***
— А ты женщин домой водишь, Костяныч? — подозрительно спросил Майский, когда все наконец-то вышли на улицу. — Конечно! Да чтобы я!.. — Интеллигент, — подсказала Юля. — В третьем поколении, — добавила Оксана. — Офицер в третьем поколении, — поправил Круглов. — А мама разрешает? — хихикнул Ванька. — Я, чтобы ты знал, давно квартиру снимаю! — тут Котов не мог не огрызнуться, потому что разговор ступил на зыбкую почву и грозил завести не туда. Даже Костя и тот заржал, перед тем как распахнул дверь машины. — Прошу на борт, интеллигентный ты мой, довезу до съемной квартиры в один момент. — А вы теперь в одном районе живете? — еще подозрительнее спросил Майский, так что Ванька тут же пробурчал: «Собака-подозревака» — и схлопотал подзатыльник. «Круче, в одном доме!» — хотелось ответить, но Костя разумно промолчал. Вот как глянул в сторону нахохлившегося, как злобный скворец, Котова, так и проглотил шутку.***
Костики не просто в одном доме жили, а даже больше — в одной квартире. Котов в очередной раз свалил из-под материнской опеки, и нет бы к девушке или на съемную хату. Котов сваливал исключительно к Косте. С завидной периодичностью! Только недолгий роман Кости с Юлькой мог некоторое время удерживать Котова от очередного переезда. Но роман завершился, и Котов с сумками в руках моментально нарисовался на пороге. Смена караула, блять! Костя не то чтобы возражал: платить за квартиру вдвоем — всё выгоднее, чем в одиночку, потом, опять же, пивка можно дерябнуть под футбольный матч, партнер для спарринга всегда под боком, ванну Котов недолго не занимает (чай не Юлька!), носки разбрасывает аккурат на своей территории, макароны по-флотски уважает и сам неплохо готовит. У Котова был только один минус. Даже не так: минусище. Минус, возведенный в миллиардную степень. Котов западал на стрёмных баб. — Можно подумать, твоя Юлька не стрёмная, — пробурчал Котов, когда Костя всё же не сдержался и потребовал не приводить в Костину квартиру своих пассий. — Ты прости, Лис, но я вообще не понимаю, как ты с ней так долго продержался, она же натурально ведьма! Горгона, слышал про такую? Жалит и соки пьёт, как пиявка. — Моя Юлька никогда не пыталась меня трахнуть! — рявкнул Костя. Котов пожал плечами, мол, нашел к чему прицепиться… Костя Котов всегда, сколько его Лис знал, был кобелиной, каких еще поискать. Еще зеленым курсантиком окучивал всяких училок и библиотекарш. Не то чтобы он не западал на других, но к женщинам в строгой блузке и в очках он питал просто-таки маниакальную слабость. Одна такая до сих пор являлась Косте во снах, но почему именно Косте, он вспоминать не любил. Эта… Лизонька? Катенька? Сонечка? — Костя помнил, что ее звали, как героиню из классической литературы, но, хоть убейте, не назвал бы нужного имени — эта школьная училка?.. библиотекарша? психлогичка? эта девица в очках, строгом сарафане поверх отглаженной рубашки и с завитыми локонами, подхваченными атласной лентой, оказывается, мечтала о сексе втроем. «Ну и флаг вам в руки, — сказал Костя, когда Котов прибежал к нему в комнату с горящими от страсти глазами и разгоряченный, точно скаковая лошадь. — Благословение нужно?» Вот же счастье пацану привалило! На Костиной памяти еще не одна горячая штучка не хотела разделить мужика с подружкой. «Да ты не понял, — прошептал Котов. Вот натурально шептал, щеками горел, глазами зыркал, точно обдолбанный. — Она хочет, чтобы ее в два ствола… Костик, выручай, ну с кем мне еще бабу разделить, как не с тобой?» Косте бы сплюнуть. Косте бы рявкнуть, чтобы слал в жопу эту дуру набитую. Косте бы спросить с подозрением: «А не куколд ли ты, братец, часом? Ты чё как терпила?» Но Костя был немного подогрет марочным коньяком, в эйфории после сданного зачета и, увы, давно без подружки. А эта Лизонька-Катенька-Сонечка, которой Котов пальчики целовал, пока Костя трахал ее в рот, оказалась большой мастерицей по части утех. С одной только маленькой — огромной, блядь! — странностью: она любила подглядывать. И коллекция страпонов тоже наводила на размышления. Собственно, именно эти Лизоньки, Катеньки, Сонечки, приводили к тому, что Костя в конце концов всегда выгонял Котова из своей квартиры обратно под неусыпный материнской надзор. Все потому что гребаный Котов западал исключительно на фурий в обличии тургеневской девы, и с каждой второй, если не с первой роман повторял отработанный сценарий: Костя находил себя в койке влюбленной пары в, на и иногда под чужой бабой. И сколько бы Котов не утверждал, что делить женщину на двоих, это так по-мужски и так по-братски, иногда они заходили чуточку дальше, чем братаны.***
Костя не ожидал, что после вечера в гей-клубе и длительных фонтанов говна в адрес пидоров, Котов будет настолько взбудоражен, что захочет пригласить проститутку. В этом, конечно, была бы логика, если бы ее не было: — На двоих, — решительно сказал Котов, не предполагая отказа. — Нет. — Да брось ты, Львович, скажи еще, что по Соколовой сохнешь. По Юльке Костя не сох, от возможности развести на романтику какую-нибудь знойную малышку, не отказался бы, но где знойные красотки, а где Котов с его стремными бабами? — Двух и на мой вкус, — возразил Костя, заранее понимая, что проиграл и от Котова теперь трусами не отмахаешься. Еще минута, другая — и начнет вопить, что ему нужно снять стресс от встречи с пидором, доказать, так сказать, что он натурал, натуральнее не бывает, гигант половой ебли. — Вкус у тебя дерьмовый, — заспорил Котов. — Тебе волю дай, ты Соколову клонируешь. На других не встает? Костя даже не разозлился. От кого-нибудь другого человека намека на мужскую несостоятельность Костя бы не стерпел, но от Котова… в свете всех обстоятельств… — Кто бы говорил! А у тебя встает только в присутствии другого мужика! И на баб с резиновым членом под подушкой. Но если Костя к этому спору относился философски, как к привычной мелодии, которая звучит регулярно, стоит пустить друга в свою берлогу, то Котов зверел каждый раз. — Это на что ты намекаешь? — рявкнул он и мгновенно перевел беседу в драку, который напоминал спарринг так же, как постельные отношения Костиков — исключительно дружбу. По неписанным законам, даже традициям, ненарушаемым за годы дружбы, полагалось хорошенько накатить после короткой озлобленной драки, потом позвонить-таки шлюхе или очередной телке Котова, трахнуть ее на двоих, и — под утро — когда красотка начнет назойливо мять Костины ягодицы и то, что между, выставить извращенцев из квартиры. Костя периодически вносил в события некоторые коррективы, но костяк сценария не менялся. А так интересно было, можно ли прервать порочный круг раз — и навсегда? — А давай я просто тебя трахну? — спросил Костя, мгновенно подобравшись и готовясь отражать удары. Ударов не последовало. Котов бледнел, краснел, алел ушами и сверкал глазами. — Ты не понимаешь, это другое, — наконец сказал он, опережая несколько реплик еще не прозвучавшего, но задуманного Костиком разговора. Сказал, сел на диван и отвернулся к стене. Даже на тычок в плечо не отреагировал. — Да ладно, чего ты… — Костя сел рядом с Котовым. Руками они ласкали друг друга довольно глубоко. Ну, насколько позволяла длина пальца. И, один раз, игрушки. Котов несколько раз делал Косте минет. Целовались они практически каждый раз, когда трахали этих Лизонек… — Ты меня за пидора держишь, что ли? — спросил Котов. Шепотом. Отчаянным, болезненным шепотом. — За дурака, — ответил Костя. — Я не пидор, слышишь? Не пидор! — Не пидор, — покладисто согласился Костя. Ну какой из Котова пидор? Морду не малюет, штанов на размер меньше не носит, по встречке не ездит, чужую еду не крысит — ну какой из него пидор? Так… альтернативно сексуальный дурак. Костя не думал ничего делать, во всяком случае, чего-то особенного. Он просто повернул голову, чтобы убедиться: Котов не собирается биться в истерике. Котов не собирался. Если и биться — то только в оргазме. Губы встретились, и Костя мысленно чертыхнулся — предложение трахнуть Котова тоже привело к оргии, да что же такое-то? Он же не всерьез! Но целоваться с Котовым было приятно. Он не красил губы помадой и блеском, и не слюнявил, и от шеи его не пахло едкими духами. Котов не царапал грудь острыми коготками и не требовал подтверждений в большой и вечной любви. И член не облизывал, как рожок пломбира, а вбирал его в рот и позволял толкаться за щеку в кайфовом Костику ритме. Только когда Костя отстранил Котова, и член шлепнулся на живот, а ниточка слюны повисла между ним и пухлыми губами, Котов прошептал: — Эй, ты чего? Звоним бабам? Он настороженно следил, как Костя слезает с дивана и голышом выходит из комнаты, и таким же настороженным взглядом встречал по возвращению. — Ты чего задумал? — спросил он, потому что в Костиной ладони был зажат галстук. Красный, мать его, галстук. — Откуда у тебя эта пидорская… штука? Он сам протянул вторую руку, когда Костя осторожно обвязал первую. — Это где ты такому научился? — подозрительно спросил Котов. — Не один ты любишь ебаться с сюрпризом. Правда, сопоставимых по размеру сюрпризов Костя пока не проворачивал. Ну, кроме ебли с Котовым. Костя втащил Котова к себе на колени и на пробу шлепнул ладонью по смуглой жопе. Ягодицы задрожали, и Котов рвано вдохнул. Нравится ему, ишь… Костя откуда-то даже знал, что понравится. Он давно уже, видя интересную игрушку или практику в порнухе, думал, оценит ли Котов. Да за их годы ебли в мозг он знал практически все предпочтения друга! Потому, когда нырнул смазанным пальцем между ягодиц, он дождался сигнала — Котов сжался, прежде чем расслабился, задышал чаще, стоило пальцу погладить сжатый вход, тело чуть подалось назад, не собираясь разрывать контакт, когда Костя сделал вид, что убирает руку. Костя добавил смазки, и палец скользнул внутрь, раздвигая стенки ануса пока еще осторожными круговыми движениями. Требовалось буквально впиться в губу зубами, чтобы не спешить. Знал бы заранее, что случится такая оказия, так запасся бы вибратором для анальных утех — ввел бы его Котову в жопу, чтобы только навершие торчало из покрасневшего блестящего от смазки очка. А после, убедившись, что головка вибратора упирается в простату, Костя шлепнул бы по ягодицам, чувствуя, как с каждым новым шлепком скользит член, зажатый между животом одного Кости и коленями другого. Котов метался бы у него на коленях, стонал бы, не имея шансов приласкать себя, умолял бы о пощаде… — и кончил бы всем телом от анального секса. Но вибратора, увы, не было. Он лежал в корзине интернет-магазина, и теперь Костя знал, что в пару к нему приобретет еще пробку с хвостом и бусики. Давно хотелось попробовать. — Сссука, — выл Котов, — ссссука! я тебя, дурака, выебу и высушу, если не сделаешь что-то! — угрожал он. — Костя, ну, Лис, ну пожалуйста… — Голос даже дрожал. — Сделай же что-нибудь. — Я разве не делаю? По Костиным ощущениям, он уже с минуту как поглаживал простату. Но не спешил. — Массаж, брат, дело деликатное, торопиться нельзя. Костя пропустил мимо ушей поток ругательств и проклятий, а потом и вовсе вытащил палец. — Ты, блять, куда? — А ты, братан, скажи мне по-братски, ты как хочешь: чтобы я темп ускорил или чтобы второй палец добавил? Костя рассчитывал Котова смутить, думал на потемневшие от смущения уши полюбоваться, но не на того напал. — Да хоть три вставь! — рявкнул Котов. — Я кончить хочу. Три так три, сказано — сделано. И понадобилось всего-то еще немного смазки да пара минут на растяжку. Котов уже не ругался — Котов стонал в голосину и подмахивал, терся влажным членом о Костины колени и явно ловил кайф. А вот Костику чего-то явственно не хватало. То ли горячего рта на члене, то ли узкого жара вокруг. Поэтому он бесцеремонно переложил Котова на диван, подсунул под него подушку, не доверяя устойчивости коленей, и зашуршал оберткой презерватива. — Эй? — голос Котова вмиг растерял былую уверенность. — Что, недостаточно по-братски? Скажите, какой анекдот: еще пару часов назад Котов одобрял предложение оприходовать геев кочергой под напряжением, а сейчас сам подставляет смазанное растянутое очко лучшему другу. Но Костя не стал произносить этого вслух, как и не спешил раскатывать по члену презерватив. — Я был бы последней свиньей, если бы не спросил. Костяныч, ты… хочешь? Вот теперь Котов заалел, и не только ушами, но весь, кажется, превратился в разгоряченную от стыда пороховую бочку. — Хочу, — буркнул он. Знал бы Костя раньше, что будет так тесно и так горячо, давно бы трахнул придурка. Наплевав, на все эти по-мужски и по-братски, и на то, что они — лучшие друзья, и на то, что Котов непременно потребует реванша. Костя сжимал сильные крепкие бедра, пока входил отчаянно медленно, по миллиметру, пот струился по спине и по лбу, в ушах звенело, яйца готовы были взорваться, и небо — опрокинуться на землю. Костя едва с ума не сошел, когда бедра оказались тесно прижаты к чужим ягодицам, а член едва ли не до основания скрывался в растянутом блестящем очке. Котов дышал, как загнанная лошадь, и Костя с рыком обрушил ладонь на горячую ягодицу, прежде чем отпустил себя и задал сразу же такой ритм, будто хотел взять золото на всех скачках мира. Он и продержался-то всего ничего, потому что сжавшийся на оргазме Котов едва ли не выдоил его член, и требовалось быть импотентом, чтобы не спустить в тот же миг. Костя импотентом очень даже не был, он лишь толкнулся еще пару раз так глубоко, как только мог, и упал сверху, содрогаясь в оргазме. Он даже член не вытащил, и лишь потом, когда Котов под ним пошевелился, со стоном откатился вбок. Котов был мокрым от пота, огнем горели закусанные губы, на ресницах дрожали капли слез, связанные руки беспомощными плетьми повисли с подлокотника дивана. — Я развяжу и принесу попить, — пообещал Костя, упорно не позволяя взгляду скользнуть дальше, к красным ягодицам и не сомкнувшейся еще дырке. Он и с кухни, с графином в одной руке и стаканом в другой, возвращался так, будто шел на расстрел. Котов мог бы убить его за этот раз. Котов мог бы посчитать секс попыткой опустить, и… Что бы Котов ни сделал, Костя даже не стал бы сопротивляться. Он и в самом деле переступил черту — к этой мысли нужно было привыкнуть. Котов не напал из-за дверей, не двинул ни в солнышко, ни по яйцам, даже не оделся. Так и лежал на диване, но теперь в комфортной позе, и растирал запястья. — О, водичка подъехала! А ты не торопился, смотрю я. Костю накрыло ощущением дежавю: Котов говорил тот-в-точь те же слова в их последний раз с бабой — через несколько минут после того, как Костя спустил ему в рот. И еще через пару мгновений оказался с фингалом, в одних штанах — и на лестничной площадке. На этот раз Костя не стал вышвыривать на лестницу вещи. Присел на подлокотник и выдул половину стакана, прежде чем протянул остатки другу. — Жалеешь? — Кость, всё это пидорство, — попытался объяснить Костик, — срам какой-то. — Я не пидор! — тут же набычился Котов, как по команде «фас!» — И ты не пидор, стал бы я дружить с пидором. — Ага, ты как самый натуральный натурал просил ебать тебя глубже… Котов промолчал, потому что, наверное, не нашел нужных слов кроме раздраженного и уязвленного сопения. — Я останусь на ночь? — осторожно — деликатно даже! — спросил он спустя несколько минут озадаченного молчания. — На моем диване? — Костя вдруг понял, что он даже не очень-то против. Диван, если его разложить, еще комфортнее для сна, чем сложенный, но для себя одного Костя обычно не заморачивался. Да и холодно по ночам — отопления нет, одеяло не спасает, а тут горячий, как печка, Котов под боком. К тому же, Костик очень любил обниматься во сне… не с игрушками же спать, чесслово! А тут… котик. — Чур, я сплю с краю, — бескомпромиссно предупредил Котов. — Назовешь котенком, убью, — сердито предупредил Котов. — Учти, утром твоей жопе тоже придется несладко, — насмешливо предупредил Котов. И Косте бы отмахаться от него, но… Он удобно сгреб Котова за бок и довольно всхрапнул.***
А проснулся, конечно, от орудующего в жопе пальца… Но это уже совсем другая история. Не про друзей.