Один

      Он один.       Да, вокруг него было много людей, у него было много друзей, которым он всегда был готов помочь и очень редко, в силу характера, просил помощь сам. Ему было с кем поговорить, ему было с кем потусить, просто побыть вместе.       Но он один.       Вторая половина его кровати не пустует уже год, у него есть любимый человек, которому он отдаёт всего себя, практически ничего не требуя взамен, но этот прекрасный человек не остаётся в долгу и тоже старается дать как можно больше. Они любят друг друга, они сч…       Но он один.       Он устал от этого гнетущего чувства одиночества, которое не покидает его уже пять лет. Что случилось пять лет назад? Он не помнит. Ему страшно одиноко, что он готов рвать кожу на себе, он прижимает любимого человека ближе, лишь бы почувствовать его где-то там. Внушить самому себе, что он уже давно не одинок. У него много настоящих друзей, любовь, родители.       А ещё у него есть зеркало и бесконечные монологи об усталости, об одиночестве. Маска с лица падает на пол, разбиваясь вдребезги, и миру открывается серое уставшее лицо несчастного одинокого человека. А ещё диктофон и бесконечные записи, которыми была забита вся память в телефоне. Для чего эти записи? Или… для кого? Может, в глубине души он всё ещё надеялся, что когда-нибудь найдёт человека которому сможет показать всё это?       Но у него есть любимый человек, с которым он чувствует нереальную связь. Говоря романтичным языком, они созданы друг для друга.       Но он блять одинок.       Он самый одинокий человек в этом блядском мире.       Антидепрессанты, трансквилизаторы, нейролептики — закрывали тревожность, печаль, тоску, но блять ничего не помогало ему от одиночества. Ничего.       — Ничего, — тихо повторил Анар, сидя рядом с зеркалом. Он сидел на полу в их гостиной рядом с зеркалом, обхватив руками колени. Кожу на щеках стянуло от засохших слёз, а он продолжал тихо бормотать, не смотря на лежащий поблизости телефон. Сколько можно? Когда это закончится? Почему ему так тяжело? Почему он один?       Палец коснулся сенсора и запись была выключена. Халилов вновь посмотрел на кнопку удаления — одно движение и все его мысли на протяжении всей этой бесконечности канут в небытие. Надо ли ему это? А зачем он вообще это записывает? Анар отвернулся, оттолкнув телефон подальше от себя и, крепче обняв свои колени, положил на них голову, смотря в занавешенное окно.       Тяжело. Тяжело и одиноко. Одиночество пожирает его. Оно его уже поглотило и теперь мучает-мучает-мучает.       — Ань.?       Анар вздрогнул всем телом и резко развернулся, с широкими глазами смотря на стоявшего у дверного косяка Женю. На нём длинное пальто, водолазка и штаны — на улице осень, а, судя по мокрым плечам, еще и дождь. Халилов начал быстро подниматься на ноги, пытаясь вытереть уже давно засохшие слёзы.       — Я-я не знал, что ты так рано вернёшься. Как поездка?       — Что происходит?       Анар медленно выпрямился и улыбнулся, но из-за его состояния, она вышла слегка нервной, и Халилов протер себе лицо руками, чтобы снова взглянуть на Женю, который подошёл к нему почти вплотную.       — Эй, — тихо сказал Шварц, ловя руки Халилова, — всё хорошо? — он зацепился взглядом за глаза, а потом за щёки Халилова. — Ты плакал? Что случилось? — он опустил голову, смотря на зеркало, а потом на лежавший в стороне телефон. Взгляд вернулся на человека рядом. — Тебя кто-то обидел?       — Нет, что ты, — сразу протараторил Анар, покачав головой. — Всё прекрасно, как всегда. Не загоняйся, ладно? Как твоя поездка, ты мне все-таки расскажешь?       Но тревога не уходила с лица Жени, он продолжал держать дрожащие руки Анара за запястья и смотреть на него, пытаясь прочитать что-то в тёмных глазах.       И он увидел. Увидел что-то очень страшно, что-то, что Анар похоже скрывал всё это время. Это была бесконечная боль. Боль и что-то ещё, слабо читаемое.       По смуглым щекам потекли слёзы.       — Солнышко… — тихо сказал Женя и притянул Анара к себе и тот в ту же секунду громко разрыдался, впиваясь пальцами в ткань пальто. — Чшшш, зайчик, что такое?       Но Халилов его не слышал, продолжая выливать то, что, кажется, всё это время лежало где-то в самой глубине. Он уткнулся Шварцу в плечо и уже нарушенную тишину разорвал громкий крик, слегка приглушаемый телом Жени. Тот почувствоал, что Анар чуть ли не висит на нём, и медленно опустился вместе с ним на пол, крепко прижимая бьющегося в истерике Халилова, — он не пытался ничего говорить это были только слёзы и крики. Женя чувствовал, как с каждым следующим всхлипом и вскриком его сердце разрывается в клочья.       — Родной, всё будет хорошо, — тихо говорил Женя, хотя прекрасно осозновал, что он вообще не понимает, с чем имеет дело. Но его любимый человек сейчас кричал в пустоту, потому что всё это время его душу что-то грызло и теперь это что-то пыталось выбраться.       «Почему ты мне ничего не рассказал, солнце?».