***
Темнота дома и утробное ворчание Сумо встретили прямо с порога. Щелчок выключателем, и в коридоре загорелся неяркий тёплый свет, как раз такой, чтобы не раздражать расслабленные с темноты улиц глаза. Обувь на полку, рядом с чистыми, несмотря на погоду, ботинками Коннора, куртку на вешалку, по соседству с чёрным кашемировым пальто, которое Коннор аккуратно расправил на плечиках. Ключи на маленький крючок над комодом, а потом Хэнк пошёл в спальню, освещённую только у входа жёлтой полосой, тянущейся по полу из коридора. Коннор уже лежал на кровати в позе звезды, глаза закрыты, а по лисьему изгибу ресниц неторопливо гуляли блики света, прямо в такт дыханию. Помятая светло-жёлтая рубашка чуть задралась, открыв взгляду бледную полоску кожи на животе, линию из трёх родинок, направляющую к ямочке пупка, и редкие чёрные волоски, уходящие дорожкой под пояс брюк. Дыхание ровное, пухлые губы чуть приоткрыты, со стороны с лёгкостью можно перепутать со спящим, но Хэнк давно изучил Коннора и знал, что он никогда не спал, развалившись на всю кровать, наоборот, старался сжаться и занять меньше места. Милая черта, особенно когда он зарывался носом в подушку или шерсть Сумо. А вот спать вместе, в одной кровати, сегодня они будут впервые. — Может, первым пойдёшь в ванную? — предложил Хэнк и снял с себя сиреневый свитер мелкой вязки. По оголившейся коже прохладными касаниями пробежался воздух, волоски на груди и руках вздыбились, а соски напряглись. — Лучше вы, — ответил Коннор, не открывая глаз, не шелохнувшись. — Я пока отдохну, ноги гудят. — Хорошо. Хэнк снял джинсы, носки, достал из шкафа свежее полотенце и подошёл к кровати. Наклонился, оставил на любимых губах короткий поцелуй, но не смог уйти сразу — Коннор перехватил, кончиком носа толкнулся в щёку, заглянул в глаза и прошептал: — Я люблю вас. Три слова. Всего три слова, которые Хэнк слышал уже не раз и от которых сердце всегда сжималось, словно под давлением невидимого обруча, колотилось быстрее, а дыхание перехватывало. Три слова, которым верил безоговорочно. — А я тебя. — Хэнк не знал, насколько его хватит, но сегодня хотелось быть только нежным и осторожным. — Отдыхай, скоро вернусь. — Улыбнувшись, Андерсон убрал со лба Коннора отросшие волны волос и вышел из спальни. Тёплые струи водопадом побежали по груди, спине, рукам и ногам, приятно согревали тело после холода склада и улицы. Напряжение мышц стекало в водосток вместе с мыльной пеной, которая закручивалась в сливе небольшим водоворотом. Хэнк медленно моргнул, наблюдая, как вода становится чище, закрыл глаза, зачесал назад волосы и подставил лицо под мягкие струи. Вода ручейками стекала по его векам и щекам, огибала нос и целовала губы. А хотелось, чтобы вместо неё целовал Коннор. Хэнк мог позвать его с собой, чтобы вместе попытаться согреться, может, даже немного подразнить друг друга. Но ещё Хэнк понимал, что «немного» не получилось бы. Последнюю неделю они не были близки, трахались только с работой, из-за чего напряжение — в пальцах, во взглядах, в паху — копилось уколами статики и пленило мысли. И ни одной возможности выпустить пар, хотя бы немного сбросить с себя тяжесть желания, чтобы перестать изучать Коннора жадным взглядом, чтобы не цепляться за его образы, когда облизывал губы или мазал их «гигиеничкой», чтобы не обветривались. Когда в задумчивости водил пальцем по ободку кружки — обычное движение, которое сейчас воспринималось почти флиртом. Когда в дайнере позволял себе вольность (коллеги ведь не видят) и обсасывал от соуса свои чёртовы пальцы — длинные, тонкие, ухоженные — такие, которыми часто зарывался Хэнку в волосы и ласково перебирал пряди; такие, которыми иногда растягивал себя под аккомпанемент стонов. Член дёрнулся от соблазнительных воспоминаний, упруго отозвался на давление пальцев и ленивые движения кулака. Вот поэтому не звать Коннора с собой было правильным решением. Хэнк сильно соскучился и не менее сильно хотел. Слишком сильно. Будь Коннор здесь, он бы уже не мылся. Он бы поставил ступню на край ванны и прогнулся в пояснице, а гладкая розовая дырочка пульсировала бы и сжималась на языке. И Коннор стонал бы от удовольствия, закатив глаза. Милый чувствительный мальчик. Он любил, когда Хэнк играет с ним пальцами, но ещё больше любил, когда играет языком. Открывался, придерживал половинки, чтобы было удобнее, бурно кончал от одного римминга и нескольких движений по члену. Хэнк кончил тоже. Прямо сейчас, стоя под душем, смыл в водосток вязкое семя и выключил воду. Скоро они поймают убийцу — Хэнк был в этом уверен, — Коннор расслабится, отдохнёт, и тогда они наверстают потерянное время. Хэнк об этом позаботится. Может, не так, как раньше, ведь Коннор всё ещё не полностью ему доверял, но обязательно позаботится. Когда Хэнк вернулся в комнату, Коннор уже спал. На этот раз точно. Не разделся, не укрылся, скрутился в позу эмбриона и тихо посапывал заложенным носом. Замёрз. Медленно и аккуратно, чтобы не разбудить, Хэнк вытянул из-под него одеяло, снял носки, стянул брюки и расстегнул мелкие пуговицы рубашки. Хотел бы оставить Коннора так: немного растрёпанного, в хипсах и рубашке, больше не скрывающей упругий подтянутый живот и маленькие бугорки напряжённых сосков. Расслабленный, уязвимый. Красивый. Но от прохладного воздуха по нагретой коже Коннор сжался сильнее, скрутился в попытке согреться, и Хэнк не стал больше тянуть. Он лёг рядом, накрыл их тёплым пуховым одеялом, обнял любимого со спины и уткнулся носом в волнистые волосы. Уснул почти сразу, вдыхая родной запах Коннора.***
Охота за преступником затянулась дольше, чем могла позволить себе полиция и федералы, которые всё-таки подключились к делу. На второй неделе количество жертв увеличилось до пяти, а часы на сон сократились. Приходилось ночевать в участке, чтобы в любой момент сорваться на вызов. Не осталось ни времени, ни сил на фантазии и притяжение. Только работа липкой грязью сомкнулась вокруг тела и мыслей и не отпускала до долгожданного «подозреваемый задержан», сказанного уставшим голосом Коннора. Он добрался самым первым, перехватил, арестовал. С учётом настроений, которые царили в отделе, Хэнк был рад, что ублюдка взял именно Коннор, ведь он был одним из тех редких сотрудников, которые могли держать себя в руках. Попадись преступник кому-то другому, мог бы и не дожить до суда. — Отличная работа, Коннор, — слабая похвала — единственное, на что сейчас был способен Хэнк. В ответ получил только лёгкий кивок, когда Коннор прошёл мимо и затолкнул подозреваемого в машину. Даже голову ему придержал — удивительный самоконтроль. Его злость выдавали только желваки, которые играли под бледной кожей и добавляли хищных черт и острых линий обычно спокойному лицу. И взгляд… Взгляд Коннора горел кристально чистой, искренней, едва сдерживаемой ненавистью. Впервые Хэнк видел своего мальчика таким и надеялся, что больше не увидит никогда. — Как ты? — глупее вопрос задать было нельзя, но Хэнк хотел немного поддержать, отвлечь на себя, чтобы выдернуть Коннора из болота, в которое тянули его эмоции. — Нормально. — Холодно. Сухо. Со взглядом в никуда. Так, что сразу понятно, нормальностью тут не пахнет. — Хочу выпить после работы. Составите мне компанию, лейтенант Андерсон? Всё хуже, чем думал Хэнк, гораздо хуже, раз Коннор решил залить чувства алкоголем, который обычно избегал. — Конечно. — Будто бы в такой ситуации можно было отказать. Нет, ни за что. Хэнк обещал, пусть только сам себе, но Коннора он больше не бросит. — Виски. — Коннор не мелочился, перешёл сразу к крепкому алкоголю. Хэнк сомневался в правильности выбора, бармен, судя по взгляду, тоже, но заказ всё-таки принял и плеснул в бокал на два пальца. Себе Хэнк взял пиво, чтобы выпить за компанию, но не терять контроля над ситуацией и над Коннором. Сам же Коннор решил не думать о последствиях, выпил залпом, поморщился от вкуса, тряхнул головой и кивнул бармену, чтобы тот повторил заказ. — Не торопись, — сказал Хэнк, но упрёк ушёл в пустоту. Коннор залпом осушил новую порцию и почти сразу заказал ещё одну. В первые же минуты стало ясно, он пришёл не выпить. Он пришёл напиться. Когда спустя минут сорок Хэнк на себе выносил Коннора из бара, радовало только одно — его мальчик ничего не натворил. Он напился молча, без жалоб и агрессии, вливал в себя бокал за бокалом, в какой-то момент встал в туалет и едва не упал. Хэнк в последний момент успел подхватить и усадить обратно на высокий барный стул. — Тебе уже хватит, — не просьба, почти приказ, с которым Коннор без споров согласился. Он позволил подхватить себя под руки и вывести на воздух, покачивался и жался, пока Хэнк вёл к своему автомобилю, а внутри тёплого салона расслабленно растянулся по креслу, будто превратился в желе. Хэнк перегнулся через сиденье, чтобы застегнуть на Конноре ремень, вдохнул запах крепких алкогольных паров, убрал с порозовевшей щеки какую-то крошку, включил музыку, тихо, чтобы не мешать своему мальчику дремать, и выехал на пустую тёмную дорогу. Пока ехали, Коннор вёл себя тихо, лишь в начале мурлыкал под нос, подпевая солисту, а потом замолчал. Казалось, что он уснул, но когда Хэнк остановил машину перед старой пятиэтажкой, в которой Фёрсты снимали квартиру, Коннор сразу открыл глаза. Большие, уставшие, в темноте позднего вечера они казались чёрными. — Я так устал, — прошептал Коннор едва слышно. — Я знаю, — Хэнк заглушил двигатель, потянулся к Коннору, чтобы обнять за острые плечи. — Но ты справился, он сядет до конца жизни. — Только убитых девушек это не вернёт. Мне жаль, что мы поймали его так поздно, но знаете, что ещё хуже, лейтенант? — Коннор повернулся, посмотрел в глаза пытливым взглядом и грустно улыбнулся. — Мне так стыдно. Кажется, что я должен думать об убитых, о том, чтобы передать дело прокурору в таком виде, что не подкопается ни один адвокат. А вместо этого я думаю о том, как сильно хочу вас поцеловать. — Значит, мы думаем об одном и том же. Хэнк наклонился ближе к любимому лицу. В нос ударил колючий, раздражающий рецепторы запах алкоголя, который перебивал собой одеколон Коннора. Мимо, по встречке, проехала машина, холодный белый отразился в шоколаде глаз, и Коннор сощурился от яркого света ксеноновых фар. В уголках глаз собрались чёрточки морщин, между густыми бровями залегла хмурая складка. Прикоснувшись к щеке, Хэнк погладил контур щетины — контраст мягкости кожи и жёсткости волос дразнил подушечки пальцев. Чуть сбоку, на скуле, ощущался пробел — на небольшом выпуклом шраме не росли волосы. — Не заставляйте меня ждать, мой лейтенант, — для пьяного человека речь звучала подозрительно внятно. Пересохшие губы двигались медленно, а когда Коннор решился смочить их языком, Хэнк перестал тянуть время. Поцелуй с горечью виски дурманил голову и мысли не хуже самого напитка. Медленно Хэнк смаковал каждую секунду, малейшее движение податливых губ, слушал шумное дыхание Коннора и делился с ним своим. Пальчики Коннора приятно массировали кожу головы, путались в прядях, а сам он напирал всё настойчивее, из-за чего поцелуй грозил перерасти из медленного и нежного в страстный и крепкий, как кофе по утрам. — Тш-ш-ш. — С трудом отлепился от опухших губ, погладил нижнюю — алую и блестящую от слюны. — Спокойно, малыш. — Хэ-энк, — просяще захныкал. — Я так соскучился по вашей тяжёлой руке. Так хочу… Если бы Ричарда не было дома, я бы позвал вас к себе. — И я бы не пошёл, — признался Хэнк. — Ты пьян, Оленёнок, твоё тело контролирует алкоголь, а должен — я. — Будете, лейтенант, совсем скоро. Я почти готов снова открыться вам. Внутри разлилось согревающее тепло. Коннор почти готов, скоро они вернут прежние отношения. Нет, даже лучше, ведь сейчас у них будет не просто секс, не только сессии, будет другой уровень, новое, совершенно полное доверие. — Не торопись, Коннор, ты же помнишь, я буду ждать столько, сколько потребуется. — Оставил короткий поцелуй на щеке, отодвинулся и вышел из машины. Обойдя её, Хэнк открыл пассажирскую дверь, чтобы помочь Коннору выбраться. — Пойдём, доведу до квартиры. Хэнк проводил едва идущего Коннора до третьего этажа, прошёл по полутёмному коридору, в котором работали всего три лампочки, постучал в простую деревянную дверь с номером тридцать три и вручил Коннора удивлённому брату. — Отмечал поимку серийника, — ответил Хэнк на немой вопрос в глазах Ричарда и пошёл обратно, пока желание забрать Коннора к себе не пересилило здравый смысл.***
— Если я ещё раз когда-нибудь захочу напиться, напомните мне о вчерашнем похмелье, — сказал Коннор и сел за свой стол. В голосе до сих пор слышались остатки усталости и нездоровые хрипы, но выглядел Коннор бодрым. Весь вчерашний день Коннор пробыл дома, страдал от головной боли и тошноты. Хэнк не стал беспокоить его звонками, вместо этого отправил несколько сообщений, привёз лекарства и уехал, оставив заботу на Ричарда. Хотел бы присмотреть за любимым сам, но постоянный обстрел взглядами со стороны младшего Фёрста раздражал и накалял обстановку. — Обязательно, — усмехнулся Хэнк. — Как себя чувствуешь? — Лучше, — с какой-то странной интонацией ответил Коннор, склонил голову набок, бросил хитрый взгляд из-под длинной чёлки и облизнулся. — Достаточно хорошо для этого, — прошептал совсем тихо и передал через стол маленький чёрный пульт. Пластиковый, девять небольших кнопок в два столбца: у одного нумерация от нуля до пяти, у другого вертикальные чёрточки, одна, две, три и кнопка «стоп». В первую секунду Хэнк не понял, чем управляет этот пульт, сразу нажал на пять, вспомнив, что это любимое число Коннора. Одновременно сам Коннор резко дёрнулся, громыхнул, когда ударился спинкой кресла о перегородку, закусил палец и посмотрел. Глаза помутились, удивление и паника в них смешались с лихорадочным блеском, который всегда появлялся во время возбуждения. Его дыхание прервалось на секунду, а щёки покраснели. В ту же секунду Хэнк нажал на «стоп», и Коннор сначала прикрыл дрожащие веки, а потом расслабленно осел в кресле. В неверии Хэнк снова посмотрел на маленький пульт в своих руках. Они же договорились, что на работе никаких проявлений чувств, даже намёков. Коннор ведь сам предложил, сам держался отстранённо, не подпускал к себе. Он ведь не мог прийти на работу с игрушкой. Или мог? Пиликнул телефон, и Хэнк отвлёкся на ссылку. Следом короткое: «Они сейчас во мне» от Коннора, который написал сообщение и отложил телефон в сторону. Румянец на щеках ещё розовел, но в остальном выглядел Коннор обычно, будто ничего не случилось. Судя по открытой программе, он даже успел занять мысли отчётом. Мысли же Хэнка улетели в другом направлении, а к крови подмешалось трепетное чувство предвкушения. Ссылка привела на страничку секс-шопа, на экране открылась картинка с цепочкой кругляшей. Анальные шарики. Хэнк мотнул влево, и чёрный на экране сменился красным, потом розовым, фиолетовым и бежевым. Пять расцветок. Интересно, какой цвет выбрал себе Коннор: чёрный, бежевый, может, розовый? Розовый бы ему подошёл. Так легко было представить Коннора, стоящего в колено-локтевой, с маленьким кончиком, свисающим из влажной дырки. Потяни, и шарики внутри придут в движение не только от вибрации, а его мальчик застонет громче, ведь самый нужный шарик будет медленно выходить наружу, растягивая податливые мышцы. Блестящий от смазки, дрожащий от вибрации, такой же гладкий и розовый, как нежная дырочка Коннора. За первым пойдёт и второй, а вибрацию Хэнк увеличит до третьей интенсивности, темп — вот, что значили кнопки с чёрточками — второй, чтобы вибрировало с перерывом. Неторопливо он вытянет ещё один, а потом переключит на пятую мощность, вернёт первый режим непрерывной монотонной вибрации и скажет «кончай», чтобы Коннора, его любимого Оленёнка, сломало оргазмом. Телефон пиликнул новым сообщением от Коннора: 1 мощность 3 режим — 7 минут 2 мощность 3 режим — 3 минуты 3 мощность 2 режим — 5 минут 4 мощность 1 режим — 2 минуты 5 мощность — никогда Хэнк поднял взгляд, но Коннор по-прежнему сидел, сосредоточившись на отчёте. Будто и не он только что отправил инструкции к пока что скрытой от Хэнковых глаз игрушке. Милый хитрый Оленёнок, на людях умело играл в недотрогу, чтобы коллеги не догадались об их отношениях, но так нагло провоцировал, соблазнял, по капле убивал самоконтроль. Но Хэнк же не будет сопротивляться, ведь они договорились о близости на условиях Коннора. И если сегодня условия такие — Хэнк снова посмотрел на инструкцию на экране смартфона и на запрещённую пятую мощность, — то он не станет их нарушать. Возможно, только совсем чуть-чуть. Коннор не указал время, значит, Хэнк мог сам выбрать момент, чтобы включить игрушку. Прямо сейчас, с утра, когда рабочий день только начался, а сам Коннор не устал и полон сил? Или позже, в обед, заставить его кончить в переполненном кафе по соседству с участком? Посадить в машину и по пути на место преступления свернуть в переулок, снять с него брюки и смотреть, как Коннора изгибает и ломает от удовольствия на заднем сиденье, а член пульсирует от напряжения и блестит смазкой на пунцовой головке? Нет, лучше потерпеть до вечера, когда шарики внутри Коннора изведут его трением, а от ожидания нервы начнут потрескивать, подобно поленьям в костре. Когда дневная смена уйдёт домой, а ночная поедет по маршрутам. Когда можно будет запереться в дальней допросной с шумоизоляцией и слушать сорванные стоны и мольбы, а потом, когда кончит, прижать Коннора к себе, успокоить, напоить тёплым чаем и отвезти домой. Может, даже к себе, если он согласится провести ночь вместе. Весь день Хэнк ощущал приятные покалывания в пальцах каждый раз, когда подушечками касался тёплого пульта в кармане. Казалось, маленький кусок пластика с микросхемой нагрет настолько, что чувствовался через слои одежды. И так сложно было одёргивать себя, чтобы не включить игрушку внутри Коннора. Только сладкое, как мёд, предвкушение вчера позволяло держаться и смаковать послевкусие манящего чувства. Почти как в далёком детстве перед днём рождения, когда в холодильнике ждал торт, а в недрах шкафа подарок родителей, который Хэнк нашёл заранее. Хотя нет, сейчас было даже лучше. — Заедем по пути за буррито? — спросил Коннор, когда сел на пассажирское, и поёрзал. Прошло больше половины дня, шарики наверняка чувствовались сильнее, чем с утра. — Только если ты не станешь просить тройную порцию острого соуса. Вечером я планировал поцеловать тебя, не заработав себе ожог слизистой. — Вы же тоже любите острое. — Не настолько, твоя еда перебор даже для меня. — Возьму обычную порцию, — согласился Коннор и помялся, прежде чем спросить. — Скажите, лейтенант Андерсон, а когда вы?.. Он закусил губу, стрельнул взглядом из-под изгиба ресниц. — Жди, Коннор, скоро, — ушёл от ответа Хэнк и свободной рукой погладил уголок пульта. — Совсем скоро. После обещания время не пошло быстрее, наоборот, мгновения в ожидании вечера тянулись дольше. Для Коннора, похоже, тоже. Он чаще ёрзал и морщился, походка стала более плавной, ягодицы вырисовывали в воздухе почти идеальную восьмёрку, так, что заглядывался не только Хэнк. Губы чуть опухли и блестели из-за того, что Коннор постоянно их облизывал, а нетерпеливые взгляды обжигали кожу по несколько раз в час. Наверное, Коннор и сам догадался, что Хэнк решил оттянуть горячее удовольствие до последнего, и стал незаметно от окружающих провоцировать включить игрушку сейчас. Не хотел ждать. В машине он дышал глубоко и шумно, не стонал, но держался на грани приличий. Часто касался то пальцев рук, то торса, прижимался или стоял рядом очень близко. Двигался грациозно и плавно, как кот, изгибался, отставляя бёдра, и смотрел, постоянно смотрел. Стоило же столкнуться с ним взглядами, как уголки губ Коннора приподнимались, обозначая улыбку, а наглый юркий язык очерчивал контур губ. Маленький чертёнок. Пусть играется, пока можно. Позже, когда он снова отдаст контроль над собой, Хэнк запретит заигрывания на работе. Слишком рискованно в их случае, а сам Коннор и так чересчур сильно привлекает внимание. Умный, красивый, спокойный. Свободный, ведь об их отношениях знал только Ричард. Тем приятнее было осознавать, что его мальчик недоступен для других людей. — Мне нравится, когда вы улыбаетесь вот так, — сказал Коннор, когда вышел из машины и пошёл в сторону любимой мексиканской забегаловки. Иногда он ставил в тупик такими неожиданными признаниями, на которые не ждал отклика, просто говорил. И Хэнк говорил тоже. — Тебе идут волнистые волосы, Коннор, — когда с утра застал за укладкой. — Расстёгнутая рубашка смотрится очень сексуально. Особенно, когда это моя рубашка. — Ты вкусно готовишь. Мелочи, которые Хэнк редко кому-либо говорил, ведь они казались очевидными, Коннору хотелось говорить часто. Не потому, что он нуждался в комплиментах или поддержке, а потому, что красиво улыбался и мило смущался. — Вы будете что-то брать, лейтенант? — выдернул из тёплых мыслей любимый голос. Хэнк хотел ответить «тебя», но решил не накалять, поэтому отрицательно мотнул головой и пошёл к свободному столику. До официального конца рабочего дня оставалось потерпеть еще три часа.***
С приближением вечера напряжение нарастало, стелилось в воздухе запахом одеколона Коннора, искрило током при случайных прикосновениях, срывалось с губ потяжелевшим дыханием, блестело на висках Коннора бисером пота. Сотрудники в отделе убывали, детективы и офицеры дневной смены расходились по домам, ночной — понемногу наполняли отдел. Гул голосов постепенно стихал — с наступлением вечера многие говорили тише, — превращался в едва заметный фоновый шум, который больше не заглушал движений Коннора. Каблук его ботинка выстукивал по полу, кресло поскрипывало, когда менял положение, щёлканье мыши вторгалось в мысли. Когда почти вся ночная смена разъехалась, Коннор резко поднялся и ушёл в темноту коридора. Хэнк не придал значения, был слишком занят изучением результатов анализов по одному из текущих дел. Понял, что Коннора нет подозрительно долго, только когда получил сообщение. «Жду вас в допросной, сэр». Во рту пересохло, дыхание спёрло, а в горле зачесалось, словно вдохнул пыли. Коннор ждал в допросной. В дальней допросной с шумоизоляцией и не работающим видеонаблюдением. И долгожданное «сэр» в конце сообщения как триггер, как разрешающий сигнал, как свисток судьи на матче, оповещающий о том, что можно начать их бесстыдную игру. Хэнк поднялся. Вдохнул, настраиваясь. Оглянулся. В опенспейсе было темно и почти пусто — только он и ещё один детектив с ночной, который, похоже, должен был вот-вот уехать. Хорошо. Никто не помешает, но бдительности терять не стоило. Кажется, в три шага оказался рядом с коридором. Думал только о Конноре, двигался к нему на автомате. Также на автомате пришёл к допросной и взялся за ручку. Металл холодил, ощущение гладких изгибов вернуло в реальность. Короткой вспышки хватило, чтобы сжать в кармане джинсов пульт от шариков и сделать шаг внутрь. Внутри был он. Обнажённый, коленопреклоненный, совершенный, как фарфоровая статуя. Его маленький Оленёнок. Глаза в пол, не поднимал без разрешения. На шее — галстук, который десяток раз поправлял днём, затягивал под самый кадык. А сейчас он болтается ослабленный, как приглашение, так и просится в руку. Взгляд ниже, а там пояс верности держит в металлической клетке пока расслабленный член. — Посмотри на меня. — Только после этого Коннор поднял взгляд. — Ты хотел мне что-то сказать? — Господи. Как же сложно было сейчас сохранять лицо и ледяной образ. — Да, сэр. — Покорность. Принятие. Полное доверие. — Что я полностью ваш, — прошептал и протянул на ладони маленький ключик от пояса верности. Теперь Коннор, его послушный Оленёнок, его любимый человек, был готов. — Хорошо. Хэнк убрал в карман тёплый ключик, погладил Коннора по мягким губам. Улыбнулся. И выбрал на пульте первую мощность.