Десница

      — Смотрите! Теперь у меня рисунки совсем как у Клеммы.       Мэй с гордым видом закатала рукав кофты и повертела запястьем перед всеми заинтересованными: от костяшек до локтя её рука была исписана знаками точь-в-точь как у Клементины, не считая вывернутых в неправильную сторону прежне-английских букв «S». Мэй недавно исполнилось пятнадцать, она только выучилась писать, и взрослые уже заворчали, что она бездельница и что в еë возрасте пора вязать перчатки или снимать водоросли со дна резервуара, но никак не измазывать пол, стены и саму себя краской.       — Пфф, ты хоть знаешь, как это читается? — Дэв откинулся на спинку стула и стал ковырять мизинцем в верхних кровоточащих деснах.       — Знаю, и что значит знаю. Клемма сама говорила.       — Погодите, я хочу сам прочитать. Дай-ка сюда.       Билайт схватил Мэй за кисть, подставил письмена под свет и стал рассматривать, сосредоточенно выводя указательным пальцем каждую букву:       — Поцелуй меня?       — Конечно, милый! — засмеялась Мэй и чмокнула Билайта в висок.       — Ты чего? — Билайт округлил глаза и отпустил пальцы, а Мало позади прыснул в листья бегонии. Мэй старше мальчишек, и даром что сама похожа на мальчишку: под панамой у неë был исправно стриженый светлый затылок, а грудь на выпирающих рëбрах ещë не округлилась.       — Фу, лижитесь в другом месте.       Скрипнув стулом, Дэв сплюнул цингозную харчу и поймал взглядом силуэт пришедшей учительницы: обычно Клементина, завидев, как Дэв плюёт на пол или закидывает ноги на стол, важничает, нравоучает и щёлкает по лбу, но сейчас она даже не смотрела на него и его проказы.       — Краситься можно только чистильщикам. Надо смыть поскорее, иначе Баладин будет ругаться.       — Да, Мэй, смывай, а то словно желтушная, — подхватил Дэв.       — Вот ещё, зануды, — Мэй скрестила руки, и, по-девичьи сердито надув губы, посмотрела за спину Мало. — О, Клемма!       Клементина, в смутном беспокойстве улыбнувшись детям, по привычке натянула на лоб край старого шарфа вместо козырька и подобрала ремень поясной сумки.       Каждый в Улье знал, что Збалтазар и Клементина, выходцы из Трущоб, — бывшие чистильщики, и что когда-то давно, лет двадцать назад, когда Збалтазар не носил косы и не перекрывал рваный шрам на плече, в Улей часто поднимались другие расписанные люди с оружием, торговали, но надолго в посёлке не задерживались; а старшие поговаривали, что когда Улей начали воздвигать, первый Хранитель тоже был расписан белыми письменами, а в правой ладони держал знак грустного лица, какое носила Клементина на правой груди.       — Тëтя Клементина, а Мэй руки раскрасила. Прямо как твои, — потянул Мало, наматывая цветные завязки шляпы на перст, и Мэй слегка толкнула приятеля локтем.       — Да ну? — вскинула бровь Клементина. — Покажи.       — Гляди!       Мэй вытянула тыльную сторону ладони перед учительницей, а та ослабила шарф на шее и, оценивающе прищурившись, почесала подбородок в том месте, где смазался когда-то нанесённый символ. У Мэй, в отличие от взрослой Клементины, руки целые, гладкие, без мозолей, ожогов и следов зурчьих челюстей, способных прокусить и перчатку, и рукав дублëнки, и человеческое мясо до кости.       — Мне просто нравится рисунок, — начала оправдываться Мэй, спешно спуская рукав фиолетовой водолазки.       — Мне тоже он нравится.

***

             Мэй совсем не нравилась стряпня Никко, впрочем, как и любому другому жителю Улья: в посëлке не знали картофеля и пшеницы, зато каждый успел прочувствовать на зубах вкус жести, листвы и всякой мошкары, — но на Никко мало кто всерьёз злился. И Мэй тоже не злилась, но всё мычала, думая, как обозвать похлёбку, которую ей щедро налили почти до края, и в еë голову лезли всякие нехорошие слова.       — Долго будешь ковыряться? Я закрываюсь, до отбоя десять минут.       — Я не хочу спать, Никко.       — Можешь не спать. Но тогда будет болеть голова. — Шеф поерошил волосы Мэй, и та на мгновение приподняла уголки губ. — Доедай скорее, потом я вырублю свет.       Помешав остатки супа, Мэй отодвинула миску, а Никко пожал плечами и вылил содержимое обратно в кастрюлю. "Мерзость" — подытожила Мэй, смотря на льющуюся жидкость, облизала нёбо и припомнила, как всего полгода назад пила бульон из трижды вываренных костей, с тех пор к человечине не прикасалась и очень по ней соскучилась. Тогда, полгода назад, в деревню притащили машину, громоздкую и несуразную, а из неё выняли скелет и провода. Выходец Збалтазар разгорелся идеей, забрал себе электроды, датчики и череп — для похорон, — кости отдал на варку и резьбу, а оболочку машины оставил, и Мэй вместе с Билайтом украшала её картинками и бусами из консервных банок. В те дни в Улье было всяко веселее.       — Мэй, Мэй! — зазвучал голос Сорса с нижнего этажа. — Где тебя носит?       — Иду, пап! — крикнула Мэй в ответ, подбирая со стойки панаму и запихивая её в карман брюк. — Никко, можешь закрываться, разрешаю.       Свет гирлянды потухнул. Мэй, суетливо потирая не до конца отмытую от жёлтой краски ладонь, проследовала по доскам к лестнице и, завидев полуосвещённые фигуры, приникла к трубам.       — Ты же умный, да? Тогда разъясни, — Клементина опёрлась на поручни и зевнула, прикрыв лицо шарфом, — будет ли предательством, если я уйду?       — Когда мы покидали Трущобы, ты не задавала этот вопрос.       — Нет, Збалтазар, это совсем другое. Здесь моё дело — ученики, а не зурки.       Збалтазар прикурил от восковой свечи и, закутавшись в плащ, встал у отвеса рядом с подругой. Мэй поморщила нос, — какую же всё-таки дрянь жжёт Збалтазар, — вперилась взглядом во взрослых и попыталась сопоставить одни фразы с другими.       — А плохо ли, что останешься здесь? Создашь с Александром семью, будешь воспитывать детей, читать им книги.       — Ха, шутишь? Я никогда не заведу ребёнка в этой дыре.       — Значит, оставаться незачем, уходи со спокойной душой. В Мидтауне найдутся те, кто примет тебя и кто разделит с тобой идеи.       — А ты? У тебя есть время передумать.       — А я буду наставлять молодёжь вместо тебя, — Збалтазар издал смешок и выпустил в воздух облако дыма.       — Ни в коем случае не отговариваю, — понизила голос Клементина. — Но кормят здесь отвратно.       Двое засмеялись, но смех их был прерван окриком Сорса. Застанная врасплох Мэй отлипла от стены и, провожаемая взглядами выходцев, задрала рукав.