***
Раннее утро, может только-только стукнуло шесть часов. На горизонте появлялось солнце, лучи которого будили диких животных, птиц, насекомых. Погода была очень тёплой для этого времени года, чем наслаждались все лесные жители и люди, что в такую рань встают на работу. В особняке Вонголы почти все спали, кроме некоторой прислуги, что занималась уборкой с утра пораньше, чтобы позже не мешать хозяевам своей беготней. Все Хранители же находились на грани полудремы, вставать совершенно не хотелось, но надо: сегодня же такой важный день! Окончательно проснуться мужчинам помог куфуфукающий смех, который эхом раздался по всему большому особняку, заглядывая в каждую комнату, кроме одной. Той, где сладко посапывал Дечимо Вонгола, прижимая к себе экс-Аркобалено Солнца. Хранители быстро подскочили с кроватей почти одновременно, приняли контрастный душ, надели свои лучшие костюмы и выбежали из комнат. Они совершенно не удивились тому, что на пороге в столовую столкнулись со всеми остальными: каждое утро тринадцатого октября начиналось именно так. — Ку-фу-фу, утречка, — из тумана вышел Мукуро, встречая всех остальных Хранителей. Те бросили на него злые взгляды. — Когда ты уже перестанешь нас так будить? Слышать твой смех с утра не самое лучшее начало дня, — прошипел Хаято не хуже змеи. — Оя-оя, Хаято-кун, вы же без меня продолжали бы в кроватках лежать и видеть десятые сны, — и, немного подумав, добавил. — А ещё ты так мило спишь! — Я из тебя сейчас ананасовый сок выжму, скотина! От начинающейся драки спас Такеши, как всегда широко улыбаясь: — Ладно вам, ребята! У нас ещё много дел с утра, а от ваших криков Тсуна проснётся. Не удивительным было то, что такой аргумент подействовал на всех: никто не хотел портить такой хороший день. Поэтому дружно Хранители вошли в столовую, где уже носилась прислуга, расставляя на столе сервиз. По комнате важно расхаживала Хару, что-то упорно выискивая на листе бумаги, что был у неё в руках. Похоже, это меню на сегодня. Заметив зашедших мужчин женщина сразу приободрилась и побежала приветствовать их с широкой улыбкой на лице. — Доброе утро! — голос у Хару был очень звонкий. Такой, каким они его помнят, когда ещё были школьниками. — Доброе, — в разнобой ответили Хранители, явно радуясь такому началу дня: все девушки в особняке были очень красивыми и добрыми. От их ласковой улыбки по сердцам взрослых мужчин разливалось тепло, а от нежного взгляда они впадали в ностальгию, когда были ещё детьми, попадающими в разные опасные ситуации… Наверное, те времена для них были самыми счастливыми. — Доброе! — расплылся в улыбке Гокудера слегка краснея — сегодня Хару по-особенному красива, — игнорируя язвительный куфуфукающий смех на фоне — привык уже к этому раздражающему ананасу. Так привык, что более не смог бы спокойно жить без него, но конечно Хаято никогда этого не признает. — Можете помочь на кухне немного? Девочки решили сами приготовить пару блюд, но немного не справляются… — легко чмокнув Гокудеру в щёку, смущённо произнесла Хару со смешинкой в глазах наблюдая, как Рёхей и Такеши подорвались с мест, убегая на кухню: все знали, что оставлять женщин Вонголы один на один с кухонной утварью опасно. Готовили они конечно очень вкусно, но повара потом плакали кровавыми слезами, смотря на бедные кастрюли и сковородки, от которых осталось одно название. — А нам что делать? — весело спросил Ламбо, выглядящий в оставшейся компании самым энергичным. Хару тепло улыбнулась — её любовь к детям не прошла со временем, поэтому по уехавшей на обучение в Китай И-Пин на пару с Фуутой она скучала больше остальных. — Вы можете помочь украсить комнату! Не успел Ламбо ответить, как под свой фирменный смех Мукуро из ниоткуда достал посох — украсить комнату можно простой иллюзией и не тратить время. От исполнения задуманного его остановило тонфа, больно ударившее в бок, хозяин которого зло на него смотрел. Между двумя мужчинами завязался диалог без слов, понятный только им. И, судя по растроенной физиономии иллюзиониста, победил Хибари, довольно скалясь. На подобное остальные присутствующие не обратили никакого внимания, так как такие гляделки происходили регулярно — удивляться уже сил не было. — Так! — принялась командовать Хару. — Давайте начнём этот прекрасный день!***
Комната Дечимо Вонголы — непреступное место, куда даже Хранители заходили только в крайних случаях. Хотя, смысла идти туда и не было: чаще всего Тсунаёши находился в своём кабинете, а иногда из-за огромного количества работы мужчина мог уснуть прямо за столом. В такие дни кто-то из Хранителей старался приходить проведать своё Небо и если что накрыть его одеялом, чтобы холодно не было. Хотя, чаще всего они не успевали, так как Реборн всегда старался находиться рядом со своим мужчиной. Сейчас как раз именно Реборн проснулся первым, как всегда понимая, что со спины его прижимают к себе, а в затылке чувствуется чужое горячее и спокойное дыхание. Он всегда просыпался первым, так как следил за своим режимом сна, а вот Савада из-за постоянного недосыпа мог пролежать в кровати до обеда, если его не разбудить. Сейчас именно этим и хотел заняться мужчина. Реборн осторожно перевернулся на другой бок, чувствуя дыхание уже не в затылке, а во лбу. Лицо Савады во сне было таким умиротворенным, даже не верится, что этот человек сначала раздаёт приказы на зачистку неугодной семьи, а потом мило морщит моську во сне, будто съел что-то невкусное. Понимание, что таким Тсунаёши видит только Реборн, тешило его самолюбие… И может слегка радовало. Совсем немного. — Подъём, Никчёмный Тсуна! — толкнул мужчину экс-Аркобалено, удобно устраиваясь на чужих бёдрах и довольно развалившись на мирно спящем теле, словно кот. — М-м-м… — спящий до этого мужчина поморщился и слегка поёрзал, чувствуя непривычную тяжесть, но, получив едва ощутимый тык в грудь, расплылся в счастливой улыбке и открыл глаза. Послышался сонный и хриплый голос. — Доброе утро, mio amore. — И сколько раз я говорил тебе так меня не называть? — скорее со смешинкой, нежели с упрёком спросил Реборн, улыбаясь в ласковый поцелуй, в который его втянули. Медленные и нежные касания губ, переплетенные пальцы, подрагивающие от удовольствия ресницы… Идеальное утро по мнению двух мужчин, что никак не могли оторваться от сладких губ друг друга. — Я сбился на сорок девятом, — хихикнул Савада, разрывая поцелуй, опять чувствуя, как его тыкают. На этот раз в бок. — Гадёныш. — Я знаю. На этой фразе Реборн вернулся в сидячие положение и потянулся, всё ещё сидя на чужих бёдрах. Тсунаёши не мог оторвать взгляд от сексуально прогибающейся спины, что немного подрагивала от напряжения. Чёрные глаза насмешливо смотрели на него, будто зная, о чём он сейчас думает. О чём-то явно не невинном, судя по языку, который прошёлся по губам. — Озабоченный Тсуна, вечером, — предупредил Реборн заранее, чувствуя как чужие руки уже тянутся к упругим ягодицам, а в задницу что-то упорно упирается. — Тогда лучше слезь, — Дечимо улыбнулся, послушно убирая руки — он знал, что ему не дадут сделать задуманное, так как, во-первых, Реборн не любитель утреннего секса, а во-вторых, внизу их уже ждут. Экс-Аркобалено первым ушёл в душ, пока Тсунаёши приготавливал им двоим одежду и заправлял кровать. Конечно, он мог оставить это на Лауру — личную служанку (которая была в его комнате похоже чаще него самого), — но привычка убирать за собой осталась со времён жительства в родительском доме. После Реборна в душ ушёл Дечимо, взбодрившись от горячей воды, так как забыл, что экс-Аркобалено предпочитает не мыться, а вариться по утрам. Видимо зашипел Савада слишком громко, ибо в комнате послышался задорный смех. Тсунаёши с эстетическим удовольствием наблюдал за длинными пальцами, что завязывали его галстук — не часто Реборн проявлял свою заботу в таком виде, поэтому каждый подобный момент Савада старался запечатлеть в памяти. Ужасно красиво. Просто смотреть на такого красивого мужчину, как Реборн, уже приносило не малое удовольствие. Аристократические черты лица, оливковая кожа, чёрные волосы, которые могут казаться колючими со стороны, но, прикоснувшись, можно просто растаять от их мягкости и приятного запаха. И тело… Стройное, в котором таится огромная сила и опыт. Хочется прикоснуться, провести ладонями, целуя каждый участок. Сделать так, чтобы оно извивалось от наслаждения. Не удивительно, что киллер пользуется популярностью у женщин и мужчин, что совершенно точно раздражает Тсунаёши. — Пошли, пока твои Хранители не разнесли нам столовую, — сказал Реборн, вырывая Саваду из мыслей о прекрасном вечере и чуть хлопнув его по груди, приглаживая рубашку. Тсуна не удержался: он схватил экс-Аркобалено за руку, притягивая к себе рывком. Сам мужчина даже удивился такому напору Неба, но быстро расслабился в чужих руках, понимая, что ничего плохого он не сделает. — Я люблю тебя, — потираясь носом о щеку произнёс Тсунаёши причину задержки и в ответ получил только тяжёлый вздох, но из рук не вырвались, даже наоборот, прижались сильнее. Мазолистая от постоянной стрельбы ладонь зарылась в растрёпанные каштановые волосы, массируя пальцами затылок. — Я знаю, — хохотнул Реборн, прикрывая глаза, когда его поцеловали в переносицу. — А теперь пошли, Глупый Тсуна. — Мог хотя бы ответить, что тоже меня любишь. — Как будто ты без меня этого не знаешь. Дальнейший разговор, пока мужчины спускались по лестнице, был о совершенно обыденных вещах. В основном беседа шла о работе: сегодня Тсунаёши не садится за бумаги и проводит весь день с семьёй, так как первое время Хранителей очень обижало то, что после праздника вместо отдыха их Небо шло в кабинет. Поэтому они в буквальном смысле устроили «бунт», в ходе которого злой из-за лишнего шума Кея чуть не сломал бедному Тсуне руку. Похоже, это очень на него подействовало, так как теперь он панически боялся стопок документов в этот день. Будто это они, а не Облако, чуть не лишили Дечимо конечности. Из столовой не доносилось и звука, из-за чего в голове Тсунаёши промелькнула мысль: вот бы его любимая семья всегда была такой тихой. И только мужчины открыли дверь, как хлопнули хлопушки и со всех сторон как в один голос послышались слова: — С Днём рождения! Мужчины не смогли сдержать улыбок.***
День проходил весело, даже очень. Хибари снова носился по всей комнате за Мукуро, который никак не мог сдержаться от язвительных комментариев, пока уклонялся от ударов, ещё сильнее зля этим и так разъярённое Облако. Ламбо пытался попробовать всю еду, что была на столе, иногда воруя из чужих тарелок. Тсунаёши очень многозначительно посмотрел на Реборна, когда шаловливая ручка Грозы дошла и до его порции, на что киллер только усмехнулся, вилкой насаживая мясо из тарелки всё того же Тсунаёши и сразу отправляя сочный кусочек себе в рот. Савада еле сдержал себя от нервного смешка. Гокудера разговаривал с Ямамото, если их беседу вообще можно назвать обычным разговором. И всё было более менее прилично, пока на всю столовую не прозвучало грозное и такое привычное «бейсбольная башка». Такеши смеялся, пока Рёхей держал злого Хаято под руку, чтобы тот не набросился на спокойного Дождя с кулаками. Такая картина заставила Тсуну улыбнуться и тут же вскочить с места, когда Ураган всё же вырвался из сильных рук Сасагавы, зло шагая в сторону Ямамото. Время идёт, а они не меняются. Девушки общались где-то в сторонке, обсуждая свои женские темы и иногда хитро поглядывая в сторону Тсунаёши и Реборна. Все члены семьи знали, что в этот день эти двое всегда идут спать куда раньше обычного. Сначала это казалось чем-то странным, но потом все поняли, чем мужчины занимаются в своей комнате. Кстати, первым эту мысль, что удивительно, озвучил Ламбо. И всем показалось, что это один из самых логичных вариантов. Тсунаёши продолжил бы веселиться, пытаясь успокоить своего Хранителя Урагана, если бы к нему не подошла Киоко, попросив ненадолго выйти и поговорить. Он чувствовал обеспокоенные взгляды Ямамото и Реборна, которые впились в его спину, но продолжал идти за девушкой. Давно они не разговаривали наедине: Киоко занималась особняком, помогая Дворецкому, а Тсунаёши работал в кабинете. Если они и разговаривали, то обычно о каких-то делах в доме, либо о других членах семьи. Кто знает, о чём сейчас хочет поговорить девушка. Они вышли на веранду, скрываясь от чужих глаз. Киоко уходила в глубь сада, будто пытаясь скрыться от всего мира, было видно что она нервничает. Тсунаёши первым нарушил тишину, уже волнуясь, что всё идёт не так как надо. — О чём ты хотела поговорить, Киоко? — они уже давно привыкли не использовать японские суффиксы, хоть первое время всем было непривычно. — Ой, прости… Я тебя не сильно отвлекаю? — и тут же осеклась, понимая, что задать этот вопрос нужно было когда она только-только позвала Тсунаёши на разговор, а не когда они уже ушли далеко в сад. — Прости. — Не волнуйся, всё хорошо, — мужчина успокаивающе улыбнулся. Так, как он умеет, буквально светясь спокойствием и пониманием. Киоко не сдержала ответную улыбку. — На самом деле, мне Ламбо недавно проговорился, что ты был в меня влюблён, — вздохнула девушка, отводя глаза, будто ей стыдно это говорить. Хотя почему будто? Тсунаёши искренне удивился. Среди Хранителей было негласное табу: не разговаривать с Киоко на тему подростковой влюблённости Савады, так как она и вправду о ней не знала. Видимо, пока прямо об этом не скажешь, девушка и не поймёт ничего. — Да, ты права. Тсуна не стыдился этой темы, так как все свои чувства к Киоко уже давно отпустил. Удивился он больше от того, что разговор об этом поднялся именно сейчас, спустя столько лет. Да и зачем его поднимать? Всё уже в прошлом, много воды утекло за такое количество времени, сейчас в его сердце есть только один человек: уверенный и самовлюблённый киллер с язвительной усмешкой на губах и смешинкой в чёрный глазах. От родного лица, которое возникло в голове, по лицу сама собой расползлась нежная улыбка. — Прости меня, я очень пренебрежительно относилась к твоим чувствам! — Киоко согнулась в поклоне, проговорив эти слова на одном дыхании. Тсуна смотрел на это с вытянутым лицом, не совсем понимая, за что девушка извиняется. Всё-таки если кто и виноват, так это Савада: он не смог найти в себе силы признаться ей. — Нет, что ты, Киоко… Не извиняйся, ты же ничего не сделала. — В этом и дело, — девушка разогнулась, тяжело вздыхая, будто собираясь с силами перед тем, как что-то сказать. — В то время и я тебя любила. Слов не было. Дечимо удивлёнными глазами смотрел на девушку напротив, что с каким-то разочарованием смотрела в ответ. — А ведь всё могло сложиться по-другому… — Киоко улыбнулась каким-то своим мыслям. И да, Тсунаёши понимал её. Возможно, если бы кому-то из них хватило смелости признаться, выпалить свои чувства другому, то всё могло получиться совершенно не так, как получилось. Может быть, они бы начали встречаться, сыграли свадьбу… Вдруг бы и ребёнок родился? Даже не один. Но есть ли смысл думать об этом сейчас? Смысл… А есть ли желание? — А ты бы хотела? — Тсунаёши хмыкнул, смотря куда-то в сторону, там листья деревьев переливались в лунном свете. Казалось, что многочисленные звёзды отражаются на залёной поверхности, из-за чего пейзаж блестел, игрался белыми искорками. — Хотела бы, чтобы всё сложилось по-другому? — Нет, — выдохнула Киоко, отзеркаливая улыбку собеседника. Она говорила уверенно. Этот ответ успокоил. Какой-то груз с плеч рухнул от одного слова. Может быть, они ещё долго любовались бы пейзажем, если бы Киоко не захотела продолжить разговор. — Я беременна. Тсунаёши ахнул, переводя взгляд на девушку, что нежно поглаживала свой живот. Он хотел было прислушаться к своему Небу, но этого не потребовалось: будто ожидая команды своей матери, из живота на секунду показалось голубое пламя. Чистое и сильное. Только чуть светлее, чем у Такеши. — Ямамото знает? — Хи-хи, он узнал самым первым! — девушка хихикнула, придаваясь счастливым воспоминаниям. — Хотел сразу побежать тебе рассказывать, но я попросила передать честь рассказать тебе мне. Тсунаёши рассмеялся. Он был рад, что и Ямамото, и Киоко считают его частью своей семьи. Он уже позабыл о разговоре, что был пару минут назад. Позабыл обо всём. Новость о беременности Киоко заполнила все мысли. Словами не описать, как он был рад за друга. И как он был рад из-за будущего пополнения его большого семейства. — Спасибо, что согласился поговорить со мной. Девушка подошла ближе и уткнулась другу в плечо, положив руки на грудь. Тсунаёши улыбнулся — он был счастлив. От лёгкости на душе с губ не сползала улыбка. Он обнял девушку за талию, вдыхая запах сладких духов. Тех духов, что Киоко подарил Ямамото. — И тебе спасибо, — похоже, теперь эта тема была закрыта навсегда. — Кхм-кхм! — Киоко вздрогнула от неожиданности и начала оглядываться, пока не увидела, что Тсуна с нежностью смотрит куда-то в сторону тропинки, по которой они пришли сюда. — Не помешаю? — из тени вышел Реборн. Хоть в голосе и была некая насмешка, губы не были растянуты в улыбке. Но и нельзя было сказать, что киллер зол, скорее удивлен увиденной картиной. — Ладненько, я пойду, — решив не мешать мужчинам Киоко вырвалась из тёплых объятий Тсунаёши, пробегая мимо Реборна со счастливой улыбкой на лице. Напоследок она махнула рукой, тенью уходя в сторону дома. Реборн проводил девушку взглядом и только когда она скрылась за поворотом, возмущённо глянул на улыбающуюся моську Дечимо. — И о чём же вы болтали? — как бы невзначай поинтересовался киллер, подходя ближе. Между двумя мужчинами осталось всего пару шагов, но преодолевать это расстояние Реборн не спешил. — О моей влюблённости в Киоко, — Тсунаёши улыбнулся, подходя к экс-Аркобалено самостоятельно. Будто прося разрешения он слегка коснулся ладонью талии киллера. — Оказалось и она была в меня влюблена в то время. Реборн усмехнулся, делая шаг вперёд. Он этому совершенно не удивлён. Тогда казалось, что только эти два идиота не замечали своих чувств к друг другу. И да, он бы мог ткнуть ученика в реальность, заставляя признаться, но зачем? У него самого были планы на этого мальчишку. Получив разрешение на прикосновения Савада улыбнулся, прижимая к себе киллера, вдыхая запах дорогого одеколона и прислонившись носом к его щеке. Он потёрся о неё как кот, тут же зацеловывая поверхность немного грубой оливковой кожи. — И что в итоге? — поинтересовался Реборн, когда чужие руки залезли под пиджак, массируя спину. — Теперь эта тема точно никогда не поднимется, — Тсунаёши облегчённо улыбнулся, прислоняясь поцелуем к шее, чуть укусив её и тут же зализав. — Хорошо. Реборн судорожно вздохнул, когда руки начали спускаться ниже, гладя пальцами копчик. А может и то, что ниже. Он обнял Дечимо за шею, зарываясь ладонями в каштановые волосы, что немного блестели в лунном свете золотистым цветом. Тсунаёши оторвался от шеи, поднимаясь выше, облизывая челюсть, легко целуя подбородок и замерев возле чуть приоткрытых в наслаждение губ. — Ты такой прекрасный, mio amore… Реборн расстянул губы в довольной улыбке: — Я знаю. Он сам за волосы притянул к себе Тсунаёши, впиваясь в поддатливые губы грубым и страстным поцелуем. Реборн облизывал, кусал, отстранялся и обратно притягивал к себе, пока Савада не проник в чужой рот языком, массируя чувствительное нёба. Киллер посасывал язык, мыча что-то в поцелуй. Может просил не останавливаться, а может, наоборот, умолял позволить вдохнуть глоток воздуха… Мужчины отстранились друг от друга тяжело дыша. — Может пойдём в спальню? Тсунаёши облизнулся и сразу расплылся в предвкушающей улыбке. — Да, идём.***
Дечимо прикрыл дверь, закрывая её, чтобы никто им сегодня вечером не помешал. Он следил глазами за Реборном, который, стоя к нему спиной, скинул с плеч пиджак, бросая его куда-то на пол. Без разницы. Тсунаёши медленно подошёл, обнимая сзади за талию и прижимая задницей к паху. Реборн задрал голову, глубоко вздыхая, чёрные волосы защекотали щёку. — Глупый Тсуна, — тихо позвал Реборн, чувствуя как градом посыпались поцелуи на заднюю сторону шеи. — Помнишь ты как-то говорил в шутку, что хочешь, чтобы я сел тебе на лицо? — Чего ты вдруг об этом заговорил? — Могу сесть. — А? Тсунаёши вылупленными глазами посмотрел на любовника: нет, он и вправду говорил тогда в шутку, часто же подростки в наше время употребляют эту фразу не в буквальном смысле, но кто знал, что Реборн серьёзно захочет попробовать эту позу. — Ладно, забудь, — Реборн отвернулся, чтобы не показывать своих горящих щёк. Боже, зачем он вообще это сказал? — Ну уж нет! — Савада повернул киллера к себе лицом, заставляя посмотреть в глаза. Он сам покрылся предательским румянцем: Реборн не часто разрешал ему делать анилингус, так как считал это чем-то грязным, даже если Тсуна это всеми силами отрицал, а теперь он буквально сядет ему на лицо! Нельзя упускать такую возможность! — Правда? Я очень хочу! Экс-Аркобалено закрыл лицо рукой и тяжело вздохнул, сгоняя краску с лица. — Первый и последний раз. Считай, подарок на День рождение. Тсунаёши нетерпеливо кивнул. — Озабоченный Тсуна… Тсунаёши наслаждался. Он зачарованно наблюдал за рукой, что резко развязала его галстук одним ловким движением, и начала поглаживать плечо. Всего лишь одно прикосновение и по телу уже бегут мурашки от этой близости, ласки… Чувства человека напротив выплёскивались в его движениях, будто прорвавшаяся плотина. Рука на талии и их уже не остановить, даже под дулом пистолета мужчины уже не оторвутся друг от друга. Слишком приятно, слишком хорошо, слишком любовно… Просто слишком. Правая рука с перстнем Вонголы чётко на среднем пальце оглаживала спину, лопатки, костяшками пальцев проводя вдоль позвоночника снизу вверх и обратно. Тсунаёши не смог сдержать улыбки, когда дыхание Реборна стало более тяжёлым. Лёгкий толчок и киллер уже лежит прижатый к кровати, с неким интересом наблюдая за нависающим сверху Дечимо. Рука со спины переместилась на грудь, поглаживая через ткань мышцы, царапая бока и надавливая на впалый живот. Пальцы вцепились в ремень брюк, ловко расстёгивая его. Реборн толкнул Тсунаёши в бок, меняясь положениями и довольно ухмыльнувшись. И без того тёмные глаза почернели ещё сильнее от накатывающегося возбуждения и нет, никто не посмеет осудить Дечимо за судорожный вздох, когда киллер сам расстёгивает ширинку на своих брюках. Снимать их сидя сверху было не очень удобно, поэтому на пару секунд пришлось оторваться друг от друга, но Савада не терял времени зря, удобно устроив голову на подушке и ожидая свой заслуженный «ужин». Реборн прекрасен. До чёртиков. Его обнажённое мускулистое тело, покрытое паутиной шрамов, выглядело слишком привлекательно. До такой степени, что хотелось, чтобы в таком виде экс-Аркобалено ходил постоянно. Жаль, что тогда таким его будут видеть все, а подобного Тсунаёши позволить не может: уж слишком он жадный. Полностью обнажённый Реборн снова нависнул сверху, растёгивая длинными красивыми пальцами рубашку, что так мешает сейчас. Руки Тсунаёши прильнули к талии киллера, стискивая по сильнее — чуть ли не до синяков, — вырывая довольное мычание. Царапая, пальцы прошлись по бёдрам, массируя их, поднимаясь выше, к упругим ягодицам, и стискивая в сильных руках до синяков уже их. Реборн не выдержал — пуговицы никак не хотели поддаваться, — поэтому пришлось резко дёрнуть, от чего теперь рубашку можно было отправить только на выброс. Экс-Аркобалено улыбнулся, целуя чувствительную кожу шеи, опаляя её горячим дыханием и довольно понимая, что по телу снизу побежали мурашки. Юркий язык прошёлся от ключиц к кадыку, останавливаясь на нём и кусая кожу, но после продолжил оставлять влажную дорожку до челюсти. Киллер приподнялся на руках, сталкиваясь с наполненным желанием взглядом янтырных глаз. Одна из рук Тсунаёши оторвалась от мягкой половинки, зарываясь в чёрные как смоль волосы и притягивая к себе. Жёстко. Савада же знает, что Реборну так нравится. Губы слились в страстном поцелуе. Языки переплетались, будто дрались за право взять лидерство, пока нижнюю губу экс-Аркобалено не оттянули, слегка прикусив. Он промычал что-то нечленораздельное в губы, полностью ложась на чужую грудь и отдаваясь ощущениям. Это продолжалось бы вечно, если бы не вторая рука Тсунаёши, что начала мягко поглаживать чувствительное место между ягодиц, не надавливая, скорее щекоча и дразня, показывая, что сейчас киллер полностью в чужих руках и никуда его не отпустят. Будто без данного действия Реборн этого не понимал. Он прогнулся в спине, выпячивая задницу, подмахивая под движения руки. И да, Савада бы с удовольствием начал подготовку, если бы не одно «но». — Начнём? Шепнул Дечимо, когда они оторвались друг от друга, и слегка шлепнул по бедру, призывая поменять позу. Реборн обиженно засопел, совершенно не понимая зачем Тсунаёши вообще захотелось попробовать эту позу. Ведь вряд ли ощущения языка внутри поменяются от одной лишь смены положений. Ну, по крайней мере, для него. Экс-Аркобалено сначала сел на грудь, будто надеясь, что сейчас Савада передумает. — И почему тебе этого так хочется, озабоченный Тсуна? — пробубнил киллер, задавая скорее риторический вопрос. Тсуна не ответил, он сам взял дело — читай как ягодицы, — в свои руки, насаживая киллера сверху, сначала поддерживая чуть на расстоянии. От дыхания у самого постыдного воздух вокруг стал горячее, обжигая горло, в глазах плыло от понимания, что будет дальше. Широкий язык на пробу прошёлся по яйцам, вырывая томный вздох — Реборн прикусил губу. Ну уж нет, думал Тсунаёши, сегодня он заставит его кричать от удовольствия, размашисто проходя языком от звёздочки ануса до основания члена. Первыми в очереди на растерзание были яйца: Тсунаёши чувствовал, как дрожат бёдра от частых движений языка по ним, и не сдержался от того, чтобы не обхватить рукой напряжённый член. Нежно провести снизу вверх, задерживаясь на головке, оглаживая её одним пальцем, и кольцом из них с нажимом спуститься обратно вниз. Реборн всё ещё держался, когда рука начала более интенсивно надрачивать его плоть, но когда язык надавил на напряжённое кольцо мышц, проникая внутрь, с губ сорвался первый стон. Тихий, но наполненный наслаждением, что сейчас дарит другой человек. Тсунаёши ласкал языком внутри, срывая с губ Реборна сладкие стоны, зарывался меж стройных ног, стискивал в руке возбуждённую плоть, неистово водя по ней рукой. Киллер старался сильнее насадиться на язык, впиваясь руками в изголовье кровати. Он уже не сдерживался, показывая голос, кусая губы, жмуря глаза… Экс-Аркобалено просто потерял голову, теряясь в ощущениях. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что в такой позе и правда приятнее, но она уже через секунду вылетела из головы, становясь совершенно не важной. — Più, più, voglio di più! — Реборн простонал на итальянском, чувствуя подступающий оргазм. В глазах заискрилось, тело выгнулось под невообразимым углом, а с губ сорвался стон, чуть ли не переходящий на крик. Белое семя запачкало изголовье кровати, а язык, что довёл до такого состояния, выбрался из тугого нутра. Тсунаёши облизнулся, ссаживая киллера на живот и отвечая на лёгкий усталый поцелуй. Такой потрёпанный Реборн с милым румянцем на щеках вызывал сильный приступ нежности. Дечимо гладил утомившегося киллера по спине, вычерчивал на ней непонятные узоры пальцами, ласково целовал щёки и скулы… Экс-Аркобалено подставлялся под прикосновения, отходя от оргазма, льнул как кот к валерьянке, выискивая тепло. — Понравилось? — нежно шепнул Тсунаёши, будто боясь нарушить атмосферу царившую в комнате. Реборн не ответил. Только перевернулся набок, скатываясь с тела, и утыкаясь носом в шею. Тсуна предпочёл принять это за «да» и прижал к себе уже засыпающего киллера. Перебирал его чуть влажные от пота волосы, чувствуя как чужое дыхание выравнивается, становится привычно спокойным и размеренным. Уже понимая, что засыпает, Реборн прошептал что-то на итальянском: — Felice compleanno. А через пару секунд добавил тихое: — Ti amo. Сначала на лице Тсунаёши отпечаталось удивление, он подумал, не послышались ли ему такие важные и горячо любимые слова. Но после расплылся в счастливой улыбке, совершенно глупо хихикая. Будто вернувшись в то время, когда он был ещё невинным четырнадцатилетним подростком. — Anche io ti amo. Они уснули счастливыми. Не часто в мафии можно испытывать подобные чувства, но пока они здесь, в комнате, похожей на крепость, что защищает от настоящего мира, пропитанного жестокостью, они позволят себе улыбнуться, сказать слова, что так важны друг для друга. Всё хорошо, когда они вместе. Было, есть и будет.