Любить, не значит быть близко

Ни капли не совру, если скажу, что Северус Снейп всегда выделялся, и, гмм... как ни странно тем, каким необычным способом он делал добро. Совести и справедливости в нем набралось больше чем у всего гриффиндорского факультета, равно как и змеиного яда. Хотя, нет... яда все же было значительно больше. Видимо, по этим не тривиальным причинам каждый его вздох и жест был подобен лечебному зелью с препротивнейшим вкусом, практически на нет сводившим благодарность за целебные свойства. Нет, ну Мерлином, да и Морганой ручаюсь! До сих пор проще две недели умирать и выжить от простуды, чем один раз выпить его зелье и выслушать все, что он думает: о моем факультете - раз, о моих никчемных старых мозгах - два, о моем безрассудстве - три, о женщинах в целом и обо мне в частности - четыре, пять-шесть-семь-миллионы, чтобы под конец меня попирали еще и моей любовью к квиддичу. Камнем преткновения квиддич становится чаще всего. Я не особо понимаю, от чего Северусу так ненавистна эта игра. Он же совсем не понимает моей любви к игре. И ведь при этом владеет метлой не в пример лучше меня! Обидно порой, честное слово. Ах, о никчемных старческих... Я его полюбила. На заре своей педагогической карьеры, когда он постоянно всем и каждому, неважно, студенту или профессору, доказывал свою состоятельность и компетентность, мы столкнулись в преподавательской в День Святого Валентина. Как он был зол невозможно описать! А мне было легко и весело. Такое было романтичное настроение, раз даже его кислый взгляд, от которого мгновенно сворачивалось молоко (Альбус каждый раз божится, что были прецеденты), не имел власти надо мной. Улыбка не свойственна мне, но в тот день она легкой тенью украсила меня и придала шарма. Я не придумала, так мне лет пять спустя признался Северус. Тем, кто общается с ним достаточно долго, известно, насколько редки и болезненны приступы откровенности со стороны этого мужчины. Гораздо реже, чем незаметные улыбки, подаренные мной ему. Вот поэтому я и верю каждому слову. Всегда знала - Северус мне не солжет. Тогда, кстати, он тряс мятый-перемятый клочок бумаги и сердито фыркал, словно кот, наступивший лапой в нечто и недовольно отряхивающийся. Нечто оказалось валентинкой от студентки. Донельзя безграмотной и слащавой, если не глупой, что я и не без сарказма отметила. Вслух. На этот раз мне удалось его обидеть. И как он не пытался это скрыть, мне, предвкушавшей полюбившуюся изящную словесную дуэль и наткнувшуюся на глухое молчание, внимательный взгляд и неестественно прямую спину уходящего прочь, удалось путем нехитрых умозаключений вычислить причины такого поведения. Сейчас я преуменьшаю степень моей заинтересованности странным непривычным поведением Северуса, а тогда всерьез задумалась, отчего молодой коллега не принялся доказывать, как он достоин любви. К тому же, так не кстати, покоя не давала простая мысль о том, что никогда, ни разу Северус в наших спорах не переступил грани, за которой меня можно было задеть, причинить боль словами, как будто очень хорошо понимал меня и разницу между видимым и скрываемым. Выходило, он пригляделся ко мне и берег как мог. Я же не утруждала себя подобным. В конец измучившись думами, дня три спустя, я просто набрала в грудь побольше воздуха и пошла извиняться перед своим бывшим учеником и нынешним коллегой, так и не придумав, как это лучше сделать. Трижды сбившись, столько же заикнувшись, выдала какую-то совершенно бредовую речь о сотрудничестве между факультетами, о стаже в должности декана и валентинке, которую на пятом курсе отправила Альбусу. И Северус меня простил. Иногда эта язва ехидно замечает, что связался со мной во имя сотрудничества факультетов! Но я то знаю, как тронул его сердце рассказ о беспечной валентинке, во время которого он крепко держал меня за руки. Складывалось у нас не просто: я упряма, он язвителен. Я кричала и бросалась в него склянками с зельями. Он бледнел и уходил, хлопая дверью. Долго, почти полгода, мы кружили вокруг да около, пока однажды после квиддичного матча, во время которого я так переживала, что кричала на холодном воздухе и скинула с себя теплую мантию, не слегла с воспалением легких. Тогда я впервые воистину познала горечь его лекарства и всю глубину негодования. Он кричал на меня. Сильно. До моих слез. Северус удивил меня, в то же мгновенье забрав к себе в комнаты, в мрачное, скользкое и промозглое подземелье. И уже там вся в слезах, соплях и содрогаясь от кашля, я, наконец-то, за долгие годы почувствовала себя дома, задремав в теплых объятиях мужчины. Как показывают наши совместные годы, я выбрала сердцем и выбрала правильно. Покорилась Северусу и теперь живу да удивляюсь периодически. Особенно тому, как декан слизерина каждое утро с презрением оглядывает Большой зал и сонных студентов, как он их оригинально будит на первых парах, да и на любой его паре у студентов просто приступы бодрости и одновременного прилежания. Я удивляюсь тому, как он умело скрывает свои чувства к каждому из них, выдавая заботу за ненависть, презрение, равнодушие и прочая. Я восхищаюсь тем, как проходя мимо своего главного соперника в стенах этого учебного заведения, глазам декана гриффиндора предстает арктический холод исторгающий во время речи самую отборную желчь. И как потом вечером он же расчесывает мои волосы словно хочет собрать с меня все сказанное и увиденное днем от его персоны, но не его настоящее. В такие моменты я понимаю, как виновата перед ним. Мне разрывает сердце тот Северус, что каждый божий день является публике - я сделала его таким. Отвергла предложение руки и сердца, предоставив в качестве альтернативы совместное проживание. Запретила проявлять ко мне чувства на людях и не хотела, чтобы кто-то знал. Да, холодным чудовищем и бичом школы он стал благодаря мне. Северус еще мальчиком с трудом выражал свои чувства, а с годами не стало лучше. Побоявшись за свою репутацию, но гораздо больше испугавшись, что он одумается и найдет себе ровесницу, я связала нас по рукам и ногам и теперь страдаю от невозможности коснуться его, когда мне хочется, разгладить раннюю морщинку на лбу, хотя бы улыбнуться. И страдаю от того, что он привык и все молчаливей проходят наши вечера, время на проверку домашних работ и приготовление зелий неуклонно растет. Теперь он по-настоящему мой когда спит, когда наши черные волосы переплетаются на подушке, как уже десять лет переплетены души. Я ухожу спать раньше, но часто просыпаюсь среди ночи, чтобы посмотреть на это свидетельство нашей близости и наблюдать за ним, когда он это Он, а не маска, представляемая всем. А в этом году, когда в Хогвартс поступил Гарри Поттер, с Северусом стало очень тяжело. Все чаще, профессор в своих комнатах остается профессором, он раздражен и подавлен и, глядя на меня, видит не любимую женщину, а представителя львиного факультета. Но я не плачу. Я помню, как сама не позволила ему быть со мной счастливым. Остается только предугадывать, когда время нас рассорит. Сначала я думала, он не простит мне квиддича. Гарри Поттер самый юный ловец! Как я была счастлива! Как были счастливы мои львята! Как это нужно было мальчику!Аргументы слизеринского декана были на последующем педсовете безукоризненны, логически выверены, но им никто не внял. Но, Мерлин, как он не понимает? Это же Гарри Поттер! Ради чего так придираться к ребенку? Я прямо так и спросила. Что-то такое странное и обреченное промелькнула в его взгляде на короткое мгновенье. Мне стало понятно - он сдался, хотя еще полчаса декан, брызгая слюной, яростно доказывал нашу всеобщую неправоту. Тем же вечером я касалась его с благоговением и трепетом, приручая вновь к своим рукам, как приручают дикого зверя. Медленно, нежно и старательно разминала плечи, массировала виски и голову, снимая напряжение и гипнотически нашептывая о любви, призывая успокоиться и расслабиться. Если бы не вплетенный в ту мантру призыв забыть нелепую школьную вражду с Джеймсом Поттером, мне бы удалось приручить его демонов. Но это не кстати помянутое имя обратило расслабленное тело в камень, и я не смогла в тот вечер пробиться к моему любимому вновь. Сегодня я готова предположить, что нас навсегда разведут мои попытки разговоров, каждый раз напоминающие пытку. Я правдами и неправдами пыталась найти для нас совместные темы и дела и отвлечь его от зельеварения, от того, что происходит в школе. Альбус все чаще забирает его на совместные чаепития, и я могу только предположить темы их разговоров, потому что Северус все так же не лжет мне и уводит разговор от скользкой темы, хотя в последнее время мне все чаще удается припереть его к стенке и переходы становятся белыми нитками шиты. Директор загадочно подмигивает и намекает о мужских делах, совать свой женский нос в которые не гоже. Тем более, что Мастеру Зелий я вроде как никто, и что он там делает по ночам в коридорах, или еще где, а уж что варит, мне знать ни к чему. Я сказала Северусу про волшебные шахматы, зачарованные мной по просьбе Альбуса. Он же умолчал о своем задании, хотя по его реакции на мои слова, становится понятно, оно у него однозначно было и о нахождении философского камня на территории замка профессор осведомлен. Такие вот разговоры у нас были. Сегодня я отчаялась и при всей моей нелюбви к зельеварению в любом его проявлении, предложила Северусу помогать ему в лаборатории. Просто чтобы стать хоть немного ближе. Жалкая попытка отхватить ли, прикоснуться к кусочку того, что с этого года так стремительно от меня ускользает. Задержать бы хоть ненадолго. Неутешительный итог этих тщедушных трепыханий в том, что Северус спокойно и весьма философски предложил мне вновь углубиться в науку трансфигурации и начать печататься. А то уж на что он не специалист, а и то разбирается в том, что ничего достойного в моей науке в последнее время не публикуют! И ушел по требованию Альбуса, который просто СРОЧНО, НЕМЕДЛЕННО пожелал видеть декана слизерина в своем кабинете. Впервые, с тех пор, как я его люблю, мне больно. Ты ведь знал, почему я больше не печатаюсь, правда, Северус? Я помню, как мы говорили об этом. И помню, как ты берег меня от подобных предложений, исходящих от посторонних. Мне больно, и я вспоминаю, как причиняла боль тебе с той валентинкой и сколько хорошего было в моей жизни благодаря твоей боли. За наши десять лет, я так и не разгадала тебя до конца и неоднократно делала тебе больно. Но ты так хорошо держался и даже не показывал этого, только редкий раз, как на том педсовете из-за чертова квиддича и Гарри Поттера. Мне бы надо взять с тебя пример, Северус,и научиться прощать, приходить, возвращаться, сжигать свою боль прямо в сердце. Так делал ты все эти годы, возвышаясь над каждой мелкой обидой и каждым крупным предательством. Смогу ли я? Теперь, когда понимаю, каково тебе, смогу ли? Ты ускользаешь от любого моего действия, увеличивая расстояние между нами. Мы всегда были похожи и теперь отталкиваемся как одноименные полюса магнита. Дальше и дальше. Какая ловушка... Чем больше я понимаю тебя, тем больше мы роднимся и тем больше шанс оказаться по разные стороны баррикад. Любить не значит быть близко, да? Но я не пролью ни слезы, зажму рот руками и запру рвущиеся наружу рыдания. Буду сидеть и ждать, когда ты вернешься от Альбуса. Сколько бы нам не осталось, этот вечер еще точно наш и мне нужны твои жесты, твоя справедливость и совесть, весь твой неиссякаемый яд. Твоя любовь нужна, отдаваемая горечью.