____________________
Увы, не бок о бок с ней. Дэниелс уничтожило её же творение, а большую часть вызванного ей хаоса он провел, прикованный к кушетке — постоянно охваченный ознобом, бледный, вонючий и невыносимо сонный. В его памяти образовались черные прогалы, когда он попросту терял сознание от боли; они перемежались размытыми картинами лаборатории, виноградников и почему-то разгромленной улицы, по которой его определенно везли, но он был слишком слаб, чтобы понять, зачем. Уоррен старался бормотать хоть что-то связное всякий раз, как рядом с ним появлялись лица коронера и детектива, и наградой ему становились теплые прикосновения — ко лбу, к щекам, к рукам. Когда его наконец-то — наконец-то — выпустили подышать свежим воздухом, он буквально ощущал себя осунувшимся — а еще чертовски сбитым с толку. В участке, переоборудованном под центр экстренной помощи, с ним обращались терпимо — но не более. Он видел сквозившее во взглядах патрульных, констеблей и офицеров недоверие и, хуже того, презрение, и даже не винил их за это. Он обманул их ожидания. Он доставил им неудобств. Он, в конце концов, оказался одним из членов Ad Astra, которые достаточно долго считались угрозой номер один. Тем не менее, детектив Хезер Уэллс пошла на риск и спасла ему жизнь. Зачем? Этот вопрос без конца крутился в голове Уоррена, пока он потерянно ходил по разбитой парковке. За ним неизменно наблюдали из окон — вероятно, считая, что сейчас-то он подтвердит все опасения, поднимет в воздух патрульную машину — или, скажем, выдернет погнутый фонарь — и разнесет их всех к чертям, как и полагается преступнику со сверхсилами. Глупо, конечно. Сейчас ему не поднять силой мысли даже зубочистку. Он признался в этом детективу Уэллс, когда та зашла его проведать. Что удивительно — её это только обрадовало. — Я надеялась, что протозан сможет подавить действие сыворотки, — объяснила она, перехватив его опешивший взгляд. — Конечно, был риск, что вы потеряете память, но… — Зачем тогда вы меня спасли? — резко бросил он. Детектив лишь пожала плечами. — А зачем вы спасли меня? — спокойно парировала она. Осторожно поднявшись со стула, Уэллс медленно подошла к его кушетке, хромая на левую ногу. — Вы возвели стену, закрыв меня и моих напарников от взрыва. Как минимум трое обязаны вам жизнью. Перед глазами Уоррена возникло обезображенное, наполовину сгоревшее лицо Джулии. Он спешно зажмурился и зажал ладонью рот, чтобы сдержать рвущийся наружу всхлип. Кушетка слегка прогнулась, и он, приоткрыв веки, увидел, что детектив сидит на самом краешке и сочувственно наблюдает за ним. — Простите, что не смогла уберечь ваших друзей, — тихо сказала она. Уоррен не мог поверить собственным ушам. — После всего, что мы вам сделали? После того, как по нашей вине… — Никто не заслуживает смерти, — мягко прервала его детектив, положив ладонь Уоррену на сгиб локтя. — Если есть преступление, должно быть и наказание. Не казнь. — А если преступник выходит и совершает новое преступление? — Значит, его наказание было недостаточно суровым. Уоррен приподнял оставшуюся бровь. — И при этом смерть вы всё равно исключаете? — с вызовом спросил он. Детектив Уэллс внезапно усмехнулась. — Мэр Уоррен, не вы ли говорили, что все имеют право на второй шанс? — А вы до сих пор верите моим предвыборным речам? Детектив расхохоталась, и Уоррен невольно хмыкнул вслед за ней. — Как бы то ни было, вы были лучшим мэром на моей памяти, — с улыбкой призналась она, а затем игриво склонила голову на бок. — Попотчуйте мое любопытство, Уоррен. Вы — Кассиопея или Персей? Он чуть было не поперхнулся водой. — Какая теперь разница? — настороженно спросил он, отставляя стакан. — Ad Astra прекратила существовать. Этими именами больше некому пользоваться. — И всё же… — протянула детектив, не сводя с него пристального взгляда. Уоррен вздохнул, провел ладонью по щеке — и тут же отдернул, коснувшись заживающих шрамов. Возможно, ему лишь показалось, но в глазах детектива блеснула боль. — Персей, — спустя пару минут признался он. — Кассиопеей был Луи. Уэллс тепло улыбнулась ему и легонько похлопала по руке. — Теперь все созвездия на своих местах.____________________
Спустя долгие недели мучительного выздоровления, несколько бесед с местным профайлером и пару очень напряженных допросов, Уоррена всё же отпускают. Подразумевается, что на все четыре стороны. На бумаге же — что ему просто запрещено на неопределенный срок занимать руководящие должности. Впрочем, ему даже без запрета теперь мало бы кто обрадовался. — Куда собираетесь направиться? — спросила детектив Уэллс, провожая его до дверей. Уоррен рассеянно покрутил в руках телефон. — На виноградники Бейтманов, — он по привычке потянулся к щеке, но быстро одернул себя. — Я говорил с адвокатом Кристиана. Он вписал в заве… — он поморщился, не в силах произнести это слово. Сочувственный взгляд Уэллс, ощущающийся даже затылком, никак не облегчил боль. — В общем, я остался его единственным наследником. — И не только у него, — Уоррен растерянно обернулся и наткнулся на коробку, неведомо когда возникшую в руках у детектива. — Здесь вещи Луи и Джулии. Их изъяли, когда обыскивали их тюремные камеры, а теперь… полагаю, вы — действительно единственный, кому их можно вернуть. Он не мог даже приподнять крышку. Скорее, даже не хотел — не на глазах у всего участка, не перед детективом, не рискуя нарваться на ее безграничное сопереживание. Она молчала — возможно, минуту, а, возможно, и все десять — после чего вынула из кармана куртки серебристо-желтый комок. — Это от Розетты, — чуть слышно сказала Уэллс, расправляя цепочку с пятью маленькими звездами. — Последнее, что она успела купить. Я думала похоронить ее в нем, но… Подумала, что вам будет дорого, как память. Ее руки были такими же смуглыми, как и у Розетты. Если абстрагироваться, Уоррен мог бы с легкостью вообразить, что именно она протягивает ему браслет. Он робко провел пальцем по выгравированным на звездах буквам — Л, Р, Д, Д, К. Луи, Розетта, Джо, Джулия, Кристиан. Он всё же не выдержал. — Пусть он останется у вас, — хрипло бросил он, борясь с подступающими к глазам слезами. Детектив удивленно моргнула. — Но… Я не понимаю… — На вашей руке он будет лучшей памятью Розетте, чем на моей, — сказал он, опуская голову. Миг, когда пуля прошла через ее голову, вновь и вновь вспыхивал у него в голове. Я не спас ее. Я не успел отклонить пулю. Я владел телекинезом, я должен был, я— Детектив Уэллс резким движением накинула браслет на руку, выхватила из его рук коробку и громко — даже, пожалуй, намеренно громко — заявила: — Джо Уоррен, в таком состоянии вас опасно отпускать одного. Я отвезу вас на виноградники. Он порывался сказать нет. Грызущее чувство, словно высасывающее всю кровь из его сердца, подталкивало его приоткрыть губы и отказать ей. Грубый ответ уже танцевал на кончике его языка, но затем детектив сжала его руку, и он неожиданно для себя произнес: — Только если останетесь на ночь. Я не прощу себя, если отпущу вас петлять по темноте по местным дорогам.____________________
Поместье Бейтманов тошнотворно огромно. Всякий раз, как Уоррен приезжал навестить Кристиана, он внутренне содрогался от мысли, что да, опять придется десять лет петлять по коридорам, чтобы наткнуться на любимую матушку Бейтмана, которая как всегда надменно бросит, что туалет он прошел еще минут двадцать назад. Он мог с легкостью назвать десяток мест, куда он за столько лет даже не успел заглянуть — так далеко они находились от гостевых комнат, где он обычно располагался. Там же он предложил остановиться и им с детективом — во многом по той лишь причине, что банально не знал, как дойти до хозяйских спален. — Можете занять Розовую комнату, — неловко предложил он, распахивая перед ней дверь. — Из нее… открывается красивый вид на виноградники. — Я удивлюсь, если из какой-то он не открывается, — со смешком заметила она, заглядывая внутрь. Поводив головой по сторонам, Уэллс вдруг обернулась к Уоррену и нахмурилась. — Погодите. Но здесь же нет ничего розового. Он неожиданно для себя рассмеялся и, слегка коснувшись плеч детектива, повернул ее к окну. — Она Розовая, потому что здесь всегда стояли розы, — объяснил он, указывая на стройный ряд китайских ваз под подоконником. — Но потом матушке Кристиана они разонравились, но ей стало жаль вазы. Так что… — он развел руками. — Могу лишь предложить представить в них розы. — Призрачные розы, — хихикнула детектив. — Для призраков Бейтманов? О, как же она была права.____________________
Небо над Гримсбороу было как никогда звездным, но он почти не обращал на это внимание, пытаясь догнать друзей, убежавших в лабиринт из виноградников. Они срывали с плеч головы и подбрасывали их к созвездиям — или головы и становились созвездиями, Уоррен так до конца и не понимал. Сегодня они не смеялись над ним — только шипели и скрежетали зубами. — Почему вы убегаете? — кричал он. — Почему не подождете меня? Их тела охватило пламя, которое растеклось красным вином. Оно затопило виноградники, и, подхватив Уоррена бордовыми волнами, поднесло его к звездному небу. — Потому что ты не остановил пулю, — отвечала Андромеда голосом Розетты. — Потому что ты дал мне сгореть, — отвечала Печь голосом Джулии. — Потому что ты медлил, — отвечала Кассиопея голосом Луи. — Потому что ты слабак, — отвечал Орион голосом Кристиана. Он смотрел на созвездия, но видел лишь их рассерженные лица, их обезображенные лица, их мертвые лица, и они кричали на него, они оскаливались, они обрушивали на него всё то, что он знал и без них, но не мог выдержать ни единого нового слова. А они всё продолжали, продолжали и продолжали, пока какофония их криков не сменилась его собственным. Уоррен вскочил на постели, лихорадочно хватаясь за руки, за плечи, за талию детектива Уэллс и прижимаясь к ней всем телом. Его била дрожь, и он, даже стискивая складки громоздкого, не по ней сшитого халата, не знал, как оправиться от кошмара. — Я с тобой, — шептала Уэллс, гладя его по волосам, и ее голос был таким добрым, таким близким, что он не сдержал слез. — Я рядом. Ее теплое дыхание щекотало край его уха. Она пахла мускатным орехом и пионами, мылом матушки Кристиана. Уоррен ненавидел этот аромат. Он всегда чувствовал его, когда она обнимала его на прощание худыми руками с этими ужасными острыми ногтями, украшенными массивными кольцами. Она делала так из вежливости, потому что он был другом ее замечательного сыночка. Поэтому Уоррен каждый раз старался сбежать до того, как она выйдет пожелать ему доброго пути. Аромат не шел детективу. Он ее старил. Уоррен задыхался в нем, но нехотя признавал: он привел его в чувство. Оставив в объятьях детектива Уэллс. — Не оставляй меня, — отчаянно взмолился он, прижимаясь к ней. Она положила его голову себе на плечо и вздохнула. — Не оставлю.____________________
Утром она не уехала. И утром следующего дня тоже. Она перестилала с ним кровати, корпела над документами и разбирала завалы в кладовке и подполе — а по ночам ложилась рядом, грудью к его спине и обнимала, пока он не проваливался в сон. Иногда она делилась историями о своих расследованиях. — Моим первым серьезным делом было убийство на скотобойне, — как-то раз призналась она, прижимаясь лбом к его плечу. — Правда, поручили его не мне, а моему старшему офицеру. От меня требовалось разве что возить его по городу, приносить кофе и пончики и упаковывать улики. Но никто не предупредил, что жертва будет выпотрошена и подвешена на крюк, — она поежилась, и Уоррен ощутил в этом отголоски той Хезер Уэллс, молодой и не успевшей привыкнуть к убийствам. Он накрыл ладонью руки, сцепленные у него на груди, и детектив выдохнула ему в шею. — Моего старшего офицера вырвало, и мне пришлось заняться всем самой. — И так началась легенда о детективе Уэллс? — поинтересовался Уоррен, переворачиваясь к ней лицом. Она приподняла уголки губ и покачала головой. — Меня отчитали за самовольство, — тихо призналась детектив, не поднимая на него взгляд. — Но дело было раскрыто за день, с этим начальство поспорить не могло. Я еще много месяцев каталась вместе с тем же старшим офицером, пока меня всё же не повысили в звании, — она чуть слышно хмыкнула, переплетая их пальцы. — Порой мне кажется, что за то время я побывала во стольких участках канализации, грязных закоулках и загаженных квартирах, что крысы должны считать меня родной. Уоррен негромко рассмеялся. — Надеюсь, за то время, что я был мэром, их стало меньше, — сказал он, подмигнув ей. Детектив криво улыбнулась и отвела взгляд. — Вы с Розеттой действительно сильно помогли Гримсбороу, — пробормотала она, рассматривая шрамы, оставшиеся на его шее. — С вами стало… спокойнее. Увереннее. Может, даже крысы стали чище. Они оба рассмеялись, и она приподнялась на локте, весело глядя на него сверху вниз. — А вот если бы я стала членом Ad Astra, — иным, более игривым и легкомысленным тоном, сказала она, — какое бы созвездие мне отдала Розетта? Уоррен фыркнул, зеркально повторяя ее позу. — Мы выбирали их каждый по своему вкусу, а не по указке Розетты, — с улыбкой ответил он. Уэллс выразительно вскинула брови. — Хочешь сказать, Джулия сама решила назваться Печью? — недоверчиво, но с блеском в глазах спросила она. Уоррен развел руками. Детектив упала на подушку и протяжно выдохнула, после чего вновь взглянула на него. — И всё-таки, какое бы созвездие ты мне отдал? Уоррен потер ладонью щеку, уже не морщась, когда пальцы задевали шрамы. — Журавль… — задумчиво произнес он. — Или Лира? Мне всегда нравился Кит… — Кит? — рассмеялась Уэллс. — Есть и такое созвездие? — О, оно волшебное! — он коснулся основания ее мизинца и нарисовал неровный пятиугольник. — Здесь находится самая яркая его звезда, Менкар, а тут… — он провел ломаную линию до основания ее большого пальца, где наметил треугольник. — Вторая по значимости, Дифда. И еще, — он дошел пальцем почти ей до запястья, — в нем есть Тау Кита, одна из ближайших к нам звезд. Как-то раз я видел ее в телескоп, но при удаче ее можно найти и так — если хочешь, я с радостью… — он повернулся, чтобы посмотреть, интересен ли ей этот поток сознания, и замер. Хезер Уэллс наблюдала за ним с теплой улыбкой, какая всегда была на лице Луи, когда они болтали после пар по астрономии. Такой же улыбкой встречала его Розетта, когда он забегал в аудиторию и видел их — уже собравшихся строить новые планы и разбирать накопленные старые. Ее улыбка была настолько нежной, понимающей и знакомой, что он наклонился и поцеловал ее. С тем же успехом он мог поцеловать звездную карту. Он чувствовал, как опускаются уголки ее губ; она приоткрыла рот, и Уоррен попытался углубить поцелуй, но Хезер уперлась руками ему в грудь и настойчиво оттолкнула. Какое-то мгновение они потерянно смотрели друг на друга, а затем детектив сказала: — Мы заигрались, — ее голос не был холоден, но разом остудил пыл Уоррена. — Так продолжать нельзя, — она села на кровати, сбрасывая его руки. — Я возвращаюсь к себе. Немедленно. — Я могу подвезти… — ляпнул Уоррен, не подумав. — Я приезжала сюда расследовать убийство и допрашивать Бейтмана, — резко ответила Уэллс. — Пожалуй, не заблужусь. Он пытался вразумить ее, объяснить, что на дворе глубокая ночь и что до города она доберется в лучшем случае к утру, но детектив в ответ осадила его взглядом, а потом, словно спохватившись, вздохнула и устало потерла переносицу. — Уоррен, я хотела помочь тебе справиться с утратой, — слегка смягчившимся тоном сказала она. — Не заменить твоих друзей, не чтобы ты любил меня вместо них. Ты сейчас в крайне уязвимом положении, и я… — она прикусила губу и отвела взгляд. — Я боюсь, что ты примешь тоску по друзьям за нечто большее, и мы оба впоследствии об этом пожалеем. — Но что если ты ошибаешься? — порывисто спросил он, подходя к ней. — Что если нам будет не о чем жалеть? Уэллс горько рассмеялась и увернулась от его рук. — Я уже единожды обожглась, — ответила она, стискивая ворот безразмерного халата. — Повторения мне не нужны. Она распахнула дверь и вскоре уже стремительно покидала поместье.____________________
Уоррен рискнул позвонить ей ближе к полудню. — Извини за вчерашнее, — сказал он, выйдя на террасу. — Тебе… Ты успела поспать? — То же я могу спросить и у тебя. Уоррен потер отяжелевшие веки. Он не мог уснуть. Не столько потому, что не успел оправиться от случившегося, сколько из нежелания вновь видеть звездное небо и четыре созвездия, смотрящие на него мертвыми глазами. Если бы они начали кричать, ему было бы уже не за что — не за кого — уцепиться. Детектив Уэллс вздохнула в трубку и замолчала, будто подбирая слова. — То, что случилось… — наконец, ответила она. — Было неправильно. И мы должны это понимать. Но извинения приняты. — Я могу как-то загладить свою вину? — Не нужно, — ответила она так быстро и так коротко, что Уоррен поколебался, прежде чем задать следующий вопрос. — Мы сможем остаться друзьями? Повисло молчание. Уоррен бы решил, что она повесила трубку, если бы не слышал постукивание ее серьги по экрану смартфона. В итоге, когда он уже хотел попрощаться, она ответила: — Да, — и добавила: — Но только по телефону. Для нашего общего блага. — Эридан, — спешно сказал он, пока она не завершила звонок. — Что? — растерянно спросила она, и Уоррен потер щеку, уже жалея, что ляпнул это. — Если бы я выбирал созвездия, то отдал бы тебе Эридан. Она заторможенно хмыкнула и повесила трубку. В ту ночь он вновь видел сон о звездном небе. Переломанные скелеты друзей наблюдали за ним с вышины, не говоря ни слова.____________________
Одиночество и работа на виноградниках так или иначе вправили Уоррену мозги. Он нашел в себе силы разобрать коробку с вещами Луи и Джулии; немало слез было пролито, когда он наткнулся на пострадавшую от взрыва, но всё ещё целую фотографию, на которой осталась Ad Astra в ее полном составе. Флешки с накопленными ими материалами он передал на студию, где работал Леруа; позже его не раз приглашали на интервью, но он постоянно отказывался, не желая вновь светить лицом. Вместо него страдала детектив Уэллс, замеченная то на открытии Ньюмарка, то на ликвидации купола, то выпускной церемонии Университета Гримсбороу. Он мельком видел на ее запястье браслет с пятью желтыми звездами и невольно улыбался — что удивительно, даже не думая о Розетте. Наверное, так всё и началось. Черты ее лица, в которых он раньше ловил отражения погибших друзей, а до того порой и вовсе забывал, черты, которые никогда его особенно не поражали, внезапно стали притягивать взгляд. Всякий раз, как Уоррен замечал ее по новостям — по телевизору ли или на экране смартфона — он не мог оторваться, вглядываясь сначала в них, и только потом, запоздало, впитывая информацию. Ее темные глаза, точно такие же, как у Розетты, теперь казались куда теплее и гораздо выразительнее; там, где у Розетты была свирепость и лед, у Хезер сверкали уверенность и неугасающий оптимизм, которые Уоррен видел задолго до этого, когда только замещал предыдущего мэра, но никогда не осознавал. Ее густые каштановые волосы на каждом снимке ловили яркое летнее солнце. Когда она поворачивала голову, объявляя результаты выборов нового мэра, Уоррен думал, что видит всполохи пламени, вплетенные в ее пряди. Улыбка Хезер начала завораживать его. Она часто улыбается, так часто, что даже на удостоверении запечатлена с оскалом до ушей, но всякий раз, как она приоткрывает губы, обнажая зубы, и говорит какую-то банальность о том, что, конечно, ведь это мой долг, или я верю, что у этого города великое будущее, мир словно сходит с оси, и Уоррену внезапно хочется увидеть это снова, и снова, и снова. Их телефонные разговоры незаметно становятся всё дольше, и Уоррен ловит каждый смешок, каждое задорное цоканье языком, стараясь сберечь их подольше, до следующего разговора или — он не перестает надеяться — до новой встречи. Но вместе с тем началось и нечто другое. Хезер неизменно приходила на мероприятия в компании напарников, и в этом не было ничего неприятного, пока она не стала появляться только с одним из них — Дэвидом Джонсом. Ее бывшим старшим офицером. Дело было не столько в том, как они держались рядом — любой бы сказал, что они просто хорошие друзья и коллеги — сколько в том, как… остро реагировал Уоррен, замечая их вместе. Вновь. Он часто ловил себя на том, что в десятый раз листает подборку фотографий, на которых Хезер начинает хмуриться и срывается с места, а Джонс запоздало понимает, что им, скорее всего, поступил вызов. Или что-то произошло за кадром. Уоррену отчаянно не хватало контекста; он был бы рад убедить себя, что ошибается, что у них такие рабочие отношения — но безымянное чувство, возникающее каждый раз, когда Джонс принимает помощь детектива за данность, со временем проникло так глубоко, что он перестал с ним бороться. Он не знал, что с ним делать. Он перерывал интернет в поисках того, что успел подзабыть с университетского курса по астрономии, и листал записи Луи, чтобы хоть как-то развлечь Хезер, чтобы дать ей почувствовать себя нужной, но не понимал, помогает ли ей.____________________
Наконец, ему выдался шанс это проверить. — У моего коллеги скоро свадьба, — однажды сказала Хезер под конец звонка. — Ты… Ты хотел бы пойти со мной? Уоррен чуть не задохнулся. — Я… — он откашлялся, пытаясь взять разбушевавшиеся чувства под контроль. — В смысле — с радостью! Только… Твой коллега точно будет не против? — полиция Гримсбороу ведь до сих пор считает меня кем-то вроде личного врага, хотелось сказать ему, но Хезер развеяла его сомнения, насмешливо фыркнув в трубку. — Пусть попробует. А если начнет возмущаться, то я отвечу, что он сам предложил мне прийти с кем только пожелаю. Уоррен смущенно рассмеялся, пообещал найти синий смокинг, чтобы гармонично выглядеть рядом с ней, нагородил тонну чепухи — словом, вел себя, как полный придурок, потерявший голову от счастья. Он вскоре потерял ее вновь, увидев Хезер в закрытом, строгом и лишенном украшений синем платье — и с абсолютно дурацкой заколкой в волосах. Белые цветы и голубые перья болтались на каждом шаге, то и дело грозясь сорваться с красной подкладки, но детектив так ослепительно улыбалась, что Уоррен не смог вообразить более уместного аксессуара для нее. — Ты прекрасна, — выпалил он, не успев прикусить язык. — Тебе уже об этом говорили? Хезер вмиг смутилась, став до того очаровательной, что у Уоррена растаяло сердце. — Я… — она тихо рассмеялась, отводя взгляд. — Нет, мне… мне уже давно не доводилось такого слышать. Спасибо. У Уоррена покраснели щеки; больше всего ему хотелось стиснуть Хезер в объятьях и не отпускать, пока смущение не иссякнет, но, увы, им нужно было идти на церемонию и поздравить счастливого жениха. Под неиссякаемым потоком осуждающих шепотков, приподнятых бровей и сморщенных носов. Коллега Хезер, что удивительно, единственный воспринял бывшего мэра благосклонно — даже перехватил его после торжественной части и сбивчиво поблагодарил за помощь в победе над Дэниелс. Он сыпал странными терминами и перескакивал с темы на тему, но Уоррену казалось, что он ухватил суть — то, как его тело, еще способное на телекинез, отреагировало на протозан, натолкнуло коллегу Хезер на новую формулу — нестабильную смесь, сильнее которой еще никто не создавал. — Но в таком случае нужно благодарить не меня, а детектива Уэллс, — заметил Уоррен. — Без ее настойчивости я бы не выкарабкался. Правда ве… — он обернулся к Хезер, но увидел ее рядом с Джонсом — опять. Она обеими руками сжимала бокал с шампанским и улыбалась, улыбалась, улыбалась, не сводя взгляда с помолвочных колец, блестящих на пальцах бывшего старшего офицера и его пары. Больше Уоррен вынести не мог. Он был готов терпеть, был готов ждать, но прямо здесь, прямо сейчас, видя такое упрямство со стороны Хезер и настолько слепого к ней Джонса, он понял, что сил сдерживать бурлящий котел гнева уже попросту не осталось. Он подошел к детективу, обнял ее за талию и, простившись за них обоих, повел к лифту. Она продолжала сжимать бокал, даже когда двери со звоном закрылись за ними и Уоррен впился ей в губы. Он понимал, что поцелуй был далеко не лучший — нет, попросту ужасный, — что он словно бьется в закрытую дверь, обнимая женщину, до сих пор безответно влюбленную в другого, пока не ощутил во рту соленый привкус ее слез. Хезер всхлипнула и, закрывая лицо, опустилась на пол лифта. Их этаж становился всё ближе, и Уоррен буквально вжал в панель кнопку остановки, не желая, чтобы кто-то застал ее такой ранимой. Такой несчастной. Вытерев слезы рукавом, детектив одним глотком осушила бокал и было замахнулась, чтобы отправить его в стену, но затем, раздумав, поставила его в угол. Уоррену это казалось бесполезным — первая же тряска его уронит — и только спустя минуту осознал, что она не хотела поранить его осколками. — Хезер, — тихо позвал он. — Взгляни на меня. Она подняла на него красные от слез глаза. — Пять лет я из кожи вон лезла, раскрывая дело за делом, — надрывно, на грани истерики прошептала она. — Я копалась в такой грязи, на которую было мерзко даже смотреть. Я по кусочкам склеивала улики, под микроскопом выискивала капли крови, подставлялась под пули, чтобы услышать, что я вылитый полицейский-робот? — Хезер, — нежно сказал Уоррен, медленно опускаясь перед ней на колени. — Я ровнялась на него, — в запале продолжала она, стирая катящиеся из глаз слезы. — Я мечтала услышать, как он гордится мной. Может, я накручиваю себя, но… но… он мог хотя бы раз… хотя бы как-то… Она разрыдалась, и он обнял ее, ласково гладя по голове. — Ты — легенда, Хезер, — сказал Уоррен. — Ты — та, кого будут помнить еще долгие годы. Я обязан тебе жизнью, и никогда этого не забуду. — Я почти убила тебя, — она сжала его рукав. — Если бы ты не боролся… — Я шел на твой голос, — вмешался он, не желая, чтобы она заканчивала фразу. — Ты убедила меня бороться. Ты осталась со мной, чтобы прогнать кошмары. Ты дала мне второй шанс. Хезер всхлипнула, а затем, неожиданно вскинув голову, приподнялась и прижалась к его губам. Уоррен было отпрянул от удивления, но она обхватила его лицо ладонями и так отчаянно поцеловала, что он мог лишь сдавленно простонать и ответить ей тем же. На него снисходит озарение — до того мучительно очевидное, что Уоррену остается лишь гадать, как он не дошел до него раньше. Зарывшись пальцами в ее мягкие каштановые волосы, он целовал ее вновь и вновь, пока ее боль не отступила под его осторожностью и нежностью. — Знаешь, почему я отдал тебе Эридан? — прошептал он, ненадолго отрываясь от ее губ. — Потому что я упал в тебя и никогда не всплыву на поверхность. — Джо, — выдохнула Хезер, и его имя сорвалось с ее губ до того трогательным стоном, что он поцеловал их, чтобы никогда его не потерять. — Я думал, что это просто дружба, пока не начал ревновать, — признался он, отчего она грустно хмыкнула и потянулась к подолу платья. Уоррен опешил. — Хезер, мы не обязаны… — Я должна тебе кое-что показать, — сказала она, задирая его выше колен. Обнажая глубокие шрамы, испещрявшие ее бедра. — Всё ещё готов назвать меня прекрасной? — горько спросила она, отводя от него взгляд. Уоррен склонился и нерешительно провел пальцем по одному из них. — Так я… — он с трудом верил собственным глазам. — Не спас тебя? Моя стена была… бесполезной? — О, нет, — тут же ответила она, поворачивая к нему заплаканное лицо. — Не будь ее, я бы лишилась ног. — Но как… — Уоррен взглянул ей в глаза. — Как ты стояла на них… держа меня за руку? Она лишь развела руками. — Боролась. Как и ты. Уоррен резко выдохнул — и припал к ее бедрам, целуя каждый шрам, желая, пусть и спустя столько времени, забрать боль, от которой он так и не смог ее защитить. Когда он всё же оторвался от них, Хезер обхватила его за плечи и притянула к себе, касаясь губами век, переносицы, глубоких складок, появившихся у него под глазами. Оторвавшись друг от друга, они выдыхали горячий воздух на холодеющие губы, а затем снова устремлялись друг к другу, делясь поцелуем за поцелуем. Наконец, пытаясь сохранить остатки рассудка, Уоррен отстранился и прошептал, едва переводя дух: — Вернись со мной. На виноградники. Хезер, почти лежащая под ним, распахнула губы — красные, опухшие и невозможно соблазнительные. — И на кого я оставлю Гримсбороу? Уоррен хмыкнул, убирая волосы, налипшие ей на лицо. — Город, позволивший тебе стоять на окровавленных ногах ради беглого преступника, может позволить дать тебе как минимум пару недель отдыха. Она сдавленно рассмеялась и прижалась лбом к его плечу, не желая выпускать его из объятий. Той ночью ему снилось звездное небо; он гулял по спокойным, тихим виноградникам, держа за руку Хезер Уэллс, и впервые без страха смотрел на созвездия, молчаливо сверкавшие над ними.