***
Это не плакат. Это лист пергамента с «заметкой про нашего мальчика». Мальчика, который выжил! Гарри Поттера! А «заметка» — это письмо Петунии Дёзли от Альбуса Дамблдора. И я, судя по всему, в теле Гарри, которому сейчас год и три месяца. Я сошла с ума? Лежу в психушке? Ух… Ладно. Даже если я сошла с ума или брежу в коматозном состоянии, то это ещё не значит, что надо сложить лапки. Надо двигаться к цели. А какая у меня цель? Как обычно — чтобы у меня всё было и ничего мне за это не было. Только главное, чтобы не как в анекдоте про мужика и золотую рыбку — «… теперь у тебя всё было»! Вот и у меня — было, да сплыло. Значит, надо как минимум повторить! Даже если это сон или бред сумасшедшей. Тем более во сне у меня точно могут быть дети, что в реальности стало невозможным после автомобильной аварии и перенесенных операций... Но я не хочу быть мальчиком! Хочу быть полноценной женщиной, рожать мальчиков и девочек, воспитывать... Стоп! Не о том сейчас думаю. Так! Напряжем свою память. Что я помню про Гарри Поттера из книг и фильмов? Все семь книг я прочитала давно и в оригинале — проходила стажировку в Британии и скрашивала себе вечера чтением англоязычных художественных книг. Мне тогда было двадцать шесть лет, а сейчас — тридцать пять. Было тридцать пять! Несколько лет назад решила перечитать сказку, но в русском переводе. Осилила только первую книгу и бросила это дело. Фильмы же смотрела не все и краем глаза — во время готовки на кухне или отдыхая в ординаторской. Помню, что Дамблдор и в книгах, и в фильмах для меня выглядел не добрым дедушкой волшебником, а интриганом и манипулятором, причём совсем не гениальным. Он ничего хорошего для Гарри не сделал. Для достижения каких-то своих целей — да, сделал, а для младшего Поттера — нет. Оставил, гад, крошечного ребёнка одного холодной ночью на улице. Потом Гарри жил в чулане под лестницей в голоде и обносках. Во лбу у Гарри сидел кусок души Волдеморта… Стоп! Мне только этого ещё не хватало. Или у меня его нет? Хрен его знает, что произошло здесь. Однако в книгах, по-моему, Дамблдор с самого начала знал, что в Гарри остался какой-то «подарок» от Волдеморта, но, возможно, не знал, что с этим делать. Не исключено, что его бы и смерть Поттера вместе с «подарком» устроила. А ребёнка подкинул Дёзли для того, чтобы в случае возникновения проблем никто в магическом мире об этом сразу не узнал. В общем, о знаниях и планах Дамблдора точно ничего не известно. Но ясно, что лучше свою маленькую попу утащить подальше от Дёзли и Дамблдора. А как это сделать? Сбежать ото всех и выжить в возрасте год и три месяца — задача нетривиальная. Поправка — только от Дамблдора сбежать. Но старик мог на меня магические метки повесить или кровь для поиска взял. Дёзли же обо мне не знают — меня перед дверью нет, а на письме я сижу. Кстати, что делать с письмом и тряпками-одеялами? Нет, обратно я не пойду. Боязно. Вдруг там чары какие-нибудь нехорошие? Или же Дёзли проснутся… Письмо можно, вон, до мусорных баков на другой стороне дороги дотащить, но я не достану до верха. Хотя… Баки стоят в нише, обнесенной сетчатым забором с каменным основанием. А вот с этого основания, наверное, дотянусь…***
Ручки у меня, оказывается, сильные. И тело не такое уж слабое и непослушное. Возможно, это магия, или я с телом сроднилась. В общем, умудрилась пергамент в несколько слоёв свернуть, запихнуть его под рубашку пижамы, а её после заправила в штаны. Добралась до забора, вскарабкалась на каменное основание возле крайнего бака. Крышку сдвинуть удалось только двумя руками — чуть не грохнулась с забора. Далее, как обезьянка, одной рукой держалась за сетку, а другой доставала и выбрасывала письмо. Фух. Это было тяжело. Слезать не стала, а полезла выше. Зачем? А затем, что за забором стояло несколько тентованных грузовиков, в которые можно забраться и хоть от холодного ветра укрыться.***
Что-то мне совсем нехорошо. Всё тело болит, глаза с трудом открываются. А вокруг слышатся несколько голосов. Речь не очень понятная. Английский я знаю хорошо, но он для меня не родной, а тут носители языка что-то эмоционально обсуждают. Ладно. Пока глаза не стала открывать. Замерла и слушала. Одновременно вспоминая ночные приключения. В общем, я героиня! В конце я забралась в кузов, который раз посетовала на отсутствие родного и любимого тела, закопалась в какие-то тряпки и… заснула. Всё. Я до сих пор в машине? Или где? Слушаем… — … у ребёнка сильное обезвоживание и истощение организма. Требуется… (не разобрала) и продолжить лечение. Когда она придет в сознание, сообщите сначала мне, а не полицейским, которые дежурят у палаты… (не разобрала) …у девочки может быть серьёзная психологическая травма. Без заключения психолога… (не разобрала) …опрашивать… (или допрашивать?) …нельзя. Что-то я туплю. Кажется, я в больнице. Меня охраняют (как кого?) английские полицейские. Не авроры. Значит, я у нормальных людей, а не у волшебников. Это хорошо. А вот почему меня называют девочкой и к тому же хотят опросить годовалого ребёнка. Возможно, это не про меня. Может, я не одна в палате? Или снова куда-то попала… Ладно, пока не ушёл врач, начинаем шевелиться, стонать и глазки открывать.***
Я никуда снова не попала. Всё там же. Но уже в городе Бристоле. В больнице. Лежу здесь уже вторую неделю. Поступила второго ноября тысяча девятьсот восемьдесят первого года, без сознания, с сильным истощением и обезвоживанием организма. Нашел меня водитель в кузове автомобиля при разгрузке — лежала голышом среди развороченных тюков с овечьей шерстью. Я каким-то образом вернула свой пол («Это магия, Гарри!»), но не возраст. Сейчас мне, по мнению врачей, лет пятнадцать или шестнадцать, что уже намного лучше одного годика! Полицейские пытались выяснить, каким образом я оказалась в кузове автомобиля, как меня зовут и откуда я, куда делись из грузовика несколько тюков с шерстью, ящик с консервами и прочее. На все вопросы отвечала, что не знаю и ничего не помню. Амнезия у меня. С речью тоже не всё в порядке — запинаюсь, заикаюсь, делаю длинные паузы. А что? Не хватало ещё, чтобы они поняли, что я не англичанка. А то депортируют куда-нибудь. Нам такое не надо. Хорошо, что по возрасту я ещё ребенок. Если в ближайшее время не найдут моих родственников или опекунов, то пристроят в фостерную семью. Розыск по мне полицейские ведут активно — фотографии сделали, отпечатки пальцев и кровь взяли. Кстати, говорят, в машине нашли клочки ткани со следами крови, анализ которой показал, что она не моя. На мне же нет не то что царапин и ран, а даже шрамы отсутствуют. Вот эти две новости меня очень сильно порадовали. Если «знаменитый» шрам отсутствует, то, возможно, и с Волдемортом я никак не связана. Изменение же крови в добавок к другому полу и возрасту вселяет надежду на то, что по крови Гарри какие-нибудь «поисковые механизмы» меня не найдут. И если и найдут, то воспримут как близкую родственницу Гарри Поттера. Радует, что официальные «органы волшебного правопорядка» на горизонте не появились либо же напрямую со мной не контактировали. Кому я нужна? Опять же, у них сейчас должно быть очень весело — аресты, суды, передел власти и собственности. В таком бардаке едва ли обратят пристальное внимание на детские магические выбросы и мелкие происшествия не на своей территории. Симулировать же практически не пришлось — наряду с обезвоживанием и истощением выявили серьёзное «нарушение рефлекторно-двигательной функции нервной системы». Вначале я сильно напряглась, что ничем толком не могу пошевелить. Удивительно, как это я в годовалом теле сразу сподобилась погеройствовать? Состояние аффекта плюс магия? Наверное. В обновленной тушке так же легко ничего функционировать не захотело. Вопрос с моей магией остаётся открытым. Я превратилась в девочку, скорее всего, за счет магического выброса, воплотив свое желание снова стать взрослой женщиной. Или это метаморфизм был, благодаря которому тело максимально подстроилось под вселившуюся душу? Могу я себя менять дальше и в каких пределах? Неизвестно. Кстати, на себя прежнюю я не похожа. Теперь я жгучая брюнетка с зелёными глазищами на худющем изможденном личике. А прежде была шатенкой с карими глазами. Мечты покраситься в черный цвет у меня не было, да и цвет глаз меня полностью устраивал. Следовательно, новая внешность — это не моё желание, а типа «генетика тела». Почему тело вышло таким истощённым и обезвоженным? Видимо, не хватило «строительных» материалов. Недаром же шерсть, консервы и что-то там ещё из кузова исчезли. Или их кто-то спёр под шумок? Я же поняла, что с магией шутки плохи. Я, будучи результатом неких магических воздействий, нахожусь сейчас не в лучшем состоянии, а просто же перед сном истово пожелала очнуться в прежнем теле, но здоровом или... А что «или»? Я не помню. В общем, с желаниями надо быть поаккуратней. Вдруг снова будет какой-нибудь магический выброс или что-то другое? В настоящей момент я радуюсь отсутствию явных проявлений моей магии. Лучше бы их и не было до выписки меня из больницы и передачи в фостерную семью.***
Два! Два месяца «лечений-мучений» и внимания полиции, социальных и миграционных служб. Два месяца играть роль частично потерявшей память девочки перед профессиональными медиками, включая психологов и психиатров — это даже для меня сильно. Помог характер и богатый жизненный опыт, включающий актёрские навыки и знание медицины. Лицедейству обучалась с детства по жизненной необходимости. Началось всё с нешуточной обеспокоенности моих родителей тем, что их чадо растёт слишком спокойным и очень редко проявляет эмоции. И начались походы по различным врачам с предположениями о родовой травме, умственной отсталости и «психическом недоразвитии». Заключения врачей о том, что патологии не выявлено, и объяснения, что с интеллектом и психикой у меня всё нормально, а сдержанное проявление эмоций даже на сильные раздражители — это такой характер, моих эмоциональных родителей останавливали, но не надолго. Однажды очередной психоневролог или психиатр постановил, что я только выгляжу умственно и психически здоровой девочкой с «железными нервами», а на самом деле я — новое воплощение Будды. А так как буддизм ничто, а дзен-буддизм всё, то жизнь — это страдание и боль. Следовательно, мне для проявления эмоций требуется много страданий и боли. И, видимо, для подтверждения своей «гениальной» теории, с силой ущипнул меня за ногу. Реакция последовала незамедлительно — доктор был покусан и расцарапан мной, а следом бит взбешённым отцом. Мама же в это время удерживала медсестру. Никто из прибежавших на крики врачей и медсестёр не получил от отца по лицу только потому, что я висела на нём и с убедительными нотками в голосе доказывала, что «дядю доктора заразили психи и теперь его надо лечить уколами, а мне надо срочно полечить синяк на ноге». Скандал был знатный. Но отца даже не арестовали — медсестра все честно рассказала своему руководству и вызванным милиционерам. Не прекращающего же вещать о дзен-буддизме доктора передали коллегам из психиатрической больницы, куда он и отбыл, спелёнутый по рукам и ногам. После этого случая отец постановил, что у меня «всё хорошо с эмоциями, но другим надо очень сильно постараться, чтобы их увидеть». Так и было. На смешной анекдот — максимум дрогнут уголки рта и мимолетно прищурятся глаза, а первая реакция на растерзанный труп котёнка — короткий вдох носом и слегка дёрнувшиеся веки. Ещё же папа шутливо предполагал, что в прошлой жизни я была змеёй, поэтому не привыкла мимикой и жестами выражать эмоции. На подобные шутки потом отвечала исключительно шипением. Однако мнение и отношение родственников никак не влияло на возникновение серьезных трудностей при общении с другими детьми и взрослыми. Частично проблему с общением родители решили, отдав меня в детскую театральную студию и на танцы, где я не только научилась показывать различные эмоции, но и нормально вошла в определенный круг детей. В студенческие же годы я уже активно участвовала в работе молодежного театра и посещала различные курсы актёрского мастерства. Так что, если требовалось, я могла с легкостью усилить проявление своих эмоций или вообще скрыть их и относительно достоверно отыграть определенную роль. Однако профессию выбрала, не связанную с лицедейством. В моём новом, но больном теле актёрский опыт в полной мере использовать не получилось, а вот не изменившийся характер вкупе со знанием медицины серьёзно помогли.***
Всё! Меня выпускают четвёртого января тысяча девятьсот восемьдесят второго года! Точнее, выписывают из больницы, где меня два месяца лечили в четырёх отделениях и практически вылечили всё, кроме амнезии. Далее я направляюсь в социально-реабилитационный центр. Фостер-семья мне, оказывается, пока не светит. Хорошо ещё, что не определили в какую-нибудь «психушку».***
Четыре! Четыре месяца «реабилитаций-обучений» и подбор фостер-семьи! Со мной занимались психологи, логопеды, физиологи и педагоги. Я их порадовала своими успехами, кроме полного восстановления памяти. Набрала вес и подросла, говорить и писать стала нормально, хожу и бегаю без проблем, агрессии или депрессии не проявляю. В меру общительна и любопытна. Показала немного расширенные знания в математике, литературе и естествознании. Расширенные они, конечно, для обычной британской девочки пятнадцати лет. Педагоги же, учитывая скорость освоения мною новых знаний, всё списали на увлечения и дополнительное обучение. В общем, хорошая, образованная и умная девочка, которую теперь можно пристроить в подобранную фостер-семью, где отец семейства школьный учитель математики, а мать — домохозяйка с медицинским образованием. Пятидесятилетний отец семейства с «редкой» фамилией Смит два месяца занимался со мной в центре математикой, даже не намекнув на то, что планирует взять в семью. Когда же под присмотром психолога состоялась встреча с ним и его женой в качестве предлагаемых временных опекунов, я согласилась практически сразу. Во-первых, Роберт мне и до этого нравился как человек и специалист, а Саманта произвела впечатление вполне адекватной дамы. Во-вторых, очереди из желающих временно взять на воспитание и реабилитацию подростка как-то и не видно. И в-третьих, со Смитами сейчас живёт только одна воспитанница четырнадцати лет, которую они сразу взяли на первую встречу со мной. Девочка с именем Мэри и фамилией Фокс выглядела вполне довольной жизнью, с порога сообщив, что у меня будет собственная комната, и она, Мэри, готова составить мне компанию в походе в магазин за нашей новой одеждой. Забавная такая.***
Всё! Утром второго мая тысяча девятьсот восемьдесят второго года Сандра Джонс, родившаяся первого июня тысяча девятьсот шестьдесят шестого, переступила порог дома семьи Смит. Да! У меня появилось официальное имя с соответствующими документами. Имя и фамилия — это моё творение, а дата рождения — социальных служб. Всё моё творчество состояло в «переводе» на английский настоящего имени — Александра Александровна Иванова. Конечно, фамилия Эванс была бы намного ближе к Ивановой, но… Кстати, такое вот совпадение: Лили и Петуния — Эвансы, а я — Иванова. Фамилия Эванс происходит от имени Эван, которое в свою очередь является, как и русское имя Иван, одной из форм древнееврейского имени Йоханан или, в церковном варианте, Иоанн. Неужели не совпадение? Могла ли случайно душа с родственной фамилий попасть в тело Гарри по матери Эванса? И почему я вообще попала из две тысячи двадцатого года в тысяча девятьсот восемьдесят первый, когда меня ещё и в планах не было? Это прошлое моего мира или параллельная реальность? Может быть, Лили действительно накрутила что-то с защитой ребёнка? И мою душу по ошибке притянуло после убийства Авадой Гарри? А планировалось вернуть его? А что? Мальчик-который-воскрес магически реальнее Мальчика-который-выжил-отразив-лбом-неотразимое-проклятие. Возможно, что и кто-то другой виноват в моём «попадалове». Например, Волдеморт ошибся с целенаправленным созданием из Гарри хоркрукса или Дамблдор случайно поспособствовал моему вселению. А если бы я реально лишилась всей памяти? То, наверное, так и выросла бы, считая себя мальчиком Гарри Поттером. Вопросов у меня, конечно, ещё вагон и маленькая тележка, но на большинство из них будет сложно получить ответы без контактов с магическим миром, с которым хотелось бы совсем избежать знакомства в своей новой жизни. Однако врага надо знать в лицо, чтобы понять, как минимум, чего опасаться и как защищаться.