We walking in the Air

— Уродина! — Ты уродина, Турунен! — И петь ты не умеешь! Я снова у стены, а вокруг меня столпились одноклассницы. Они всегда задирали меня, и сегодняшний день не стал исключением. Я никогда не плакала, но их оскорбления всегда задевали меня за живое. — Отстаньте! Отстаньте от меня! — пытаюсь защищаться я. — Смотри, мышь умеет пищать! Что, некому прийти на помощь? Я не выдержала. Слезы подступали, и у меня не осталось больше сил их сдерживать. Я оттолкнула одну из самовлюбленных девиц и побежала. Я никогда не отличалась атлетическим телосложением и спортивными навыками, но сейчас во мне бурлила обида. Я не могла больше терпеть всех этих унижений. В попытках справиться со слезами я не заметила, как оказалась на крыше. Тем лучше. Сильный ветер, казалось, сдувал слезы с моего лица, будто пытаясь успокоить. Я посмотрела на идущих по улице людей: каждый из них куда-то спешил. Да, городок небольшой, но жизнь в нем кипела. Я сделала несколько шагов и оказалась у края крыши. Ещё шаг-два, и я полетела бы вниз. Вниз… Я подняла глаза в небо. Хмурое, оно будто звало к себе в вечную тишину и уныние, в вечный покой. Сделав ещё шажок вперёд, я опустила глаза. Несколько баков для мусора, темная, ещё не просохшая после вчерашнего дождя, земля. И тут меня охватил страх. Я хотела прыгнуть, сорваться вниз в надежде покончить с этой жестокой жизнью, но мне было страшно. В сознании замелькали картинки: девочки смеются надо мной, разбрасывают мои вещи по школе, выбрасывают мой портфель в окно зимой, толкают меня, принуждая упасть. Страх тут же отступил. Я закрыла глаза и уже готова была шагнуть вниз. — Стой! — прервал меня громкий крик сзади, — не делай этого, — вторая фаза звучала куда тише. Я повернула голову и увидела худого темноволосого паренька. Он, кажется, учился в нашем классе. — Отойди от края крыши, — совсем тихо сказал он, что я едва его услышала. Я снова повернулась лицом к улице, глядя вниз. — Тарья… Услышав своё имя, я невольно сделала шаг назад и посмотрела на мальчика. — Ты знаешь мое имя? — спросила я, на миг забыв о том, что мою жизнь только что спасли. Мне вдруг стало стыдно: мальчишка знает мое имя, а я его — нет. «Ты только что собиралась свести счеты с жизнью, а теперь стыдишься незнания чьего-то имени?» — пронеслось в голове. «Да. Да, именно так», — ответил внутренний голос. — Знаю, — мальчик едва заметно улыбнулся, — меня зовут Туомас, — добавил он, и по моему лицу медленно расползлась улыбка. — Смотри, — сказал Туомас, глядя куда-то вверх. Я подняла голову и увидела птицу, летящую высоко-высоко, — она прекрасна, не правда ли? — Да, — отвечаю я быстрее, чем успеваю подумать. — Не слушай никого, Тарья, — вдруг говорит Туомас, глядя на меня, — ты не такая, как все, и это прекрасно. * * * — Идём! Идём скорее! — тихо, но воодушевленно говорил четырнадцатилетний мальчишка, пробираясь сквозь деревья. — Нам не стоило уходить из дома так рано. Родители будут меня искать, — я оглядываюсь назад, но всё-таки продолжаю следовать за ним. — Ты говоришь, как маленькая мамина любимица, Тарья, — звонко, но спокойно замечает мальчик, — ты не доверяешь мне? — Я не такая! — возражаю я, обиженно надув губки, — и я доверяю тебе, — моя обида вмиг сменяется улыбкой. — Тогда идём! Идём скорее, или мы опоздаем! — он протягивает мне руку. Я, недолго колеблясь, подаю ему свою ладонь. Неожиданно для себя я понимаю, что руки у него гораздо теплее и мягче, чем я себе представляла. — Объясни наконец, куда мы идём? — не выдерживаю я. Нетерпеливость свойственна всем тринадцатилетним девочкам, и я не исключение. — Скоро увидишь, — Туомас загадочно улыбается и, крепче сжав мою руку, продолжает идти. Скоро мы выходим к озеру. Вокруг темно и тихо: лес ещё не проснулся. — Мы пришли, — сказал парнишка, не отпустив моей руки. — Озеро? И что здесь такого? Ты заставил меня сбежать из дома через окно, пройти через темный лес, чтобы показать мне большую лужу? — недовольно восклицаю я. — Тссс, подожди немного. Мы как раз вовремя, — он не перестает улыбаться и не отводит взгляд от воды, — смотри, — говорит он шепотом, будто боится кого-то разбудить. В этот момент я поняла, что Туомас единственный мой друг, который терпит меня. Хоть он и странный, но я стараюсь понять его, а он в свою очередь просто принимает меня такой, какая я есть. Сейчас я решаю всё-таки посмотреть туда, куда полным восторга взглядом смотрит он. Не напрасно. Там вдалеке, рассекая гладкое зеркало озера, разрастается яркая полоса розового цвета, а за ней, раскрашивая небо в яркие, но такие тёплые цвета, встаёт солнце. Я замерла, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища. Я и раньше видела рассвет, но сейчас мне казалось, будто я вижу его впервые. Столько красок, столько цветов, отраженных в чистой воде. Не желая нарушать тишину и красоту этого момента, я лишь крепче сжимаю руку Туомаса в знак благодарности, а он в ответ сжимает мою, будто хочет сказать: «Не стоит, Тарья, ты ведь и так знала, как выглядит рассвет». * * * — Осторожно, там недалеко прорубь, — крикнул Туомас, поправляя шнурки на своих коньках, сидя в сугробе. Я плавно остановилась и стала всматриваться в засыпанную белым снегом поверхность замёрзшего озера. И правда, в нескольких метрах от меня во льду зияла свежая дыра. Сразу вспомнилось далёкое детство, когда отец брал меня с собой на рыбалку. Я не бегала по заснеженному льду, как поступил бы любой ребенок, а всегда стояла рядом с отцом и наблюдала за каждым его движением. — Тарья, все хорошо? — спросил Туомас, выдернув меня из воспоминаний. — Все отлично, — я улыбнулась, — просто вспомнила, как в детстве ходила с папой на рыбалку. Было здорово. — А помнишь, как ты провалилась в прорубь четыре года назад? — смешливо спросил он. — Ещё бы не помнить, — я медленно покатилась по льду, а Туомас последовал за мной, — никогда в жизни мне не было так холодно. Помню, мама сильно ругалась. Она даже запретила мне ходить сюда. — Но тебя это не остановило, — констатировал он, — бунтарка. — А когда наши с тобой приключения заканчивались после маминых запретов? — я почти обиделась. Кое-как слепив снежок из-за рыхлости снега, я бросаю его в своего друга. Он же не остаётся в долгу — в меня почти сразу же летит ответ. Мы смеялись, катаясь по голубоватому льду и обкидывая друг друга снегом. Я катилась спиной к Туомасу, как вдруг, резко развернувшись на одной ноге, кинула в него очередной снежный заряд. — Можешь ещё раз? — спросил он, отряхиваясь. — Что? Снежок кинуть? — я улыбнулась, тоже остановившись. — Да нет же! Так развернуться. Я продемонстрировала сие движение снова. — Это здорово! Научи меня так делать! — глаза юноши загорелись энтузиазмом. Я медленно показывала ему все, что делала сама. Он без труда повторял. Я развернулась, он за мной, затем он сделал пару оборотов, и я повторила. Это было похоже на танец. — Мы словно идём по воздуху, — улыбалась я, показывая ласточку. — А во льду отражается небо. Мы идём по небу, нет — по воздуху! — воскликнул он, заключив меня в свои тёплые и сильные объятия. *** — Ты уверена, что хочешь снимать именно здесь? — недовольно спросил меня мой режиссёр, наверное, в десятый раз. — Да, уверена, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие. Не понимаю, почему моей команде так не нравится это место. Лес, снег, замёрзшее озеро и небольшая беседка — вот всё, что здесь есть, но мне кажется, что и этого слишком много. В моём детстве было не так: не было беседки, не было всех этих людей, тщетно пытающихся скрыть своё раздражение от ползанья по сугробам, и был друг. Единственный человек, способный превратить самые простые вещи в нечто волшебное. Прошло уже много лет, и пора бы уже забыть об этом, но забывать вовсе не хочется. «Мы идём по воздуху», — проносится в голове, и я тут же вспоминаю песню, написанную им специально для меня, посвящённую нашему беззаботному детству и нашей любви. Когда-то эта любовь была для меня всем, однако времена меняются, и пусть я уже не испытываю тех чувств, но воспоминания о них заставляют приятное тепло разлиться по всему телу. Я осторожно ступаю на лёд, опасаясь больше спугнуть воспоминания, чем провалиться в воду. Лёд крепкий — поскрипывает, но не трескается, — и я продолжаю медленно идти вперёд. Узнаю своё озеро. Здесь, чуть левее, я впервые встала на коньки, дальше — место, где мы с отцом рыбачили, а с противоположной от меня стороны мой друг впервые меня поцеловал. Помню, я тогда разозлилась, ведь друзья не должны целоваться, но вскоре осознала, что мы уже не совсем друзья, и сама поцеловала его в ответ. «Туомас», — шёпотом всплывает в голове собственный голос. «Тарья», — так же отвечает ему другой, до боли знакомый. Я раскидываю руки и глубоко вдыхаю. «Мы всё ещё идём по воздуху, верно?»