Бесконечность в квадрате

Пальцы Тома холодные, и когда он прикасается, внутри Джейка рвутся тросы. Он очень осторожный и неторопливый, страх быть отвергнутым читается в каждом движении и тает снежинками на горячей коже. Фантомные капли стекают вниз, Джейк борется с желанием вжать Тома в себя, проглотить жадным поцелуем. Они ходят по тонкому льду и не ровен час с треском провалятся в пучину. Том слишком трогательный и нежный, чтобы утаскивать его под лед, но манит, как рыбка, извивающаяся в воде. «Держи себя в руках. Дыши». Свежий запах его шампуня не дает сосредоточиться, Джейк ведет носом до линии его волос. Когда он жмется щека к щеке, хочется прижаться сильнее. Тихое урчание манит, закручивает в спираль, тело не слушается. Сердце пытается проломить грудь. «Иди у него на поводу. Не отстраняйся». Внутренний голос такой предатель. – Всё-всё, прекрати, не дразни меня, – мягко, но настойчиво говорит Джейк, осторожно перехватывая пальцы Тома у своего ремня. – Но если мне хочется, – бормочет Том, падая лицом на его плечо. Он сидит, как лягушка, и это тоже мило. Всё, что Том делает, кажется Джейку милым, с самого первого дня. И то, как он воровато вошел в аудиторию, боясь, что его заметят, и то, как неуклюже споткнулся, и то, как спрятался за спинами других учеников, смущенный и немного расстроенный из-за своего невольного представления. Он сразу показался Джейку честным и открытым, потому что подошел объясниться, хотя не сделал ничего плохого. В голове Джейка сотни мыслей, которые не облечь в слова, хотя преподаватель по риторике всегда хвалил его и ставил другим студентам в пример. Он довольно молодой, но всё-таки заметно старше, чем Том, и ему не хочется быть дьяволом, облаченным в костюм учителя. У Тома должен быть выбор, и слушать, как Холланд говорит, что выбирает его, болезненно-сладко. Руки Тома словно живут отдельной жизнью и снова пробираются под пуловер, оставляя на коже невидимые холодные следы. Отпечатки его ладоней, словно кленовые листья, ползут лучиками вверх. Джейк запрокидывает голову, пытается поймать ртом воздух. Почему так сложно держать себя в руках, когда он рядом? Ответ более, чем очевиден. – Я пойду, мне уже пора, – говорит он, быстро целуя Тома в макушку, и задерживается так на целую секунду, чтобы сохранить в себе немного его запаха. – Но ведь только семь вечера, – быстро возражает Том, хватая его за пуловер так, что ткань натягивается и встать не получается. Ведет за собой, словно на аркане. – Мне нужно подготовиться к занятиям, – уклончиво замечает Джейк. – Какой ты занятой, – усмехается Том, продолжая тянуть Джейка за пуловер, и они снова торопливо целуются. Холланд медленно поглаживает его бородку, его ладонь нежная и холодная, как у ледяной скульптуры. – Так мягко, – урчит он и поднимает глаза. – Чего ты боишься? – Не сдержаться, – честно говорит Джейк, нежно целуя чуть припухшие губы студента. Теперь Том держит его уже двумя руками, и ему приходится накрыть его ладони своими, теплыми, потому что Холланд заметно замерз. – Я поеду. Том обиженно дергает носом и чуть прикусывает губу — выражение лица смешное и пугающе недовольное. Его руки скрещиваются сами собой. Он не слишком хорошо владеет эмоциями, и Джейк, действительно, хочет знать, поменяется это когда-нибудь, или его лицо всегда будет хранить отпечаток нежно-трогательной юности. – Правда, уйдешь? – спрашивает он недоверчиво. Ответить тяжело, поэтому Джейк лишь кивает. Том становится ещё мрачнее, обида остро режет глаза. – Ладно, уходи. – Томми, – Джейк наклоняется, чтобы поцеловать Холланда в лоб, и Том по-собачьи трясет головой, словно хочет стряхнуть его поцелуй с себя. Боль щекочет горло, не хочется расставаться вот так, ведь день был очень хорошим. – Не обижайся. – Я не обижаюсь, – упрямо говорит Том. – Не могу же я привязать тебя веревкой, если ты хочешь уйти. Джейк не закатывает глаза, и когда его подталкивают к двери, может думать только о холодных руках, обжигающих кожу даже через одежду. О пальцах, сжимающих его пуловер напоследок, словно Том надеется, что Джейк передумает и останется. Том жалеет о каждом сказанном слове, и ему стыдно показываться в аудитории профессора Джилленхола. Порыв не прийти приходится проигнорировать, иначе в следующий раз Холланд увидит в глазах Джейка: «Вот об этом я и говорил, нам будет неловко». Том знает, что всё испортил. Он знает, что Джейк принципиальный, и ему тяжело переступить черту, на которой они топчутся некоторое время. Он знает, что Джейк старается ради его блага. Ему невыносимо от мысли, что он повел себя, как неразумное дитя, укоренив в голове Джилленхола убеждение, что их отношения — ошибка. Стараясь не смотреть в сторону кафедры, Том прячется за спинами своих однокурсников. Профессор Джилленхол выглядит потрясающе в легкой льняной рубашке. Либо это издевательство, либо он даже не задумывается, как Тому сейчас тяжело. Холланд включает диктофон, открывает тетрадь, листает до чистой страницы, задумчиво рисует в углу папоротник. На английском языке ему уже крепко досталось за рассеянность, поэтому он старается сосредоточиться и записывает хотя бы опорные слова. Лучше, чем ничего. – Задание, которое я хочу Вам дать, несет практическую пользу не только для Вас, но и для системы образования в целом, – воодушевленно говорит Джилленхол. – Вы должны вспомнить, какая книга из школьной программы по литературе по-настоящему увлекла Вас и почему, и написать эссе об этом. – Писать эссе о детских книжках? – скептически спрашивает Моника, постукивая кончиком ручки по столу. Том вздыхает сквозь зубы и незаметно качает головой. Ему хочется реагировать иначе, но возбудимость и пылкость в нем так и не угасли, а с появлением профессора Джилленхола зажглись с новой силой. Джейк совсем не такой — не злится, когда его не слышат, и объясняет столько раз, сколько требуется. – Эссе должно быть не совсем о книге, – мягко улыбается профессор. – Оно о Ваших впечатлениях. О том, когда Вы предпочли сделать домашнее задание по литературе, вместо того чтобы пойти гулять с друзьями или посидеть за компьютером — настолько Вас увлекла книга. Вы же и сами понимаете, что некоторые книги уже устарели, и школьники читают их с боем. Ваш опыт поможет пересмотреть список обязательной литературы, облегчит программу и, возможно, пригонит к нам новых студентов. Дедлайн — следующий четверг, – добавляет он громче, чтобы все записали. «И, конечно, все будут описывать «Над пропастью во ржи» и «О мышах и людях», – подумал Том, усмехнувшись. Бросив взгляд на довольного Джилленхола, Том задумчиво подпирает щеку кулаком. Книга, которая по-настоящему его увлекла, когда он учился в школе? Выбрать сложно. Холланд всегда любил читать, иначе бы не стал изучать литературу, однако даже он в школьные годы предпочитал сам выбирать, что листать на досуге. Большая часть программы ему нравилась, особенно списки на лето, которые включали свежую беллетристику. Том одинаково увлекался практически любым чтивом, что попадалось под руку. Впрочем, однажды на литературе, когда учитель вслух читал им стихотворение, кажется, Уолта Уитмена, Том под шумок листал учебник и вдруг наткнулся на отрывок из серии «МОЛОКО», с которой им предстояло познакомиться самостоятельно. Проглотив отрывок за пять минут, Холланд ерзал всё оставшееся время, и когда настала перемена, немедленно рванул в библиотеку, чтобы взять книгу и прочитать целиком. Книга оказалась небольшой, и Том моментально поник. Он-то рассчитывал на триста страниц, не меньше, чтобы полностью погрузиться в историю. Каково было его счастье, когда библиотекарь сказал, что это книжная серия! Холланд моментально сгрузил книги в спортивную сумку, читал два дня, не отрываясь, и всю последующую неделю не мог говорить ни о чем другом. Собирая вещи в рюкзак, Том намеревается поговорить с Джейком. Если не объясниться, то хотя бы удостовериться, что он не выставил себя кромешным дураком вчера вечером. Но его место у кафедры занимает выскочка Бойд. На сегодняшней паре он болтал без умолку, пользуясь тем, что Холланд был погружен в свои мысли. Рассматривая однокурсника, Том задумчиво кусает губы и презрительно щурится — наверняка хочет похвастаться своими тривиальными вкусами. «Веди себя, как взрослый, – упрямо твердит Том про себя и один за другим хрустит пальцами. – Потому что ты и есть взрослый». Ни к чему портить отношения с однокурсником из-за личных проблем. Да и можно ли назвать проблемой то, что случилось? Наверняка Джейк ожидал что-то подобное, поэтому и не хотел с ним связываться. Знакомый звук заставляет встрепенуться: профессор смеется. Что такого мог сказать Бойд, что так его насмешил? Том вздыхает и направляется к выходу из аудитории. Чем быстрее он покинет аудиторию, тем меньше неприятностей навлечет на свою голову. Однокурсник увлеченно жестикулирует, как бывает всегда, когда он воодушевлен. – Спрашиваешь, можно ли написать эссе про «Приключения Оливера Твиста»? – снисходительно спрашивает Том. – Ну, раз уж ты застолбил «Вино из одуванчиков», – немедленно откликается Бойд, поворачиваясь к нему. – И я не понимаю, к чему ты иронизируешь? «Приключения Оливера Твиста» — не детская повесть, а серьезный роман, затрагивающий тему детского труда и равнодушие правительства... – И узнал ты об этом вчера, когда слушал подкаст «Литература для тех, кто знает четыре буквы из двадцати шести», – вскидывает брови Том. Бойд смотрит на него взглядом: «Ах ты говнюк», но не произносит это вслух, потому что профессор не поощряет обсценную лексику. – Пожалуйста, ребята, приберегите красноречие для эссе, – мягко вступает профессор Джилленхол. – Какую бы книгу Вы ни выбрали, мне будет интересно узнать причину. Том дергает плечом и, окатив однокурсника прохладным взглядом, направляется к выходу. Абсолютно неуместный выпад — словно две кошки сцепились у мусорного бака. И это на глазах у профессора Джилленхола. «Нихрена ты не взрослый, Томми», – злостно думает Холланд, засовывая руки в карманы, и угрюмо сворачивает к нужной аудитории. После занятий он идет в букинистический магазин, чтобы купить свою любимую книжную серию. Все необходимые книги есть в родительском доме, но Том не брал их с собой, предчувствуя, что на новом месте моментально обрастет ещё большим количеством книг. Услужливый продавец-консультант с радостью помогает ему всё собрать. Он выше, поэтому легко снимает книги с верхних полок, не поднимаясь на специальную лестницу. – Школьное задание? – вежливо интересуется консультант, отбрасывая назад разноцветные патлы. Том тяжело вздыхает. – Я учусь в университете, – говорит он, сгребая книги в бумажный пакет. – Это часть моего задания по курсу современной литературы. – Прости-прости, приятель, – говорит продавец, дружелюбно улыбаясь. – Наоборот хорошо, что ты так молодо выглядишь! Дольше не будешь стареть. Том грустно улыбается. Он понимает, что его не хотели обидеть, но консультант, сам того не зная, задевает его по больному. Отчасти проблема именно в этом — Том выглядит младше своих однокурсников, и именно это так смущает Джилленхола. Лежа вечером на кровати, Том скроллит ленту и размышляет об эссе. Как написать его лучше? Ему хочется, чтобы профессор Джилленхол его понял, во всех смыслах, и как студента тоже. Сомнения гложут. Лучше сосредоточиться на задании, иначе Джейк решит, что он эмоционально не зрелый и забил на учебу из-за ссоры с преподавателем. Том думает, будет отлично в деталях повторить знакомство с книгой. Он читал её давно, и это будет также увлекательно. «Куда занести Шотландский? Мистер Малик сказал, что это самостоятельный язык, но в пособии он обозначен диалектом. Или это задание с подвохом?», – высвечивается сообщение из конференции. – Задание мистера Малика! – восклицает Том и немедленно срывается с постели, путаясь в покрывале. У него по-прежнему огромные проблемы с тайм-менеджментом. Когда Том заканчивает с заданием, его голова пухнет. Он лишь надеется, что это единственный предмет, про который он забыл, но уверенности в этом нет. Нужно научиться не откладывать всё на последний момент. Передышку от профессора Джилленхола на следующий день Том не получает, потому что он приходит навестить мистера Малика, и они некоторое время разговаривают. У Джейка прекрасные отношения с коллегами, даже с теми, кого принято считать буками. Он легко находит общий язык с людьми — это Том хорошо знает по себе. Но наблюдать за ним «в его среде» любопытно, и поэтому Холланд не может отвести взгляд, хотя беседа его совершенно не касается. – Нет, они, конечно, выдающиеся спортсмены, но это не значит, что я буду составлять опросы в стиле «The – это артикль?», – смеется мистер Малик, ударяя коллегу в плечо. – Вот второкурсники у меня хорошие, а первый курс Гросс ещё не успел вышколить, как следует. Я им каждую неделю даю эссе, чтобы не забыли, как выглядят буквы. – Не знаю, как к ним подступиться, – качает головой Джилленхол. – Я спрашиваю: «Кто Ваш любимый писатель?» и получаю в ответ молчание. Может, стесняются? – Скорее всего, эти ребята видели книги в последний раз в пятом классе, – улыбается мистер Малик. – Дай им на выходные задание прочитать список из двадцати авторов, по твоему усмотрению, и во вторник им будет, из кого выбирать. И обязательно включи туда Шекспира, пусть продираются через ранний новоанглийский. Джейк присвистывает. – Это физически невозможно. – О том и речь, – ухмыляется мистер Малик, снисходительно складывая руки на груди. – Не хотят по-хорошему, значит, будет по-плохому. Том ёжится. Ему почти жалко незадачливых первокурсников — не все относятся к студентам с таким терпением, как профессор Джилленхол. Хорошо, что мистер Малик положительно относится к их группе, иначе им тоже было несдобровать. На другой день Том воплощает задумку в жизнь: включает диктофон, чтобы не пропустить лекцию, садится сзади, где его не видно, если не всматриваться, тихонько достает книгу и, выдохнув, открывает. С первой же строчки его внимание захвачено в капкан. Эмоции те же — безумно увлекательно, хотя Холланд прекрасно знает всё, что случится в дальнейшем. Приятно волнует. – Мистер Холланд, – мягко возвращает его на землю голос профессора Джилленхола, когда Том добирается до середины. Такое чувство, будто всё может пойти не так, хотя он отлично помнит концовку. – Вы не могли бы листать свою книгу с меньшим энтузиазмом? – Извините, – смущенно отвечает Том, замечая, что к нему вновь прикованы все взгляды в аудитории. – Я просто пытался смоделировать ситуацию, в которой я познакомился со своей любимой книгой из школьной программы. Подумал, лучше смогу воспроизвести впечатления. – Раз такое дело, продолжайте, – беззлобно говорит мистер Джилленхол, облокачиваясь на свой стол. – Но тогда не обижайтесь, если я буду излишне строг во время проверки Вашего эссе. «От тебя дождешься, ты же меня так ни разу и не отшлепал», – думает Том, рассеянно кивнув. И снова его мучает желание задержаться. Объясниться, и за свое сегодняшнее поведение тоже, но Бойд словно чувствует, что он рассеянный и неторопливый, и снова опережает его. Черт с ним, поговорить всё равно надо! Даже если придется опоздать на следующее занятие, куда важнее удостовериться, что он не похерил всё окончательно. Том не может справиться с ощущением, будто он снова накосячил. – Я долго размышлял, что же меня впечатлило, и решил взять «МОЛОКО», – говорит Бойд с затаенным ожиданием. Интересно, Том выглядит также, когда ждет похвалы от профессора Джилленхола? – Это хорошая книжная серия, – одобрительно замечает Джилленхол, заставляя Бойда засветиться от радости. – Мне кажется, она не устарела. Будет интересно узнать, что Вы о ней думаете. Том сжимает руку в кулак и, выдохнув, идет в сторону двери. На сей раз у него получается не осыпать однокурсника колкостями, но внутри всё горит и взрывается. На улице холодно, а внутри Тома пожар поглощает деревья. Холланд даже не прогибается под порывами ветра, просто хочет скорее попасть домой. Нет, серьезно, почему это происходит? Всякий раз, как Холланд пытается сделать всё верно, на пути немедленно возникают препятствия, да такие, что просто так не обойдешь. Том уверен, выбери он какую-нибудь из книг Толкина, Бойд немедленно бы похвастался профессору, что в школе учил кхуздул. – Не знаю, что мне делать, бро, – жалуется Том по телефону — мог бы встретиться с друзьями, но видеть сейчас никого не хочется. – Я был уверен в том, что у меня будет лучшее эссе, — несмотря на наивный сюжет серии и ненужную тягомотную четвертую часть — а теперь этот мудак Бойд решил взять ту же книгу, что и я. У меня есть ощущение, будто он специально. Может, увидел, как она у меня из сумки торчит? – Боже мой, Том, – знакомо смеется Тони. – Я тебя не узнаю. В школе ты только радовался, когда кто-то из одноклассников брал ту же книгу, что и ты. Это же был отличный повод покрасоваться и показать, что ты лучше усвоил материал. Куда подевалась твоя уверенность в себе? – Не знаю, куда подевалась моя уверенность в себе, – отвечает Том, бестолково перемещаясь по комнате. – Просто этот тип меня бесит. Он будто пытается выставить меня дураком перед профессором! – Так дело в профессоре, правильно? Звонок в дверь заставляет Тома замереть и насторожиться — интересно, кто пришел его навестить? Он всегда рад друзьям, особенно, если они приносят с собой что-нибудь вкусное, но сегодня Холланд плохой собеседник. Ему больше хочется ныть и жаловаться. Если позовут выпить — отказаться не получится, ведь друзья могут и обидеться, а лишний депрессант ему не нужен. – Он необыкновенный. В смысле, ему не всё равно, он, действительно, интересуется тем, что мы пишем... – отвечает Том, открывая дверь. На крыльце стоит Джилленхол с коробкой пиццы в руках — волосы красиво убраны назад, кожаная куртка придает ему моложавости. Том застывает, окидывая гостя удивленным взглядом. Все его мысли испаряются. – Я тебе перезвоню, – быстро говорит Том и сбрасывает звонок раньше, чем друг успевает возразить. – Мм... привет? Ничего глупее придумать нельзя. Но Том рад уже тому, что хоть что-то пришло в его пустую голову. Он рад, что Джейк пришел, хотя Холланд — ходячая проблема. – Привет, – отвечает Джейк. – Я соскучился. Впустишь? Том отклеивается от прохода и, борясь со смущением, пропускает Джейка внутрь. – Ты выглядел очень расстроенным, я подумал, может, пицца поднимет тебе настроение, – говорит Джейк и, действительно, тянется за поцелуем. Том еле сдерживается, чтобы не повиснуть у него на шее — мешает коробка, и поэтому они лишь нежно касаются губами. – Я отвлек тебя от чего-то важного? – Нет, я как обычно занимался... ничем, – пробормотал Том, проходя в комнату. В ней творится черт знает что, и Холланд едва не спотыкается. – Извини, тут, как всегда, не прибрано. – Я начинаю привыкать, – отвечает Джейк, оставляя пиццу на столике, и мягко обнимает Тома за талию, чтобы согреть. Сегодня Холланд не такой холодный, но ему всё равно хочется прижиматься к своему преподавателю и наслаждаться его уютным теплом. – Мне этого не хватало. Это и захватывает, и успокаивает одновременно. Стоило сразу его обнять, вечером в воскресенье или в понедельник утром перед занятиями, и тогда эта мучительная неделя сомнений и переживаний не была бы такой трудной. – Продолжаешь тискать меня, как плюшевую игрушку, – бормочет Том в его шею, но совсем беззлобно, потому что сейчас главное, что Джейк рядом. – Сегодня я пришел не только тискаться, – бархатно говорит Джейк, целуя Тома за ухом. Сердце подскакивает то ли от поцелуя, то ли от звука его голоса. От всего вместе. Том не может оставаться спокойным рядом с Джейком — у Джилленхола так легко получается выпустить наружу его настоящего. Замок открывается с легким щелчком, птица вылетает наружу. Сладко щебечет. – Правда? – спрашивает он, боясь услышать «нет». – Я абсолютно серьезен, – отвечает Джейк, чуть отстраняясь, чтобы лучше видеть вопрошающие глаза Тома. – Видит бог, я хотел остаться хорошим преподавателем, но с каждым разом мне всё тяжелее уезжать от тебя. – Ты прекрасный преподаватель, – уверенно говорит Том, беря лицо Джейка в свои ладони. Джилленхол не вздрагивает, даже когда его руки очень холодные, и сейчас приятно спокоен, когда Холланд легко гладит его щеки. – Я люблю тебя, – произносит Том и смущенно опускает глаза. Уши заметно покалывает. – То есть, я хочу сказать, что люблю твои лекции и то, как ты рассказываешь о том, чего я не знаю, и... – Я тоже тебя люблю, – шепчет Джейк в его губы. Том прикрывает глаза, расплываясь в счастливой улыбке — её не сдержать и в этом нет необходимости. Сердце колотится неистово и как-то рвано, словно не может найти свой ритм. Он с силой тянет Джейка за собой, пока ещё может соображать. Ему нужна точка опоры, благо, кровать возникает рядом с ними быстро, и они опускаются на нее, пожалуй, слишком резко. Джейк роняет Тома на себя, целует его жарко и горячо, как не целовал до этого. В груди ухает, словно образовалась бездонная дыра, в которую засасывает все чувства. Растворяясь в этой смеси, Том ощущает себя, как никогда, прекрасно. Ему кажется, что не существует ничего, кроме этого поцелуя. Даже они с Джейком просто тела, которые должны стать чем-то большим и как можно скорее. – То есть, теперь ты кусаешься, – сладко выдыхает Том, с видимым удовольствием подставляясь под губы Джейка. – Я не очень люблю, когда ты отвлекаешься на лекциях, – отвечает Джейк, смеясь в его припухшие губы. – Целоваться так — явно лучше, чем писать строчки, – улыбается Том. Ему нравится сидеть на колене Джейка и чувствовать себя таким легким, почти воздушным, хотя раньше это смущало, заставляло сомневаться в себе. Джилленхол легко подбрасывает его на ноге, заставляя проехаться. Внутренности зависают в свободном падении, словно он скатывается вниз на горках. Мысли совсем путаются, особенно, когда Джейк повторяет движение. Том находит в себе силы поймать шальной взгляд Джейка. – А вот это зачем? – Думаешь, только тебе можно дразниться? – интересуется Джейк. Ему нравится интонация, с которой Джейк спрашивает, словно и в самом деле не может устоять перед ним. – Да, – кивает Том, поглаживая сильную шею профессора. – Потому что мне нравится дразнить тебя. Его голос вновь тонет в поцелуе. Преподаватель с силой сжимает его ягодицы, тянет, буквально вплавляет в себя — Том и сам прижимается теснее, чтобы лучше чувствовать возбуждение Джейка. Чтобы Джейк тоже мог почувствовать его. Легкое трение между их телами образуется само собой. Так волнительно. Одежда уже мешает и избавиться от неё кажется смертельно необходимым. Слишком много слоев ткани для двоих людей. И такой аккуратный профессор Джилленхол швыряет свою отглаженную рубашку прямо на пол. Том невольно следует его примеру, торопливо, но, кажется, завораживающе красиво, потому что Джейк глаз от него не отводит. Им больше не нужны барьеры. – У тебя есть... – Да, сейчас, – Том спешно ищет гель среди своих вещей и замечает, что его руки заметно дрожат. На губах застывает неловкая усмешка, когда он вспоминает, как трогал себя, прослушивая записи лекций. – Думал, уже не понадобится. – Не стоит недооценивать старших, – ухмыляется Джейк. Том закатывает глаза, хотя от голоса Джейка прошибает каждый позвонок. Джейк готовит его мягко, осторожно, словно Том не может выдержать такую малость, как палец или два пальца. Он нежно ласкает его член ртом, пока раздвигает изнутри, проверяя, насколько Том готов для него. Холланд ощущает собственную узость, когда сжимает Джейка собой. Он чувствует его дразняще-жаркое дыхание на своем члене. Это слишком волнует. Потому что хочется двигать бедрами, скользя по языку, задевая глотку. Хочется быть намного ближе. Всё его естество пропитано влажным желанием. Быстрее. Сильнее. Хоть как-нибудь, лишь бы этот миг не заканчивался. – Давай, – шепчет Том, балансируя на грани. – Уверен? – Это бесчестно, – Том рывком садится и смотрит на Джейка с настойчивым недовольством. Нет, он не позволит отступить ему сейчас, и сердце радостно подпрыгивает, когда Том понимает, что Джейк и не пытается. – Ты же знаешь, как давно я этого хочу. Мне плевать, даже если ты меня насквозь продырявишь, я хочу тебя. Вот что ему делать, когда Джейк так на него смотрит? – И это мой лучший студент, – говорит Джейк, позволяя толкнуть себя на спину. Том старается устроиться удобнее, чтобы направить его член в себя. Ему нравится сидеть на Джейке так, в нескольких дюймах от его возбуждения, держать его в руке, интуитивно поглаживая, и быть таким же взволнованным от предвкушения в этот миг. – Ты даже не представляешь, насколько я хорош, – с нешуточной серьезностью отвечает Том, плавно опускаясь на член Джейка. Их руки переплетаются, и это так хорошо. В этом моменте всё хорошо: и их жаркое дыхание друг другу в губы, рваные поцелуи, граничащие с укусами, переплетенные пальцы, почти вросшие друг в друга. Двигаться слишком быстро не получается, но Том не останавливается ни на миг, и Джейк помогает ему. Каждое движение заставляет удовольствие множиться. Правильность момента перемешивается с упоительным наслаждением. Это так естественно и вместе с тем чудесно. «Держи меня крепче», – думает Том, и Джейк словно слышит его мысли, обвивает сильнее, делает ещё ближе, хотя это кажется невозможным — они и так бесконечно близки сейчас. Джейк больше, чем его преподаватель, потому что не оценивает его, просто мягко стонет в губы Тома, не сдерживаясь, не отгораживаясь. Для него это тоже правильно. И бесконечно хорошо. – Что ты со мной делаешь? – спрашивает Джейк, вдыхая запах его волос, и целует, не глядя, потому что не может не целовать. – То же, что и ты со мной, – автоматически отвечает Том. Не думает об ответе ни секунду, но это правда. Джейк сводит его с ума, превращает в безумца. Не потому что распирает изнутри своим членом, не потому что жадно и властно целует, собирая с кожи влагу, не потому что гладит его бока и спину, оставляя следы своих пальцев видимые и невидимые. Потому что он — это он, и Том не может чувствовать по-другому рядом с ним. Удовольствие превращается во вспышку, заставляет каждую клеточку тела взорваться. Том уже раскалывается, но всё ещё движется, быстро и резко, чтобы Джейк раскололся вместе с ним. Так хорошо чувствовать своим телом, как он приближает Джейка к финалу, как он играет на нем, словно на скрипке. Ни единого фальшивого звука, самая прекрасная мелодия. Невидимый зал хлопает стоя. Собственный стон оглушает, пока Холланд не осознает, что Джилленхол стонет так же громко, кончая в него. Ему всё ещё приятно чувствовать Джейка внутри, хотя тело уже тяжело обмякает, качается на волнах, как буек. В его руках так уютно. Быть с ним — значит быть полностью защищенным, потому что Джейк такой теплый и нежный. Такой честный. Полностью открытый с ним. – Теперь, когда ты знаешь, что упустил в прошлые выходные, ты чувствуешь себя большим дураком, – говорит Том, устало прижимаясь щекой к плечу Джейка. Тело всё ещё немного потряхивает. Он явно чуточку смущен из-за этого выпада, но не может сдержаться, и в этом весь Том. Джейк мягко смеется, взъерошивая его влажные волосы. Настоящее сокровище, бесценный клад. – Я и тогда чувствовал себя дураком, – честно отвечает Джейк, щекоча его кончиком носа. Том поднимает на него проницательный взгляд. – Я серьезно. Не идти на поводу у желания остаться с тобой было мучительно тяжело. А теперь я и вовсе не смогу, учитывая, что я отхватил крепкую десятку. – Будешь смеяться надо мной до конца жизни? – спрашивает Том с деланным недовольством и, вспыхнув, испуганно прикусывает губу. Он всегда выглядит таким трогательным, когда начинает анализировать свои слова и приходит к неверным выводам. – Смеяться не буду, – серьезно говорит Джейк, поглаживая его пылающую щеку. – Но до конца жизни могу устроить. Том расплывается в улыбке. Такой красивой, что всё вокруг меркнет. Невидимой черты больше нет — это нечто большее. То, что другие люди не поймут, даже если попытаются. Но Джейк просто влюблен в эту улыбку, в эти глаза, в этот голос. Джейк просто... – Я в тебя влюблен, – говорит он, чуть встряхивая Тома на себе, чтобы вновь увидеть его глаза. – Бесконечно. – Я в тебя больше влюблен, – немедленно отвечает Том. – Бесконечность в квадрате. Джейк тянется к его губам и тут же натыкается на поцелуй. Торопливый и нежный одновременно. Горячий язык больше не дразнит — просто ласкает. Бесхитростно. Мягко. Они переплетаются руками, снова вжимаются друг в друга. Перемешиваются, словно цвета, чтобы не разделиться обратно. Том его больше не отпустит, он сам — никогда не захочет уйти. Потому что это невозможно — оставить того, кого ты так сильно любишь.