Angst

      Даже сильный дождь не способен полностью смыть ту кровь, которой покрыта земля. Она уже достаточно впиталась в почву, давно зеленевшая трава с листвой постепенно теряли свой насыщенный цвет, становясь подобно бронзе. Действие проклятия постепенно сходит на нет.       Вот тебе и волшебный лес.       Тот странный юноша, который явился не пойми откуда был с распростёртыми объятиями принят в общество мелких богов. Такое ощущение, что на Олимпе ему отвели особенное место, вечно странствуя рука об руку с верным товарищем Бальдуром и милой эльфийкой под рукой. Мардук же оставался в стороне, не желая вникать в дела сметных, но, к большому несчастью, был вынужден поддаться и исполнить просьбу.       На земле эльфов достаточно долго происходила какая-то чертовщина. Оберон явился на земли Зевса в тяжёлом состоянии, лишь Гея не давала ему полностью упасть, поддерживая мужчину. Нечто высасывает жизненные силы, заставляет всё живое вокруг гнить, а животные будто остервенели и перестали различать истину от лжи: где их враг, а где — друг. К несчастью, после визита в чертоги Асгарда странник и сам был не силён, да местные целители говорили о том, что ещё один такой скачек, необдуманные действия выйдут боком — фатально. Но у Путешественника был один козырь в рукаве, а он же один из кровавых богов Месопотамии — Мардук.       Одним лишь внешним видом внушает страх, порой даже не понять: пылью битв пахнет его оружие или то, чем ранее оно было покрыто, а именно кровью… Бог Войны и Порядка был скуп на слова, но если дело касается боя, то никогда не упустит момента указать жалкому смертнику и другому существу на то, насколько он жалок и слаб. Кинуть вызов этому богу сродни самоубийству. Он никогда ни с кем не считается, но в тоже время готов выполнить просьбу смертных — в мире есть те люди, которые его поддерживают и, бывает, даже преподносят дары в храмах, специальные возведённые ему. Афина как-то даже с улыбкой похлопал мужчину по спине, радуясь за его успех бытия богом Войны, ведь успел набрать достаточно большое количество прихожан.       Священный лес действительно находился под воздействием проклятого кристалла, чьё происхождение неизвестно даже владыкам из преисподней, в чьих жилах течёт воистину черная кровь. Но эта мелочь, которую смог раздобыть бог была иной, не такой, какой описывал Путешественник. Слишком мелкий осколок, практически меркнет на фоне прочих драгоценностей; переливается темными фиолетовыми бликами даже во тьме, а сам имеет странный, неопределенный оттенок. Такая хрупкая вещь, а обладает невероятной силой, ведь даже Военачальник ощущает как с каждой минутой ему становится дурно. А эффект слабости лишь набирает обороты, держа он этот осколок в руках. Дождь омыл кристалл, избавившись даже от кровавых разводов, и вмиг лес погрузился в гробовую тишину. Если сравнивать с минувшим ливнем, то эта морось просто ничто. Мардук сузил взгляд, рассматривая драгоценность, которую сжимал своими пальцами и чуть поднял её вверх, будто на сером дождливом небе сможет ещё что-то рассмотреть.       Это было лишь мгновение. Нечто с невероятной скоростью выбило кристалл из крепких рук бога Войны, заставив осколок упасть чуть поодаль облачённых в стальные сапоги ноги, и одним движением меча — расколоться. — Даже всевышним существам он способен нанести вред, — тихо вещает Люцифер, вновь вонзая горящий клинок в оставшиеся осколки, заставляя трещать под священным огнем и превратиться в прах. Взгляд алых глаз поднимается на мужчину, который своим внешним видом буквально сливается с интерьером — пепельные волосы, некогда хаотично зачёсаны назад неприятно липли к бледной коже военачальника, а доспех от алых следов лишенных разума людей, был очищен дождем. Из-за мелкого дождя в опустевшем лесу всё стало серым.       Мардук ничего не ответил. Ему в целом сложно подбирать слова, когда в его поле зрения есть Люцифер.       Он прекрасно знает его историю, не с левых уст, а самого Сатаны. В отличие от самого Мардука тот ничуть не скрывает своего отношения к другим богам и людям, алые глаза всегда полны высокомерия и презрения чуть ли не ко всему живому. Он даже на своих подчинённых смотрит с некой каплей недовольства, будто они лишь своим существом портят его планы и идеи. Но единственное, на кого Люцифер никогда не смотрел с подобными эмоциями — бог Войны, Мардук. По сравнению с ним тот ещё слишком мелкий бог, мальчишка, который по просьбе жителей, полных жажды мести, попросили его взять на себя бремя бога Войны, а за ним ещё одно обременение в виде поддержания порядка. Люцифер прекрасно осведомлен в том, как тяжело подавлять восстания, — каких только усилий это стоило брату Михаилу изгнать его из Рая — стараться держать лицо и не падать в грязь; с гордостью переносить все неудачи и вести кровопролитные битвы, где обязательно теряешь нечто близкое своему сердцу. Тут-то Мардук был относительно подготовленным, ведь отчуждён и явно не горит желанием кого-то подпускать себе. Морнингстару даже показалось, что этой, клубящиеся где-то внутри их тел ядовитой тьме, они похожи. — Оно отравляет, — чуть погодя произносить Военачальник, обернувшись в сторону лесного царства. — Всё живое, — он, не глядя, тянет руку к мечу, который не так давно вонзил в землю в доказательстве того, что битва окончена и позволил себе скинуть алое одеяние войны, которое с лёгкостью впитывал клинок и опасно сверкал, когда рука хозяина касалась рукояти.       Но не сейчас.       Люцифер перехватывает чужую ладонь, игнорируя неудачно замаскированное под гневной маской удивление, и заламывает её, не давая коснуться оружия. Наручные доспехи немного съезжают с литых рук и оголяют кожу, на которой виднеется жуткий порез. Он покрыт темной субстанцией, что назвать кровь не поворачивается язык, а вокруг него припухлость, которая покрыта мелкими язвами. Мардук резко выхватывает руку из крепкой хватки Сатаны и рычит, давая понять, что не потерпит такого обращения, а потом уже поправляет доспех. — Как давно? — голос Архангела звучит эхом. Опасно. Холодно. Отстранённо.       Заставляет напрячься и нервно глотнуть. Что ему ответить?       Военачальник ощущает себя каким-то провинившимся ребёнком, хотя в глазах архангела может быть так и есть. В любом случае, ему никогда не понять, что творится в голове у падшего, а уж тем более — угадать его настроение и дальнейшее отношение. — Смеешь игнорировать мои вопросы?       Нет в этом мире ничего и никого, что могло бы заставить Мардука ощущать чистый, присущий смертным, страх, чего уже говорить о том, чтобы поставить на колени. Но Люцифер рушил все возможные возведённые стены Мардука лишь одним своим голосом, и уничтожал его попытки к бегству от ответа простым взглядом.       Они были странным дуэтом в глазах богов. Люцифер ранее сотрудничал исключительно в компании Лилит, заставляя её последние силы тратить на то, чтобы эта женщина делала того более неуязвимым на поле боя, пока сама оставалась открыта для других врагов. Но сейчас, в какие бы дальние края не занесло Мардука — падший обязательно оказывается там. Но Военачальник солжет, если будет говорить о том, что ничуть не рад такому. На поле боя им нет равных, а Архангелу лишний раз не надо напрягаться, видя, как янтарные глаза нового бога Войны затмевает пелена жажды крови. Как кровавое одеяние лишь в стократ подогревает его голод. Это воистину завораживающее зрелище для Люцифера — наблюдать за этим простым, казалось, и ничем не примечательным богом. Он вроде такой же, как и вся остальная серая масса богов разных земель, но вот… Архангел всё равно выделял его из толпы. — Как только столкнулся с целью, — чуть погодя, отвечает Мардук. Все же, он не смеет игнорировать вопросы вышестоящего божества, хотя со слов иных богов за своей спиной, Мардука вообще не приравнивали к ним, простым богам, будто изначально был гадким утёнком, чье место не здесь, а больше приближенным к тому же Люциферу, Лилит или Нюйвы. А Люцифер всякий раз своими фразами закреплял слова этих мелких, второсортных богов. Он чуть ли не напрямую говорил, что Мардук – тот, кто на порядок выше, сильнее и действительно заслуживают уважения. А сам он не относил себя ни к левым, ни к правым.       Возможно, эти ублюдки были правы, что он особенный, ведь каким-то чудом милостыню от Люцифера схлопотал. Аж тешит самолюбие и, в то же время, очень сильно напрягает. — Ты слишком беспечен, — уже спокойнее, но эхо из голоса Морнингстара никуда не исчезло. — Эта царапина Богу Войны подобно пыли, — отмахивается тот и идёт вперёд. Он ощущает тяжёлый взгляд Люцифера на своей спине, а после слышит шелест крыльев. Обернувшись — никого уже нет. Спрашивается — зачем он вообще явился? Неужели в Преисподней ему дел мало и решил развеяться? Подозрительно, что среди всех земель и небес он выбрал один конкретный лес. Мардук лишь нахмурился и, фыркнув под нос, продолжил свой путь.       Ему ещё есть чем заняться, а эта территория — малые владения.

***

      Единственное, что ненавидел Мардук в Люцифере — его правду. Все смертные, кого не спроси, видят в нем лишь исчадие ада, полное грехов и злодеяний, от святости осталось лишь имя данное Творцом, которое давно было запятнано. Всё, что происходит в делах человеческих, какой-то недуг или прочие неудачи — обязательно спихивают на него. Военачальник перед собой видел, как бы смешно не звучало, такого обиженного мальчишку, как и он сам. Только сильнее в разы и, что самое главное — Люцифер никогда не лжёт. Эта правда жестока, она морально может сломить любого и даже задеть за живое второстепенных небожителей, а потому принято все считать провокацией или ложью. Ибо Сатане веры нет.       И Мардук действительно был беспечным, когда никак не реагировал на жуткую царапину, которая питалась тёмной энергией и разрасталась. Сражаться было с каждым разом тяжело, порой рука, в которой тот с лёгкостью сжимал рукоять большого меча, дрожала.       Наверное, надо было последовать примеру Архангела и уйти, ведь главную задачу выполнил. Но, разве он смеет носить имя Бога Порядка, когда оставляешь незаконченное дело, где мелкие проказни темных сгустков энергии проецирует настоящий хаос? Надо разобраться с этим раз и навсегда, чтобы эти неженки из леса вернулись на свои земли и больше не мельтешили перед очами. Заодно и ему спокойнее на душе будет, ведь, раз полез в этот омут, значит надо с головой в него окунуться.       Теперь же, кажется, этот самый омут затягивает его разум все глубже и глубже, пока на губах не стал яро ощущаться вкус собственной крови, которая сгустком подступала к горлу, вызывая рвотный рефлекс. Но Военачальник с лёгкостью подавил его, как и последующие несколько. Но с уголка губ всё равно, густой, но тонкой нитью тянулась кровь. Она будто стала заполнять его лёгкие, от чего дыхание сбилось и, Мардук только сейчас осознал, что божественные силы покинули его и ныне он подобен жалкому смертному. — Отвратительно, — хрипло произносит себе под нос мужчина, некогда белыми, широкими рукавами утирая лицо, но лишь больше размазал кровь по бледному лицу. Он с трудом вонзает меч в землю, тот слабо пошатнулся в бок, намекая, что долго так явно не простоит и совсем скоро свалится на землю. Но не раньше, чем свалится бог, который из-за своей беспечности растерял всякую бдительность и пренебрегал элементарной медицинской помощью. Он мог бы запросто воспользоваться своими силами и залечить рану, просто решил сделать всё после окончания миссии. Теперь же регенерация отказывалась хоть как-то помогать.       Мардук делает хриплый вздох, пытаясь сфокусировать взгляд некогда янтарных глаз на ступеньках разрушенного лесного храма, делает шаг и чувствует, как земля уходит из-под ног. Его каналы с божественной энергией были отравлены, как и сама кровь, от чего самоизлечение стало невозможным. Он и так потратил слишком много сил в последнем бою, а в нынешнем состоянии его тело терпит всю ту боль, нанесённую в бою, троекратно. Такое ощущение, будто выворачивают наизнанку, заставляя быть в сознании; будто каждая косточка в теле ломается и острыми краями врезается в плоть. Мардука тошнит от себя, насколько же он жалко сейчас выглядит. И закрывает глаза, дабы немного перевести дух и отдохнуть. По крайней мере, он так себя утешил.       Крепкая рука успевает перехватить чужое тело поперек груди и не дать свалиться с ног. В другой руке мужчина сжимал меч, который небрежно воткнули в землю. Люцифер как-то неоднозначно взглянул на Бога Войны: кто-то ничуть не сомневаясь молвит, что этот взор полон призрения и разочарования, кто-то же — наоборот, с некой горечью. По крайней мере, ясно лишь одно — будь падшему воистину плевать на вознесшегося бога, то не держал бы его своими руками.       Мардук приходит в себя после нескольких особо сильных шлепков по щекам. Доспехи больше не норовят раздавить тело, а в голове появляется какая-то ясность. Можно начать с того, что с него эти самые доспехи кое-кто любезно стащил. Он делает вдох и заходится в кашле, с губ всё равно срывается несколько алых капель. Только сейчас Мардук смог рассмотреть место, где находился и это явно не холодный мокрый лес. Это иная земля, чище и нетронутая кем-то из богов, это ощущается по исходящей энергетике и удушающей силе умиротворения, которая заставляет расслабиться и довериться. — Я предупреждал, — с укором произносит Люцифер, а Мардук снова недовольно хмыкнул и вновь закашлял, — бестолочь. — Где мы? — спустя минуту спрашивает альбинос, глядя на широкие равнины, которые залиты тенью заходящего, но ещё палящего солнца. Он сгинет одну ногу в колене и чуть отводит в сторону, ничуть не отрывая взгляда от заката. — Это земли европейских богов, — падший сел рядом, устремив на несколько минут взгляд на малиновый закат. — Они практически не лезут в дела смертных, лишь когда те преподносят стоящие дары и, глядишь, мольбы будут услышаны.       Морнингстар берет пострадавшую руку Военачальника, заставив того слегка вздрогнуть и перевести любопытный взгляд на падшего. Сейчас лучший для него вариант — молчать в тряпочку и не пытаться задавать лишние вопросы, которые так и вертятся на языке. Ибо вызвать праведный гнев не шибко желает — Люцифер быстро раздражается. Крепкая ладонь удерживала руку ближе к локтю, а второй сорвал рукава белого одеяния Бога Войны, который не посмел сдержать своего негодования и поспешил вырваться из цепкой хватки Архангела. Но он вцепился слишком сильно, по крайней мере, следы от чужих пальцев обязательно останутся. И в следующий миг Мардук позорно вскрикнул, в последний момент крепко закрывая рот ладонью и отворачиваясь.       Люцифер его укусил.       Острые клыки без особого труда разорвали кожу и оставили две аккуратные дырочки прямо на покрывшейся язвами изувеченной кожи. Ранение действительно выглядело мерзко, будто Военачальник гниёт заживо. После падший слабо начинает втягивать кожу и Мардук буквально ощущает как из проколотых ран течет заражённая кровь. Люцифер отстраняется, дабы сплюнуть вязкую темную субстанцию, и вновь повторят свои действия.       Люцифер ощущает, как сбивается дыхание Мардука, причиной которого на сей раз была не зараза в крови, а сам он.       Он делает новый укус, слыша сорвавшийся из тонких уст предательский вздох и в последний раз высасывает проклятую кровь. Каналы с божественной силой постепенно начинают циркулировать, ведь на языке падший ощутил этот острый вкус. — Ты… закончил? — с придыханием интересуется Мардук, краем глаза посматривая на Архангела и ему показалось, будто он снова чем-то отравлен, ибо как ещё ему объяснить то странное чувство, зарождающееся внизу живота и сжимающую грудь тепло? То, как он провел покрытым кровью Мардука языком по губам было слишком вызывающим зрелищем.       Но ответа не последовало. Зато последовала невероятная сильная боль, обжигающая и острая, словно его кинули в адское пламя. Казалось, что от собственного крика ему заложило уши, но это чувство постепенно утихало, а вместо крика остались лишь судорожные вздохи, хрипы и попытки отстраниться от источника зла. Но Люцифер хватку не ослабил, удерживая на месте, пока другой рукой сжимал свой клинок, чьё остриё в вечернем свете отражало языки пламени. — Теперь да, — оружие Морнингстара распадается на дюжины золотистых частиц, которые подобно праху развиваются по ветру. — Я прижёг порез священным огнем, — тихо начал вещать тот, — эта дрянь больше не сможет пускать яд. Через пару часов вернёшься в норму, твоя регенерация справится с язвами.       Мардук не стал его благодарить — Люциферу было вполне достаточно лишь реакции этого бога.       Так и хочется назвать его мальчишкой, но нет желания портить сей момент. И так ясно, что Люцифер старше любого другого божества и для него все подобны детям. Он придвигается немного ближе к Военачальнику и вновь глядит в даль, не выражая никаких эмоций.       У Мардука в целом собралось достаточно много вопросов, которые напрямую касаются Люцифера и его достаточно странного, порой, поведения. Уж некомфортно всем второсортным богам — как однажды выразился тот — наблюдать за столь странной сменой настроения Архангела. Даже Госпожа Лилит не в силах понять, что же такого нашло на их владыку, а с ней он и вовсе перестал как-либо общаться, придерживаясь лишь деловых отношений. Что-то явно его изменило. Только вот… вместо того, чтобы задать очевидные вопросы, Военачальник вздыхает и позволяет себе неслыханную наглость.       Облокотившись об плечевой доспех падшего, Мардук прикрывает глаза: — Это было больно? — голос у бога неуверенный, словно он сам не знает, что конкретно спросил у Люцифера. Но тот не выглядит каким-то злым, отчуждённым… он обычный. И эта простота заставляет напрячься куда больше. Люцифер вечно хмур и опасно скалится. — Что именно? — на мгновение тело бога Войны окатили ледяной водой. Ему уже стало не по себе от того, что вообще затеял разговор, но в тоже время появилось желание узнать, что же ещё пережил Люцифер. Сам же упомянутый чуть повернул голову в сторону мужчины подле себя, одарив насмешливым взглядом. Алые глаза азартно заблестели. Будто Архангел ожидал этот момент, когда они смогут нормально поговорить. — Падение.       Повисла пауза.       Она затянулась больше, чем на минуту, заставив Мардука невольно заерзать на месте и, он уже было открыл рот, чтобы перевести диалог в иное русло, как вдруг тот поднимает свой взор к темнеющему синему небу. — Отнюдь, — на устах усмешка, от которой Мардуку не по себе. Снова. Просто не внушает доверия мужчина, который с улыбкой сжимает кулаки. — Больно было, когда Отец отвернулся.       Он хотел рассказать о той боли, которую испытывал, когда сера окрасила белоснежные крылья в иной цвет. Буквально выжигала каждое изящное перо, делая его отвратительно черным и навсегда отнимая у него возможность вернуть им прежнюю красоту. Оно и не удивительно, ведь твари не ходят в белом.       Хотелось поведать о той душевной боли, которую одним из первых испытал на себе. Это ужасное чувство, когда все родные вдруг ополчились против тебя и низвергли с небес. А ведь он просто был слишком самовлюблённым подростком, который решил взбунтоваться и своеобразно привлечь внимание того, кто всецело забыл о собственных сыновьях. Он с тоской смотрел на Гавриила, которого научил некоторым фокусам с Рафаилом, ведь вместе издевались над будущим трикстером; и с застывшими на глазах слезами и ярой ненавистью вспоминал Михаила, который твердил лишь о том, что Люцифер всех разочаровал.       Видать, он настолько подался в воспоминания, что упустил один из важнейших моментов в его существовании. Возможно, это был не просто тот самый переломный момент, а ключевой. Мардук как-то лениво привстал, облокотившись коленями о землю и склонился к Архангелу, также лениво касаясь его скулы своими губами. Именно холод и сухость чужих уст вернула в реальность и, конечно, наглеца хотелось изначально хорошенько потрепать, но вспомнив, что подле него лишь мальчишка с бременем Бога Войны и Порядка, поумерил пыл. — Все ещё дурман в голове, — объяснился Мардук, отодвигаясь ближе к крепкому стволу дерева и упираясь в жёсткую кору спиной.       Люцифер побрезговал — он недавно привёл в порядок каждое пёрышко своих крыльев. Не хотелось бы снова этим заниматься.