Fallen

Кагеяма ненавидел падать. Потому что падение в волейболе часто означает проигрыш – скользнувшая по намытому до блеска полу нога, неудачно выбравший ту же траекторию, что и ты, сокомандник и вот оно потерянное очко и голубо-желтый мяч, падающий прямо перед носом с глухим звуком, четко напоминающим чей-то гортанный хохот. Момент осознания и бьющая в мозгу реальность. Кагеяма не умел проигрывать. Продолжительный свисток судьи, орущие толпы людей, воющие от обиды товарищи и абсолютная, местами звенящаяя, тишина в голове. И задирать голову вверх всегда было правильным решением, потому что слёзы это не про него. Это было очередным верным ходом на волейбольном поле. Кагеяма не плачет. Другим можно, а ему не стоит. Тобио не умеет дружить, но становится огромной горой, идя позади покидающих площадку товарищей и принимая тысячи стрел от остающегося горчинкой на кончике языка слова «проигрыш». «Свя-зу-ю-щий» мягкой патокой расходится по гортани. Он часть идеально работающего механизма, основная деталь, позволяющая шестеренкам крутиться в необходимом ритме. Ребята первое время думают, что ему, возможно, и правда плевать, завидев очередной хмурый вид лица первогодки. А все истерики в средней школе – сюр. Видимо, клеймо короля площадки наложило свой след. Они чувствуют обиду, боль и горечь. Девятый номер Карасуно чувствует сжимающую плечо руку Даити-сана и горячие капли в уголках глаз, которые незаметно смаргивать всё труднее с каждым разом. Кагеяма боится падений, проигрыша и собственных ожиданий. И он, чёрт возьми, уверен, что делает слишком многое, чтобы выйти на национальные. Как и они. Чёрная стая неудержимых Воронов, прорывающая себе путь. Да так быстро, что вихрем относит в сторону, но не страшно, потому что летят-то они вместе. Кагеяма учится верить и доверять, смеётся от глупых высказываний Хинаты, пропускает пару оплеух от Танаки-сана и стойко выдерживает секундное прикосновение Шимизу. А после отхватывает ещё и от Нишинои под громкий хохот выскочки Цукишимы и снисходительные взгляды сенпаев. И всё становится правильным, потому что делать разбег становится проще, а подкидывать мяч выше и в нужную точку. Кагеяма – связующий. И в организме под именем Карасуно его не назовут таким привычным «сердцем», коим является Кенма из Некомы. Он даже не душа, нет, за это место активно поборолись бы милашка Сугавара и вездесущий придурок Хината. Кагеяма больше. Не такое поэтичное и высокоморальное. Он – кровь. Несущая кислород и мёртвыми узлами скрепляющая всё воедино. Незаметно и с некой долей нарциссизма, чтобы уж точно в своей манере, но надежно. Тобио собственными мозолистыми руками связывает разношерстную стаю воронов. И летать, оказывается, уже не так страшно. Но жизнь часто напоминает нам о том, что переломный момент бывает не только в волейболе.

***

— Сё, уходи Кагеяма устал смотреть на жалкие попытки товарищей, поэтому единственное, что остаётся это натужно наблюдать за плачущим перед ним на коленях рыжеволосым мальчишкой и руками сжимать подлокотники кресла. — Я не поеду без тебя на национальный — Ты придурок, мы так долго шли к этому! — кричит, но голос предательски срывается на последнем слове, — не смей, блять, проебывать все то, что мы сд… — Я бесполезен без тебя, — быстро прерывает осипшим от рыданий голосом, в своей излюбленной манере. Шёпот оглушает. Хината уходит, закрыв за собой дверь с тихим щелчком. Тобио кажется, что в комнате стало темнее. Фантомная боль в обездвиженных ногах проходится иголками. Перед глазами мутная картинка возрождается вновь, проходя серебристой рябью по белой стене больницы. Кагеяма падает на капот старого автомобиля и, кажется, совсем-совсем не чувствует ног. В голове вой сирен, бешеный гул двигателя и капли дождя, бьющиеся об асфальт. Солёные слёзы текут по щекам и сдерживать их нет ни сил, ни желания. Это всё? Парень смотрит, как холодная дождевая вода судорожно течёт, проходясь острыми льдинками, по сломанной в двух местах руке, смешиваясь с кровью. Сердце Карасуно точно так же кровоточит, заливая волейбольную площадку алыми каплями. « — Шанс того, что вы снова сможете ходить один к тысяче. Мне жаль. — безэмоциональный голос врача тонет в грязно-сером гниющем отчаянии, затопившем палату. Хочется кричать, плакать и снова кричать. Хочется ударить мяч. Прикоснуться к нему. Хочется быть в игре. Хината и Суга лепечут что-то про терапию и график посещений. Азумане рассказывает про местную бабку-целительницу. И даже чёртов Цукишима, тревожно хмурясь, гуглит стоимость реабилитационного центра в Германии. Ребята неверяще и с тонной плохо скрываемой жалости смотрят на него сидящего на кровати с кучей белоснежных бинтов на теле и огромным числом уродливых ссадин. Они чувствуют боль и потерю. Тобио не чувствует ничего. И даже крепко сжимающую его плечо руку Даити-сана. » Кагеяма закрывает глаза. В голове режущая тишина, а в носу стойкий запах крови. По которой разносить кислород больше некому.