Нахрен надо

Зубы на загривке сжимались волнующе-сладко, но Учиха все равно дернулся, вывернулся, обернулся через плечо и обжег взглядом. В ответ ему только самодовольно ухмыльнулись. — Да не ссы ты, не буду я тебя метить. Нахрен надо. Учитывая, что обещание исходило от Мацураси, выглядело оно сомнительно. С другой стороны, это его «нахрен надо» было недалеко от правды — никто не собирался строить из этого полноценные отношения. Итачи вообще не собирался с ним спать. Но, по правде, он ужасно устал. Бесконечная нервная работа, необходимость все контролировать и везде поспевать накладывала определенный след на ментальное равновесие, и хорошего секса у него не было давно. Очень давно. К тому же, приближалась течка, и внутри волей-неволей свербило от мыслей о толстом горячем члене, распирающим изнутри. Учиха терпеть себя не мог за эти паскудные мысли, фокусировался на делах, как мог, отвлекался монотонными текстами и легкой выпивкой, но вечером бедра все равно сводило в предвкушении, и приходилось дрочить, засовывая в себя пальцы, чтобы это удушливое состояние как-то спало. От Мацураси пахло резко. Чем-то терпким, со стальными отголосками, напоминающими одновременно кровь и дорогой коньяк. Откуда в запахе этого пропащего бандита нотки дорогого коньяка, Итачи не мог себе ответить, и не очень задумывался. Они оба выпили. Акацуки собрались для необычного для них действия — устроить корпоратив. Это было довольно забавно, учитывая криминальный статус организации. Пусть Учиха и подчищал за ними следы, юридически выставляя все так, что членам организации пока не приходилось бегать от полиции, но все равно, собираться на корпоратив — даже звучало абсурдно. Он не хотел идти. Но заняться воскресным вечером холодного декабря было нечем. Изнывать одному от внутреннего пекла тоже было не интересно, поэтому, испытывая надежду переспать да хоть с Дейдарой, таким же омегой, не брезгующим связями с себе подобными, он все же притащился в этот бар и позволил споить себе пару стаканов янтарного алкоголя. Кто же знал, что в итоге он окажется в лаунж-зоне с Хиданом. Видимо, звезды сошлись. Или омежья сущность взвыла голодным тигром, когда Мацураси, очень вовремя подгадав момент, склонился к нему, обдав своими феромонами, и с паскудной улыбкой предложил «поебемся?». Учиха взглядом объяснил, куда ему сходить, не выпуская из пальцев прозрачного стакана с остатками льда на дне. А потом вдохнул поглубже, просто из интереса, и, видимо, что-то отразилось в его глазах, потому что Хидан только ухмыльнулся еще более паскудно и сунул руку ему между бедер. Надавил ладонью, заставив вздрогнуть и почти выронить бокал, совсем не обращая внимания на то, что они в людном месте, и посмотри кто чуть более внимательнее под высокий стол — все легко поймет. Учиха выпил слишком мало, чтобы ему стало настолько тотально все равно, с кем спать, но правда была в том, что ему стало интересно. От Хидана разило типичным настоящим альфой — терпкий запах, сносящий с ног феромон, налитые мышцы. Омега внутри очень хотела — этого простого, понятного альфу, от которого пахло похотью за версту, а еще непреодолимой уверенностью в собственных действиях и знанием, чего хочется и как. Итачи сдался. Мазнул губами по чужим, вскользь, не дурак же он сосаться на глазах других. Отпустил свои феромоны, позволяя услышать в химической смеси собственное желание. Поднялся на ноги, тихо поставив стакан на гладкую поверхность стола и первым скрывшись в направлении лаунж-зоны. Мацураси пришел на несколько минут позже. Без всяких вступительных, глупых вопросов и обещаний обхватил широкими ладонями за бедра. Подсадил на край широкого кофейного стола, ухмыльнулся в губы, почти оскалившись, сверкнув своими светлыми глазами почти безумно. — Щас мы тебе твое ебало кирпичом поправим, Учиха, — сорвалось хриплым шепотом перед тем, как он широким жестом лизнул губы омеги, делая их влажными, тут же накрывая ртом, но отстраняясь в следующий миг, чтобы осыпать грязными обещаниями: — Будешь течь у меня, как последняя похотливая блядь. Но если переупрямишь — конечно, нахуй понятно зачем, разве что свою блядскую гордость потешить — можешь мне потом въебать. Замечая, что Учиха скептично смотрит на него в ответ на обещания, Мацураси только весело хмыкнул и отвлекся торопливо дернуть пуговицы из петель чужой рубашки. Сам он уже бродил в расстегнутой рубахе, как и всегда, не жалуя строгий дресс-код, поэтому ему оставалось только скинуть ткань с плеч, позволяя темному взгляду скользнуть по своим бицепсам и грудным мышцам. Итачи смотрел голодно, но не тешить свою «блядскую гордость» не мог, поэтому старался держаться также спокойно, как на совещаниях, и не позволять себе лишнего. Поэтому он только взглядом огладил проступающие под бледной кожей узлы мышц, и вместо того, чтобы коснуться их, ударил по чужим ладоням, не позволяя рвать пуговицы с ниток. — Не смей портить на мне одежду, ублюдок, — спокойным ровным тоном, упираясь взглядом глаза в глаза, продавливая авторитетом, чеканя каждое слово, и на каждое слово расстегивая ловким движением тонких пальцев по пуговице. Страстный секс — это хорошо, но ему потом еще домой добираться. — Как скажешь, детка. Любой вопрос за твой отсос, — бархатно хихикнув, Мацураси уперся ладонями в край стола, наблюдая за тем, как из-за белой ткани показывается не менее белая кожа чужого торса. Итачи казалось, что стоит вытянуть последнюю пуговицу из петель — и тот сорвется, накинется, потому что глаза у него горели совсем по-звериному, но к рубашке он и правда больше не притрагивался, терпеливо дожидаясь, пока Учиха надоест играть в педанта. — Не люблю брать в рот, — скучающе поделился Учиха, конечно, солгав, но сейчас настроения и правда не было. — Не очкуй, я тебя научу любить, но как-нибудь потом, — пообещал серьезным тоном Мацураси, и правда толкнув в грудь, стоило полам рубашки на Итачи разойтись, открывая доступ к торсу. Учиха не стал спорить, откинулся спиной на холодный стол, перехватил за светлые пряди волос у корней, вороша чужую приглаженную прическу. Хидану было уже плевать на прическу, он обхватывал ладонями за изгиб талии и терся губами о правый сосок, царапая его кромкой зубов, щедро облизывая языком. — Тебе бы пошла пирса. Весь такой черствый книжный червь снаружи, а распаковываешь эту унылую обертку — а тут красота, демонстрирующая, какая ты на самом деле блядь, — не поднимаясь от его груди, обдавая кожу горячим дыханием, поделился он рассуждениями, на что Итачи только едва заметно закатил глаза, думая, что никогда не позволит себе подобную вульгарность. Долго обдумывать эту идею не пришлось — широкая ладонь снова легла на пах, настойчиво потирая полувставший член сквозь брюки, заставляя шире развести колени, а сам Хидан натурально присосался к болезненно набухающему от ласк соску, втягивая его в рот так, словно вспомнил младенчество и пытался сдоить молока. Итачи нахмурился, потянув его за волосы отстраниться, посчитав подобное абсурдным, но поганец сжал комок плоти зубами, а после потеребил языком и принялся сосать по новой. Сдоить с него что-нибудь, конечно, было бы абсурдной идеей, молочные железы у омег активировались только на последних месяцах беременности и на полгода после родов, но, похоже, Хидану просто нравились подобные извращенные игры. Учиха вынужден был признать, что чужое извращение заразно, потому что у него тоже крепко стояло, а сосок хоть и ныл болезненно, но боль отдавалась сладостным томлением. Оставив один набухший комок влажной плоти, Мацураси склонился над вторым, прижавшись своим торсом к боку Учихи, и принялся сосать не менее увлеченно, кусаясь время от времени и сжимая ладонью член сквозь брюки. Итачи сбивался с дыхания, сам не понимая от чего, разводил колени и пытался тереться пахом о ладонь, на что та давила сильнее, и было от этого как-то грязно-хорошо. Итачи сам потянулся к пряжке ремня на своих брюках, отстегнул ту на удивление слитным движением, хотя разум был сосредоточен на другом. Это сразу отвлекло Хидана. Тот поднял голову, отстранился немного, переключаясь на то, чтобы стащить с омеги штаны окончательно, без всякой аккуратности отбрасывая куда-то в сторону. Два пальца скользнули за мошонку, надавили на вход, потерли кольцо мышц, пока просто изучающе. — Ты здесь такой горячий, — поделился Мацураси откровением, облизнув припухшие губы, стрельнув горящим взглядом. Итачи прищурил глаза, наблюдая за ним, немного успокаивая дыхание. Кольцо мышц под чужими пальцами дрогнуло, сжалось на мгновение сильнее. — Смотри-ка, неймется? Но ты почти не влажный. Так не пойдет. Если не потечешь — нихуя не будет, так что постарайся для папочки, — Хидан отстранил пальцы, но только за тем, чтобы надавить подушечкой большого, проскальзывая им внутрь до костяшки, оставляя прямо так, пока сам покрывал Учиху своим телом, прижимая к столу. Ткнулся носом ему под линию челюсти, второй рукой заставил раскинуть ноги шире, расстегнул свои штаны. Не стал снимать, только приспустил так, чтобы вытащить из брюк напряженный член. Тяжелый и горячий, он прижался к бедру Учихи, пачкая предсеменем. Мацураси коротко потерся им, прихватил зубами кожу на горле, совсем слабо, едва ли оставляя след. Итачи был всецело занят тем, что контролировал дыхание и сжимался вокруг его большого пальца, обхватывая плотно мышцами, с позорным бессилием признавая — ощущений было катастрофично мало. Хотелось глубже, хотелось растянутости до предела. От Хидана пахнуло феромонами, спутывая все мысли. Учиха закинул руки ему на плечи, обвел ладонями узловатые мышцы, проступающую линию лопаток. Не удержался от сиплого выдоха, приподнимая бедра, чтобы двинуть ими, сжаться снова вокруг пальца, пытаясь стимулировать к более быстрому сексу. Но у Хидана, очевидно, были иные планы. Он совсем не двигал ладонью, только терся о тело омеги сам, окутывая ее своим запахом, скользя влажной головкой по бедру. Дышал шумно на ухо, опираясь локтем на стол рядом с головой, высунутым кончиком языка скользил по контуру ушной раковины. Склонялся к плечам, сжимая на них зубы. — Давай, покажи мне, что ты хочешь, — шепот обдавал кожу горячим прикосновением, заставляя следы от укусов гореть ярче. Учиха не привык к эмоциональности ни в жизни, ни в постели, и совсем не привык к откровенности. Раздеться — не стыдно, это простая физиология. Но обнажать свои желания… Мацураси убрал локоть со стола, только за тем, чтобы сжать пальцами левый сосок и выкрутить его до боли, оттягивая, заставляя Итачи изгибаться и тянуться следом. Учиха, не ожидав такой подставы, издал короткий звук на грани боли и удивления, и задышал чаще. Что само по себе было опасно, учитывая, сколько в воздухе было феромона и терпкого запаха альфы. Мышцы снова сжались вокруг большого пальца в проходе, заставляя почти заскулить от того, насколько его было недостаточно. Хидан, устав ждать, сам двинул ладонью. Палец скользнул туда-обратно, слишком коротко, слишком слабо, и снова замер. — Давай, давай же, блядь, кончай строить из себя неприступный замок и просто дай себе потрахаться, — рыкнул он куда-то в щеку, укусил за уголок губ. Итачи хрипло протестующе выдохнул ему в рот, разомкнул губы, и между ними тоже возникли пальцы. Придавили язык, провернулись, оглаживая щеки изнутри, скользнули до самого горла, двинулись раз-другой туда обратно. Учиха застонал, от неожиданности, от того, насколько беспринципны были чужие действия, прикусил пальцы за костяшку, но Мацураси это не останавливало, он только толкнул их глубже, заставляя уголки губ натянуться, а кончики пальцев на мгновение очутиться в горле. Итачи закашлялся от всколыхнувшегося рвотного рефлекса, дернулся, и Хидан, вероятно, поняв, убрал пальцы. Мазнул ими, еще влажными от слюны, по соскам, провел влажную полосу от пупка до паха, и перехватил под челюсть, метнувшись рукой обратно. — Двигайся, блядь. В любой другой ситуации Учиха уже заехал бы ему кулаком или коленом прямо по зубам, резко, точно, выбивая парочку на память, чтобы знал, как выебываться, но сейчас только вздрагивает всем телом, позволяя низкому хриплому голосу заползти в сознание. Упираться в таком положении неудобно, из хорошей опоры только стол под спиной, но он все равно приподнял бедра, слабо повел ими вверх и вниз. От того, что палец внутри хоть немного сдвинулся, стало хорошо и плохо одновременно. Хидан все еще держал его за челюсть, заставляя запрокидывая голову и смотреть темным взглядом в не менее темный потолок, пока сам склонился и лизнул его живот, следом прихватив кожу зубами. — Блядство, будь у меня хоть что-нибудь из арсенала, я бы тебя такому научил, тебе бы понравилось. Хочешь дилдо конского размера? Я бы втолкнул его до упора, чтобы ты ощущал гигантскую резиновую головку прямо под ребрами. Я бы, блядь, вставил тебе расширитель в зубы и твою капризную дырку, чтобы не вздумали закрываться, пока их используют по назначению. И сюда, — он снимает ладонь с челюсти, чтобы перехватить давно напряженный до каменного состояния член омеги, сжать в кольце пальцев, — насадил бы вибрационное кольцо. Тебе бы оно пошло. И пирсинг бы тебе сделал. Чертов Учиха, твое тело идеально, чтобы его испортить, ты знаешь? Итачи задохнулся, пытаясь не представлять себе все это извращение, потому что это было чистым извращением, и сам не понимал почему оно его так заводит. Даже он ощущал, как становится влажным между ног от одних образов в голове, как поджимаются яйца от желания, сковывающего мышцы внизу живота и бедра. — Заткнись или… Договорить не получилось, потому что случилось то самое или — из его члена полилась сперма, а его самого затрясло в оргазме. — Хорошая омежка, — проворковал Хидан, нисколько не расстроившись тому, что любовник кончил, напротив, кажется, воодушевившись сильнее. — Ну-ка, давай, иди сюда, — совершенно бессовестно потянув Учиху, еще вздрагивающего от непрошедшего оргазма, за плечо, заставляя сесть на столе, пока его член продолжал сочиться спермой на живот, Мацураси ухмыльнулся и ладонью направил его голову, заставляя склонить ее. — Смотри сюда. Вот эта красота сейчас растянет твою дырку. Как тебе план? Итачи коротко нахмурился, еще увлеченный сладкими спазмами, с трудом понимая чужой замысел. Что значит сейчас? Он только что кончил. Но взгляд действительно с губительным любопытством сфокусировался там, где массивный член альфы с назревающим узлом лежал на его бедре. — Мне нужно… — «восстановить дыхание» хотел попросить Итачи, потому что задыхался от чужого запаха и этого дикого коктейля в голове из ощущений и непрошенных мыслей. Но у Хидана были свои планы. Перехватывая Учиху так, чтобы приподнять его в более удобное положение, он действительно приставил головку в влажному пульсирующему кольцу мышц, почти не растянутых, но предвкушающе поджавшемуся. Впиваясь пальцами до синяков, не позволяя сбежать, надавил каменной плотью, перехватил дернувшегося Учиху, коротким резким движением вогнал внутрь чуть дальше головки, и только тогда приостановился. Итачи, только что излившийся, вялый после оргазма, чувствительный и едва ли растянутый, не удержался от короткого звонкого стона сквозь зубы, запрокидывая голову. — Ублюдок… — заплетающимся языком поделился он очевидным наблюдением, дыша короткими рывками, опираясь одной рукой о стол у себя за спиной, вторую сжав на плече альфы. Тот только низко довольно засмеялся. И тоже дышал часто, рвано, сходя с ума от узости прохода, куда целенаправленно ввинчивался членом. — Хорошая омежка, смотри, как хорошо принимаешь. Я тебя почти не растягивал, а ты все равно не порвался. Хочешь больше? Хочешь мой член? — не дожидаясь ответа, он потянул Учиху к себе, заставляя самому насаживаться на свой орган, срываясь в голос снова от ощущения предельной растянутости. — Смотри, тебе же нравится, он снова твердеет, — щелкнув ногтем по головке полувялого учиховского члена, Мацураси довольно оскалился, толкнулся бедрами еще, входя больше середины и заходясь стоном сам. — Блядь, как хорошо то. Ты так обильно течешь, внутри так влажно, а был таким сухим и скучным. — Заткнись, — Итачи чувствует, что горит от этой грязной речи, и испытывает желание свернуть Мацураси шею в равной степени с тем, чтобы приластиться ближе, прижаться к крепкому торсу и просто дышать его запахом. Чертова омежья сущность была в восторге — ее имели во всех смыслах. Ее хвалили за то, что правильно для омеги — течь для альфы, принимать его, ублажать. Омега была в восторге, и ей было совсем не важно, какими при этом словами ее именуют, потому что в тоне чужого глубокого голоса не было попыток унизить. — И не подумаю, ты такой охуенный, мне так охуенно внутри тебя, там, блядь, так узко, и так хорошо, — увернувшись от попыток ударить его в лицо, Мацураси толкнул Учиху в грудь, заставляя снова лечь на стол спиной. — Веди себя хорошо, или мне придется связать тебя. А для этого мне придется вынуть свой член из твоей дырочки. Ты же этого не хочешь? — Хидан усмехался, он хорошо знал ответ, видел его в затуманенных темных глазах, хотя Учиха и продолжал упрямо поджимать губы, не отвечая ему вслух. Это и не нужно было — кольцо мышц сжалось вокруг плоти особенно сильно, не пульсацией, попыткой удержать. Подхватив стройные ноги под коленями, Мацураси потянул согнуть их и поднять выше, затягивая одно к себе на плечо, второе просто удерживая на весу. Так у него появилась возможность посмотреть на то, как пульсирующие мышцы, красноватые от грубоватого обращения, пульсируют, растянутые вокруг его члена, и влажно блестят от смазки. — Я бы это блядь сфоткал и в рамку на память поставил. Не представляешь, какая тут хорошая картинка, — поделился он наблюдением. Итачи, только уложил ладонь на глаза, чтобы не видеть его ухмыляющегося лица, и попытался толкнуть пяткой в спину, чтобы этот придурок, наконец, зашевелился и сделал то, для чего его сюда привели. Хидан не стал спорить. Оставшиеся сантиметры он вошел аккуратно, чувствуя всем членом, как мышцы натягиваются вокруг него внутри. Ему, конечно, нравилась кровь, но, откровенно говоря, не в таких местах. Не торопясь, он качнул бедрами, выходя совсем чуть-чуть и снова обратно, покачивая таким образом, позволяя Учиха привыкнуть к ощущению запредельной растянутости. Тот кусал губы, давил стоны и хриплые выдохи, но все равно срывался на них, бедра его без конца дрожали, а член снова стоял колом. — Смотри че покажу, — весело хмыкнул Мацураси, когда ощутил, что его перестало так сильно сжимать внутри, что самому было больно. Итачи не успел ничего возразить, хотя веселый тон ему не понравился. Только отняв ладонь от глаз, чтобы просто бросить презрительный взгляд на Хидана, он сорвался на громкий стон, потому что член внутри надавил стволом на точку простаты, прижав ее накрепко. Мацураси обхватил его за талию, заставляя выгнуть поясницу, а потом перехватил за узкую ладонь, укладывая ту на натянувшуюся кожу плоского живота. Увлеченный ощущениями Учиха отвлекся на это, провел ладонью по своему животу и застонал снова. В таком положении член Мацураси отчетливо выпирал, проступая очертаниями под кожей. Хидан двинулся пару раз, позволяя ощутить себя и внутри, и прикосновением снаружи, а потом уложил Учиху обратно спиной на стол и вошел, наконец, в ритм, покачивая бедрами все быстрее и сильнее. Упершись ладонью в стол рядом с чужой талией, замечая, что Итачи все еще бездумно гладит себя по животу, Мацураси только тихо хмыкнул и сфокусировался на том, чтобы вгонять член внутрь разложенного под ним тела. Итачи ухватился за край стола над своей головой, чтобы меньше елозить по гладкой поверхности, запрокинул голову и сам выгнул спину, чтобы членом снова прижало точку простаты, делая процесс еще более сладким. Он чувствовал Хидана, казалось, где-то в животе, и знал, что это еще не предел — тот явно входил до расширения узла. На долгие минуты они оба, наконец, сконцентрировались на простых движениях. Итачи уперся ступней в край стола, приподнимая бедра так, как было удобнее, как было приятнее, хрипло шумно дыша в пространство и почти ничего не различая в нем, кроме светлого пятна волос любовника. Хидан, на удивление, тоже только хрипло дышал, всецело увлеченный влажным жаром вокруг своей напряженной плоти. Темп то становился быстрее, то Мацураси замедлялся, чтобы отстраниться и с силой толкнуться обратно. Придерживая ладонью за бледное худое бедро, чтобы Учиха не соскакивал от резких шлепков, в какой момент он совсем замедлился и почти остановился. Итачи разлепил слипшиеся ресницы, бросая на него едва осмысленный взгляд. Но стоило ему осознать то, что собирается сделать Мацураси, и глаза его сразу прояснились, а руки дернулись сбросить с себя чужие ладони. — Не смей, придурок, — кое-как собрав дыхание, зашипел он. — Тебе понравится, — с ухмылкой пообещал Хидан. Он был весь взмокший, тяжело дышащий, но светился каким-то внутренним довольством от того, что творил. Мацураси надавил бедрами сильнее, перехватывая Учиху, чтобы тот не мог сдвинуть свои и уйти от распирающего ощущения. Узел еще не набух в полную силу, но уже был шире и без того не маленького члена, поэтому протиснуть его в пусть и привыкшее, но все еще узковатое кольцо мышц, было существенной проблемой. Хидан пыхтел, отмахиваясь от ладоней омеги, иногда отступая на миллиметр, чтобы следующим движением втолкнуть три. Кольцо мышц нехотя постепенно растягивалось, принимая его, а сам Учиха хрипел, дрожа уже всем телом от обилия ощущений. Его член снова капал спермой, пусть кончая совсем слабо и не опадая после. — Ну давай, — рыкнул Хидан, теряя терпение, пробуя резким движением скользнуть до упора. Не вышло, сжатые мышцы не пустили сразу. Тогда он просто шлепнул по бледной ягодице, потянув Итачи немного приподнять бедра. Тот дернулся от неожиданности, посмотрел с обещанием долгой смерти. Зато узел, преодолев самую широкую точку, наконец, скользнул внутрь целиком. Они оба синхронно вскрикнули, потому что это было что-то с чем-то. — А теперь назад, — отдышавшись, ехидно уведомил Мацураси, действительно попытавшись отстранить бедра. — Блядь, больше никогда… — вероятно, сожалея о том, что все же решился переспать с Хиданом, не всерьез, конечно, но с трудом вынося все эти пытки болью и удовольствием, выплюнул Итачи, но они оба не обратили на это внимания. Мышцы ануса немного выворачивало, стоило потянуть узел наружу, и Мацураси сам почти скулил, потому что это было одновременно больно и хорошо. Но, все же, видимо, разработанные дорогой внутрь, назад узел вышел чуть легче. — И еще раз вперед, — почти смеясь от того, насколько передернуло Учиху от его игр, и как в уголках его глаз обозначилась влага, Хидан снова надавил узлом на анус, и в этот раз тот прошел почти без проблем. — Вот так, видишь, не так уж все и плохо. Итачи был крайне не согласен с этим утверждением, потому что между ног все горело огнем, полыхало незнакомым удовольствием — никто из его временных утешений на время течек не позволял себе повязать его. И хоть пока это не было вязкой в полном ее формате, всем хватало такта не насаживать его на узел. Обычно хватало холодного тона, холодного взгляда и четко поставленных рамок, чтобы было понятно, что нельзя. В этот раз его повело с чужой наглости раньше, чем он успел как-либо обозначить запреты, но как-то по умолчанию предполагалось, что вязки быть не должно. Скорей всего это одноразовый секс, и даже если Итачи когда-либо решится на повтор — вряд ли они оба будут рады, если он понесет от их шальной глупости. — О чем задумался, детка? — Хидан был собой как раз совершенно доволен и не раскаивался в своих действиях ни мгновение. Он мелко двигал членом, не доставая узла, и паскудно ухмылялся приоткрытым ртом, дыша через губы. — Не надо там себе ничего надумывать. Я бесплоден, так что просто расслабься и получай удовольствие от того, что сидишь на настоящем альфа-члене без обязательств. Где тебе еще такое перепадет? Итачи, разобрав слова в своей затуманенной голове, удивленно взглянул в лицо Мацураси. Не похоже, что тот переживал хоть мгновение о своем недуге, или уже пережил все отрицания и просто принимал себя таким как есть. Это было малодушно, но такое признание действительно немного помогло — хотя бы не думать о последствиях, которых не будет. Все разговоры Итачи решил оставить напоследок, потому что сейчас едва осмысливал происходящее, и совершенно сходил с ума от того, как растянут был внизу, и как глубоко ощущался чужой член, казалось, подпирающий головкой матку. — Хидан, — выдохнув тихо, почти беззвучно от того, что в легких все еще не хватало воздуха, Учиха, не ощущая в себе сил управлять телом хоть сколько-нибудь, движением ладони поманил того наклониться. Мацураси не стал спорить, снял чужое колено со своего плеча, просто придерживая теперь под оба, разводя в сторону. Губы встретились коротко, на полноценный поцелуй им обоим не хватало дыхания, но это не мешало облизывать друг другу губы и скользить языком в чужой рот. Итачи уложил руку на чужое горло, сжал пальцами, слыша, как сбилось дыхание. Укусил в нижнюю губу, потянулся обхватить другой ладонью грудную мышцу, смять в ладони, зажать между пальцев сосок. — Не пытайся меня дразнить, самая чувствительная моя часть тела сейчас в тебе, — предупредил сбивающимся голосом Хидан, кусая его в линию челюсти, — И ей там охуенно. А вот на горле сожми-ка посильнее. То, что Хидан ебнутый на голову, ни для кого не было секретом, поэтому странная просьба вообще не удивила Учиху. И отказывать он ей не стал, хотя сил сейчас в его теле было разве что раздвигать грудную клетку, чтобы заполнить легкие кислородом. Но пальцы на чужом горле он все же сжал, так сильно, как смог, продолжая касаться чужих губ своими. — Блядь, да… — шепнул Мацураси, ускоряя движения бедрами, впечатываясь отчетливее. Итачи выгнул поясницу, так, чтобы головка его собственного члена терлась о низ чужого живота, зарылся второй рукой в светлые волосы, пережал у корней и прикрыл глаза, полностью сосредотачиваясь на движении внутри. Все хлюпало от обилия смазки, и узел давил совершенно беспощадно, набухая с каждым мгновением все больше, пока Итачи не начало казаться, что он просто порвет его изнутри. — Блядь, да, блядь, — не переставая шептал Хидан, тоже сосредоточившись на себе, лишь сильнее наваливаясь на Учиху, прижимая собой к уже жалобно скрипящему столу, заставляя задыхаться тоже. Два коротких движения бедрами, и Итачи не смог удержать вскрика от того, что узел заполнил его до предела, пока чужой член, подрагивая, изливал внутрь густую сперму, заливая до краев, заставляя низ живота едва заметно вздуться от объемов вязкой жидкости. Хидан вторил ему громким стоном, затрясся весь и стиснул в руках, перестав поддерживать под колени. Заскулил на ухо, дернул бедрами еще пару раз, словно пытаясь пробиться головкой прямиком в матку, и, наконец, замер, восстанавливая дыхание. Под наплывом ощущений Итачи едва ощутил собственный оргазм. Он успел осознать только то, что альфа кончил в него, и потом все накрыло густой пеленой темноты, отключая его, наверное, на долгие минуты. Когда он очнулся, Хидан уже пробовал шевелиться. И даже потянул его за собой. Учиха напоминал себе безвольную куклу, ни одна мышца в теле не хотела работать, от любого движения внизу взрывался огнем фейерверк ощущений, но Хидан все равно потянул его за плечо, заставляя сесть. Потом как ни в чем не бывало просто подхватил на руки, придерживая под спину. Обхватить его ногами Итачи догадался сам, хотя с трудом дышал от распирающих ощущений. На каждом шаге до диванчика узел немного двигался, пара капель спермы альфы просочилась наружу, но вся остальная оставалась запертой внутри. Мацураси каким-то немыслимым образом устроился сидеть на кожаной мебели голым задом, усадил едва живого омегу на своих бедрах удобнее, и, наконец, откинул голову назад, на спинку дивана, прикрывая глаза и тоже приходя в себя. Итачи ткнулся лбом в спинку диванчика у него над плечом, потому что укладывать голову прямо на плечо слишком откровенный жест, и тоже смежил веки, осмысливая произошедшее и пытаясь уложить в голове то, что он сейчас сидит в вязке после абсолютно случайного секса. Абсолютно обнаженный, на Хидане, так и не стянувшим до конца свои штаны. — Нужно было снять номер, — через несколько минут в покое и тишине, когда дыхание немного выровнялось, а покрытую испариной кожу начало холодить, тихо посетовал Учиха на свою глупость. Мацураси, казалось, уснул, но неожиданно согласно промычал. — Смотри-ка, мой член способствует твоему мыслительному процессу. Хотя было бы хорошо, если бы ты подумал об этом до того, как я его в тебя засунул, — речь была немного вялой, невнятной, альфа тоже восстанавливал потраченную энергию, но силы усмехнуться в себе нашел. Учиха склонил голову к его плечу, прихватил зубами кожу на его изгибе и сжал со всей силы, мстя за насмешку над собой, пусть и весьма справедливую. Хидан дернулся, застонал и неожиданно вскинул бедра, вынуждая Итачи ответить стоном от того, как внутри дернулся член с еще налитым узлом. — Сделай так еще, и я заведусь по второму кругу, — то ли пообещал, то ли попросил Мацураси, открывая один глаз и скашивая его с лукавой ухмылкой на переживающего импульсы Учиху. Тот одарил его тяжелым взглядом, но все же затих. Ни о каком втором разе быть не могло, пока они хотя бы не расцепятся. Спать хотелось очень сильно, но позволить себе подобное в присутствии Хидана Итачи не мог. Хотя тот, видимо, не стеснялся, и было очень похоже на то, что тот тихо сопел, снова выключившись, стоило омеге затихнуть. Но стоило ему попытаться двинуться, ощутив, что давление внутри спадает и сперма начинает сочиться из раскрытого ануса, как Мацураси снова дернулся и обхватил его ладонями, крепко удерживая на месте. — Сбегаешь, детка? Какой ты нетерпеливый, но придется еще подождать, — воркуя вполголоса, в этот раз Хидан даже глаз открывать не стал, дыша все еще размерено. — Это глупое прозвище раздражает, — совершенно ровным тоном поделился откровением Учиха, замерев снова, но ненадолго. Как только сжимающие бедра ладони ослабли, Итачи снова повел ими, приподнимаясь на упертых в сидение дивана коленях. Хидан тихо зашипел, но больше не пытался его удерживать. Вместо этого он скользнул пальцами в ложбинку между ягодиц, потирая растянутые мышцы входа подушечками, заставляя омегу коротко вздрагивать на каждое касание. Вздрагивать и продолжать двигать бедрами, ощущая, как узел внутри слабо скользит, но каждый раз упирается в сомкнутый проход. Мацураси задышал чаще, едва заметно, попытался толкнуть пальцы рядом с узлом, но, очевидно, это принесло неприятный дискомфорт и ему, поэтому он бросил эту затею, вместо того обхватывая ладонями ягодицы Учихи, сжимая их и разводя в стороны. Итачи оперся ладонями о его плечи, принимая дополнительный упор, качнулся еще несколько раз, всегда замирая вверху движения, пытаясь соскочить с узла. Но одной из особо рьяных попыток Мацураси отчетливо зашипел, сдавил ладонями и все же распахнул глаза, упираясь мутным взглядом с черные омуты Учихи. — Член мне оторвешь, сучка. Итачи тихо хмыкнул на то, что Хидан покладисто больше не звал его «деткой», но нашел аналог не менее раздражающий. Впрочем, додумать ему не дали. Мацураси толкнул его в плечо, перехватил под поясницу и развернул их так, чтобы уронить Учиху спиной на диван, нависая сверху снова. Итачи не стал протестовать, хотя короткое падение спиной вперед выбило у него воздух из груди. Склонившись над ним, Хидан укусил над ключицей, заводя покрытые россыпью назревающих следов стройные ноги себе на поясницу, намекая обхватить себя коленями под бока, принимаясь теперь сам двигать бедрами, мелко и часто, твердеющим членом елозя внутри. Учиха хрипло застонал, поддался бедрами навстречу, понимая, что смысла играть в отчужденность уже никакого. Сперма, смешанная со смазкой, хлюпала при каждом движении, просачивалась наружу и капала на диван. Итачи не мог отделать от мысли о том, что уборщик будет крайне не рад быть в этой комнате после них. Утешало только то, что вряд ли это стало бы чем-то из ряда вон выходящим — на этом диване они трахались, наверняка, не первые и не последние. Сознание больше не уплывало, хотя буквально все было пропитано запахом альфы, даже сам Учиха. Может, он уже притерпелся, может, узел в заднице как-то выключал на время похотливую омежью сторону. Хидан почти лег на него, прижав к дивану, не прекращая мелко двигаться внутри, и Итачи обхватил его одной рукой за широкие плечи, развернув голову так, чтобы ткнуться носом в шею, где запах альфы был сильнее всего. Поймал губами бьющуюся жилку, сжал на ней зубы, добившись хриплого стона. Понимая, что грубость и боль заводят партнера, без стеснения кусал его в шею раз за разом, метя в одно и то же место, чтобы ощущения были сильнее, чтобы пекло и жгло, даже если у Мацураси атрофирована чувствительность. Хидан стонал, дергая бедрами резче, несдержанней, забывая об аккуратности, доставляя им обоим боль, которая совсем не остужала пыл возбуждения. — Блядь, — сжав Учиху за плечо, Мацураси поддался назад, напряженно каменея всей спиной, запрокидывая голову и придерживая дыхание. Итачи буквально чувствовал, как его выворачивает наизнанку, иначе эту тянущую боль было никак не назвать, и тоже выгнулся в спине, упираясь затылком в обивку дивана, дыша короткими вдохами. Узел растянул анус, и, наконец, выскользнул, от чего оба облегченно выдохнули. Учиха опал обратно на диван, восстанавливая дыхание, осмысливая ощущения. Растянутое кольцо входа пульсировало, слабо сжимаясь на члене альфы, что был еще внутри, и который Хидан не торопился вытаскивать. Качнув бедрами почти лениво, Мацураси, хрипло неровно выдыхая, задал неторопливый темп, ощущавшийся после всего произошедшего этим вечером невероятно щадящим. Он двигался так несколько минут, пока они оба не пришли в себя достаточно, чтобы продолжить серьезнее. Тогда альфа снял стройные ноги со своей талии, перехватил одну под коленом и развернул омегу прямо так, не снимая с члена, утыкая носом в обивку дивана. Благо, омега был уже достаточно растянут и весь скользкий внутри от спермы и смазки, и такой фокус не отозвался неприятными последствиями, но Итачи все равно напряг мышцы спины и ануса, демонстрируя свое недовольство подобным поведением. Хидан совершенно проигнорировал это, уложив ладони ему на поясницу, заставив прогнуть ее, а после перехватил за запястье, заламывая то за спину, оттягивая на себя. Итачи пришлось привстать на втором локте, чтобы не елозить щекой по обивке, когда Мацураси принялся набирать темп и вбиваться сзади, сразу переходя на быстрые и резкие движения, от чего комната заполнилась звуком частых шлепков. Они оба были достаточно усталыми и измотанными вязкой, чтобы растягивать этот раз надолго и изобретать что-то особое. Итачи, на самом деле, рад был просто лежать лбом на своем запястье, лишь ощущая, как в нем движется крупный член, слабо сотрясая все тело толчками. Хидан склонился над ним, сдвинул ладонью длинные волосы на одно плечо, лизнул в загривок, прихватив зубами едва-едва, но этого хватило, чтобы Учиху встряхнуло дрожью вдоль позвоночника. Зубы на загривке сжимались волнующе-сладко, но Учиха все равно дернулся, вывернулся, обернулся через плечо и обжег взглядом. В ответ ему только самодовольно ухмыльнулись. Итачи обжег темным взглядом, но Хидан уже не раз за вечер доказал — он, может, и ублюдок, но хорошо понимает, что делает. И метить Учиху ему действительно «нахрен надо». Вот сладко выебать сочащуюся дырку — другое дело. Снова растекшись по дивану, позволяя Мацураси творить, что задумал, Учиха вынужден был признать, что ощущение зубов на загривке такое волнительно-сладкое, что все в паху поджимается в предвкушении. Омега хотела метку, но что-то и без того много капризничает, и уж эти позывы Учиха решил игнорировать в корне. Слабо поддаваясь навстречу толчкам сзади, в какой-то момент Итачи подобрался, весь напряженно замер, сжался на члене, и сперма брызнула на диван. Хидан сипло выдохнул сверху, обхватил ладонями за талию, задвигался быстрее, еще с пару минут вбиваясь в совсем обмякшего покорного омегу, и вздрогнул сладкой судорогой, изливаясь сам, не останавливая движения, от чего сперма, хлюпая, лилась из растянутого ануса толчками. Вязать омегу во второй раз было бы глупостью, учитывая, с каким трудом они разъединились в прошлый, и Мацураси выскользнул из вялого тела, последними брызгами семени пятная чужую спину. Итачи ощущал себя таким заебанным, что так и остался стоять со вздернутым задом, не двигая ни одним мускулом, чтобы как-то принять более приличное положение. — Смотри-ка, какая раскрытая хорошая дырочка, — проворковал сзади Хидан, ухмыляясь, судя по тону, но тоже усталый и хриплый. Усталость, однако, не помешала ему сунуть сразу три пальца в мокрый анус, импульсивно пытающийся сомкнуться вновь. Учиха дернулся, выгнулся спиной, протянулся вперед, пытаясь избежать этого прикосновения, потому что все сладко потянуло вновь, но он просто умрет, если его вынудят на третий раунд этого безумия. — Включи уже тормоза, — попросил Итачи, заваливаясь на бок, бросая короткий взгляд на лицо альфы. — Какие тормоза? — засмеялся Мацураси, легко разводя пальцы внутри, — Я мог бы запихать сюда весь кулак, знаешь, ты бы его принял, тебе бы понравилось, ух ебать как бы понравилось, мне бы точно понравилось. Ты внутри такой горячий, не то что снаружи — ледышка ледышкой, смотришь и ждешь когда лед на ебле треснет. Итачи пихнул его ступней куда придется. Прикрыл глаза, попытался собраться с силами. Тупая была идея переспать в лаунж-зоне. Хотя бы потому, что ему очень нужно в душ и туалет, и от каждого движения из него текут ручьи спермы, а здесь такой роскоши вряд ли стоило ждать. Придется обходиться раковиной в общем туалете, до которой еще надо добраться. Хидан просто обтер член краем своей рубашки, встав и найдя ее на полу у стола, после чего заправил этот край в штаны вместе с хозяйством, и, не считая растрепанных волос и отчетливо наливающихся следов укусов на шее, выглядел вполне нормально. Итачи нахмурился, в тайне завидуя такому, и заставил себя сесть на диване. В пояснице стрельнуло, из растянутого ануса тут же потекло сильнее, вынуждая его раздраженно прикрыть глаза и замереть на месте. — Отлично поебались, — не обращая внимания на его попытки свести ноги, Хидан выудил откуда-то из кармана рубашки пачку сигарет и закурил, опираясь бедром на край стола. — Мне там теперь надо цветы-конфеты? А то хуй вас поймешь, элитных сучек. Учиха тихо хмыкнул. Контраст ощущался как-то феноменально — у него едва сходились колени, и он сидел полностью обнаженный, в белесых подтеках и отпечатках пальцев на коже по всему телу, а Хидан стоял напротив почти собранный и просто курил. — Выражаясь на твоем языке — засунь их себе в жопу, — когда удалось сесть более-менее прямо, Итачи окинул взглядом пол и с выдохом осознал, что его одежда валяется как раз у ног Мацураси. Подняв короткий взгляд на лицо альфы, изогнув бровь, Учиха ждал, что тот сообразит подать ему хотя бы брюки, но тот только усмехнулся и затянулся глубже. — Если тебя такое возбуждает — хуйня вопрос. Итачи молча осмыслил его слова. Кашлянул в ладонь, скрывая проснувшееся веселье от образа Хидана с букетом цветов в заднице, пытающегося ухаживать за ним таким образом. Но на этом веселье кончилось. Учиха поднялся на нетвердых ногах, осторожно шагнул вперед, заставляя себя держаться прямо. Дошел до стола, уперся в Хидана тяжелым взглядом, и, придерживаясь края мебели, опустился на колени, чтобы подобрать с пола свою одежду. Сверху многозначительно хмыкнули. Учиха сделал вид, что не заметил, потому что сейчас это было выше его сил. Они все уходили на то, чтобы просто держаться на ногах и ставить их, хотя бы, рядом. — Будь послушным ублюдком, сбегай в зал и принеси мой пиджак, — удерживать голос ровным, как и ноги, было тяжело, но, кажется, ему удалось воспроизвести свой привычный прохладный тон. Хидан глубоко затянулся, затушил окурок о край стола, плевав на правила приличия, и действительно отлепился от своего места, направляясь в сторону двери. Итачи надеялся не для того, чтобы просто свалить. — Надо как-нибудь повторить, знаешь. Обычно ты скучный заебок, но такой пылкий, стоит сунуть в тебя член, что сплошь красота. Повешу твой пиджак на ручку двери. Бывай, Учиха, — хохотнув от дверей, напрочь игнорируя колкий взгляд себе в спину, Хидан и правда свалил. Итачи подумал, что надо бы пару-трое суток помариновать его в участке, благо, мелкого хулиганства за Мацураси был целый воз. И будет еще столько же. Просто вытащить его в следующий раз из задницы после профилактической отсидки, чтобы немного подумал о своем поведении. Что вряд ли, но хоть Учиха почувствует контроль над ситуацией. Потому что сейчас его не было никакого. Зато секс и правда был весьма неплох. Обтерев бедра рубашкой, промакнув ей между ягодиц, понимая, что ту все же придется, вероятно, выкинуть после, вряд ли он сможет ее носить, Итачи снял с ручки действительно висящий там пиджак, накидывая на голое тело, и темными углами пробрался на парковку, размышляя, что больше никогда не свяжется с Мацураси. Или, может, еще только разочек. Но только в месте, где есть нормальный душ.