Я тоже его люблю

Вены резались сами, сами, сами. Настраивали струны гитары. Говорили про глаза за глаза, Вот только в моих что-то есть, а в ваших только пустота. *** События последнего года — полное сумасшествие даже для магического мира. Но впрочем, чему тут удивляться? Второй сын Бога, которого за глаза и в глаза прозвали Дьяволом, учась на шестом курсе в школе, после шумной пьянки по случаю наступившего Рождества переспал с пятикурсницей из Когтеврана, та забеременела и через три с небольшим месяца родила… и всё бы ничего, ну подумаешь — у всех же бывает, ведь так? И можно оставить за скобками тот факт, что после всех событий магический мир потряс грандиозный скандал, возмущённые родители атаковали бедного директора совами и громовещателями, вездесущая Рита Скитер написала с три десятка статей на тему раннего полового созревания у школьников, о том, чем вместо учёбы на самом деле заняты старшекурсники и сойдёт ли с рук «владыке Слизерина и всея Хогвартс», кем его прозвали за глаза влюблённые поклонницы, сей проступок (конечно же, сойдёт)? Разумеется, самому Люциферу было глубоко плевать на резко свалившуюся на голову славу и скандал, и вместо того, чтобы сидеть паинькой и замаливать папеньке грехи, архангел, казалось, ещё больше распалился. Ухмылка на его лице могла бы взбесить и самого Дьявола — каламбур, успеваемость снизилась до бесконечных Троллей, а любимой фразой одного из главных баламутов школы стала коронная: «я всё расскажу отцу». Больше всех, пожалуй, доставалось бедняге Михаилу, вынужденному ежедневно выслушивать нотации от учителей и получать гневные письма от самого отца о том, что тот не в состоянии повлиять на попутавшего все берега брата и поставить его на место! А значит, и сам ничуть не лучше Люцифера, чем Миша был ужасно огорчён и в отместку срывался на младших… Люциферу же действительно было всё ни по чём, хоть гори вся школа огнём. Главным парадоксом же стал тот факт, что родители «непутёвой» когтевранки и, между прочим, старосты факультета! , в скандале участия не принимали, не примчались стремглав разносить школу и горе-папашу на мелкие кусочки и забрали дочь только незадолго до родов — в Мунго. Неизвестно, вмешались ли высшие силы в лице Чака, желающего замять проступок сына и выгородить его перед родителями девчонки (на самом деле нет, совершенно не желающего), или же те просто пох… лютые пофигисты, но Люциферу за эту историю не было ровным счётом ни-че-го. Из школы его не отчислили, Чак вместо того, чтоб лишить наследства, посадить «этого раздолбая» под замок — что почти ежедневно требовал возмущённый Михаил, или даже банально наорать и отвесить воспитательных отеческих лещей — что сделал бы каждый уважающий себя родитель в ответ на такое поведение 16-летнего сынка, заявил, что не желает с ним разговаривать и пусть тот делает, что хочет, раз уже достаточно взрослый, чтобы вести половую жизнь и делать собственных детей, только не показывается ему на глаза. Михаил был в шоке, но не решался спорить с отцом, а Габриэль только ехидно хихикал, чем ещё больше злил старшего архангела и тот срывался уже на всех, тряся перед молодняком значком старосты школы… Вторым любопытным парадоксом стало то, что сын Люцифера родился не через девять месяцев после зачатия, как все дети, а всего через три с половиной. И теперь все высшие умы магического мира и Министерства, закрывая глаза на скандал и обстоятельства его появления на свет, стремились изучить данный феномен. Каков он — сын архангела и внук самого Бога? Парня назвали Джеком, которого всё лето изо всех сил прятали от глаз вездесущих журналюг и лично от жадной до сенсаций Риты, и третий парадокс заключался в том, что Джек родился… на вид совершенно взрослым, выглядя при этом даже старше обоих родителей. Конечно, под со всех сторон посыпавшуюся славу и сплетни и Руби попала тоже, которой теперь все дружно сочувствовали. А самой девушке становилось ещё более тошно, как если бы об измене уже бывшего парня не узнала разом вся общественность и можно было сделать вид, что всё хорошо и даже убедить себя в этом. Но как бы не так. Надо сказать, Люцифер, не будь дураком, ничего общего с матерью своего сына иметь категорически не желал, а уж тем более жениться и вовсе не торопился, роняя тапки… да и сама мисс Клайн не стремилась урвать себе одного из самых завидных женихов магического мира. По наблюдениям Руби, поначалу они стремились избегать друг друга любыми доступными способами, Люцифер не считал, что хоть чем-то обязан девчонке после лишь одного разового секса на пьяную лавочку, даже ради сына, Келли же попросту было неловко и обрушившейся на неё славы и сплетен из каждого утюга она, естественно, не хотела. И возможно, Руби бы даже проглотила и измену, и вопиющий скандал, её сопровождающий от самой вечеринки, когда по словам всё того же пронырливого Гейба — в дрова пьяному брату то ли на спор, то ли в отместку бедную девчонку попросту «подложили», а та и сама была порядком пьяна, чтобы осознавать, что она делает и чем это может обернуться, — и даже появление «взрослого» наследника и простила бы бывшего, наплевав на гордость, только вот теперь всё портил сам Джек. Чтоб ему неладно было. Разумеется, ни одна живая душа в здравом уме не допустила бы мысли, что Люцифер сможет стать хорошим отцом. Когда-то, будучи взрослым, адекватным и здоровым (на голову) человеком, создав семью с хорошей девушкой и далее по сценарию… чего вообще можно ожидать от сегодняшнего школьника, всю жизнь плевавшего на правила и гордо носящего корону просто по факту рождения от отца-Бога? Который задирал всех, и далеко не только слабых, повышая самооценку за счёт того, что ему попросту никто не сможет ответить без применения силы, в чём, конечно, с ним мог тягаться только Михаил… хамил учителям, а по высокомерности и надменности с ним к шестому курсу уже не мог тягаться даже Малфой. Но Люцифер смог удивить общественность — четвёртый парадокс. С первых дней появления Джека на свет, тот неожиданно потянулся к сыну, пусть даже старательно избегая при этом его мать. С сыном тем летом они проводили время по очереди. Келли не пыталась слёту учить его магии, заклинаниям и прочим премудростям волшебников, она стремилась показать сыну мир — природу, лес недалеко от их дома, учила читать и приучила к книгам, брала с собой на концерты и в филармонию, пару раз взяла с собой на спектакль вместе с родителями. Конечно, старших Клайнов смущало не только само появление внука в столь раннем возрасте дочери-школьницы — в конце концов любой скандал можно пережить, а Джек уже появился на свет и с этим придётся смириться и вообще… сколько то, что он на вид был взрослым, сформировавшимся молодым человеком, который рядом с ней даже на старшего брата не очень-то походил. Келли хихикала и шутила, что это даже хорошо, что Джек уже большой и «все стадии ада с воспитанием, бессонными ночами, режущимися зубками, коликами и другими радостями ей не нужно будет проходить». От того, кто являлся его кровным отцом, она всеми силами старалась абстрагироваться… Люцифер же, будучи далёким от всякого проявление сентиментальности и «прочих розовых соплей», учил сына драться, учил пользоваться своей силой — которая превосходила не только его собственные, а вполне могла сравниться с чаковой — хотя последний, на минутку, Бог, научил летать и не бояться высоты, учил контролировать себя и пользоваться магией. Лишь раз он позволил себе минуту слабости — когда они встретились спустя довольно долгое время, выпили и под воздействием красного полусладкого и поплывшего от алкоголя рассудка архангел признался, что понятия не имеет, какого это — быть отцом, сможет ли он стать для Джека хорошим отцом и воспитать в нём достойного наследника, когда ему самому лишь недавно стукнуло 17, и будет ли сыну с ним хорошо. — Руби, он потрясающий… — Слегка заплетающимся языком вещал уже порядком пьяный Люцифер, пытаясь сфокусировать на девушке взгляд. Выходило плохо. — Он совсем ещё ребёнок, он добрый, он совсем наивный, он задаёт глупые вопросы, — слабый смешок, — но стоит только ему посмотреть на меня своими большущими глазищами, как где-то вот здесь щемит… представляешь? — Он неловким движением наугад хлопает себя ладонью по груди, нащупывая сердце, и Руби думает, что это дурной знак. — Я никогда не испытывал ничего подобного… Руби, я буду его любить, клянусь. Девушка против воли переводит взгляд и смотрит прямо в глаза, стремясь унять дрожь и неприятное предчувствие, и не пытается скрыть потрясение — Люцифер смущён. И это выбивает из колеи сильнее, чем шальной бладжер с метлы незадачливых игроков. Этот самовлюблённый, заносчивый засранец априори не знает, что такое смущение, а уж про любовь от него ни одна живая душа не слышала — включая её саму, что она приняла скрепя сердце, ведь пока он был с ней, на других девчонок действительно не смотрел и с тем, что он вряд ли когда-то её полюбит по-настоящему, она успела примириться. А тут вдруг любовь к сыну? Вот тут-то всё и пошло по п… весне. Джек, с искренним восторгом слушавший обоих родителей, по детски наивно не понимал, почему они не могут проводить время все вместе. Келли, смущаясь и пытаясь подобрать правильные слова, говорила, что им с его отцом трудно находиться рядом и вообще друг с другом разговаривать, не потому что он плохой или она, а… в общем, потому что. Люцифер же слова не подбирал и заявлял прямым текстом: ему не нравится его мать и видеть он её не желает. И радоваться бы Руби, что соперница, которую таковой и язык не поворачивался назвать, устранена ещё на корню и общий ребёнок не повлияет на отношения этих двоих, которых в принципе-то никогда и не было. Но женское сердце чуяло беду и как всегда не ошиблось. Джек, заручившись поддержкой младшего Винчестера (умеют же эти придурки выбирать компанию!), с которым уже за лето умудрился сдружиться, по всей видимости вознамерился всеми способами «свести» родителей и теперь правдами и неправдами добивался совместных встреч с ними обоими. Люцифер поначалу скрипел зубами, ругался, пытался искать отговорки, но хитрый малой, тот самый наивный, милый ребёнок ростом почти с отца, которого они оба в нём видели, видимо, просёк, что ему отказывать сложно — а уж сердобольной Келли, познавшей счастье материнства в неполные 16, под воздействием гормонов и вовсе невозможно, и бессовестно этим пользовался, сталкивая родителей буквально лбами и радуясь заметно спустя время меняющемуся поведению обоих в присутствии друг друга. Люцифер теперь не огрызался на каждое её слово, презрительно кривя губы и закатывая глаза, а Келли не выходила из себя на каждое его язвительное замечание, попросту смирившись — его не переделать, по законам магического мира он уже совершеннолетний, взрослый человек, к тому же сын Бога и редкостная, зловредная задница. Толку на него нервы тратить и беситься? Но Джек был счастлив. А вот Руби — напротив. Когда начался учебный год, поменялось буквально всё и это было видно невооруженным взглядом. Ещё полгода назад старающиеся друг друга всеми силами избегать «молодые родители» теперь всё чаще проводили время вместе, а Джек, которому позволили учиться в Хогвартсе и торжественно распределили на Гриффиндор (чему несказанно был счастлив младший Винчестер, а вот старший, кажется, не очень), ходил за ними хвостом и забавлял окружающих и шушукающихся девчонок коронными фразочками самого Люцифера, стоило только на него косо посмотреть: «вы знаете, кто мой отец?!», «я всё скажу отцу». Мальчишка очаровывал большущими синими глазами — совсем как у Келли, миловидным личиком и отцовским обаянием, а ещё милой улыбкой, за которой — Михаил был уверен — также скрыто отцовское коварство и верить ей нельзя, но общественность, вдоволь посудачив и перемыв им косточки, как-то резко поверила. Джек нравился девчонкам и учителям, парни, зная крутой нрав его папаши, паренька тоже не трогали. Но Руби уже понимала — хорошим это не закончится. Хорошим для неё. И надежды всё вернуть и расположить Люцифера к себе снова таяли на глазах. И вот теперь все страхи подтвердились, ожив в один большой кошмар наяву… К сожалению, не передать словами. Вены вскрывали вы сами, сами, сами, сами… Целовал тебя я сухими губами. Они втроём и вечно ошивающийся рядом с Джеком Сэм стоят у небольшого столика с напитками, Келли в лёгком лавандовом платье до колен и парни безустанно о чём-то трещат, Люцифер, казалось, их совсем не слушает, стоя в сторонке и старательно делая вид, что он их не знает. (спойлер: выходит плохо). Но по саркастической ухмылке, появляющейся на его лице, когда говорила Клайн, и сменяющей её тёплой, почти нежной усмешке, когда отвечал Джек, Руби понимала, что он прекрасно слышит и более того — вслушивается в каждое слово. По хитрым ухмылкам парней также можно было сделать вывод, что те явно что-то задумали и под раздачу попадут, конечно же, упомянутые родители одного из них, пока совершенно не чуявшие подвоха. Когда заиграла медленная песня, половина старшекурсников ожидаемо расползлась по углам, а вторая, образовав парочки, столпилась на танцполе, тесно прижимаясь друг к другу и не обращая никакого внимания на прогуливающихся тут же учителей. Джек, уже не изображающий из себя святую невинность и не скрывая хитрую ухмылку — совсем как у отца, обнимает мать за плечи, возвышаясь над ней почти на голову и что-то шепчет на ухо, та ожидаемо хихикает, мило краснеет и машет на сына ладошкой, пытаясь высвободиться и слинять под шумок, но не тут-то было. Джек за плечи легонько подталкивает Келли за плечи прямо к Люциферу, который отчего-то не сделал ноги раньше и теперь стоял, задумчиво поглядывая на всю компанию, рассеянно вертя головой по сторонам… Келли, не удержавшись на высоких каблуках, почти падает на архангела (сынок не рассчитал силы, а может, как раз вполне рассчитал), утыкаясь ему носом в грудь и машинально хватаясь за его плечи — Люцифер также машинально ловит её за талию, пока глаза хитрого нефилима довольно светятся золотистым в полумраке зала… Архангел хмурится, с подозрением косится на сына через голову девушки, но та неожиданно набравшись смелости, тянет его за руку куда-то вглубь танцпола. А у кого-то под звуки душещипательной песенки для впечатлительных подростков рушится весь мир прямо на глазах. Больно. Её персональная смерть и наказание в блядском нежно-лавандовом платье, волнами струящимся по стройным ногам и тесно облегающим тонкую талию. Ничего лишнего — порядочная девочка из приличной семьи, отличница, умница и староста факультета. Нежная и хрупкая, взвалившая на худенькие плечи ответственность за жизнь другого существа, когда ей ещё не исполнилось и 16. Смелая и решительная, не побоявшаяся слухов и сплетен, наплевавшая на общественное мнение и подарившая сыну безграничную любовь и материнскую нежность, что ему были так нужны. Маленькая, наивная, глупая девчонка, которая перебрала лишнего и стала жертвой шутки его дружков, буквально подложивших примерную отличницу и старосту под их лидера. Маленькая, сильная женщина, сейчас прожигающая своими невероятными синими глазищами чью-то любовь всей жизни, обнимая его за плечи. Маленькая сучка, разрушившая её жизнь и разбившая сердце. Он смотрит отстранённо, привычно хмурясь и поджимая губы. Он красив — в чёрной атласной рубашке и джинсах он выглядит… как Бог. Он кажется холодным, но Руби хорошо знает, каким горячим и страстным он может быть. Он делает вид, что не смотрит на неё, но его руки непривычно мягко обнимают её талию, словно он всё ещё хочет показать, что ему наплевать, только выходит уже на порядок хуже, чем раньше. Необычайно ясно мелькнувшая в его глазах нежность, которую он тщательно скрывал даже от самого себя, режет больнее лезвия по венам. Вены резались сами, сами, сами… Эта нежность топит их обоих. И сердце щемит уже не от щенячьего взгляда сына. А у неё весь мир замирает. И в сердце впивается огромный, острый осколок… это нечестно. Откуда она вообще взялась? Почему? За что? Этот мальчишка не должен был увидеть свет, это из-за него все её беды. Это жестоко. Люцифер, почему? Почему она? Это не просто секс по пьяне. Она не просто мать его ребёнка. И не просто нелепая девчонка на курс младше. Она вообще уже не девчонка. А он ещё ни на кого не смотрел так нежно, даже на сына. Парни, уже не пряча хитрых ухмылок, хихикают, Джек щёлкает пальцами — совсем как отец, и глядя, как над родителями появляется венок омелы, нежно улыбается, взяв Сэма за руку. Маленький гадёныш. Это её персональная казнь — наблюдать, как человек, которого она любит больше самой себя, целует другую. Он никого так не целовал, он и не умел даже. Мягко, неторопливо, легко привлекая к себе за талию и зарываясь второй ладонью в длинные каштановые волосы. Девчонка прикрывает глаза и замирает на месте, не шелохнувшись. И пусть только попробует соврать, что не хотела этого — Руби лично ей свернёт шею за такую явную и неприкрытую ложь. Это нечестно. Это так по-блядски нечестно и жестоко. Алкоголь сладким ядом наполняет её вены, смешиваясь с кровью и обжигая горло, только увиденная картина жжёт гораздо сильнее. И остаётся не заданным вопрос потолку: почему? Они прошли бы мимо друг друга, если бы не та злосчастная вечеринка. Но судьба решила иначе и сломала её, жёстко швырнув о скалы и кидая вслед её же разбитое сердце. Джек. Почему так выходит? Одним всё — а ей ничего. Горстка пепла на ладони, когда догорает любовь, оставляя после себя щемящую пустоту… Мальчишка получил не только обоих родителей, искренне любящих его — ценный дар даже в наше время. Он обрёл семью, мать и отца, ещё даже не окончивших школу. Иронично. Глядя на то, как смиренно вздыхает Винчестер, несмело обнимая его за плечи и утыкаясь носом ему в шею, Руби думает, что это слишком жестокая шутка. Её смерть звали не Келли. Её смерть звали Джек.