pain

Ники на него пялится. Снова. Неужели в зале танцевальной практики больше не на кого уставиться? Вон, Чонвон и Джей бесятся, как придурошные, Хисын рассказывает о своих идеях для хореографии, а Сонхун распевается, но взгляд младшего всё равно направлен на него – на Сону. Последний, отводя глаза, тяжело дышит и вытирает пот с покрасневших щёк и лба, чувствуя, что ещё один прогон, и он точно потеряет сознание, поскольку в ушах звенит яростный стук сердца, а в горле появляется ком, оповещающий о неимоверном желании разрыдаться от абсурда повторяющейся каждый месяц ситуации. Впрочем, Сону было не привыкать к подобному состоянию, которое он испытывал, к несчастью, нередко, когда на горизонте маячила течка. Ким благодарит всех богов за то, что в компании они ежедневно принимают подавители, а значит, никто хотя бы не учует его усилившийся запах, поэтому можно в крайнем случае сослаться на переутомление. Однако, что делать в ближайшие несколько дней, Сону не имеет ни малейшего понятия, ведь его ухудшившееся здоровье будет тяжело скрыть от остальных. Если раньше юношу как-то проносило: на первые дни подлости его организма выпадали выходные или он каким-то чудом оставался в общежитии один, да ещё и болело не так сильно, то сейчас Сону боялся представить масштабы предстоящего кошмара. Ему было всё сложнее удовлетворять себя самостоятельно, а единственная, купленная в порыве отчаянного желания и стыда, жалкая игрушка особо не помогала. Конечно, это приносило крупицы удовлетворения и облегчало боль на какое-то время. Однако в долгосрочной перспективе каждая не проведённая с альфой течка накладывалась одна на другую и выливалась в состояние юноши, от которого ему хотелось плакать. …чёрт, этот Нишимура. Кажется, никто не смотрел на Сону так, как он… Разумеется, мемберы переживали друг о друге и обеспокоенно спрашивали, всё ли с Кимом в порядке, когда тот начинал слегка покачиваться на ровном месте. Но после заверений Сону, что он – бодрячком, участники верили этим оправданиям и рекомендовали в случае чего посещать врача. Также нельзя было сказать, что вторичный пол сильно определял их жизнь: запахи скрывались, а гон у альф в группе длился всего пару дней, когда их отводили в специально подготовленную комнату, что происходило и с омегами, которых в агентстве было немного. Однако Сону не повезло. Препараты, выдаваемые компанией, не помогали ему легче перенести боль. И если раньше, в силу незрелости юного организма, течки проявлялись лишь в небольшой тянущей боли внизу живота, когда хватало пары таблеток, чтобы закинуться и забыть про неприятные ощущения, то сейчас дела были плохи. Ким вычитал в интернете, что омегам с такой же проблемой, как у него, необходимо хотя бы каждую вторую течку проводить с альфой, иначе это приведет не только к ужасной боли, но и другим последствиям для здоровья. Только вот где взять этого альфу – никто не сказал. Как начать заниматься сексом исключительно ради самого процесса, а не по любви, – тоже. Сону всегда был нежным и робким мальчиком, который мечтал делить ложе только с любимым. Но в последнее время он глотал горькие слёзы, когда представлял, что ему надо будет под кого-то прогнуться, лишь бы не задохнуться от режущей боли в животе. Все эти раздражающие мысли вихрем вились в голове Сону, поэтому он начал массировать виски, чтобы немного прийти в себя. Однако из состояния какого-никакого равновесия омегу вывел низкий голос Рики и его рука на плече юноши. – Хён, ты в норме? Мне кажется, ещё немного – и ты упадешь, – неожиданно хрипло прошептал он. – Ах-х, Ники…– Да, всё о-кей, – пробормотал Ким, слабо улыбнувшись, и показав собеседнику знак пальцами. Разумеется, все в группе знали про вторичный пол друг друга: Чонвон и Сону были омегами, Ники, Джей и Хисын альфами, а остальные занимали позицию бет, которые считались обычными людьми (и самыми счастливыми, хотелось добавить Киму). Однако в конкретный момент аура Рики ничуть не помогала, а лишь усиливала желание Сону растечься горячей патокой на полу. Он понимал, что уже этим вечером наступит нестерпимая боль, но не хотел вмешивать в это дело никого, тем более Нишимуру. Других мемберов-альф Ким считал друзьями без какой-либо романтики, но вот Ники… Его хубэ здорово возмужал в последнее время, поэтому омега чувствовал себя невероятно крошечным рядом с ним. Щёки Сону заалели, когда он задумался, будто младший может что-то к нему чувствовать, что тот мог бы помочь ему избавиться от ежемесячного кошмара. Но, чушь, Нишимура никогда не скажет ему подобное. Никогда, если узнает, какая фигура прячется за мешковатой одеждой Сону. Никогда, если почувствует запах тонкий какао, который почему-то так ненавидел Ким. Никогда, если поймёт, что старший не подходит ему в качестве пары. Юноше казалось, что его психического состояние с каждой минутой, проведенной рядом с Ники, становилось всё более нестабильным, поскольку все его комплексы буквально вылезали наружу и заставляли внутреннего омегу забиться в угол и скулить. – Рики-я, прости, – Сону зажал ладошкой рот, чувствуя омерзительный ком тошноты, подступающий к горлу, и наворачивающиеся в уголках глаз слёзы. – Я… мне надо… Поняв, что даже секунды промедления будут стоить ему позора, Ким резко вылетел из зала и ринулся в сторону туалета, где дрожащей рукой заперся в кабинке и выблевал свой завтрак, громко дыша и вытирая дурацкие слёзы грубым рукавом кофты. – Хён! Сейчас же открой эту дверь! Голос Нишимуры казался Сону таким далеким…будто бы сквозь пелену сна. Омега, отклонившись на холодную стенку, позволил себе еле слышно всхлипнуть, закусив губу. Казалось, истерика раскинула объятья и утаскивала юношу за собой. Поняв, что это явно не то, что должен увидеть макнэ, Ким прошелестел: – Ники, уйди… пожалуйста. – Да чёрта с два я сдвинусь с этого места. Тебя рвёт? Что происходит, Сону? Ты сам не свой последние дни, а с нашего камбэка вообще будто бы осунулся и… – Я сказал тебе проваливать, – глухо ответил Сону, перебив Нишимуру. – Скажи остальным, что я вернусь, как только мне станет полегче. – Ты предлагаешь мне уйти и оставить тебя в таком состоянии? – ругнулся японец, вновь подергав дверную ручку. Кажется, Сону даже через это небольшое расстояние между ними чувствовал взбунтовавшиеся феромоны Ники. Его аура давила и без запаха, вынуждая Кима тихо скулить в коленки. – Слушай, – решил немного смягчиться старший и надавить на макнэ, – просто… я что-то не то съел на завтрак, вот и мутит целый день. Ничего страшного не произошло…Я… Мне неловко, что ты увидишь меня таким, Рики, поэтому я прошу тебя уйти. – Хён, брось, даже если ты будешь сидеть заблеванный… – Чёрт, Ники! – ахнул Ким, – выбирай слова! – …даже если бы ты выглядел как-то неподобающе, то, поверь, это последнее, что бы меня волновало. Я беспокоюсь о тебе, Сонуя, а твоё состояние мне не очень нравится, – пробормотал младший, оперевшись на кабинку. – Ладно, ты выйдешь и обязательно зайдёшь к Югём-хёну, он осмотрит тебя. И я проверю, ты понял? – Да, Рики, хорошо, – уставшим голосом ответил Сону, чувствуя, что ему немного полегчало после своеобразного очищения организма. Юноша услышал, как Нишимура ушёл, и выдохнул. Всё же такой стресс для организма не прошёл бесследно: глаза слипались, хотелось лечь и заснуть крепким сном. Но Сону лишь смог подняться, немного покряхтев, и, держась за бок, пойти в кабинет их врача, Югёма.

***

– Ким Сону, ты самый безответственный омега, которого я только знаю! – Айщ, ну, конечно же, нет! – Если бы ты сразу мне сказал о своих болях, то мы бы давно нашли тебе альфу! – Югём-а, – простонал Сону, закрыв руками лицо. – Ну какой ещё альфа, ты с ума сошёл? Как я могу спать с незнакомцем! – Почему же с незнакомцем? Подписали бы контракт о неразглашении, поговорили пару дней – и всё, хороший партнер для течки найден! – улыбнулся Гём, гладя Кима по голове. – Я так не могу, ты знаешь… – вздохнул Сону. – Давай уже свои таблетки, я пойду к себе, не то ещё немного, и начнется. – Ц-ц, несносный мальчишка! О здоровье надо думать, а не для непонятного японского принца себя хранить. Сдашься ты потом ему, если загнёшься от боли? – Югём-хён, – примирительно протянул младший, строя глазки врачу. – Я обязательно тебе скажу, если мне станет совсем плохо. – Ох, ладно, иди уже с богом, – проворчал Югём и дал мальчишке блистер с таблетками. – Пить строго одну в час, если боль усилится. – Понял, спасибо тебе большое! – Сону обнял старшего и унёсся к себе, не заметив, каким грустным взглядом одарил его врач. Тот покачал головой и подумал, что если Нишимура не придёт к Сону и в этот раз, то Югём придушит этого слепого японца собственными руками.

***

Жарко. Липко. Невыносимо. Сону тихо плачет в подушку, стараясь не разбудить Чонвона, благо, тот крепко спит и не реагирует на внешние звуки. Киму кажется, будто он сейчас сгорит заживо, а тело разорвет от боли, которая давит на низ живота и будто выворачивает его органы наизнанку. Вся простынка мокрая от пота и смазки Сону, которая будто бы потоком льется из его ноющего заднего прохода. Но появившееся возбуждение не сильно волнует юношу, поскольку оно остаётся практически незаметным в отличие от боли. Таблетки, которые дал Югём–хён, словно совершенно не помогают, ведь Сону ложился в постель с легким ознобом и дрожащими конечностями, но теперь его безостановочно трясёт. Сердце, кажется, скоро вылетит из груди, а губы начнут кровоточить от беспрерывных покусываний. Ким, правда, очень старается держаться, чтобы не завыть в голос. В голове набатом бьют мысли о том, что никому он такой не нужен, особенно Ники, ведь младший не придёт к нему, не успокоит, не избавит от страданий. Сону впивается зубами в край наволочки и беззвучно рыдает, пытаясь рукой гладить свой живот по часовой стрелке, как учила в детстве мама. Минут пять омега содрогается от новых потоков боли, понимая, что та не прекращается, решает пойти к врачу, чтобы окончательно здесь не загнуться. С первого раза встать не получается, поскольку у Сону закружилась голова, да так, что он свалился обратно на кровать. Затем он дрожащими руками сдернул простынку, чтобы обернуться и хоть как-то прекратить ужасный озноб, и, держась за стены, побрел к двери. Ноги корейца были ватными, казалось, совершенно того не держали, но юноша тяжело сглотнул и упорно шёл вперед, ведь знал, что если не дойдёт, то просто-напросто свалится на пол. Внезапно резкий поток боли накрыл Сону, и тот осел на холодный кафель, больно ударившись коленями. Громко всхлипнув, Ким заплакал, закрывая ладошками лицо. Терпеть всё это было просто невозможно, он чертов бракованный омега, который только и может ныть. – Ну чего ты, маленький, – раздался обеспокоенный голос над ухом, но Сону подумал, что это глюки его помутненного сознания, и продолжил горько плакать. – Посмотри же на меня, детка. Нехотя повернув голову влево, кореец увидел Ники, который склонился и поднял своего хёна на руки. От такой неожиданности Ким вскрикнул, но Нишимура прижал его мокрое лицо к своей запаховой железе и прошептал: – Прости, мой лучик, что я нашёл тебя только сейчас. Мы с ребятами сильно задержались в зале, а когда я рванул к тебе, то увидел только спящего Чонвона. Я помогу, Сону, тебе не будет больно. – Ни-к-ки-и, – провыл Ким, теряясь в ощущениях, поскольку запах альфы, который он впервые почувствовал, душил, – поч-чему ты пахнешь? – Я не принял подавители, солнышко, сейчас всё будет хорошо, – не переставая гладить потную от напряжения спину хёна, говорил Рики, нежно целуя лицо Сону. Ники, кажется, сошёл с ума, когда увидел время окончания танцевальной практики, и побежал к Югёму, чтобы тот рассказал ему о самочувствии Кима. Врач недолго поворчал и вывалил японцу сначала всё, что он о нем думает – о таком глупом и безответственном мальчишке, который не видит очевидного: ни влюбленности Сону, ни его состояния, а затем рассказал, как тот мучается из-за болей в течку. Нишимура резко побледнел и, не дослушав хёна, помчался в комнату Кима, но не нашёл того. Тогда он услышал всхлипы и увидел в коридоре белый и дрожащий кокон, завернувшийся в простынку. – Тише-тише, – Рики крепко держал плачущего старшего на руках, – я отнесу тебя к себе в комнату и сделаю тебе хорошо. Ты слышишь меня, Сону-я? Ты разрешишь мне? – К-конечно, конечно, альфа! – Ким был будто бы в бреду и, не открывая слипшихся из-за слез глаз, пытался уткнуться в шею японца, чтобы дышать одним его запахом. Кардамон и зеленый чай проникали в легкие Сону и успокаивали его расшатанное состояние. Юноша не заметил, что они добрались до комнаты, не ощутил, что его опустили на прохладные простыни, но почувствовал, как отстранился Рики, чтобы снять с себя одежду. – Ники-я, вернись, – прохныкал Сону, сводя ноги. Ему так не хотелось, чтобы младший уходил даже на секунду. – Я здесь, мой хороший, – Ники навис над своим хёном и стал целовать его ключицы. – Сейчас мы тебя разденем. – Ох-х, – прошептал Сону, сразу же зажавшись, ведь он так боялся, что Нишимура увидит его некрасивые бедра или мягкий животик. – М-может, я останусь в одежде? – Глупенький, – усмехнулся японец, – не зажимайся. Ты прекрасен, я уже люблю каждую частичку твоего тела. Эти слова немного расслабили омегу, и он позволил младшему избавить себя от мокрой пижамы. Нижнего белья на нем не было, поскольку оно раздражало кожу и неприятно терлось обо все интимные места, но, несмотря на это, юноша всё равно покраснел, когда заметил жадный взгляд Нишимуры на себе. – Солнышко, ты самый красивый мальчик, которого я когда-либо видел. Ты просто идеальный для меня. Японец нежно начал целовать красные губы Сону, в то время как старший под них хрипло стонал в поцелуй и жмурил глаза. Ники покусывал мягкие щёчки Кима и упивался его реакцией: они только начали, а его мальчик уже сходил с ума от одних лишь прикосновений. Альфа принялся активно вылизывать шею Сону, борясь с диким желанием того пометить и допуская лишь небольшие засосы. – Ах, Ники-я, – стонал Ким и впивался ноготками в плечи Нишимуры. – Ещё-ещё… Торчащие соски давно приковали внимание макнэ, поэтому тот, не став долго ждать, начал их терзать: он облизывал красные бусины резкими мазками, затем слегка прикусывал, а потом опалял горячим дыханием влажную кожу и снова присасывался к ним, как к сладкой конфете. Сону казалось, что ещё немного – и его разорвет от ощущений, настолько ему было хорошо. Он и не мог подумать, что соски являются его слабым местом, поэтому, громко вздыхал, пытаясь оторвать Нишимуру от своей груди. – Рики, ну Рики, ч-чёрт, – взвизгнул Сону, когда тот укусил его за левую бусину, а вторую начал растирать пальцами. – Остан-новись, или я сейчас… Оргазм от чрезмерной стимуляции оглушил Кима совершенно неожиданно. Он почувствовал, как жар растёкся по всему организму, а тело стало подрагивать в руках любимого. Затуманенным взглядом он посмотрел на Ники, пока тот целовал его живот и слизывал семя с него. – Мой чувствительный мальчик, кто же знал, что ты у меня такое чудо, – шептал японец в ребра Сону, – я обязательно вылижу тебя всего, и ты не сможешь заставить меня остановиться. – Мне нужно больше, Ники-я, ты нужен мне, – как в бреду хныкал Сону, ощущая уже не боль внизу живота, а сильное, распаляющее желание. Младший, понимая, что это первый опыт для его хёна, не желал мучить того, поэтому резко приподнял Кима и подвинул его на середину кровати, чтобы устроиться у него между ног. Вид был потрясающий: объемные, красивые бедра, которые так и хотелось целовать всю ночь напролёт; аккуратный подрагивающий член и припухшая розовая дырочка, истекающая смазкой. Нишимура не стал сдерживать свои желания и принялся покрывать кожу Сону поцелуями, а затем прильнул к его анусу. – Ты такой сладкий, малыш, – хрипел альфа, лаская нежные края, – самый вкусный, самый лучший. Ники миллиметр за миллиметром проникал в лоно Сону, наслаждаясь его стонами. Вкус смазки омеги оставался на его языке, а зверь внутри сходил с ума от желания взять, присвоить, пометить. Японец старался отогнать эти назойливые мысли, ведь с его любимым нельзя было грубо, только нежно. Знал бы он, тупой альфа, как мучился Сону всё это время – незамедлительно бы избавил того от боли, но, к сожалению, сам он только чувствовал напряжение, но не смог понять, в чем была истинная причина отстранённости омеги. Сону метался по кровати, чувствуя юркий язык Рики в себе: тот прикусывал текущую дырочку, обсасывал кольцо мышц и, видимо, яростно хотел довести омегу до второго оргазма. Но резко Ники прекратил свои действия и, подняв глаза на отчаянно краснеющего Кима, довольно облизнулся и стал аккуратно поглаживать его ноги. – Могу я продолжить, солнышко? – Пожалуйста, Ники, я тебя прошу, – громко сглотнул Сону и откинул голову назад, почувствовав, как аккуратно один широкий палец альфы проникает в него. На удивление, не было никакой боли и дискомфорта, хотя юноша всегда этого боялся, когда мечтал о своём первом разе. Нишимура медленно разрабатывал стеночки, ощущая их влажность и тепло. – Мой хороший, – приговаривал Ники, окунаясь в манящую узость, – ты просто прекрасен. Одной рукой японец поглаживал подрагивающий член Сону, а другой проталкивал уже два пальца в лоно омеги. Он нервно сглотнул от мысли, как всё-таки будет хорошо находиться в старшем, как будет приятно выбивать из него тихие вздохи и стоны. – Ты готов, Сону-я? – Рики, возьми меня, прошу, я больше не мог-гу, – проскулил Ким, чувствуя, что его тело буквально ломит от недостатка Нишимуры. Убедившись, что уже три пальца свободно входят в омегу, японец вытащил из лежащих на стуле спортивок презерватив. Его всучил Ники Югём, когда тот с глазами по пять копеек прибежал в медицинский кабинет. Раскатав латекс по члену, альфа наклонился к Сону, вкладывая в свой поцелуй всю любовь и заботу. Омега лежал распалённый, красный, с мутной поволокой на глазах. Наверное, он был готов сделать что угодно ради Рики, но тот лишь хотел дарить своему мальчику бесконечное удовольствие и избавить от боли. – Я люблю тебя, Ким Сону, – прохрипел Ники, плавно входя в дырочку омеги и сжимая его руку. – О-о, Рики-я, – протянул старший, моментально растрогавшись. Слезы потекли из глаз, а сердце стало биться быстрее. Это признание Нишимуры…оно заставило Сону утонуть в потоке счастья, юноше было так хорошо, что, казалось, душа не выдержит таких эмоций. Альфа медленно входил в Кима, внимательно наблюдая за лицом того и отслеживая, точно ли слёзы счастья, а не боли бегут по щекам Сону. И когда тот начал тихонько всхлипывать и сжиматься, Ники стал двигаться активнее. На бедра старшего можно было молиться, поэтому японец сжал их и, попутно вылизывая шею любимого, пускал по всему его телу мурашки. Сону с громкими стонами принимал всё, что давал ему Нишимура, цепляясь пальцами за плечи японца и мечась по кровати. Поняв, что Сону близко, Рики обхватил рукой его член и стал тереть чувствительную головку, одновременно агрессивно вылизывая запаховую железу Кима, которая стала раскрываться, когда юноши начали заниматься сексом. От чрезмерной стимуляции и постоянного попадания члена Ники по набухшей простате, Сону медленно рассыпался на кусочки. Омега потерял контроль над собой и всецело вверил себя японцу, который подводил его к пику. Наконец, когда Нишимура прошептал на ушко: «Кончай, малыш», Ким вскрикнул и излился себе на живот, дергаясь всем телом от накрывшего его с головой оргазма. Рики, ощущая давление стеночек и слыша удовлетворенные стоны своего мальчика, кончил следом в презерватив, оставаясь в Сону. Нишимура лег на бок и утянул за собой юношу, чтобы тот не чувствовал дискомфорта от набухшего узла. Альфа никак не мог успокоиться и поверить в своё счастье: находиться внутри любимого и помечать его практически изнутри было непередаваемо, поэтому Ники безостановочно гладил мокрое тело Сону, целовал того то в шею, то в щёку, слушая тонкий смех омеги. – Мой самый вкусный, самый нежный мальчик. Тебе больше не больно? – обеспокоенно заглянул в широко распахнутые глаза омеги японец, чувствуя, как тот дернулся. – Нет, п-просто…твой член, он будто бы распирает меня внутри, – смущенно пробормотал Сону. – Ничего, это скоро пройдёт, а пока засыпай, – сказал Ники и потерся носом о мягкие волосы омеги. – Ты хорошо постарался, теперь надо отдохнуть, крошка. – Да, ты прав, – ответил Сону, зевая и закрывая глаза, поскольку те неимоверно слипались. По всему телу разлилась приятная послеоргазменная нега, а натянутую струну боли, которая мучила юноша, наконец–то отпустило, и его внутренняя омега чувствовала себя невероятно счастливой и наполненной. – А, кстати, где Сонхун–хён? – балансируя между сном и реальностью, прошелестел Сону, устраиваясь в теплых объятьях Нишимуры. – Ему пришлось ночевать у Джейка и Хисына, – хмыкнул Рики, мягко целуя омега в лоб и вспоминая обескураженное лицо старшего, который, поддавшись уговорам макнэ, поплелся в комнату к другим мемберам. – Но, думаю, он на нас не в обиде. А теперь – спи, солнце.