Карамора

— Так вы решились показаться на этих похоронах? — тон сумрачный, присыпан долей гальки, глубокий, красивый. Наглый. Феликсу давно все равно, кто там что имеет ему сказать, но глаза он все-таки поднимает. Одетый в легкую куртку давнишний враг — Каразин, Карамора. — Ну как не стыдно, фи! — морщится Феликс и прикрывает нос платком. Кокаин так и остался его любимым детищем с почитай какого там года. Каразин выглядит молодо, словно никогда не пережил того, что пережил сам Феликс. А он пережил — да и хуй с ним, в общем-то. С кладбища расходятся последние провожающие, накрапывает дождь, самого Феликса ждет лимузин. Интересно, что Каразина не ждет никто. — Подвезти? — Феликсу даже любопытно сделать такое предложение в тихие нулевые, когда никаких взаимодействий между вампирами и их противниками не было лет пять. Конечно, этот кунштюк на миллениум… ну что же, вполне в духе Караморы. У Феликса остались проверенные вампиры, этот же толпами набирает людей… как всегда снится Феликсу. Разведка доносит совсем другие вещи. Карамора бездействует. Нашел себе богатого якобы родственника и валяет дурака всю дорогу. — Как у вас с личной жизнью, граф? — спрашивает Карамора, усаживаясь на сиденье бентли рядом. И будь Феликс не Феликс, если это не подкат. Рука на колене даже не пытается задержаться, и Феликс с большой радостью с короткого замаха пробивает Караморе в нос. Сломан. Ну ничего. Попьет крови — все срастется. Феликс так и не знает, как Карамора стал вампиром, но догадка у него есть. Для вечных врагов нужна вечная жизнь. — Можно было просто сказать “нет”, — спокойно замечает Карамора и утирает нос серой курткой. — Высажу вас у Ля Опера, — быстро отвечает Феликс. До Оперы они едут молча. * * * Феликс спускается на русскую тусовку рядом с Мулен Руж — даже не такое уж и отстойное заведение выбрали. — …И НЕ ЕБЕТ, — оглушает его. Феликс хмурится. Ну, не так чтобы сразу-то. Не ебет. Его тоже много чего не ебет — ну кроме разве того, что Карамора — чертов Каразин — целует в шею какую-то молодую девицу. Они не виделись ровно десять лет, и вот тут Карамора ухитрился… Феликс изо всех сил дергает его за руку. Девица слетает с него, как дым. — Извольте отвалить, — с милой улыбкой выговаривает Феликс. — Э, э, э, — говорит Карамора, протягивая ему какую-то бумажку. — Вечеринка, граф, конечно, в вашу честь, но у меня есть приглашение. Феликс выдыхает, чувствуя, как заходится столько лет уже мертвое сердце, и идет мимо. Кокс сыплется горой, шампанское — блан де блан, другого Феликс не выносит — льется вслед за ним, и Феликсу впервые за долгое время хорошо. Пока он не обнаруживает себя целующимся с Караморой. На этот раз удар не катит, и из объятий Караморы приходится вырываться. Карамора липнет, не отпускает запястья, целует губы, и Феликсу приходится использовать вампирские силы. Оказывается в другом конце комнаты, но вот и Карамора, тут же, целует, гладит по перстням. Это получается нежно, и Феликсу приходится проклясть свою бледную кожу, расцветающую свежой кровью. Он не понимает, как оказывается на улице. Не понимает, как высасывает девицу. Ночь проходит в поездках по под-Парижским лесам. Конечно, доебываются какие-то мальчики. Но спрятать тело получается. Хочется там, где всегда, но хватает толку зарыть на другом конце Парижа. * * * — Тебе проще дать, чем не давать, да? — вздыхает Феликс, протирая пыльные ключи. Карамора ждет его у входной двери его старой московской квартиры. — А жалко — дать? — ухмыляется Карамора. — Жалко, представь себе! — Феликс уже не фиксирует, что творится сзади. — Ты — честный тяжеловоз, Карамора, но я-то арабский скакун. Где ты видел такие пары? — Ну возьми тогда ты. Сзади слышно тяжелое дыхание. Тяжелое решение. Карамора сдается своему единственному оставшемуся настоящему врагу. И тут Феликсу становится весело. — Раз так — то конечно, — жантильно соглашается он. — Сейчас достану шампанского… Желваки на лице у Караморы ходят туда-сюда, но он не отказывается. Не отказывается от блан де блана, не отказывается, когда Феликс наклоняется над ним и берет его рот. Феликс умеет быть жестким, хоть и не любит. — На четвереньки. Ему хочется проверить, насколько его хочет Карамора. Звякает пряжка. Карамора — перед ним, и Феликс думает, что может сдержаться, но не может. Облизывает пальцы, вставляет сразу два. Ему не нужно, чтобы Карамора возвращался раз за разом. Целует поясницу, срывает стон, значит — хочется, значит — завелся. Толкается внутрь, не может войти, Карамора узкий, стонет сквозь зубы. Феликс ругается про себя, приникает языком к заднице Караморы и наконец-то получает хоть какой-то результат. Вставляет три пальца, четыре, и Карамора насаживается. Наконец-то входит. Член пульсирует. Сжимает. Феликс не понимает, как двигается. Но двигается быстро и жестко. Кончает быстро, таких удовольствий ему перепадает редко. Никогда? Карамора? Подставляется? Приходится ему быстро отдрочить, одеть и выставить вон. Ка-ра-мо-ра.