь сам виноват во всех своих бедах… Я тебя предупредил! К удивлению и отчаянью Финвэ бесстыдная и отвратительная ложь этой коварной хитрой и бандитской твари непостижимым образом возобладала. Возможно оттого, что Мелькор врал расчетливо, цинично, сверхталантливо и виртуозно. И как-то вышло, что в итоге этого вранья авторитет Старейшего в глазах Таниквэтиль заметно пошатнулся, если вовсе не померк. Во всяком случае, он точно был подорван. И стал вдруг вырисовываться очень быстро и живо прилепился, не отклеишь - образ чудаковатого, чуть сдвинутого старика, болезненно страдавшего навязчивой идеей, а потому, что ни спроси, так ровно все сводящего к тому, что Мелькор мировое зло. Когда он таковым, конечно, не являлся. Ну, может быть, и были у него когда-то некоторые заблуждения, но они давно уже остались в прошлом, он их решительно изжил. Он вообще большая умница, все осознал, растет буквально на глазах, красавец! Ситуация ведь радикально изменилась, а некоторые тут за ней категорически не поспевают. Так не пора ли на покой? Заняться разведенной пасекой побольше, книжки внукам правильные почитать, что тем, которые с собакой, уж точно бы не навредили, и толком покопаться в огороде, выращивая лук-порей размером с дуб. Вот нужные прекрасные занятия, которым стоит свое время посвятить, а не частить тут Мелькор-Мелькор…. А потому едва он заводил что-либо говорить о Вала, как в лучшем случае глядели на него с каким-то жалостливым сожалением и снисхождением во взоре, уже особенно всерьез не отвечая. Если Старейший проявлял досадное упорство и горячность, видно, начинающие раздражать, на смену этому всему была уже другая речь. А может, Финвэ просто преисполнен тайной зависти к нему, что его гложет? Может быть, все дело в этом? Иначе, почему никак в покое Мэлко не оставит? Когда сказали уже сотню раз - не трогать. Все в мире сделало абсурдный и чудовищный кульбит, перевернувшись с точностью до наоборот и тут же прочно утвердилось, словно так оно всегда и было. И Старейший бессильно бился с этим, как, бывает, задыхаясь, бьется рыба ранней зимой о стремительно наросший, ставший слишком плотным, непреодолимый лед. Мелькор, само собою, продолжал терроризировать его, как только мог. Финвэ ронял лицо в ладони, у нолдорана временами складывалось впечатление, что он сюда явился исключительно затем, чтобы достать только его. Бесчисленный поток чудовищных угроз и притязаний в его адрес не иссякал ни на мгновенье. Причем, он, зверски напирая, то и дело требовал такого, что Финвэ молча округлял глаза от изумления и лишь таращился в ответ, как громом пораженный. Серьезно опасаясь про себя, что если он откроет рот, то, вероятно, станет заикаться навсегда. Вала фанатично жаждал пресмыкания перед ним в самых дичайших, явно нездоровых его формах и просто был зациклен на идее вечного валяния всего и вся в своих ногах. Грядущая картина его мира, его модель, в которой он настойчиво желал существовать, вырисовывалась чрезвычайно ограниченной и мрачной. Финвэ кривил лицо невольно, когда пытался все это себе представить. Вдоволь наслушавшись и наглядевшись, Старейший был непробиваемо уверен в том, что Мелькор совершенно ненормальный и никак уже неисправимый, ни в каких грядущих перспективах. И еще больше поражен был тем, что эту очевидность как-то проглядели, даже несмотря на всю ту ложь, которой этот негодяй обвил Благословенный край, как липкой сетью. А затем однажды он неожиданно застал его у Феанаро, оба что-то увлеченно обсуждали. Мелькор остро улыбнулся, кратко поглядев ему в глаза, и Финвэ вновь все понял, и вновь внутри себя увидел то, что будет дальше. - Возьми меня вместо сына, - в ту же ночь сказал он ему, когда настойчиво отыскал его уже сам. - Я на все согласен. На все, что ты когда-нибудь мне предлагал. Я все исполню. Сделаю все, что ты мне скажешь. - Ага, стало быть, ты наконец-то явился возложить мне главу на колени заместо Манвэ! – победоносно воскликнул тот. - Как же долго я ждал от тебя этих слов, - отметил Вала, покачав головой, после очень длительной паузы. – Знай, что я о них мечтал, - признался он. - Ах, Финвэ, Финвэ, - мелодично повторил он его имя и прикрыл на миг ресницы, с явным сожалением вздохнув о чем-то. – Самым первым некогда увидел я тебя у Куйвиэнен под сенью искрящихся вод и мириадов бесчисленных звезд, отразившихся в них. Тебя, не кого-то другого. И видел я после, как дрогнули твои ресницы и, пробуждаясь к жизни, распахнул ты глаза, дитя Эру, впервые узрев всю красоту и величие Арды, чьим истинным творцом и господином являюсь лишь я… Ведь ты же знаешь об этом? - Не верю, чтоб ты первый увидел меня, как говоришь…, - тихим дрогнувшим голосом отозвался Старейший. – Я бы помнил тебя. Но первым был Оромэ, свет его лица увидел я первым, а не тьму твоего. - Ну, как скажешь, - Вала как-то болезненно дернул щекой, открывая собственные глаза, и взгляд их сделался тяжел, словно молот. - Нет, не возьму я тебя, - надменно сообщил он, как отрезал. – Празднуй победу, нолдоран, я устал с тобой биться, - издевательски добавил он. – Сдаюсь! Ступай на все четыре стороны, ты абсолютно свободен. - Прошу тебя, не трогай Феанаро…, - как мог, взмолился Старейший. - Приятно, но поздно. Ты, Финвэ, упустил свой шанс, - широко осклабясь, высказался Вала. – Твое время нынче вышло, - объявил он ему. – Хоть и было оно долгим. Ну что же, жизнь, тем не менее, не стоит на месте. Так дадим его теперь другим, молодым и перспективным… - Не трогай сына, тварь такая! Не смей о нем даже помыслить в своей черной голове! Чтоб тебя Эру справедливо покарал! – в отчаянном бессилии воскликнул Финвэ. - Чтобы тебя исторгла Арда! И ты издох там, в лютых муках за пределами мира, никому не нужный и всеми забытый! Чтоб имя твое вычеркнули навсегда из книги бытия, чтобы никто вовек его не вспомнил, ничей язык не произнес! Чтобы оно рассыпалось во прах, так, будто никогда и не существовало! - На этом мы с тобою расстаемся, - в ответ на все его проклятия спокойно улыбнулся Мелькор со сладким чувством издевательского превосходства. - Более не заговаривай со мной при встрече, я не стану тебе отвечать, - еще надменней высказался он, с огромным удовольствием рассматривая эльфа. На Старейшем не было лица. - Вижу, что это наше расставание, в отличие от предыдущих, дается тебе тяжело, - злорадно ухмыльнулся он. - В утешение тебе скажу, я знаю, что ты будешь вспоминать мои слова в ночи, то, что и мне не просто было отпустить тебя, ни раньше, ни сейчас… - Я тебя убью, если ты тронешь сына! – с отчаяньем взвыл нолдо. - Да, пожалуй, этим и должно когда-нибудь все завершиться…, - задумчиво промолвил Вала. – Я еще стану обнимать тебя напоследок, как некогда обнимал в самом начале. Тогда мы и вправду простимся. Что же до сына твоего, уж будь уверен, трону непременно. Ах, эти вороные кудри и надменность, больше чем моя, мимо такого точно не пройдешь. Скажу, что он пришелся мне по нраву гораздо более тебя, этот брошенный тобой ребенок. Есть у него за что зацепиться. А если сделать это хорошенько, ох, каких же дел тут можно натворить… Не вой теперь проклятья мне, ты сам же выкопал себе могилу и сам своей рукой мне подготовил этот путь. Тебя ж предупреждали, да? Что надо успокоиться на Мириэль, так надо было Манвэ лучше слушать! - крайне глумливо подразнил он, всхлипнув со смешком. - Слышать, слушать, послушание, громаднейшая по значению вещь. Косы золотые все тебе затмили да? И даже все советы брата! Вот же сила! Может, мне обзавестись? – на секунду перед взором Финвэ, к немому ужасу, иглой пронзившему его до глубины души, на месте Мелькора вдруг ясно промелькнула Индис, как живая. - А может, это уже было, Финвэ, а? Ты уверен, что ты отличишь даже в постели? - Вала, приняв свой прежний облик, заливисто захохотал, держась рукой за сердце, даже сложившись пополам, смеялся долго и никак не мог остановиться. После вскинул тлеющее око, разбойно подмигнул, осклабясь, и вдобавок сально чмокнул совершенно онемевшему напротив него эльфу. И с наслаждением вонзил в него еще одну убийственную, сладкую стрелу, что, видимо, оставил напоследок. – Вижу, ты и в себе-то не уверен. А в Мириэли, допустим? Ты вот ее бросил в том саду, а я хожу, любуюсь до сих пор ее прекрасной белой кожей. Кто знает, отчего? Так может быть, и до того ходил. Может, он вовсе мой ребенок, а не твой! У нее-то ты уже не спросишь, не добьешься так любимой тобой правды. - Не могла она! - отчаянно воскликнул Финвэ, невольно сделав шаг назад. - И ты не мог, - затем опомнился он, с большим трудом соображая, - ты был у Намо скован Ангайнором… - Спасибо, что напомнил, - хмыкнул Мелькор. - Ваши песни повсеместно сообщают, что я был одним из тех, кто сотворил впоследствии всю Арду. Ты говоришь мне: я не мог…. Быть может, он мое прекрасное испорченное семя, мой дар миру, ведь он так на меня похож! Разве ты сам не видишь это? – продолжил он, с великим кровожадным любопытством наблюдая, как Финвэ вовсе задохнулся, схватившись за сердце, и больше не может сделать ни единого вздоха, и только лишь пытается отрицательно качнуть головой. - Вообще беречь своих детей получше нужно, ясно? Если ты ими дорожишь. И никогда не оставлять. А ты плохой отец, я, видишь ли, согласен с Феанаро. Так что у нас теперь с ним дружба! И тебе в нее не влезть! - бодро и радостно заверил он. – Ты утратил свой авторитет и как правитель и, что важнее, как отец, - он широко развел руками и отвесил издевательский поклон. - Ну и зачем ты мне такой? На кой ты сдался, нолдорская ветошь?! - тут он опять захохотал. - Тьфу на тебя! Или ты думал, я еще сто лет гоняться стану за тобой? Много тебе чести, - низким страшным басом, отдающим громом, припечатал он, сверкнув глазами. Потрясенный Финвэ шевельнулся, с трудом вздохнув, как-то сумел отнять руку от сердца, сделав той дальнейшее невнятное движение, как бы в слепом намерении его достать, схватить и удушить. Говорить он с ним не мог, из горла, перехваченного спазмом, раздался только хриплый стон, словно у раненного зверя. – Ага, давай, достань, попробуй, - опять чрезвычайно весело ответил самый главный в Арде негодяй. - Теперь же ты еще побегаешь за мной, покараулишь по кустам, твой теперь черед настал, мой милый, - он снова подмигнул ему бандитски дурно полыхнувшим оком, послал воздушный поцелуй и в тот же самый миг исчез в кустах, как не бывало. Брошенный им нолдо рухнул на колени, ударив кулаком о землю так, что в кровь разбил себе костяшки. – Гадина, убью! Он мой! – издав надрывное рыдание, он пал лицом своим на землю. Это был новый черный день в его судьбе. Самый черный, так он думал, неистово сжимая землю в своих пальцах. Финвэ не сразу очнулся от своих тяжких дум, венец которых носил, никогда не снимая, в отличие от королевского венца. Да, в чем-то Вала не солгал, золотые ваниарские косы действительно свели его с ума. Они заставили его почувствовать себя живым опять. И не случись их в его жизни, не было бы после этой несравненной красоты. Он поглядел на Финдарато. Каждого своего внука, что щедро дал ему Эру, он любил огромной и ни с чем не сравнимой любовью. Знал хорошо характер каждого из них и в силу этого за каждым, так или иначе, прозревал его дальнейшую судьбу. Но этот был самым лучшим, вершиной того, что пошло от него. И Старейший был уверен в том, без его явления на свет умалилась бы краса и полнота всей Арды. Он был истинным сыном этой земли, земли, еще не ведающей зла в ее начале, он словно воплотил в самом себе эту идею. Он был таким, каким он чаял увидать когда-то всех своих потомков, что населят и наследуют эту прекрасную землю. Он себе представил это именно так, когда впервые увидал Таниквэтиль, когда впервые говорил с Владыкой Манвэ. После, оставшись один, он, до глубины души потрясенный увиденным, честно подумал о том, что не достоин этой земли, что ему чего-то все же не хватает и не достает, чтобы зажить тут полноценно. Но, может быть, достанет его детям, которые никогда не познают того, что познал уже он. Подумал о том, что, наверное, и в самом деле он не может быть до конца исцелен и очищен. Не может забыть о том, что он видел. И на смену ему должен прийти кто-то другой, во всем отличный от него, несомненно, лучший, во многом - иной. И может, он такой неполноценный, несмотря на это все, был призван и в итоге принят для того, чтобы явилась эта самая возможность. В том числе через него. Чтобы вокруг был лучший мир… И исцеление его и радость, что обещаны ему, будут заключаться в том, что он когда-нибудь его увидит. И мир грядущий будет целостен, цветущ, не искажен и тем священен. Больше не станет в нем того, кто с завистью глядит исподтишка на красоту его и на цветение. Он будет побежден, повержен и связан на веки веков. Таковы были чаянья Финвэ в самом начале, но его надежда постепенно потерпела крах. И Финвэ ненавидел ее с плачем. Ненавидел за то, что позволил себе всем сердцем поверить в нее, за то, что был так глуп. То, что преследовало его в Эндорэ, то, от чего он бежал в поисках лучшей доли, настигло его и здесь. Оно явилось в этот лучший мир и отравило и его. Этот его внук всегда казался ему уязвимым больше прочих, слишком светел, словно луч Лаурелин, слишком чист, слишком добр, честен и благороден, чтобы тот, кто взирает недобро, все это проглядел и обошел своим вниманием. Слишком сильно сияет, все в нем было с излишком для того, кто видит и понимает. А Старейший по опыту знал, что кому много дано, с того и спросят потом не маленькой меркой. О нем всегда болело его сердце больше прочих. Так и сказал ему однажды, поглядев прямо в глаза: - Запомни, внук, тебя не обойдут…, - не слишком надеясь на то, что тот его сейчас поймет. А Финдарато молча поглядел в ответ и кивнул так серьезно, и показалось, что что-то все-таки понял. А вот, к примеру, те шалопаи, мучители одной собаки, один черный, другой белый. Те - нигде не пропадут, куда их ни забрось. Эти двое себе всюду дорогу расчистят, и свой кусок хлеба добудут, включая такие средства, как банальный отъем. За них он тоже испереживался, но совершенно по другим причинам. А этот, этот дуралей, прежде всех свое последнее отдаст. Уж он-то его знает и ничто на него, бестолочь золотистую, не влияет. Ничто его не исправляет в нужном для его же безопасности направлении. Все всем прощает для чего-то. Иногда это ужасно выводило его из себя, вплоть до того, что он никак не мог сдержаться. – Ты что, какой-то заместитель Манвэ? - негодующе бросал он внуку. - Вот же дурость, прости Эру! Кем ты возомнил себя?! Куда ты лезешь-то, я не пойму! Чтоб в следующий раз взял палку в руки и задвинул ей придурку в глаз! Ты слышишь? Он это явно заслужил! Старейшего уже достигли слухи о том, что Турко то и дело допекает Финдэ. Зная первого, он был уверен, что если это наглое хулиганье не получит однозначного и жесткого отпора сразу, так будет напирать и дальше и с каждым разом все сильнее, с любопытством пробуя саму возможность этого напора и его границы. - Нет, я не стану, - тут же твердо упирался Финдэ. - Это почему? - Нельзя так делать, - кратко заявлял он так, будто это было всем тут совершенно очевидно. – Это проблему не решит. - Чего? - Финвэ не верил собственным ушам. Минуту он смотрел во все глаза на Финдарато, после чего в сердцах плевал на землю. В лице того ясно читалось какое-то ужасное и непреодолимое ничем ослиное упрямство и даже фанатичная решимость делать так, как он считает правильным и нужным, изумлявшая еще сильнее. Такое бы пристало больше детям Феанаро. - Еще как решит! Решит отлично! - Финвэ хотелось стукнуть палкой его самого. Посох, что ли, снова завести? Так, как было в Средиземье, он уже подумывал над этим. Правда, тут он вроде ни к чему, с дорогами тут все в порядке. Ну ничего, сошлется на свои года и будет палкой их лупасить! Прям всех подряд для вразумления. - Это твоя черта, не замечаешь? - как-то сказала ему Индис, когда он жаловался ей. Финвэ, услышав это, страшно удивился и напрочь отказался в это верить. Так что Индис он обиженно презрел, потом пошел, нашел Нахара, вот кто его всегда отлично понимал получше многих и долго разорялся уже перед тем. К его ошеломлению, тот выдал ровно тоже заключение и тоже вышел из доверия на время. Он вернулся мыслью к внуку. С таким характером как долго он протянет, случись ему оказаться где-то еще? Если в начале своей новой жизни Финвэ был вполне уверен, что его потомкам ничего не угрожает, то затем он однозначно передумал. Он, как мог, всякий раз учил его жизни, отчего-то чувствуя себя при том крайне паршиво. Будто пытался птице подрубить ее крыло, а то и вовсе их отрезать. Лишить ее тем самым главной ее сути, сделав ту калекой, чтобы она сидела рядом неотлучно, но в безопасности зато. Настороженная, подозрительная и готовая клеваться, если что, такую голыми руками не возьмешь. Он пересиливал себя, перестраховывался лишний раз, как думал поначалу. А после, в силу обстоятельств, стал уверен в том, что делать это должен, несмотря на собственные чувства. - Финдэ, Финдэ, - вздыхал он, бывало, - где ты только этого набрался… Такое на самой Таниквэтиль еще не у всякого встретишь. Временами он его не понимал, совсем. Глядел лишь изумленно, поражаясь про себя, что этот все же его рода и недоумевал, как он такой вдруг получился. Даже несмотря на все те чаянья, которые имел на этот счет. - Надо бы пристроить его поскорее, что ли, в Лориен куда-нибудь, там ему самое место. Вот пусть и сидит там, под присмотром Ирмо и прочих разных Олоринов и лишний раз не вылезает, - вот что примерно думал он. - Нечего отсвечивать тут на виду у всяких. Нечего глаза мозолить им. Однако внук его порядком удивил, вдруг вознамерившись жениться. О женитьбе Финвэ отчего-то вовсе не подумал. То он о высоком, а то вот - на тебе - жениться! Где что, как говорится… Старейший скреб себе затылок под косой, пытаясь все это себе представить. В сознании мигом возникала Индис, чьими делами он безропотно и занимался день и ночь, когда все думали, что занят он, конечно, государством нолдор. Несмотря на все его старания, Индис часто выражала безосновательное недовольство в бурной форме, еще стоя на пороге дома, на что Старейший мягко гладил ее по плечу и уверял, что все исправит, лишь бы она не волновалась. На этом месте Финвэ, имевший некоторый брачный опыт, хмыкал. Будем честны, кто же из здравых и толковых женщин Финдэ вытерпит вообще, а главное - как долго? Когда он может все свои дела в момент забросить и безотлагательно умчаться помогать невесть кому в ущерб себе? Все только потому, что попросили. А они потом «спасибо», может быть, даже не скажут, а он сейчас же это оправдает. И если снова позовут, так и пойдет туда опять. Мдаа… Поразмыслив, он все решил списать на юные года невесты, в общем, на неопытность последней и золотые локоны вкупе с широкими плечами его внука, потому как он не раз уж замечал, как девушки глядят на них украдкой. Как тот сподобился взглянуть в ответ, и вовсе было непонятно. До этих пор Старейшему казалось, что женщины мало волнуют этот далекий от таких земных материй ум. – Ну, хоть кого-то, - вместе с этим думал он. Все потому, что у него имелся еще внук с собакой, который доставлял большие неприятностей ему на этот счет всем этим. Вот белобрысая оторва! Видишь ли, охотник! Не секрет, что Феанаро все ему спускает только потому, что тот похож на Мириэль. - Он на кого у вас охотится и днем и ночью, я хотел бы это знать? – то и дело интересовался приходящий к нолдорану Эонвэ. Финвэ часто от него скрывался под разными предлогами поблаговидней, но тот его всегда и всюду находил, к его досаде. - По преимуществу на вепрей, - Старейший хитро строил дурачка, раз уж попался. - Вот же, собака ваша может подтвердить! Раз ваша, то облечена доверием у вас, наверно, и мнение ее авторитетно, - и он кивал сейчас же на Хуана. – Кроме этого, я слышал - она сверхразумна и даже может говорить! - Боюсь, не в этом случае, - цедил высокий представитель власти. - Да? Избирательность какая. Стоит на заметку взять. Вон у нее копыто в пасти, оно свидетельствует в пользу вепря и без слов. Хуан, немедленно отдай Высокому свое копыто, что ты ждешь? - Да не нужно мне ваших копыт! – отнекивался, даже багровея, Эонвэ, пытаясь отпихнуть его ладонью. Пес озирался вновь на Финвэ. - Да ну, зачем он лапу мне теперь свою сует! - Наверно, подтверждает свою сверхразумность, - сделал предположение нолдоран. - Да что еще за балаган! – с грозным возмущением отбивался представитель власти. - Ну, на тебя не угодишь, - Старейший разводил руками. – Мы все стараемся, как можем. И хватит уже обижать собаку, на нее нельзя кричать, она от этого и помереть случайно может. Это чрезвычайно тонкая натура, как я давно за ней заметил. - Ты что несешь, я не кричал, - поморщился, как уксусу хлебнул, беловолосый. Хуан вдруг в это время высоко и тонко проскулил почти каким-то ультразвуком и после резко рухнул набок, где стоял, так, словно бы его смертельно подкосили. И после стал и вовсе недвижим и будто даже бездыханен. На первый раз от такого фокуса пришедший в ужас Эонвэ зажал себе ладонью рот, беззвучно тыча в него пальцем. – Это что это с ним такое, а? – с явным испугом выдавил он после, чуть не заикнувшись от волнения. - Ну все, он умер, - мрачно проронил над ним Старейший, подойдя и глянув сверху на того. – Он почил, и путь его земной окончен, - он медленно стащил с себя венец. - Сердце его надорвалось, не выдержав такого отношения к себе. Жаль, мог бы пожить еще, наверно, - с тем он надел венец обратно, сосредоточенно дыхнув и протерев тот рукавом попутно. - Мальчики расстроятся, конечно. Впрочем, шкура тоже ничего, еще сгодится класть у очага в морозы. Эонвэ, беспомощно взглянув на нолдорана небесными очами, затем склонился недоверчиво поближе, стараясь получше рассмотреть безвременно почившего. Как тот вдруг резко подскочил, словно ошпаренный, хлопнув в воздухе ушами, и кинувшись, с великой радостью лизнул его куда-то прямо в нос, тем самым щедро обслюнявив гордый, благородный лик посланца Манвэ. Потому как язычище он имел размерами с лопату. Айну с прорвавшимся проклятьем, которое не смог сдержать, слепо отшатнулся, и едва не повалился навзничь сам, взмахнув для равновесия руками. Но, впрочем, тут же справился с собой, спешно приняв положение, достойное своего высокого сана. Хуан поспешно отскочил и тут же спрятался за Финвэ, ткнувшись широким лбом ему куда-то под коленку и все-таки слегка высовывая глаз на Эонвэ. - Я ничего не знаю, как я могу на него повлиять! Когда вы сами нам его отдали! Вот вы и должны влиять! - потом полдня твердил нолдоран, отбиваясь от преследующего его по пятам Герольда Сулимо. – Я честно думал, что он умер! - оборачивался он к нему и стучал себя ладонью в грудь. - Как я могу такое врать?! – еще живее отворачивался он, все продолжая уходить куда-то прочь. - Я на это просто не способен! – сообщал он на ходу. – И к тому же это такой ничтожный повод! Ну, мне откуда знать, зачем он это отчудил! Дружить, наверное, хотел! Собака, кто их разберет! Он макияж тебе, в конце концов, как девушке, не съел, чего так разоряться–то, не понимаю? А брови у тебя и так не видно. Ты, в общем, ничего не потерял. Да какой там сговор! Когда мы оба видели, что он не говорит, и лишних слов на ветер не бросает, а сразу делает все молча! Вот истинно мужской характер, достойный всяческого восхищения, согласись?! - Финвэ! Я вообще не понимаю, что ты все время говоришь! – пытался пресечь это айну, прозрачно намекая, что его уже порядочно достала щедро изливаемая этим ушлым эльфом ахинея. - Да, я стар и заговариваюсь временами! – Герольду было совершенно очевидно, что того так просто голым руками не возьмешь. - Как мой Владыка запустил тебя сюда, не понимаю! – уже готов был сдаться Эонвэ. - И почему я обречен все время говорить с тобой о чем-то! Я прозреваю, что Великий Манвэ наказал меня всем этим…, - он с тоской смотрел куда-то вдаль, на Финвэ он смотреть уже не мог спокойно. В итоге этого начало, да и сама причина разговора, были начисто в тот раз забыты. Хуан при этом, скрывшись под столом, довольно улыбался, провожая взглядом Эонвэ. – Старый лис, - сказал тот Финвэ напоследок, покачав головой, тем самым давая понять, что, конечно, просек все их прыжки и ужимки. Но, видно, строго взыскивать за них уполномочен все же не был. - Что бы мой внук-балбес стал делать, не будь тебя с ним рядом, говорящая собака? - весело спросил Хуана нолдоран, когда Высокий наконец-то улетел, как видно, перегревшись от общения с ними. – Ладно, не отвечай, и так понятно. Ты не бросай его, а, друг? – внезапно попросил он пса очень серьезно и проникновенно, заглянув ему в глаза. – Боюсь, что вовсе пропадет он без тебя… А мне не век за ним смотреть, а вот приглядывать бы надо. Ни о каких женитьбах речи там вообще не шло, к досаде Финвэ. Хоть он пытался всячески на это повлиять, в кои-то веки будучи в едином мнении с Феанаро. Этот растрепанный, нечёсаный разбойник, собака, что при нем, и та смотрелась зачастую лучше, должен был уже жениться на доброй половине Валинора. Но его было совершенно не принудить осчастливить хоть кого-то. "Хоть за ногу его привязывай к березе", - недовольно думал его дед. Он вновь вернулся мыслью к Финдэ. Ну ладно, дело молодое, чувства, невольно улыбнулся, вспомнив, как это бывает. Невеста, вроде, ничего плохого про нее скажешь. Характер мягкий и совсем не вздорный, вовсе не такой, как у девиц их дома Ириссэ с Артанис, Финдэ вроде бы вполне подходит. Женись он на такой, как эти, все силы бы ушли на битву с ней, а для иного их бы просто не осталось, невольно ухмыльнулся он. Впрочем, такие кошки сами на него не поглядят, для них он слишком скучен, им другого подавай. Какого, он примерно представляет даже. Но подобных типов видеть в своем доме он бы точно не хотел. Эру, глаз да глаз за всеми нужен, а у него всего их два… - Дикое племя породил ты, вождь, за очень редким исключением, - так сказал ему однажды Эонвэ, - такое же, как земли, что ты некогда оставил. Боюсь, что нам с ним и не совладать… - вздохнул он напоследок, перед тем как улететь. - Еще скажи, что порченные овцы! – сдвинув брови, с недовольством бросил Финвэ ему вслед, упирая руки в боки. - Свои ряды бы лучше проредили, - буркнул он себе под нос и наподдал ногой какую-то травину в его направлении. Губы внука, снедаемого лихорадкой, в это мгновенье что-то еле слышно прошептали. Но острый слух Старейшего уловил этот шепот. Он склонился трепетным ухом к самым губам, и замер над ним, со всем вниманием вслушиваясь в неровное и сбитое дыхание. Стараясь не пропустить новых слов и надеясь различить их и понять хоть что-то. – Давай, скажи мне, что же мучает тебя, - прошептал он над ним. Искусанные губы снова разомкнулись. – Не смей, слышишь, не смей… Не смей уходить…, - различил он еле слышный, горячечный лепет. – Я тебя не отпущу… Я никуда тебя и ни за что не отпущу… Я не могу отпустить, ты же знаешь… - Эге, вот оно что… Замешан тут кто-то, - живо смекнул нолдоран, - видимо, это тот, кого он так отчаянно зовет в таком состоянии. Похоже, что недуг этот больше душевный, - рассудил про себя его дед. - Страдает дух, а вслед за ним страдает и тело. Что же, это не ново. Но кто же послужил причиной этого всего? - Ты…, - со стоном выдохнули губы Финдэ, и все лицо его болезненно и страдальчески искривилось. Пальцы вцепились в простыню, с силой сминая, комкая ее, и после крепко сжались в кулаки. У низко склонившегося над ним Финвэ расширился зрачок и даже ухо дрогнуло почти что, как у зверя в попытке расслышать возможное имя. – Кто? - невольно выдохнул он так же тихо. - Ты… Старейший вовсе перестал дышать, весь замер, обратившись в чуткий слух, чтоб ненароком не спугнуть, не пропустить единственно нужный момент, который даст ему ответ. - Амариэ!!! - затем раздался ужасающий и страшный крик, насквозь пронзивший дом, и Финвэ даже отшатнулся. Воспаленные и совершенно безумные глаза его внука широко распахнулись, он рывком подскочил на мокрой постели, издав этот яростный крик, с невероятной силой вцепившись в него двумя руками и явно не узнавая. - Амариэ, Амариэ, - выдохнул Финдэ, - где моя Амариэ, скажи мне… Мгновение он смотрел этим безумным взглядом ему прямо в лицо, крепко сжимая ворот его платья, а потом с глухим стоном повалился ему прямо на руки. - Амариэ, - нахмурился нолдоран, убирая спутанные пряди с его лица. - Так это все из-за нее? - недоверчиво произнес он над ним. – Впрочем, такой, как ты, наверно, может так переживать из-за девицы, при том, что явно первой в твоей жизни, - произнес он, малость поразмыслив. – Значит, всему виной любовные дела? - все же с сомнением хмыкнул он. Не так давно он сам подкараулил Эонвэ и лихо спрыгнул с ветки прямо перед ним, все же слегка рискуя своей головой. Айну, застигнутый врасплох, мог от неожиданности сходу покалечить, если сразу не убить. Впрочем, полностью застать его в таком положении было достаточно сложно, на что и был его расчет. - Финвэ!! – с явным облегчением выдохнул тот, унимая резко встопорщенные дыбом перья крыльев, концы которых за секунду заострились словно пики, обретая те же свойства. И с чувством присовокупил себе под нос еще пару словечек, явно неподобающих ему по чину. - Чтоб тебя…. Какого ты кидаешься под ноги, как отвалившаяся с дуба шишка? – гневно возмутился он, с большим неудовольствием оглядывая нолдорана. – Что это? Снова перья в косах? Ты нападаешь на меня? Если нет, то живо отступи! - велел он ему, привычно властно выставив вперед свою крепкую длань в цельнолитом золотом наруче. - Пока что нет, - эльф отпрянул на положенное между ними расстояние, не забыв при этом поклониться. – Прости, что напугал тебя, Высокий. Поклон был так себе, на взгляд айну, а речь несносного владыки нолдор, к которому у него были крайне сложные чувства, как это часто с ним бывало - дерзка и нахальна. Да что уж там, этот ужасный эльф его достал. Казалось, он был призван только для того лишь, чтоб пить его несчастную кровь постоянно, чем он и занялся успешно с момента его появления в Амане. Он кочевряжился день ото дня, этот лесной дикарь, и в результате делал, что хотел, несмотря на четкие советы сверху. В общем, был довольно неспокойный экземпляр и доставлял ему множество хлопот. Обычное бесстрастие айну, к его же удивлению, внезапно сделалось притворной маской, удерживать которую вдруг стало стоить множества усилий. Порой, глядя на Финвэ, он закипал внутри, как кипяток. В подобные моменты он становился сам не свой, его терпение иссякало. Больше всего ему хотелось перестать сюсюкать с ним, а вместо этого громоподобно возгласить: молчать и слушать! да так, чтоб уши у того прижались, как у зверя. Да, скажем честно, он хотел бы поглядеть на это хоть разок. И чтоб он тут же молча и без всяких лишних возражений начал делать, что ему велят! Но вместо этого он вынужден был что-то говорить, что-то выслушивать, зачем-то еще спорить, убеждать и снова что-то отвечать… И так по кругу каждый раз. - Манвэ, Манвэ, - твердил он про себя в эти мгновения, глядя на Финвэ исподлобья и сжавши челюсти до хруста, - избавь меня от него…. С ужасом ловя себя на том, что очень близок к тому, чтобы просто сгрести этого эльфа в охапку и хорошенько его потрясти, чтобы немного успокоить. Чтоб он был после - мягкий и послушный, словно воск, как слепишь, так и будет дальше. Ну что же, Мелькора он понимал. Пресловутая свобода воли, о которую они отчаянно ломали копья, временами начинала сильно раздражать даже его. Но Владыка, тот, увы, не избавлял. - Его стало слишком много в моей жизни! - негодовал он при встрече, мечась туда-сюда по залу, не забыв хорошенько прикрыть за собой высокие створки дверей. Плотно сложенные крылья долго волочились за ним следом, как бы говоря о том, что он предельно собран, но только кончики их мелко сотрясались. - Я постоянно занят только им, его детьми, его делами, внуками и им самим! – он с лязганьем и агрессивным бряцаньем чеканил каблуками плиты пола, заложив руки за спину. - Даже собакой, Мелькор ее поглоти! Он, собака он и есть, ведь он не исправляется нисколько, а только шкодит еще больше на пару с этим его внуком! Я все не постигаю замысел единства этих двух! Можно мне другие поручения? - резко остановившись, взывал он к нему. – А на исполнение этих более смышленого поставить! Я, очевидно, не гожусь, я не способен! – тут он падал на колено и складывал ладони вместе, низко опустив главу. - А лучше к Мелиан меня сошли на помощь вместо Соронтора, я немедленно готов. - Ты же не любишь Средиземье, - замечал его Владыка. - Нет, я люблю, - не дрогнув, высказался он, но дернул так крылом при этом, что ветром опрокинул наземь канделябр, стоящий где-то в отдалении за спиной. Оба, обернувшись, молча посмотрели на него. - Тебе полезно присмотреть за Финвэ, - ответствовал Владыка, пересекая длинный зал, в котором велась тогдашняя беседа, и поднимая канделябр обратно, - может, ты научишься чему-то. - Я?!! – вознегодовал Герольд, опешив. – А может, это будет он? Манвэ непроницаемо молчал и лишь немного улыбался, аккуратно расставляя сбитые им восковые свечи по своим местам. - Да и чему? Он на днях тут белку в своем же собственном дворе сперва освежевал, а после на костре зажарил! И предложил мне половину, как будто это так и надо! Сидит такой еще довольный и протягивает мне! – на лице у айну отразился возмущенный ужас, как будто это вовсе было худшим, что он видел в своей жизни. – И к тому же перья в косах! Все! Это главный и наивернейший признак воскрешения его диких неискоренимых средиземских замашек, которые он совершенно не намерен изживать! - Ну что ж, вполне по-братски разделил, - улыбнулся Манвэ, реагируя на белку, - вот если бы тебе достался только хвост, то это было бы воистину обидно. Он слегка дыхнул на свечи, и они опять зажглись ровным огнем. - Что? - Ты, когда слегка остынешь и как-то переваришь эту белку… - Я отказался! - оскорбленно отчеканил Эонвэ. - Может, зря? С чего все думают, что ты лишен эмоций? – Владыка улыбнулся в свой высокий ворот, глядя на него. - Что же до перьев… Я бы не сопоставлял так однозначно. Вот тут у некоторых тоже этот признак есть, - он подмигнул, поглядев на его же собственные крылья. – Так что же стоит думать? – Это шутка, Владыка? - уточнил царедворец. - Ну, в общем, ты получше поразмысли над тем, что я тебе сказал, - посоветовал хозяин Ойолоссэ, все поправляя канделябр. – Уверяю, что тут есть над чем подумать. Ты, Эонвэ, хорош во всем на диво, - оставив тот, он подошел к нему поближе, разглядывая айну. - Но все же есть в тебе один огромный недостаток, который часто перечеркивает все, - задумчиво заметил он. - Какой же? – осведомился напряженно тот. – Да ты не любишь никого, - добавил Манвэ со вздохом. - И даже представления не имеешь, что это такое. А главное, что даже не пытаешься понять. Но я надеюсь, это все-таки пройдет. Иначе ты бы был уже у брата… Он честно думал, но не понимал. Понимал только одно, что он уже и сам становится до ужаса похож на эльфа от частого общения с ним и то, что начинает жить его делами и переживать о нем и день и ночь! Это открытие повергло его в шок и в самом деле погрузило в размышления надолго. Айну нарочито удивленно поднял свою бесцветную бровь. - Ты выпил, что ли? - не остался он в долгу за фразу Финвэ про его якобы испуг. - Иначе чем все это объяснить? Эти твои, - тут он пощелкал пальцами, как бы подбирая подходящее определение, - нелепые прыжки с деревьев. - Ты же прекрасно знал, что я к тебе приду, - отрезал нолдо, - что до прыжка - прыжок отличный, любая рысь завидует и плачет. Лучше скажи, что думаешь о том, что ты увидел в доме Арьо? Кто, по-твоему, там лапу приложил? - Ну, я прозревал, конечно, что ты опять возьмешься за свое, это было очевидно, - беловолосый скептично поджал свои губы. - Что до прыжка - прыжок убогий. Судя по всему, айну был готов с ним препираться до самой Дагор Дагоррат. Это, кажется, вообще вошло в привычку у него. Про битву Финвэ слыхал, что будет такая и очень надеялся на нее, что уж тогда-то все враги наверняка как следует отхватят по сусалам. Лично его эта идея неизменно вдохновляла. - То есть ты станешь отрицать его причастность? Небо Валинора, да если он хоть как-то не замешан, то он бездарно выбросил в помойку каждый день, что пробыл на свободе! Я бы о том и по-другому, конечно, сказал, но не рискую оскорбить твой благородный слух. - Это все опять одни твои домыслы, Финвэ, у тебя нет никаких доказательств, и мне это отлично известно, - с усталым раздражением ответил Эонвэ. - Вот ты скажи мне, нет, ответь! Ты что же, думаешь, что вы его сломали там, у Намо? - Финвэ снова сделал шаг вперед, к нему навстречу. – Он будет делать, что и прежде, то, к чему он так привык. Горбатого могила исправит, не слышал?! - Что? - Эонвэ, вот ты какой угодно, но ты, вроде, не дурак. Я не жду от тебя и никогда не ждал прежде, что ты вдруг будешь подобен Манвэ, так же благ, прозорлив, мудр и милосерден. В силу занимаемых тобой позиций этого ожидать и не стоит. Ты представляешь карающую длань правосудия, клинок и топор, если хочешь. - Топор, это скорей у Намо, - вскользь заметил беловолосый, как казалось, со снисходительным любопытством слушающий эту речь. Финвэ не дал сбить себя с мысли. - И ты бываешь удивительно бездушен, жёсток, если не жесток и очень неприятен, чтоб ты это знал. Но это я тебе прощу, как многое другое, это я как-нибудь переживу. Одного я только не прощу и не потерплю, если ты в итоге все же окажешься последним дураком! – Финвэ подступил к нему вплотную, сверкая синими глазами. Айну был его почти на голову выше. – Что ты себе позволяешь, - почти прошипел он, специально глядя исключительно в пробор на макушке эльфа. – Ты мое мнение тоже знаешь о себе. Дикарь ты, дикарем ты был, дикарем и остаешься, Финвэ. Тонкий налет этих земель с тебя, чуть что, сползает, словно иссушенная шелуха… - У тебя же пред ним огромный комплекс, который все тебе и застит, - выдал ему наглый эльф, крайне непочтительно перебивая. - Что??? - Эонвэ с великим изумлением распахнул свои небесно-голубые глаза, вынужденно взглянув ему уже в лицо, просто не веря собственным ушам. – О чем ты говоришь, несчастный нолдо? - он упер руки в боки, сурово возвышаясь над ним. Перья, обычно где-то скрытые в копне его волос в спокойном состоянии, сейчас встопорщились и встали дыбом, сильно распушившись. Отчего он сделался совсем уже похож на хищную птицу, готовую клюнуть. Финвэ не спасовал, он продолжал задиристо глядеть ему в лицо, не отступая, точно так же упирая руки в боки. - Да ты же постоянно расшибаешь себе лоб в попытках доказать, как он ничтожен. Что он настолько жалок, побежденный, что теперь смешно подумать серьезно взять его в расчет. Ты его намеренно не видишь и не слышишь. Это тебя, в конце концов, и подведет, - заявил ему эльф, кивнув головой. – Прими всерьез возможность его нового бунта. Я понимаю, это крайне тяжело, ведь это опрокинет все плоды вашей победы. По крайней мере, сделает ее неполноценной. Увы, но это так и есть! Вы сделали ошибку, за которую мы все еще заплатим, и не раз, вот в этом я уверен, как ни в чем другом. Нужно было сразу - уничтожить. - Ах, какой ты кровожадный. Это как раз на тему шелухи. - Впрочем, что теперь об этом…, - мрачно добавил эльф, в этот раз игнорируя выпады айну. - Но может быть, еще не поздно что-нибудь исправить, пока опять не стало еще хуже. - Тебе ли об этом судить? - хмыкнул тот. - Может, тебе?! – взвился нолдо с пол-оборота. - Мне! Именно мне! – Финвэ стукнул себя в грудь кулаком. - Я до ночи могу перечислять, что он мне сделал! Мне и моему народу, близким мне! Начать? Или, возможно, ты наслышан! Так что не лишай меня моих прав, Высокий, я с таким судом не согласен, кто бы ни взялся судить! Тебе ясно?! - Не смей повышать на меня голос и не забывайся! Или ты думаешь, наедине все можно! Все! Я это слышал уже сотню раз! - беловолосый шевельнул крылами так, как если бы он отмахнулся от него руками. - Отойди от меня! И лучше сразу обратно за море! У тебя нет никаких доказательств. Один твой постоянный треп! Хватит преследовать меня! Ты надоел мне хуже горькой редьки! - в итоге закончил он фразой, услышанной некогда от него же, которую немедленно запомнил для чего-то. - Можно подумать, ты знаешь, что это такое, - буркнул эльф. - Ну, может, и не знаю, - раздраженно высказался айну. - Средиземское, наверно, что-то, надо полагать. - Не верю я, чтоб подле Владыки, коего чту я всем сердцем своим с первого слова, ближе прочих других был такой, каким я тебя сейчас описал. Если тебе не наплевать, - Финвэ вдруг схватил его за крыло сразу обеими руками, как клещами, и сжал его со всей возможной в нем силой. Айну опешил от такого действа, это было видно по глазам и по лицу, что он едва не задохнулся. Финвэ, сжимая еще крепче, невольно чутко чувствуя объявшую Герольда Манвэ дрожь, при том никак не мог определить, то ли он хочет еще больше отшатнуться от испуга и отпрянуть, то ли напротив – жестко врезать от души и явно мечется внутри себя в полном смятении, толком не зная, что же выбрать. И хоть сам Финвэ думал в это время совершенно о другом, он не мог все это не отметить, наблюдательность была тем самым качеством, без которого он бы давным-давно уже пропал. Внимание к мелочам порой решало слишком много. Сам он не помнил, чтобы вообще касался его как-то, до этого не приходилось. Любое их прикосновение, как он давно это заметил, в какой-то степени тревожило всех светлых майар. Темных тоже, но иначе, и если светлых оторопь брала порой надолго, то у этих тут же просыпалось вслед за первым удивлением пытливое и жадно-ненасытное любопытство познать еще больше. Безумное и агрессивное желание моментально вгрызться в сердцевину, сметая все препятствия, что встанут на пути. Им было наплевать на возможный отказ. Финвэ схватил его не просто так, расчет был именно на то, что благодаря такому близкому контакту айну сложнее будет обойти его слова и быстро выбросить из головы их, словно какой-то лишний и ненужный мусор. Нужно было как-то закрепить материально разговор, сделать так, чтоб он запомнил это. – Проверь…, - процедил он ему. - Проверь все сам… Ты это можешь. Можешь то, чего я не могу, как я ни прыгай. А до него мне не допрыгнуть, не то у нас соотношение сил… Если я тебе не нравлюсь сам, я, так и быть, переживу, - сообщил он Эонвэ, - но, может быть, имеется хоть кто-то. Хоть кто-нибудь, кто может пострадать, тот, кто тебе не безразличен. Есть же, наверно, хоть один среди пришедших некогда со мной. Иначе все ваши слова, что между нами говорились - все пустое. Отвечай, Эонвэ, отвечай за прозвучавшее когда-то, когда я спрашиваю с тебя. Иначе - все, доверию конец… Скажи мне, как мы будем жить тогда? - он пытливо заглянул ему в глаза. – Как это будет дальше между нами? И что же будет в основании этого житья? - Отпусти меня, даже тебе, нолдорану, не к лицу так непочтительно меня касаться, - беловолосый уже взял себя в руки, и промелькнувшая до этого растерянность исчезла, как и не бывало. - Надеюсь, что ты не возьмешь это в привычку, - холодно добавил он, смерив его с ног до головы отточенным ледяным взглядом. – На первый раз я, так и быть, прощаю, но второго я не потерплю, - предупредил он эльфа. Однако на лице его все же читалась вместе с этим тень некоего сомнения и размышления о чем-то. - Проверь…, - Финвэ настойчиво сжал его напоследок до заигравших у него самого желваков, в упор сверля его взглядом так, будто дыру проделать собирался. - Ты, очевидно, просто хочешь мне сломать крыло? А остальное только повод, то, что ты мне тут наговорил? – уточнил Эонвэ, продолжая все это терпеть, не отступая. Явно выжидая, что он сдастся первый. Финвэ вроде бы слегка смутился после этих слов, наконец-то выпустив помятое крыло и даже попытался было пригладить неприлично размусоленное им перо, что было до его прикосновения гладким и упругим без единого разрыва. Но Эонвэ так глянул, что у Финвэ моментально опустились руки, и он их даже за спину скорей убрал. - Прости мою горячность, Высокий, - нолдо поспешно отступил с нижайшим поклоном, уже точно таким, какому полагалось быть еще сначала, - но когда речь идет о близких мне, я делаю, что должен, - скупо объяснился он. Беловолосый неопределенно хмыкнул, оценивая эту речь, как-то вместе с этим нервно подернув выпущенным из эльфийских рук крылом, словно хотел скорей стряхнуть обжегшее его прикосновение чужих пальцев. Измятое было перо мгновенно приняло свой прежний благородный вид. – Да, пожалуй, что один все же найдется среди вас, - крайне недружелюбно и снисходительно буркнул он, пристально взглянув на нолдо, и в следующий миг уже обдал его холодным ветром, сбившим Финвэ с ног. – И кто же это, интересно, вот бы знать? – выкрикнул тот в ответ, отчаянно пытаясь удержаться под его ураганным порывом, что, видимо, специально валил его мощной холодной лапой наземь, явно отвешивая между делом оплеух. - Это Хуан! - донеслось до него уже откуда-то с неба вместе со свистом ветров. - Что?! – Финвэ все же вскочил, да так, будто собирался сейчас же сдернуть его обратно и потребовать объяснений, но Вестника Сулимо уже не было рядом с первым владыкой всех нолдор. Он удивленно поглядел ему вдогонку. – Как же Хуан?! – хотел было спросить он, вскинув вверх вдогонку ему руку. - Да он же насмехается в ответ! - в ту же минуту осенило Финвэ. - Вот же, - пораженно крякнул он. Нолдоран вздохнул, устало потерев переносицу. - Какая невеста? Причем здесь невеста? А главное, где ветер носит Эонвэ? После той памятной беседы он куда-то напрочь запропал и на глаза пока не попадался, что, конечно, было очень странно, а еще вернее - сразу очень сильно напрягало. Ураган еще к тому же этот, едва не разметавший город… Все это точно не к добру… Между тем, внук в его крепких объятиях снова притих на какое-то время. Дед бережно погладил его по голове, не спеша отпускать, и все задумчиво размышляя. В этот момент двери покоев распахнулись с вызывающим и неуместным случаю шумом. В дверях возник пыхтящий Артаресто, весь исцарапанный и перемазанный зеленым, и не менее его пыхтящая, явно пытающаяся отпихнуть его локтем Артанис. - Ну что ты ломишься сюда. Дедушка, а я ей говорил, - сейчас же извинительно нажаловался он. - А что, мне нельзя! - гневно рявкнула его сестрица, немилосердно пихнув его в бок довольно крепким для девушки локтем. – С каких это пор ты тут главный! Дедушка, скажи ему! - Ну, заходите, что ли, раз пришли, - высказался Финвэ, в это время осторожно опуская измученную золотоволосую голову на подушки. - Ему что, хуже?! - сходу выпалила Артанис, стремительно подбегая к постели старшего брата. - Ну, пока что явно не лучше, - вздохнул нолдоран, - давно это с ним? - Да уже второй день, - взялся докладывать Артаресто, - вчера началось. С утра с постели не поднялся, пожаловался на плохое самочувствие. Но сказал, что ничего особенного, голова немного болит, а к ужину пообещал явиться. Ну, никто его особенно не беспокоил и не волновался, однако, к ужину он не пришел. Тогда я сам к нему заглянул, он, в самом деле, выглядел неважно, но вовсе не так, как сейчас. Сказал, что ничего ему не нужно, что просто ляжет спать и все к утру само пройдет. Но, видимо, к утру уже поднялся жар и когда я зашел, то увидел, что ему стало хуже! Тут уж обеспокоились, взялись его лечить, чем можно. Настойку вот дали, - он кивнул на флакон, до того отставленный дедом, - чтоб жар этот сбить… - А где Амариэ? – негромко перебил его дед, сузив глаза. - Что? - не сходу понял Артаресто. - Невеста его, спрашиваю, где? - донес до него Финвэ. – Ее известили, что он заболел? - Кажется, нет, - как-то растерянно ответил его самый младший внук. – Наверно, просто не успели… - Ну, так отправляйся к ней и сообщи ей об этом, - вновь перебил его Финвэ. – Пусть-ка она его навестит как можно скорее. - Он что же, так плох? – ужаснувшись, Артаресто как-то подкошенно опустился на ближайшую табуретку, едва не промахнувшись мимо той. - Вот тоже мне придумал, - укоризненно заметил его дед, недовольно почмокав. – Ну и воображение, однако, - осуждающе добавил он. - У страха глаза велики. Борись с ним! - сделал внушение он. - Может, ему от одного ее прихода только сразу резко полегчает, - пояснил он затем. - Бывало в мире такое, - усмехнулся он под нос. – Но, конечно, вместе с этим нужно звать кого-то от Эстэ, что совсем не помешает… - Не нужно Эстэ! – воскликнула вдруг до того молчавшая Артанис. - Ну почему же не нужно? - Финвэ вновь пытливо и цепко сощурил глаза. Тут его бойкая внучка вся осеклась и как-то смешалась, явно не найдясь сходу с нужным ответом. Никто другой бы это не заметил, но Финвэ хорошо знал всех своих потомков. - Ну, может, мы и сами еще справимся, своими силами. Вот сейчас его как следует полечим и он вмиг пойдет на поправку, - преувеличенно-бодро зачастила она, впрочем, не глядя деду в глаза. - Наверно, просто сильная простуда… - Не нужно, значит, Эстэ, говоришь, - вновь задумчиво ответил дед, еще внимательней уставившись в ответ, - простуда, значит, говоришь. Артанис ощущала полный провал, врать деду было совершенно невозможно, и это никогда не выходило. Все вранье он моментально - выкупал. Но с отчаянья, что всю историю начнут-таки копать, и, разумеется, раскопают, что не нужно, расковыряют это все и извлекут потом на суд, она опять перепугалась и сглупила. Деда она предполагала здесь застать значительно позднее и просто не успела толком подготовиться к его приходу. Не придумала, что делать из-за всех своих переживаний за брата и за себя, что оглушили ее, как ударом. И она пока что никак не могла очнуться от них и как следует взять себя в руки. В то утро, когда вдруг начался его недуг, первым, кто его нашел, был совсем не Артаресто. Первой была она и нашла она его не где-нибудь, а у себя в покоях. И с запозданием поняла, кусая себе локти и проклиная собственную глупость, что он задумал. И после догадалась, с чем и с кем он встретился в ту ночь вместо нее. И что встреча эта не прошла для него даром, хоть он и не обмолвился о ней ни словом. Только с большим трудом поднялся кое-как, когда она его растормошила, и поковылял в свои покои. Ничего не отвечая на ее вопросы, которыми она нервно осыпала его, едва ли не с криком. – Все хорошо, Артанис, не переживай, все обошлось, - промолвил он, не глядя на нее, перед тем как скрыться у себя за дверью и запереть ту на замок, чего обычно отродясь не делал. Сперва она оторопела от того, что поняла, потом до глубины души изумилась, устрашилась вслед за этим, и наконец, поглядев ему в спину на его ставшую нетвердой походку – горько раскаялась в том, что все ему рассказала… Прозрев, что именно он взял удар, предназначенный ей, на себя, закрыл ее собой в эту ночь от беды. И что теперь с ним будет? Идиотка… Но как же, как же она не догадалась раньше? Как она могла поверить в то, что ему все равно… Неужели же она его совсем не знает? - Так как же, идти мне к Амариэ или к целителям Эстэ? - встрял в это время немного сбитый с толку Артаресто. - К Амариэ конечно, - велел ему дед. - Иди уже, не мешкай, - поторопил он его. - А ты, голубушка, присядь-ка, присядь, задержись, - обратился он к внучке. Артанис вся внутри похолодела от его негромкого голоса и больше прежнего почувствовала себя загнанной в угол, даже больше, чем с Эонвэ. Потому что знала, с дедом никакие фокусы не пройдут. Дед буквально шкурой чуял всяческую ложь и никогда и ничем не давал сбить себя с толку и обвести вокруг пальца. Возможно, что Герольд Сулимо по этой части был совсем не хуже, но Финвэ как облупленную знал ее с пеленок! Он частенько ей напоминал беззаботно дремлющего на теплом местечке потрепанного и матерого, но очень симпатичного кота, чья жизнь – удалась. Он ее добился, заслужил, он уже выиграл все свои бои и теперь может спокойно дремать остаток своих дней, наслаждаясь плодами своих побед. Но только этот тертый зверь никогда не дремал, на самом деле он всегда был начеку и незаметно зорко следил краем глаза за всем, что происходит вокруг, больше прикидываясь спящим. Таков и он и был, потому и уцелел во всех передрягах. Теперь по синим дедовым глазам, обычно очень ласковым и веселым, было понятно только одно, что сейчас он того и гляди включит правителя нолдор и разговор тогда пойдет совсем другой. Жесткий и неприятный, без особых поблажек, несмотря на родственные отношения. Потому как был он добряк и весельчак до известной поры. Финвэ делал это не так чтобы часто, но если делал, то увильнуть уже не удавалось. Но все равно она решила попытаться. - Ну, рассказывай, - негромко коротко велел ей тот. - Что рассказывать-то, дедушка? – сейчас же прикинулась золотоволосой овечкой его бойкая внучка. - Все, Артанис, - веско обронил нолдоран. Закивав согласно с показной готовностью, она открыла рот, после чего не умолкала битых полчаса, наверно. Говорила она убедительно и на редкость складно, как это ей самой казалось. К этому моменту она уже вполне сумела овладеть собой. Финвэ напротив нее внимательно и молча это слушал, не перебивая, лишь время от времени настойчиво щупая горящий лоб Финдарато. - Какая изумительная чушь, - уверенно заключил он к ужасу Артанис, когда она наконец-то выдохлась и иссякла. Его внучка в этот момент изо всех своих сил старалась не скиснуть и удержать невозмутимое лицо. – По всей видимости, это что-то на редкость скверное, - проницательно добавил он, - раз ты так искусно и старательно мне лжешь прямо в лицо. Артанис молчала, понимая, что если начнет горячо возражать, и суетливо говорить что-то еще сверх того, что уже наболтала, то, пожалуй, сделает этим только лишь хуже. - Во что же вы еще влипли, дети мои, - тяжко вздохнул он, покачав головой, понимая, что дальнейшего ответа он, видимо, не дождется. - Может, все-таки скажешь, пока не стало слишком поздно? - попытался он снова. - Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь меня, я все тебе рассказала, что знаю, - внучка пожала плечами, но голос ее все-таки немного дрогнул. - Так вот, значит, - с неприятным, плохо выносимым, больно кольнувшим ее сердце холодком, - констатировал Финвэ. – Ты уверена, Артанис, в том, что ты готова понести последствия своих решений? - спросил он ее, сощурясь сильнее. - Уверена, - каким-то показавшимся самой себе сильно севшим голосом заявила она, хотя не была уверена в этом вовсе. - Ну что ж, завидую тебе, - он покачал головой. - Ступай, - все с тем же холодком разочарования добавил он, - но если все же передумаешь, то приходи, я тебя жду. "Так просто отпустил?" - не поверила она своей удаче, поспешно вставая, поворачиваясь к деду спиной и на миг прикрывая глаза. - Я все узнаю рано или поздно, - все так же негромко толкнуло ее в напряженную спину. - Но лучше бы – рано. Подумай об этом, ведь ты же редкая умница у меня. Поумнее многих своих братьев будешь. Потом все исправить будет только сложнее. Запомни, справиться можно только лишь вместе, объединившись, по одному нас - раздавят, так было всегда и думается мне, так будет и дальше. Очень жаль, что в моей собственной семье это не все понимают, - до нее донесся его тяжкий вздох. Впрочем, Финвэ уже не смотрел на нее, он мрачно глядел куда-то в окно, прищурив глаза и впиваясь суженной точкой зрачка в безбрежно-светлое пространство за ним. Глядел на великолепные белые башни Тириона, чьи тонкие шпили круто вздымались над могучими вершинами темно-зеленых лип их сада, пронзая иглами ослепительно-густую, раздражающе-беззаботную лазурь ясного неба. – Что толку, - в это время думал он, - что я построил этот город, когда я главного никак построить не могу, своей семьи… В такие моменты все его труды казались ему абсолютно ничтожными и не имеющими никакой ценности, бессмысленной, ненужной, бестолковой суетой. Таким бывает старое осиное гнездо, пустым и тонким, и можно его смело уничтожить за секунду. И что он заполнил отпущенное ему время, которое, конечно же, не вечно, это лишь сказки для юнцов, совсем не тем и делал вовсе не то, что было действительно нужно. Он лишь трусливо спрятался за этим… - Я ни в чем не виновата, - в это время с упрямым злым отчаяньем подумала Артанис уже в который раз за это время. В дверях она столкнулась с матерью. Та, как показалось, тоже поглядела на нее с каким-то подозрением, и она поспешила убраться подальше от старших членов семьи, чтобы скорее что-нибудь придумать. Артаресто был расстроен всем случившимся не меньше, чем их мать. Самому ему все это показалось очень странным. На его памяти Финдарато так сильно, как в этот раз, никогда еще не болел, да и сам он так не болел, как и прочие братья. К тому же болезнь, внезапно поразившая старшего брата, была пугающе-стремительной и он теперь все гадал, что же это может быть и как вообще могло случиться. На какое-то время от этих мыслей его отвлекла увлекательная борьба с поваленной туей. Туя представлялась ему каким-то противостоящим лично ему нагло развалившимся косматым чудищем, захватившим их двор, которое он должен непременно победить по повеленью короля. Такую вот историю он сам себе придумал, чтобы не было скучно работать. Правда, перед тем как явилась Артанис, он едва осилил только ее треть. До нее доносились звонкие вскрики и очень нехорошие слова, которые, как, оказалось, были отлично известны их младшему брату. От несчастной туи во все стороны летели зеленые клочья, густо орошая округу, словно дождем. Они еще на подходе засыпали ей всю голову и их мелкие и необыкновенно цепкие веточки намертво застряли в ее тщательно уложенных волосах, как она потом ни пыталась вытряхнуть их оттуда. Где-то в этом зеленом хаосе громко пыхтел, ругаясь, Артаресто, с тем же пылом и жаром продолжая генерировать его и дальше, несмотря на ее требование сейчас же это прекратить. Разумеется, они немедленно с ним поругались, а после, препираясь, двинулись к деду, с целью посмотреть на Финдарато и заодно нажаловаться друг на друга. - Ну ничего, дед непременно во всем разберется, - теперь утешал он себя. – На то он и дед, не было такого случая, чтоб он когда-нибудь не разобрался. Он до того был рассеян, погрузившись в свои размышления, что свернул не на том перекрестке и прошел довольно далеко, прежде чем опомнился, с досадой треснул себя по лбу и, на все лады кляня собственную бестолковость, спешно повернул обратно. Он же к Амариэ идет! Едва он подумал о ней, как все внутри затрепетало и перевернулось. По доброй воле он не пошел бы к ней ни за что, но сейчас другого выхода не находилось, и вот хочешь, не хочешь, а приходилось идти. Конечно, можно было попытаться попросить пойти вместо себя кого-нибудь другого, но, во-первых, дед послал его, ему доверив это дело, а во-вторых, додумался он до этого уже по дороге, когда было несколько поздно. Перед невестой брата он впадал в такое дикое смущение, что слова выдавить не мог, как ни старался. Так и стоял, как полный дурачок и то краснел, весь заливаясь алым жаром, то, напротив, ужасно бледнел, так, будто собирался в обморок немедленно упасть, и все попеременно. Вплоть до того, что он не мог поднять на девушку глаза и просто ей взглянуть в лицо. - Ха! Да ты влюбился больше, чем сам Финдэ! - вовсю подтрунивали старшие над ним. - Замолчите! - придушенно шипел он в ответ, едва не задыхаясь от возмущения, горло и впрямь что-то чудовищно пережимало. До глубины души весь негодуя, и от подобного предположения, и еще больше от того, что они так безобразно вопят об этом на весь Валинор, зычно разнося это на всю округу. Так что это всякий первый встречный может услыхать. Тогда, когда он и подумать сам, наедине с собой не смел об этом! – Вот кони золотоволосые, вам только бы поржать, даже над чем - не важно, – задето бросал он в сердцах, не в силах сдержать негодующих слов, - под гривами - пустые черепа! - Гляньте, как он тут запел, а как глазюками сверкает и распушился, словно воробей, попавший в лужу! Наш младший на тропе войны! Суровый птенчик! За секиру в птичьей лапке нервно стиснут одуванчик! Или еще какой-нибудь гербарий! Аха-ха-ха! Ну-ка, давай, давай! В атаку! Покажи-ка нам себя! – тут же с азартом подначивали его. Это Финдэ принципиально в драку не лез, во всяком случае, всегда старался, а он чуть менее принципиальный. И вообще, ему до него, как до звезды небесной, может, не стоит даже и пытаться. А потому он мигом оторвал тогда голой рукой гигантскую ветку крапивы, даже не дрогнув, и бросился в бой с криками: Вот вам одному - гербарий, а второму - одуванчик! Нате, получите! - норовя натрескать жгучей веткой по физиономии обоим старшим братьям. Дикий хохот поднимался пуще прежнего, правда, он то и дело перемежался громкими вскриками "ай" и "ой", а увенчало это все: "отстань дурак! Вот бешеный! Мы пошутили!" Но, несмотря на это, братья, к его досаде, как обычно, победили и после хлопали его по плечам и нещадно ерошили ему всегда аккуратно причесанную шевелюру. - Радуйся и славь Эру за то, что в старших братьях у тебя мы, а не Курво с Тьелко, к примеру! - Спаси и сохрани меня Эру от этих двоих, - бурчал он в ответ, непокорно уворачиваясь от них и заодно истово осеняя себя отводящим все дурное знаком, какому еще в детстве научил его дед. Знак всегда помогал. – У нас зато Артанис есть, - добавлял он после, слегка успокоясь, - которая точно стоит этих двоих. И все с тем же хохотом соглашались, что он мудр не по годам. С вышеупомянутыми он опасался сцепиться, один против двух, старался не попадаться им на глаза. Такой расклад заведомо был плох. При Майтимо они были хоть как-то смирны, он их призывал к порядку, одергивая то и дело, а если без него, так могли искусать вместо Хуана. Часто шуточки у них переходили все границы, но их самих это не очень-то смущало. Было ясно, исправляться у них в планах - нет. Он свято был уверен в том, что кусаться зверюгу научили они, сам бы Хуан до этого мог бы еще лет сто не догадаться. Понятно, кто его такому обучил. Последнего он регулярно пытался тайно сманить, даже несмотря на свой страх перед ними, добиваясь того, чтоб он пожил у него какое-то время. Впрочем, этим тайным желанием грешили все внуки Финвэ без исключений. Этот белый чудный зверь был необыкновенно популярен у всего его семейства. Но тот был, видимо, влюблен в хозяина по уши, доставшегося животине явно по ошибке, а потому попытки эти никогда и никому еще не удавались. Конечно, на такие заявления и шутки старших братьев нужно было просто рассмеяться и они немедленно бы отвязались с этим, а через день уже забыли. А он опять сглупил, стал возражать, да еще зачем-то ринулся в эту нелепую драку. Ну, до чего он бестолковый, сто раз же сказано, подумать надо для начала, а после уж бросаться, если ничего другого не надумал. А то он скоро уподобится хозяину Хуана. Тот всегда сначала делает, а после худо-бедно что-нибудь соображает, а то вовсе не желает себя этим утруждать. А про любовь он ничего еще не знал, но просто был уверен в том, что брату досталась самая лучшая на свете девушка. И это было совершенно справедливо, Финдэ заслуживал такую. Надо сказать, что Амариэ над ним никогда не насмешничала, как это мигом сделали бы Ириссэ с той же Артанис. От них он живой вообще не ушел бы, изжалили всего бы насмерть языками, словно две ехидные змеи, им же ведь только попадись. Но Амариэ никогда не смеялась и ни единым словом не обидела его, хотя, конечно, преотлично видела то воистину нелепое состояние, в какое он при ней впадал. Она всегда, сколько он помнил, была приветлива, сочувственна, мягка, нисколько не надменна, никогда не пыталась уязвить или показать свое превосходство, не кичилась своей красотой, а видит Эру, что могла бы. Могла бы целый день от зеркала не отходить и зацеловывать в нем свое отражение, как это делали его сестрицы. От нее словно шло ласковое живительное тепло, всегда готовое согреть и поддержать любого, кто нуждался в этом. То, что было в его брате, будто эхом отражалось в ней, и лучше он найти не мог. По размышлении, это было чудом. Одним словом, она ничем не походила на девиц их дома, больше похожих на дикий порывистый неуправляемый ураган. Те, как он подозревал, конечно, ревновали, особенно когда и остальные признавали ряд ее достоинств. - Финдэ отхватил себе, конечно, - и собственные братья и кузены то и дело не могли сдержать свою оценку. По скупости ее было понятно то, что завидуют ему немного. Девицы, чутко уловив звучащее в ней восхищение, сейчас же громко фыркали в ответ на это, словно кошки. Фырканье, конечно, означало то, что есть тут и в сто раз получше, оглянитесь, дураки, тоже, нашли себе богиню, чтобы восхвалять. - Я не понимаю, за кого их замуж отдавать? - жаловался Финвэ, всплескивая рукавами. – А отдавать быстрее надо! А то уж извелись, я вижу. Но кто же с ними справится, кто их таких вообще возьмет! Девицы, те в ответ так хохотали, что с деревьев сыпались листья. После крепко чмокали его в обе щеки, приникнув к деду с двух сторон, и он сдавался и махал на них рукой. - Да мы и сами вам еще повыбираем! - Финвэ, подхватив под ручку их, отплясывал какое-то веселое коленце, сам заливаясь громким юным смехом. Наверняка родственники Амариэ про нее так не думали, размышлял он потом. Он был уверен в том, что каждый эльда рад и счастлив был бы взять такую девушку в жены, почитая это великой удачей и милостью Эру. Если он и завидовал старшему брату, то зависть его вылилась в твердую мысль, что, если он и женится когда-нибудь, то только на такой. Что ж, дело оставалась за малым, всего-то ничего, найти похожую, но он пока подобных ей вокруг не видел. Он шел по хорошо знакомым улицам Тириона, толком не глядя по сторонам, но после пройденного мимо перекрестка все-таки взялся обращать внимание на округу. Несмотря на то, что прошло уже несколько дней, в городе все еще виднелись следы и последствия недавно прошедшего шторма. Он был настолько силен, что еще не все успели убрать. Не только те, кому положено было этим заниматься, но и примкнувшие к ним многочисленные добровольцы уже не первый день откачивали воду, ликвидировали затопы, расчищали засоренные обильно нанесенным мусором забитые ливневки и водостоки. Убирали с дорог поваленные бурей многочисленные деревья, перекрывшие их, часто прямо с корнем вывороченные из земли. Сперва, дружно взявшись, оттаскивали их на обочины подальше, спустя какое-то время брались пилить и после увозили прочь. Где-то на фронте этих нужных и общественно полезных работ застрял отец и остальные его братья, которых дома толком было не видать все эти дни. Затем в конце Абрикосовой улицы, по которой он шел, старательно переступая сбитые бурей многочисленные разбитые плоды, дорогу, вопреки ее названию, ему преградил действительно гигант, по сравнению с которым та здоровая туя, что валялась у них во дворе, выглядела жалким карликом и лилипутом. Это был огромный серебристый тополь, который не спихнул бы с дороги и сам почтенный Вала Тулкас. Тополь этот рос тут всю его жизнь и был примечателен тем, что он еще в его детстве уже был таким. Он всегда удивлялся его размерам, еще с тех времен, когда Финвэ сам водил его за руку. - Эх, видел бы ты деревья Эндорэ, - говорил ему дед, - тогда бы этот малыш не казался тебе таким великаном. Артаресто честно пытался представить себе простые деревья побольше, чем этот тополь и просто не мог. Он недоверчиво слушал деда и все допытывался потом у окружающих, действительно ли бывают такие, или же дед опять рассказывает ему, словно маленькому, сказки. На тот момент он упорно мнил себя взрослым и строго требовал того же от других. И хоть остальной знакомый ему взрослый народ подтверждал, что бывают, он вновь не очень-то верил. Он много говорил об этом с Финдарато, тому все это тоже было очень любопытно и оба они пытались представить такие деревья, долго обсуждая их между собой. Если вдруг появлялась Артанис, она сейчас же очень живо вступала в беседу, внося свои идеи и предположения на этот счет, а когда надоедало, вскакивала и щелкала по носу и одного и второго. – Деревья! – с какой-то насмешливо-презрительной жалостью бросала она. – Леса!!! Мыслите шире, братишки! - и убегала, хохоча. А они еще долго удивленно глядели друг на друга, осмысливая это. С тех самых давних времен и затаилась в нем мечта когда-нибудь увидеть их своими собственными глазами. И вообще увидеть все то, о чем порой рассказывал дед. Страшное тоже. Это сильно будоражило его, и он все представлял, что стал бы делать, окажись он сам на месте деда. Но он, конечно же, об этом никому уже не говорил. - Вот это ураган, - уже в который раз поразился он, с удивлением уставившись на казавшийся незыблемым и вечным тополь. Большие бархатно-серебристые листья его скорбно поникли на ветвях уже чуть сморщенными лоскутками. Поверженного великана было жаль. Вот бы можно было его оживить! Было совершенно неизвестно, куда бы унесла его такая мысль, останься он по-прежнему один. Однако возле дерева кипела суета. Поскольку унести такую тяжесть было совершенно невозможно, его деловито пилили и рубили на месте. Из ветвей вдруг прямо навстречу вынырнула хорошо знакомая медноволосая макушка. - Привет, Артаресто! Ты к нам на помощь? - весело спросил его Майтимо. - Я? Да нет, - пришлось признаться ему. - Давай к нам! - из-за его плеча, как обычно, возник неотвязный Финьо, щеголявший в цветастой косынке поверх многочисленных мелко заплетенных косичек, какие обычно носили на побережье разные моряки. – Мы его сейчас на дрова мигом распилим! На год дров заготовим за раз! - Зачем тебе столько? - невольно удивился Майтимо. - Может, я мерзну ночами! У вас хоть Хуан! На крайний случай можно к нему приложиться. - Да тут холодно три дня в году бывает, все время жара, не продохнуть, - возразил ему Рыжий. - Так что я с ним не сплю. - Знаешь, на месте Хуана я бы хозяина радикально сменил. - На кого? На тебя самого, что ли? - фыркнул Майтимо. - Жалко его, - вклинился Артаресто. - Он на несчастного не тянет, не жалей, - заявил ему Майтимо, - чего его жалеть-то, морда уже - во! В дверь уж не пролазит, ходит, хитрюга, побирается еще то тут, то там, как будто он недоедает. - Да вроде бы он не толстел, - озадаченно заметил Финьо. - Хотя поесть, конечно, любит, тут ты прав. На редкость прожорлив. Нет, ну, может, наберет что иногда, но тут же скинет на охоте еще больше. Был тут недавно, платье выклянчил мое, так вроде влез, нормально село, так и пошел в нем на свиданье… Ээ, погоди-ка! Так что же, у меня, по-твоему, есть лишний вес? Ты где его вообще увидел! – тут он пихнул в плечо Майтимо кулаком. И мигом закатил рубаху до подмышек, демонстрируя всему собранию свой пресс. - Что-то не то, - заметил, морща нос, Артаресто. - И ты туда же! - совершенно уже возмутился Финьо. - Дорогой кузен, разуй глаза!!! - Нет! Не надо дальше раздеваться! Да нет же! Погодите, я про тополь! - наконец сообразил он уточнить. - Тополь жалко, я этот тополь с детства еще помню, мимо него все время с дедом ходили. - Тьфу на вас! Ну вы даете! Я думал, вы про Турко, про него, - ответил Финьо, сейчас же бросив стаскивать с себя почти что уже снятую рубашку. - Фу, слава Эру, я по-прежнему стройняшка! – тут он театрально закатил глаза, берясь за сердце. - Да? - он вновь пихнул Майтимо. - Хуан в твоем наряде на свиданье! А-а, хотел бы я на это посмотреть! Так и представляю! - Рыжий уронил лицо в ладони, всхлипнув. - Вот и пообщались, братья… Я-то про него… Все трое поглядели друг на друга и с хрюканьем сложились пополам, буквально повалившись, друг на дружку. - Точно, и мы тоже ходили, - согласился Майтимо, когда смог что-то внятно говорить. - Да, жалко, конечно, что повалило. С виду такой, вроде, крепкий, добротный, я его осмотрел, даже и не ясно, как его так подкосило, - покачал он головой. - Вот это бурища! – необыкновенно радостно воскликнул Финьо, как видно, спеша поделиться последними новостями и нюхом учуяв в подошедшем кузене пока что не окученную жертву сплетен. – Говорят, пришла на нас из Средиземья! Что? Это не я вообще придумал! - отпихнул он Майтимо, видно пытавшегося его остановить, причем, наверное, уже не в первый раз. – Не мешай! Это еще что! – не унимался он нисколько. - Слыхал, что в Гаванях маяк едва не повалило?! Ну, может и не повалило, да! – он вновь отбился от Майтимо, все дергающего его за рукав. - Но зато фонарь расколотило вдребезги ему, так что придется новый туда ставить. Хорошо, я знаю, есть у них один готовый на замену. Верно, Артаресто, ты уж точно это знаешь? Он согласно кивнул. - Такой-то ведь и за неделю новый не сделать, а то и за две. - Вообще-то за три, - коротко вставил Майтимо. - Все-то ты у нас знаешь. А может, не все! - Финьо по-хозяйски щелкнул его по носу. - Семь кораблей оторвало от пирса, поотрывало к Оссэ якоря и унесло в открытое море, два только уцелело из семи, остальные бесславно потопли, - продолжил он свой рассказ, - да и из тех двух уцелевших один едва не в щепу, мачту снесло подчистую. Но выловили, конечно, стоит теперь в ремонтном доке бесполезным корытом и говорят, что к починке вряд ли уже пригоден! А тут сам видишь, что с городом сотворилось! В трех кварталах, тех, что ближе к морю, откуда ветер как раз дул, чуть ли не половину крыш посрывало. А на одну и вовсе лодка приземлилась, правда, небольшая! Вторая во дворе соседнем торчит на дереве, словно птичье гнездо! А деревья, те повалило без счета, всюду завалы, низины все затоплены, теперь там сплошное болото. Утром я козу одну спас от этого половодья, - похвастался он. - Это которую? - тут же насмешливо полюбопытствовал Майтимо. - Дурак конопатый, - беззлобно ругнулся Финьо, - настоящую, топталась на каком-то куцем островке и блеяла настолько истошно, что даже жалко ее стало. Ну, я подплыл и сгреб ее оттуда. И что удивительно, вообще не брыкалась, хоть и коза, а все-таки соображает то, что я ее спасаю. Такая белая в коричневых пятнах, - попутно описал он ее, - симпатичная, в общем, и колокольчик на шее есть, но безымянный. - И куда ты ее после дел? - заинтригованно спросил Майтимо. – Отпустил назад на волю? - Зачем отпустил? Домой к нам отволок, - пояснил ему тот, - сидит теперь там. - Зачем это вам коза? - озадачился Рыжий. - А я ее потом отдам Хуану, когда он придет, он ее мигом съест, да и останется на радостях жить с нами, - лукаво блестя глазами, пояснил он Майтимо. - Такой вот план имеется коварный, особенно после твоих рассказов. Артаресто, услышав это, обеспокоился сразу, подобный ход не приходил ему на ум ни разу. А ну как он сработает у Финьо? И расположение Хуана заполучит он, и он к нему возьмется приходить в свободное от Турко время! Правда, он мигом успокоился на этот счет, потому что Майтимо, услышав это, фыркнул и расхохотался. – Ой, он ее не станет есть, а вот зато мой братец очень даже может стрескать в качестве жаркого, а потом, глядишь, и в самом деле еще приживется в надежде на регулярность таких вкусных подношений. К жаркому он неравнодушен. - Э нет уж, увольте, этот нам точно в доме ни к чему! Ты уж прости, но я на него категорически не согласен! Вот на тебя согласен, в любом твоем виде, любого возьму, только приди, а на него ни за что! Что ж, раз пошло такое дело, лучше я сам ее съем, - кровожадно закончил он эту тираду. - Спасти, чтоб после ее съесть? – поморщился Артаресто. – Ну, знаешь, как-то это все не очень… - Согласен, такое, - ответно смешливо сморщился Финьо. - Не в стиле Таниквэтиль. Семья не одобрит. Ладно, не переживайте, а то вы прямо сбледнули с лица, я, так и быть, верну животное законному владельцу, правда, сначала его нужно как-то отыскать, - он почесал себе затылок под косынкой. - Ну что, поищем его вместе? – с этими словами он крепко притиснул к себе Майтимо и обнял за шею, сразу цапнув блестящую прядь его медных волос. – Ты ж меня не бросишь? А после отодвинул вбок, не дав ему и слова молвить, вновь обращаясь к Артаресто: - Да что там деревья! Упала статуя великого орла, ну та, что на площади Манвэ и дружбы всех эльдар стоит! Стояла, вернее, до недавнего момента. Цельнолитая, бронзовая, между прочим! Вещь! Ну что я вам, когда вы сами все сто раз видали. Эх, а я на ней впервые целовался… - На ней пол-Тириона этим занималось, - хмыкнул Майтимо. - И что, ты тоже? Это с кем? - Я что, по-твоему, похож на идиота? - сразу возмутился он. - Хорошо, я дико рад, что не похож! - Финьо набросился и звонко с силой чмокнул его в гладкую щеку, прежде чем он успел хоть что-то сделать, так что Майтимо еле отбился. - Говорят, что рухнула прямо на какого-то случайно проходившего мимо майа. Вроде бы на Артано, - продолжил он, все норовя опять напасть. - На кой он там, конечно, бродил в такую бурю, это неясно, сомневаюсь, что с такой же целью, что и я там был когда-то, хотя кто его знает. Ну, может, цветы этой статуе втайне нес, в конце-то концов. В итоге пострадавший без чувств унесен в лазарет в Лориэне. - Да хватит заливать-то! – не выдержав, снова вмешался Майтимо, ловко дернув его за одну из косичек. – Ничего он не пострадал, я его после уже видел, шел себе куда-то, вполне себе целый и ничем не подбитый. А цветы он, если принесет кому из них, так это только на поминки, нет между ними приязни, если кто тут не заметил. - Ага, да как же целый! Говорят, что ему память начисто отшибло! Да так, что и своих теперь не узнает! Статуя-то при падении треснула его крылом как раз по голове! Приложила со всей дури по его макушке наглой, – нисколечко не сдался Финьо. - Да так, что он и Эстэ после не узнал. Сперва он бурно возмутился, что его бесцеремонно раздевает незнакомка, но, говорят, что после быстро передумал и предложил впоследствии жениться! - Кто жениться, он жениться? - перебил его Майтимо. – И погоди-ка, что она с ним делала вообще, что он ей это предложил? - Нуу, исцеляла, вероятно, что ж еще? - темноволосый сверкнул в сторону рыжего какой-то особенно белозубой улыбкой, предназначенной лично ему, похожей на яркую, краткую, но еще долго не забываемую вспышку. Приметил ли ее Майтимо, было не ясно, но Артаресто вдруг приметил, словно споткнулся о нее с разбега, взглянул удивленно, но сходу смысла так и не уловил, может, слишком о многом он думал в тот день. Рыжий мигом дернул Финдекано за косынку и натянул ее тому на нос, закрыв лицо почти до подбородка. Темноволосый гибко и строптиво извернулся, уже отпихивая его руку. "Показалось что-то, наверно", - подумал младший сын Арафинвэ, наблюдая за давно уже привычной всем неустанной перепалкой этих двоих. - О чем ты говоришь, о славный косами больше нолдорских дев! Та статуя упала вовсе и не на Артано, - в этот момент охотно вклинился еще один общий знакомый, услыхав их громкий разговор, - пострадавший в буре майа, это Эонвэ! - Что за нелепость, как это могло быть? – возмутился еще кто-то, решительно расширив этим до того еще узкий кружок болтунов. - Ну, мне откуда знать? Ну, может, он ей воспрепятствовать хотел, предотвратить ее падение, это ж его обязанность прямая. Ведь все же это ценный славный монумент, в свое время вышедший из кузни Ауле, сработанный им лично. Ну и не удержал немного, ну вот она и завалилась! - Да как он мог не удержать какого-то несчастного орла в полтонны! - Ну, может, поскользнулся! Там вон каждый вечер мусор, после посиделок молодежи, да, Финьо, всюду гнилая кожура от мандаринов и обертки от конфет! - Что вы на меня так смотрите, как будто это я их там специально раскидал! - Да нет, это какой-то лютый бред! - Не бред! - с жаром заспорили еще сильнее, даже позабыв про Артаресто. - Ребята, извините, я спешу, - вежливо напомнил он о себе через какое-то время. - А ты куда вообще? - не без труда опомнились кузены, еле выдравшись из набирающего градус спора. – Твои вон тоже пилят на соседнем участке, а Айканаро тут совсем недавно был, обещался с тополем этим помочь, но только что-то его пока не видать. Мы думали, ты за него. - Я по делам. Меня Финвэ послал, - кратко сообщил он, решив пока в подробности не углубляться, а то похоже, что весь Тирион узнает через пять минут все их дела, а деду Олвэ вовсе в результате донесут, что это Финдэ статуей орла придавлен. "Надо же, какая удивительная чушь, - подивился он про себя. – И как такое только в голову кому-нибудь приходит?" К ним самим однажды прибежали с таким же потрясающим рассказом о том, что крокодил, давний любимец деда, обешенел под старость лет и откусил их деду ногу по колено, когда тот сам его кормил. А может, гад и вовсе был науськан это сделать - злою силой! Но деда голыми руками не возьмешь! Он крокодила мигом порешил одним отточенным ударом в череп, но вовсе не уныл, как можно было бы подумать, а сразу нового себе завел. К ноге он прикрепил ремнем костыль и теперь вовсю хромает вдоль по набережной Альквалондэ, как ни в чем и не бывало! А крокодил на поводке едва гребет за ним, отчаянно не поспевая, чтоб больше не остаться ни на миг без надлежащего хозяйского присмотра. После таких воистину ошеломляющих семью известий кинулись, конечно, сразу в Гавань проверять благополучие почтенного главы. Помнится, несчастного орла чуть не загнали, что бескорыстно согласился им помочь во имя Манвэ. Орел, уже и сам переживая, едва не протаранил с лету башню Олвэ, а посланный гонец чуть шею не свернул себе при жестком приземлении через окно. А дед и старый крокодил, те оба целы и в недоумении! Сошлись перед заброшенным с небес гонцом, лежащим на ковре, а до того перевернувшим мебель, и молча удивленно смотрят на него и друг на дружку круглыми глазами. Дед на своих двоих, как был всю жизнь, а рептилоид сыто спал себе весь день до этого события в фонтане и даже не пошевельнул хвостом, не говоря уже о том, чтобы куда-нибудь бросаться. В итоге худо-бедно навели порядок в башне, Олвэ решительно собрал с ковров чуть оглушенного гонца и стал отпаивать его водой сначала, а крокодил, сопя от напряжения, сумел-таки вернуть на место перевернутую табуретку. После еще долго разбирались, что это вообще такое было, включая возмущенного орла, воинственно протиснувшего голову через окно и если что, готового немедленно в защиту эльфов разобраться с диким крокодилом, захватившим главную морскую башню. У посланцев дочери и зятя крокодил был сразу взят на карандаш. Они смотрели на него недружелюбно, и подозревали его Эру знает в чем, хотели даже увезти его с собой на всякий случай, настаивали даже. Но тут уж Олвэ им решительно такого не позволил. Орла, гонца и даже крокодила, который спрятался под стол, явно почуяв что-то в атмосфере, успокоить удалось не без труда. Пока компания, собравшаяся в башне, не выпила раз семь подряд по доброй кружке рома за его здоровье. Наконец-то убедившись самолично, что с ним все вроде бы в порядке, (Владыка гаваней даже слегка сплясал какое-то молодцеватое коленце, задравши полы платья вверх) и крокодил ему ничем таким не угрожает, (тот дал безропотно подергать толстый хвост и руку никому при том не откусил), они довольно неохотно и не очень твердо отбыли назад. Но грозно обещали, если что, немедленно вернуться с полдороги. Оба участника семейного скандала, не в силах сразу успокоить сильно взбудораженные нервы, еще долго расставляли перевернутую мебель. Олвэ попутно страстно жаловался крокодилу на придурков, что без зазрения совести распространяют про него такую дичь. Крокодил понятно, что не отвечал впрямую, но сочувственно подмахивал ему хвостом в нужных местах и, в общем, явно был во всем в тот раз с хозяином согласен… А потому Артаресто это все, конечно же, прослушал с несомненным любопытством, но не так чтобы во все это немедленно поверил. - Ну, ты, как там освободишься, к нам потом давай на помощь! – дружно призвали они. - Хорошо, но не раньше, чем я сделаю, что должен, - пообещал он им и поспешно отправился дальше, не без труда перевалив через поверженный тополь. У невесты брата его приняли неожиданно холодно. К нему явилась девушка служанка и сообщила, что госпожа его приять никак не может, потому как чувствует себя не очень хорошо. - Мне нужно с ней поговорить, - растерянно промолвил он. Такого поворота дела он никак не ожидал. На что девица повторила то же, что и раньше, а после извинилась и явно собиралась удалиться, всем своим видом демонстрируя, что разговор как бы само собой закончен. - Ну же, соображай уже давай, - велел он сам себе. – Не будь раззявой, которым тебя некоторые обзывают. В сознании мигом всплыла парочка любимейших кузенов. Особенно один с собакой. Эхх, попадется он ему однажды… Эа должна быть справедлива, так что подождем, он в это верил. Конечно, Финдэ убеждает его всячески простить балбеса, но это ж Финдэ. Око за око, как дед говорит, ему самому по душе больше это. Хотя своих дед убеждает все-таки прощать. Только свои, наверняка, не гадят ведь друг другу… Хорошо бы Турко это еще как-то понял своей наглой белобрысой головой. Хотя, конечно, ясно, что он от отца такого нахватался. Это с его молчаливого одобрения он так вызывающе себя ведет всякий раз. А ведь в детстве, помнится, дружили еще как… - Передай, что я пришел от нолдорана и исполняю поручение Владыки. Так что полагаю, что ей все-таки придется выйти и поговорить со мной, - с нажимом высказался он. Вроде вышло так, как надо, ну не как у деда, ясно, но уж не хуже чем у дядек. Тут уж девицы не посмеют отказать, прикрывшись мнимым нездоровьем, примерно так он рассудил. И верно, служанка сразу как-то осеклась и удалилась, попросив его немного обождать. Артаресто кивнул, проводив ее взглядом. Справился, однако, что же, имя деда отрывало в этом городе любые двери. Так что сейчас она придет. Он отлично понимал, что пользуется чужими правами и что не он их заслужил. Но все равно чувство власти, полученное даже взаймы, было внезапно довольно приятно. Оно как бы сразу наполняло его какой-то силой и могуществом, сразу делало значимым, расчищало все пути, делая те предельно краткими. Раньше он никогда особо не думал об этом. А ведь можно взять и заставить, такая мысль жгла кипятком, и резко обдавала жаром, пугая всей своей возможной перспективой. – Вот интересно, как они останавливаются? - подумал он о Валар. - В какой момент понимают, что нужно? И легко ли им дается это или нет? А сам бы я как далеко мог зайти, случись мне быть на месте Финвэ? Да ладно Финвэ, хоть бы отца. Ну и испытание, однако… Как у них выходит не пересекать границу и оставаться самими собой? А то ведь можно превратиться в нечто. Пожалуй, он бы предпочел держаться от подобного подальше и никогда не сталкиваться с этим. Слишком тягостно и слишком это все обременяет, если у тебя есть совесть. И опять неизвестно куда бы увели его эти мысли, но тут показалась Амариэ и он сразу об этом забыл. "Соберись, ради брата, - опять велел он себе, - дело важное, ты должен. Ты должен ей глядеть в лицо и говорить вменяемые вещи". Как он ни волновался, однако сразу же отметил, что выглядела девушка и впрямь неважно. "Значит, не наврали", - убедился он. Живя с Артанис в одном доме, он преотлично знал подобные уловки женщин и еще множество подобных им. Вблизи невеста брата выглядела еще хуже, конечно, не настолько плохо, как тот сам, но в этот день к нему как будто бы явилась незнакомка. Бескровное угрюмое лицо и ни намека на улыбку. Вдобавок аккуратный нос на нем распух, как от безудержных и длительных рыданий, такие же припухшие и сильно покрасневшие глаза смотрели будто даже с неприязнью, как смотрят вовсе не на будущего родича, а на какого-то зловещего врага. Он неподдельно изумился так, что неприлично пялился вовсю, даже забыв начать смущаться. - Что ты хотел? - скупо осведомилась она. – Это он тебя подослал, посмотреть на меня и рассказать, что увидел? Что же, сам заявиться побоялся, что ли? Ну, так гляди хорошенько! Ты расскажи потом, не стесняйся! Нравлюсь я тебе такая? - с каким-то нехорошим вызовом закончила она. - Кто он-то? Да ты о чем вообще мне говоришь? - юный эльф нахмурил брови. - Зачем ты вытащил меня, Артаресто, сославшись на деда? - она словно отчаянно пыталась взять себя в руки. Ни внешний вид, ни уж, конечно, речь Амариэ вовсе не были похожи на нее. Что-то случилось, понял он и тут же задал ей этот вопрос: - Прости, что я тебя побеспокоил, вижу, что тебе самой действительно нехорошо, - он извинился под конец. Однако девушка на это промолчала. – Так что ты хотел? - еще резче повторила она. Смутившись от того, что он не получил ответа, он, пересилив сам себя и больше не откладывая, поспешно изложил то дело, с каким он собственно и заявился. - Вот как. Что ж, я не пойду, - отрезала она поспешно, даже не дав ему договорить, - даже если это правда, то, что ты мне говоришь. - То есть как ты не пойдешь? - совершенно ничего не понял он. – Конечно, правда! Он сильно болен, он зовет тебя не прекращая, пойдем же скорее, я послан Финвэ за тобой! - донес он снова до нее повторно и от волнения даже ухватил ее за руку, слегка потянув за собой. – Ты что? - Пусти! - вдруг резко выкрикнула она. И Артаресто, пораженный этим криком едва ли больше, чем всем остальным, сейчас же отпрянул. Но в самый последний момент, он остро почувствовал, как, оказывается, сильно дрожат ее тонкие пальцы. - Прости! - выдохнул он, невольно отступая. - Ты, наверно, не так меня поняла, Финдэ, он… - Теперь послушай меня, Артаресто, - голос девушки словно звенел от подступившего напряжения. Казалось, что она с большим усилием воли взяла себя в руки, но, тем не менее, отступила на безопасное от него расстояние. - Ты, наверно, ничего не поняла, - снова перебил он ее, - я, должно быть, от волнения очень плохо объясняю… Ну конечно, перескакиваю бестолково с одного сразу на третье… - Я поняла. И это ты как раз не понимаешь. Я никуда с тобой не пойду, - отчеканила невеста брата. - Ну хорошо, не со мной, раз я отчего-то сделался тебе так неприятен, - голос его в этом месте сильно дрогнул. – Хотя никак не понимаю, почему и чем я это заслужил? Ладно, ну и пусть, не надо. Сейчас, наверное, не время с этим разбираться. Ты просто следом приходи… - Артаресто! - она повысила голос так, будто он был глухой. - Я никуда с тобой не пойду, ни с тобой, ни после - без тебя. Я не пойду к твоему брату, если ты все еще не понял. - Да почему же?! - ошарашенно выдохнул он, поняв, что ничегошеньки не понимает, что тут нынче происходит. - Потому что мы с ним разорвали наши отношения. Разорвали нашу помолвку. Потому что больше нас ничто не связывает вместе! – с каким-то под конец уже надрывом громко выдала она. - Как же это, - вновь не понял он, - вы разорвали? Это когда? И почему? - он все никак не мог поверить собственным ушам. - Разорвали накануне. А почему, это касается лишь нас. Довольно этого с тебя, - звенящим голосом закончила она. – Так что ступай и не показывайся больше на глаза, прикрывшись дедом. Мне дела больше нет до Финдарато, хоть поглоти его навечно Мандос! Плакать я, поверь, не стану! Что до тебя, так ты мне остро неприятен только тем уже, что слишком на него похож! После чего, не дожидаясь того, что он еще ей скажет и ответит, резко развернулась и отправилась прочь, оставив его одного. Первым побуждением было броситься за ней вдогонку, остановить и настоять на том, чтобы она все толком объяснила. Но он был так всем этим поражен, особенно ее последними словами, что продолжал стоять на месте, и лишь неверяще глядел ей в след. В этот момент он все пытался как-то уложить и соизмерить в своей голове все то, что только что услышал. - Амариэ, да как же так? - пробормотал он себе под нос. - Да как же это все случилось? Но она уже скрылась из вида. - Ну и дела-а…, - он запустил себе пальцы в косу на затылке, совершенно не зная, что ему делать дальше и кончил тем, что машинально вытер свой вспотевший лоб концом вплетенной в косу ленты. – А может, это Финдэ из-за нее как раз так слег? Из-за мучительных переживаний? Что же теперь тут думать? Что вообще все это значит? Какой-то гром среди ясного неба. И вроде бы ничто его не предвещало накануне. Они вообще не ссорились ни разу! Во всяком случае, он этого ни видел никогда. Хотя, конечно, может, он чего не знает? Финдэ внешне весь как на ладони, для тех, кто его мало знает, но внутри себя живет какой-то тайной, часто очень напряженной жизнью. А главное, что он теперь расскажет деду? Ему было почему-то так ужасно тягостно и неприятно, будто это сам он совершил какой-то стыдный малопривлекательный поступок, в котором вынужден теперь сознаться. – Судьба, что ли, такая мне сегодня выпадает, быть отовсюду вестником дурных вестей? Вот уж отвратительная участь, хоть видит Эру, я ни в чем не виноват, но буду всеми не любим и не желанен, - опять пробормотал он себе под нос. - А может, нужно все-таки сейчас пойти, догнать ее, или не стоит это делать? Вот уж я точно тугодум! – он даже топнул в этом месте своих размышлений. – Ага, да вон оно как повернулось, не наломать бы еще больше дров своим напором неуместным… Да нет, пожалуй, нужно подождать, пока оно хоть как-нибудь не прояснилось… И поразмыслив, осторожный Артаресто, решил не рваться напролом и не скандалить, требуя немедля новых, более подробных внятных объяснений, а повернул назад домой, решив послушать, что там скажут на его известия, что он принесет сегодня им.