В Эдеме невозможно выспаться

Чону сходит с ума от усталости. В его жизни вроде бы не происходит ничего нового, все те же назойливые соседи по общежитию, раздражающие коллеги, каждый день одно и то же. Он стойкий, он привык. Крошечная комнатка каждый вечер смыкает вокруг него стены, но он привык и к этому. Каждый вечер он засыпает, как только валится на узкую кровать. Встревоженный, умоляющий внутренний голос шепчет ему, что нужно бежать со всех ног. Без оглядки, игнорируя визгливый смех соседей по «Эдему». Не доверяя никому. Единственный более-менее адекватный сосед внимательно вглядывается в него. Они с Со Мунджо стоят на крыше, наблюдая за затухающим закатом. Мунджо понимает желание Чону вырваться отсюда. Они вообще хорошо друг друга понимают. Когда они чокаются жестяными банками, звук еле слышный, как если бы обе банки были пусты. Чону допивает выдохшееся пиво и уходит с крыши, как всегда пошатываясь от усталости. Чертова работа слишком его выматывает, но Чону держится. Так живут все. Он ничего не изменит. Внутренний голос срывается на крик, предупреждая его об опасности. В этой комнате нельзя, нельзя находиться. Уж лучше заночевать на улице, забиться в ближайшую подворотню. Припрятать на груди камень и бить любого, кто осмелится подойти. Глупости какие. Он просто слишком устал. Пора спать. Ему снится вязкая серость. Она наблюдает тысячей внимательных глаз. Каждое утро Чону не просыпается, а воскресает, с трудом продирая глаза. На губах — привкус чего-то затхлого. Ошметки сна быстро растворяются в памяти. Отдохнувшим Чону себя не чувствует. Он бы пошутил, что его травят. Но у Чону даже нет друзей, чтобы оценить несмешную шутку. Кому он, обычный парень, нужен, чтобы тратить на него усилия и воображаемый яд. Со Мунджо возится возле входной двери. На полу стоит сумка с инструментами. Чону в очередной раз задумывается: что талантливый и хорошо зарабатывающий стоматолог забыл в их неприметном доме? Со Мунджо оборачивается и широко улыбается. Его белые зубы блестят в тусклом зеленоватом свете лампы. — Ты слишком напряжен, дорогой, — с сочувствием хлопает он Чону по плечу. Давит на сведенные вечной судорогой мышцы, походя массирует. — Вредно держать все в себе. Чону окончательно просыпается, кажется, только в этот момент. Неловко кивает, благодарит и убегает на ненавистную работу, пока не увяз окончательно. Он не умеет принимать даже крупицы заботы. Бывший друг, нынешний начальник позаботился об этом. Чону бежит по узкому коридору и чувствует сотни направленных на него жгучих взглядов. На дурацкой работе ничего не меняется. Парадоксально, но ощущается это так, словно с каждым днем становится все хуже. Чону ненавидит недалеких, хамоватых коллег. Он с силой стискивает пальцы на степлере, чтобы случайно не опустить его на чью-нибудь голову. Несколько раз, пока череп не раскрошится в мелкую крошку, пока во все стороны не брызнут мозги вперемешку с кровью. Даже хорошо, что он устал настолько, что не способен воплотить злые мысли в жизнь. Не для того он проходил военную подготовку. Не думать о тех, кого он не смог защитить. Добраться до постели и наконец выспаться. На входе его тормозит хозяйка и тянет последние силы в себя. Чону подозревает, что она вампирит его энергию. Вот они поговорили, и она румяна и довольна собой. Чону же чувствует себя как ходячий труп. Никакая еда, которой она делится — с приятным пряным вкусом, этого не отнять — не справится с тем, как западают его щеки. Чону спотыкается взглядом о дверь в комнату 304. Было бы неплохо выбраться на крышу с Со Мунджо и вдохнуть хотя бы на четверть свежий воздух. В этих коридорах, в этих стенах Чону задыхается. Из-за двери не раздается ни звука. Да и зачем бы Мунджо ждать своего непутевого соседа. Он самый загадочный из всех его соседей. Чону обрушивается на кровать, не успев допить очередную банку пива. Во сне наконец-то приходит долгожданное разнообразие. Измученный мозг пытается вынырнуть из прерывистого беспокойного месива. Чону всю ночь разминают уставшие мышцы. Уверенные пальцы проходятся от шеи до копчика, обжигают прикосновениями, прощупывают каждый позвонок. Его легко переворачивают с живота на спину, как будто гигантский повар-людоед размышляет, каким боком лучше запечь свою жертву. Волна тепла окутывает торс. Во сне Чону вспоминает, что давно замерз. На крыше постоянно холодно. Из глубин сна поднимается волна визгливого, омерзительного хохота. Хозяйка, извращенец с ноутбуком, надоедливые близнецы смеются все громче. Раздается властный окрик, смех прекращается. Ласковые ладони возвращаются на место, разминают грудь и скользят ниже. Чону просыпается, содрогаясь от разрядки. Что ж, хотя бы во сне он может выплеснуть эмоции. Чону может поклясться, что пустые стены комнаты смотрят на него с издевкой. Даже после этого он все еще чувствует себя уставшим, но энергии хватает, чтобы огрызнуться, когда близнецы пытаются съязвить что-то по поводу его личной жизни. Сны начинают приходить каждую ночь, и теперь Чону их запоминает. Он осознает, что это всего лишь сны, и поэтому окончательно перестает высыпаться. Несколько раз машет в офисе рукой зеркалу, пытается позвонить с неработающего телефона, чуть не попадает под машину. Все чаще игнорирует звонки бывшей подружки. Начинает находить смысл в историях хозяйки общежития. Чону теряет контроль. Он обнаруживает себя на кухне, в окружении соседей. Они вместе над чем-то смеются, по столу раскиданы пустые банки. Чону чувствует улыбку на собственных губах. — А ты хорош! — одобрительно подмигивает ему Со Мунджо и склоняется ниже. Шепчет со знакомыми интонациями. — А теперь пора спать. Кровать, которая казалась такой неуютной в первые дни, манит к себе с магнетической силой. Чону послушно кивает. Он знает, чьи руки ему снятся. Со Мунджо завораживает его и тревожит. Чону окутывает томлением, как только он смыкает веки. Предвкушение — лучшее, что есть в его снах. В реальности его не ждет ничего хорошего, но здесь, во сне... Здесь может произойти что угодно. Он стоит на крыше, наблюдая за тем, как садится солнце. Дышит полной грудью, впервые с того момента, как оказался в проклятом доме. — Я готов протянуть тебе руку помощи, мой дорогой, — воздух за его спиной уплотняется и оборачивается Мунджо. — Только попроси. Чону пугает та готовность, с которой он кивает. Мунджо так быстро стал для него единственным человеком, которому можно доверять. Мунджо — самый страшный человек, которого он знает. Он игнорирует тихий голос, который напоминает, что Мунджо — один из местных, что он пугающе хорошо с ними ладит. Этот голос перебивает шепот самого Мунджо, такой громкий, словно тот лежит с ним на одной кровати, нашептывая прямо в сон. Мунджо льнет к нему, быстро оглаживает ладонями спину. Чону расслабляется, подставляясь под настойчивые прикосновения. Он одновременно в тесной комнатушке и на крыше, он спит и бодрствует, желая успокоения. Он хочет полностью отдать власть Мунджо и он же содрогается от ужаса, представляя, как тот пробирается к нему в закрытую комнату. Мунджо с удовольствием ловит эту дрожь. Его острые зубы впиваются в подбородок, он вгрызается с такой силой, будто хочет отожрать себе кусок Чону. Сожрать его полностью, как одно из лакомых блюд хозяйки. Тьма, прячущаяся во сне, помогает ему. Чону чувствует, как от него с треском отдирают куски плоти. Должно быть, сейчас он дергается на кровати, пытаясь скинуть с себя тяжелое тело. Мунджо улыбается восхитительной окровавленной улыбкой. Чону знает, что его мясо уже у него в желудке. Лежит, спокойное и умиротворенное. Было бы легче, заглоти его Мунджо одним движением. Мунджо облизывается и опускается на колени, готовый заглотить все, что ему предложит Чону. Во снах необязательно говорить вслух, чтобы тебя услышали. Чону понравилось бы такое на самом деле? Он запускает руки в густые волосы Мунджо. Тот улыбается еще шире, острозубо, так, как никогда бы не смог улыбнуться нормальный человек. Глаза светятся сумасшествием. Чону знает, что Мунджо — абсолютно, невозможно ненормальный. Там, в реальности их старого дома, однажды он убьет Чону. Возможно, прямо сейчас он с остальными жильцами пирует над телом Чону. Рассказывает им, как легко было втереться в доверие к наивному предсказуемому соседу. Каким глупым тот был. Как легко было наблюдать за ним все это время. Чону нашел просверленные дырки в стенах три дня назад. Помогли галлюцинации. Сначала он увидел пальцы, копошащиеся в стенах, и только после пощечины самому себе понял, что мираж растаял не до конца, оставив в стене искусно спрятанные отверстия. Крошечные глазки из комнаты 304 в комнату 303. Чону вбивается в глотку Мунджо, мечтая пробить ему череп насквозь. Мунджо принимает его полностью, безвольно болтается на члене. Мягкость обманчива как все, что есть в Мунджо. Даже его язык может быть ядовит. С него накапало столько лжи. Чону вжимается пахом в лицо Мунджо, чувствует вибрацию. Мунджо пытается что-то сказать, но слушать очередную ложь не хочется. Даже во сне он не бывает честным. Но Чону знает, о чем он думает. Громко, торжественно, радостно. Ты такой же как я. Присоединяйся к нам. Будет весело. Интересно, если накрыть его нос ладонью, задохнется ли он с членом Чону во рту. Как это будет чувствоваться. Должно быть, дрожь будет особенно сладкой. Они абсолютно одинаковые, но признавать это Чону отказывается. Его соблазнили, заставили. Опоили снотворным пополам с пивом, накормили аппетитным человеческим мясом. Сейчас это становится кристально ясным. Мунджо соскальзывает ниже, с обожанием вылизывает его член, одержимо смотрит снизу вверх. Смотри, дорогой мой, как нам может быть приятно вместе. Я так давно тебя искал. Нет никаких сил сопротивляться. Чону слишком устал. Во сне можно быть с собой честным. Он тянет Мунджо за волосы, делает еще несколько ритмичных движений и вытаскивает член, чтобы забрызгать спермой его красивое лицо. Человеку с таким лицом хочется доверять. Нужно добавить немного несовершенства. Чону сыто растирает белесые капли по щекам, по лживой улыбке. Ему хочется что-нибудь разрушить. Мунджо растворяется в воздухе. Он ждет Чону в реальности. Чону не хочет просыпаться.