***
I
Гарри держит на руках маленького ребенка. Гарри поражен. Она такая крошечная. Едва ли размером с выдру. — Ты же несерьезно, — ворчит Рон. — Больше никто её не возьмёт. А те немногие, которые хотят… Ну, скажем так, они не лучшие опекуны, — осторожно подчеркивает Гермиона. Гарри не обращает внимания на своих лучших друзей. Спящая малышка у него на руках невероятна. Она тихонько посапывает, время от времени похрапывая. Такая тихая и странно спокойная на его груди. — Что ж, тогда отнеси её в приют, — вздыхает Рон, неопределенно махнув рукой, прежде чем неловко скрестить руки на груди. Гарри вздрагивает. — Нет, — резко отвечает он. — Никаких приютов и дальних родственников. Она будет жить со мной.***
Единственный ребенок лорда Волдеморта. Трехмесячная малышка. Гарри вряд ли бы поверил в это, если бы у маленькой девочки не было шокирующе знакомых пронзительных серых глаз. Она настолько же дочь Тома Риддла, насколько и Беллатрикс Лестрейндж. Гарри должен тренироваться в Академии авроров. Должен вмешиваться в дела Визенгамота так же, как и Гермиона, дыша им в затылок, когда они пишут и принимают новые законы. Но Гарри не может. Он ошеломлён. Как могли два ужасных, отвратительных, чудовищных человека создать такую милую штучку? Гарри проводит каждое мгновение бодрствования (и даже немало времени во сне) в её присутствии. Возможно, это странно для восемнадцатилетнего мальчика быть полноценным отцом. Но у Гарри есть дом, есть неплохое состояние, и вся его жизнь была полна приключениями. Он должен хотеть встречаться с девушками (Джинни, например), спать с кем попало, напиваться и творить глупости. Но он не хочет. Вместо этого Гарри удочеряет маленькую Аквилу Альтаир Гонт-Блэк. — Ты действительно собираешься назвать её так? — жалуется Рон. Гермиона мудро держит рот на замке. — Она наследует три рода: Поттер, Блэк и Гонт, — пожал плечами Гарри, помогая крошечной Квил отрыгнуть после еды. — Созвездие соответствует ее наследию, как Блэк. Кроме того, Аквила был великим орлом, который нёс молнии для Зевса. Я чувствую, что где-то там зарыты образы, с моим шрамом-молнией, хищными птицами и всё такое. Гермиона поджимает губы (Гарри знает, что она хорошо знакома с трудностями, с которыми приходится сталкиваться маленькой девочке с необычным именем), но отпускает ситуацию. — Формально четыре рода, если считать ещё Лестрейнджей, — говорит Гермиона. — Я не считаю, — мрачно отвечает Гарри. — А почему ты думаешь, что они так и не назвали её? — задумчиво спрашивает Рон. — Потому что для них она была биологической резервной копией, а не человеком, — рассеянно отвечает Гарри, передвигая Квил. — В конце концов, они бы до этого додумались. Наверное. — Просто немного странно, — пожимает плечами Рон. — Наследников всегда называют сразу. — Волдеморт и Беллатрикс вряд ли были родителями года, — резко отвечает Гермиона. — Не поверишь, в какой выгребной яме её нашёл отряд авроров. Гарри демонстративно не думает о словах Гермионы, подавляя нарастающий гнев при мысли о том, что кто-то так относится к Квил, и прижимает ее к себе.***
— Папуля? — спрашивает Квил, выглядывая наружу из-за белого частокола на площади Гриммо Двенадцать. — Да, дорогая? — Гарри мычит, облизывая палец и медленно переворачивая страницу. Это была их прекрасная традиция — делить воскресный бранч в саду. Гермиона наложила на всю площадь сада гениальное климатическое заклинание, и во дворе было довольно тепло и солнечно, в то время как в остальном Лондоне бушевала буря. — Кто? — спрашивает Квил, поворачиваясь и покусывая большой палец, стоя в тени незнакомца. Гарри, даже не успев поднять глаза, аппарировал прямо перед Квил, схватил её и притянул к себе, аппарируя в дом, после чего стал яростно проверять защитные чары. Несмотря на его отточенные благодаря его процветающей карьере охотника за Темными Волшебниками чувства, эти защитные инстинкты были сугубо родительскими, инстинкты Гарри — просто врождённые. Когда Гарри выглянул в окно, он увидел прямо у границы участка несколько потерянно выглядящую тёмную тень, края которой были размыты. Он не мог видеть черты лица, но всё же пытался. Гарри задёрнул шторы.***
Странная тень человека неожиданно появляется и так же быстро исчезает. Иногда она есть, а иногда нет. И только когда Гарри и Квил остаются наедине, поэтому Гарри не может оставить ее в безопасности защитных чар и противостоять странному, призрачному человеку, скрывающемуся за пределами их границ. Это может быть репортёр. Это может быть фанат. Гарри всё это слышал три года назад, когда удочерил Квил. Ложь. Гнев. Обвинения. Гарри отказался слушать что-либо ещё из этой оперы. Но что-то есть в этой призрачной фигуре. Она неправильная, не совсем человеческая. Итак, Гарри укрепляет защиту дома, просит Квил надеть ожерелье с руническим камнем (малышка в восторге от украшения в форме орла) и внимательно следит за границами собственности.***
Гарри провожает Квил в детский сад, маленькие частные ясли в Ислингтоне, всего в десяти минутах ходьбы от площади Гриммо. Квил любит своих учителей, обожает других детей. Она поразительно любвеобильна для ребенка, рождённого от двух существ, полных ненависти. Гарри замирает, его чувства опасности подают сигналы. Он резко оборачивается, так же резко поднимая Квил, от чего она хихикает, и вытаскивает палочку. Он не может поверить в то, что видит. Том Марволо Риддл во плоти. Возможно, ему около двадцати. Он выглядит потрясающе здоровым и невероятно живым. — Гарри, — говорит Том низким и ровным голосом. Гарри аппарирует домой.***
У Гарри нервный срыв. Том Риддл мёртв. Волдеморт мёртв. Это галлюцинация? Он сходит с ума? Но нет, Гарри обратился за лечением в первый год после войны из-за своего ПТСР, а затем из-за стресса, связанного с воспитанием ребенка его заклятых врагов. Гарри бы ни за что не пошёл бы на терапию, если бы не Квил. Шрам Гарри покалывает. Крестраж мертв, должен быть мертв, но отпечаток остался; в конце концов, он жил в нём шестнадцать лет. ~ Где твое ожерелье? ~ спрашивает Гарри у Квил на парселтанге, с любопытством проговаривая слова; он редко практикует древний язык. ~ Вот, папуля, ~ без усилий отвечает Квил на парселтанге. Она хвастается своим плюшевым мишкой с защитным украшением на шее. ~ Самсон теперь тоже в безопасности! Гарри рассеянно надевает ожерелье обратно на Квил, несмотря на её тихие протесты, думая о том, что он видел тем утром. Волдеморт мёртв. У Гарри не было галлюцинаций. Должно быть, это оборотное зелье. Или ужасно сильный гламур. Тёмные волшебники, на которых он охотится на работе, должно быть, хотят заставить его нервничать. Они пытаются вывести его из себя. Они имели наглость попытаться загнать его в угол, когда он был с Квил. Гарри зло усмехается. Они изменили игровое поле и, конечно же, не будут ни готовы, ни довольны результатами своего хода.***
II
Квил забирается в постель к Гарри. Он поворачивается, вырвавшись из лёгкой дремоты, и притягивает её к себе. Её спутанные чёрные волосы щекочут его подбородок, тельце маленькой девочки свернулось калачиком на его груди. Она обнимает Самсона. — Кто был этот человек? — тихо спрашивает Квил. — Плохой человек, — отвечает Гарри. Он не хочет пугать её, но и лгать ей не будет. Квил знает, что её удочерили, знает, что Гарри её папочка, но не родной отец. Дамблдор мог быть великим волшебником, но уж точно не великим человеком; Гарри поклялся никогда ничего не скрывать от Квил. — Если ты увидишь его снова, возьмись за свое ожерелье и скажи особое слово. — Он вернётся? — спрашивает Квил, извиваясь, пока не оказывается лицом к лицу с Гарри в робких лучах рассвета. — Я не знаю. Но я защищу тебя, — обещает Гарри. — Я знаю, что защитишь, папуля, — Квил улыбается, безмятежно и уверенно. Гарри хотел бы, чтобы у него была такая же уверенность. Иметь возможность смотреть на кого-то, взрослого и авторитетного человека, и просто знать, что он будет защищать тебя от всего на свете. Его сердце согревает то, что он стал таким для Квил. Как будто он разорвал порочный круг жестокого обращения с детьми. — Он похож на тебя и на меня, — говорит Квил, наклоняясь вперёд и играя с прядью волос Гарри. Гарри чувствует, как воздух замирает в лёгких. Это один из тех моментов, когда он не уверен, стоит ли говорить ей, достаточно ли она взрослая. Трудно сказать, как она это воспримет, пока он ей не расскажет. — Это потому, что кто-то наряжается, чтобы быть похожим на твоего папочку, вроде того, как тетя Джинни нарядилась одной из «The Weird Sisters» на Хэллоуин, — наконец с напряжением говорит Гарри. — Но это не твой папочка. Он умер давным-давно. Знаешь, как определить, что перед тобой твой папочка или папуля? — дразнит Гарри, постукивая её по носу. — Как, папуля? — спрашивает Квил, широко раскрыв глаза. ~ Вот так, ~ отвечает Гарри на парселтанге, мягко улыбаясь ей. ~ Просто подумай о змее, например о своей любимой Пчёлке, и задай вопрос. Если это я или папочка, мы единственные, кто сможет ответить. ~ Пчёлка съела кузнечика! ~ вдруг сказала Квил, возбуждённо бормоча. ~ И у неё было такое противное выражение, когда она это сделала! Гарри улыбается дочери, крепко обнимая её, пока она визжит. Как легко было быть вчетвером без забот в мире.***
— Гарри. Гарри замирает, широко раскрыв глаза. Он находится в переулке, на полпути к магазинам, и стоит спиной к мужчине. Волосы на затылке Гарри встают дыбом. Он сразу же думает о Квил и с облегчением вспоминает, что оставил ее в садике, здании, охраняемого Фиделиусом. Гарри медленно поворачивается, напрягаясь. Неудивительно, что темный волшебник снова прячется под личиной Тома Риддла. Гарри холодно смотрит на волшебника в нескольких метрах от него. — То, что ты делаешь, — говорит Гарри, указывая на его лицо, — смущает. Покажи мне своё истинное лицо или даже не беспокой меня. — Ты не думаешь, что я тот, кто я есть. Ты думаешь, что я самозванец, — голова человека с лицом Тома задумчиво склоняется в сторону. — Самозванец, — повторяет Гарри, и с его губ срывается безрадостный смех, — Конечно. Психопат, наверное. Жалкий? Определенно. — Я Том Марволо Риддл, — говорит самозванец. По крайней мере, он замечательный актер. Его резкий, шикарный акцент, ледяной тон и учтивая поза не производят впечатления фальши или дискомфорта. Он тревожно красив и уверен в себе. До предела. Его кремневые серые глаза смотрят на Гарри с холодным раздражением. Он является олицетворением молодого, элитарного, расцветающего Темного Лорда. Это возмутительно. — У меня нет на это времени. Ты явно тот подонок, стоящий у защиты моего дома. Ты загнал меня в угол перед моей дочерью. Ты втянул в это мою семью. Я прикончу тебя, — просто говорит Гарри. Он не сердится. В ушах звенит, в крови странный прилив, в пальцах покалывание. Но он не сердится. — Ты имеешь в виду мою дочь, — самозванец отвечает, ухмылка на его губах. Несмотря на все свои попытки быть спокойным, Гарри мгновенно пришёл в ярость. Гарри оказывается перед лицом самозванца прежде, чем успевает вздохнуть, его давление взлетает до небес так быстро, что он на долю секунды теряет сознание, кровь бурлит от адреналина, его зрение сужается, и он действует на чистом инстинкте. Гарри скалит зубы, глядя Тому в лицо, втискиваясь в его личное пространство, задыхаясь от раздражения, что он на голову ниже этого самозванца. Том Риддл не двигается. На самом деле, он просто выглядит смутно удивленным, покровительственным и непоколебимым. Как будто Гарри — маленькое существо, тявкающее у его лодыжек. Он взглядом прожигает Гарри насквозь, оставляя привкус желчи в задней части горла. — Бомбар… — Гарри начинает рычать, стиснув зубы, в голове у него пусто от ненависти. Самозванец двигается так быстро, что у Гарри перехватывает дыхание. Он врезается в кирпичную стену на обочине переулка, его палочка падает, когда его запястье вывернуто, лицо и грудь неудобно прижаты к кирпичу, когда «Риддл» прижимается к его спине. С Гарри слетели очки, и он на мгновение потерял ориентацию, будучи не привыкшим к рукоприкладству. — Это было ошибкой, — шипит самозванец ему на ухо. Его прикосновение оказалось на удивление теплым, и Гарри горько усмехнулся, кровь стекала по его подбородку из разбитой нижней губы. — Импедиамента, — язвительно отвечает Гарри. Хватка самозванца ослабевает, и Гарри брыкается, отталкиваясь от стены и нанося яростный правый хук. Удар попадает точно в цель, и Гарри смеётся, затаив дыхание, когда серые глаза внезапно расширяются от удивления, и мужчина откидывается назад. Гарри набрасывается, дёргая за волосы, царапая и отражая удары самозванца. Его кровь гудит в ушах, сердце колотится, магия шепчет с его губ… ~ Бля, ~ шипит Том, и Гарри замирает, услышав это. К несчастью для Поттера, нанесенный Томом удар пропускается, и Гарри издает слабый крик, когда этот самый удар попадает ему в челюсть. ~ Стой, ~ командует Гарри, резко откидывая голову назад и глядя на нависшего над ним Тома. Гарри весь в песке из переулка, ему больно, а на челюсти уже распухает синяк. Он замирает, обдумывая всё их взаимодействие. ~ Как ты можешь ещё говорить… ~ начинает Том, резко обрывая речь. — Кто ты, черт возьми? — ошеломлённо говорит Гарри. Он лежит на грязных холодных булыжниках и смотрит вверх на силуэт Тома Риддла, стоящего на четвереньках над ним. — Я Лорд Волдеморт, — говорит мужчина. Гарри впервые в это верит.***
III
Гарри аппарирует домой как только собирается с мыслями. Он никогда не бежал от битвы, никогда, но он просто не может сражаться прямо сейчас. Это слишком. Гарри сидит в семейной библиотеке Блэков, шторы задёрнуты, а в комнате почти темно. Кожу Гарри покалывает, его разум пылает. Он сидит здесь уже несколько часов. Скоро ему нужно будет забрать Квил. Гарри не может смириться с мыслью рассказать ей. И все же он должен. … Но вообще-то не должен. Ей четыре, ради Мерлина. Что он мог ей сказать? «О, милая, ты помнишь своего папочку, о котором я тебе рассказывал? Ну, он был ужасно злым темным волшебником, который несколько раз пытался убить папулю, и в последний раз у него как бы получилось. Но потом папуля чудесным образом очнулся и случайно убил папочку. А знаешь что ещё? Он вернулся! Но мы должны держаться от него подальше, потому что он хочет снова убить папулю, а потом, наверное, и тебя». Да, легче лёгкого. Кожа Гарри ужасно покалывает. Его кожа покрывается мурашками. Воспоминания о Томе Риддле сжигает его разум. Кремниевые серые глаза. Острая линия подбородка. Гладкие вьющиеся черные волосы. Боги, он так похож на Квил. Каким-то образом все гены Тома Риддла оказались доминирующими, что в принципе неудивительно. Квил правда демонстрировала некоторые черты Блэков, но она явно папина дочка. У Гарри болит сердце. Мерлин, ему придётся вернуться к своей прежней жизни. Гоняться за оставшимися крестражами (ради Годрика, откуда они, черт возьми, взялись?!), прячась в лесах и живя преступной жизнью. Как он может взять с собой Квил? Ему придется оставить её. Что, если Волдеморт пришёл за ней? Эта мысль словно обливает Гарри холодной водой. Его тошнит, но он силой воли подавляет рвотные позывы. Он мог скрыться, как и его родители. Скрыть крошечного малыша от демонического Тёмного Лорда. Но все знали, чем закончилась эта история. Гарри окаменел. Застрял между молотом (Волдеморт снова находит его) и наковальней (нарушение стабильной жизни малышки и бегство). Он не может думать. Внезапно Гарри впервые полностью понимает, что именно пережили его родители. А он знает даже больше, чем они. Они трижды бросали вызов Тёмному Лорду — Гарри прожил жизнь, будучи преследуемым им. Гарри чувствует себя задушенным, пойманным в ловушку. Он не знает, что делать.***
— Тебе очень грустно, папуля, — комментирует Квил. Гарри отрывается от книги и удивлённо моргает, глядя на Квил. Прошла неделя с тех пор, как он в последний раз видел Тома Риддла. Поскольку он забрал Квил из детского сада и с тех пор держит в доме, он изо всех сил старается выглядеть храбрым для неё. Очевидно, недостаточно хорошо. — Мне не грустно, птенчик, — отвечает Гарри, тепло улыбаясь ей. Он откладывает книгу и пересекает библиотеку, поднимая её на руки и устраиваясь в кресле с ней на коленях. Квил крепко держится за него, уткнувшись в его плечо. — Нет, — возражает Квил, прижимаясь к его шее. — Папуля грустит. Гарри прикусывает нижнюю губу. Квил ещё не совсем понимает все эмоции, ведь ей всего четыре года. Ему может быть грустно, но в основном он напуган. Он так старался держать себя в тонусе, но Квил была необычайно умным и проницательным ребенком. Вся в отца, предполагает Гарри. — Хочешь, я расскажу тебе сказку? — спрашивает Квил. Гарри улыбается ей, веселье согревает его сердце. — Я хотел бы послушать сказку. Что ты хочешь рассказать мне? — Красавица и Чудовище, — очень серьезно сообщает ему Квил, отстраняясь и глядя Гарри в глаза. — Хорошо, давай, — говорит Гарри, жестом показывая ей начать. — Жили-были, — начинает Квил. — Ах, да, настоящее сказочное начало, — мудро добавляет Гарри. Под твердым взглядом Квил он закрывает рот и кивает ей, чтобы она продолжала. — Жил да был прекрасный принц, — начинает заново Квил, обиженно фыркая. — Но он был очень, очень грубым. Однажды ночью на его модную вечеринку пришла ведьма и прокляла его, чтобы он стал очень уродливым. Очень долго принц был совсем один. Но потом! Однажды ночью очень милая девушка с фермы заблудилась в лесу, случайно нашла замок и подружилась с принцем, несмотря на то, что он был очень уродливым. Принц боялся, что она убежит, потому что он такой уродливый, поэтому заставил ее остаться. Они полюбили друг друга, потому что он был мил и добр к ней. Спустя долгое время девушка поняла, что влюблена. Затем она отправилась домой, чтобы попрощаться с семьей, потому что решила выйти замуж за принца. Но принц думал, что она ушла навсегда, и очень грустил. Он решил, что покончит с собой, потому что он был таким уродливым. Но потом! Незадолго до того, как он это сделал, вернулась девушка и крепко поцеловала его. И принц снова превратился в прекрасного мальчика, и они жили долго и счастливо, — мудро закончила сказку Квил. — Это… интересная история, — сказал Гарри, немного встревоженный детской версией сказки. Это было довольно близко к оригиналу, но… Странно, слышать это с точки зрения Квил. — Это как папочка и папуля, — сказала Квил, удовлетворённо переплетая пальцы на груди. — Что, прости? — спросил Гарри, широко раскрыв глаза. — Папуля был похож на милую девушку с фермы, которая влюбилась в папочку. А папочка был грубым принцем, который был уродливым, но превратился в прекрасного принца, когда папуля влюбился в него, — ответила Квил, закрыв глаза, когда задремала в тепле огня. — Почему… почему ты так думаешь? — мягко спросил Гарри, стараясь свести свою истерику к минимуму. — Потому что так сказал мне папочка, — тихо ответила Квил, а затем, в секунду между двумя ударами сердца, уснула. Гарри на мгновение почувствовал себя абсолютно потерянным. Утопая в своих мыслях, он решил отнести Квил в постель, уложив ее на мягкие простыни, и вернулся в библиотеку, чтобы подумать.***
Утром Гарри отвёл Квил в её садик по каминной связи. Она была довольно огорчена этим, так как ненавидела перемещаться по каминам (Гарри полностью с ней согласен), но ее утешило то, что ей разрешили взять с собой Самсона. Замечательная воспитательница, добрая женщина с мягкими глазами, прошла через камин, чтобы забрать её и она проведёт её обратно. Гарри стиснул зубы, поднял подбородок и вышел за пределы защитных чар дома. Неудивительно, что Том Риддл стоял с другой стороны. — Ты не торопился, — холодно заявил Том. — Что ты наплёл Квил? — рявкнул Гарри. — Когда, чёрт тебя подери, ты успел с ней поговорить? — Квил? — повторил Том, нахмурив брови. — Моя дочь, — пояснил Гарри, пытаясь подавить насмешку. — Ах, ты имеешь в виду Аквилу, — ответил Том, властно приподняв брови. — Я дал ей имя, я знаю, что я имел в виду, — выплёвывает Гарри. Эта новая версия Волдеморта бесит его. — Мне стыдно, что я был слишком сумасшедшим, чтобы дать имя своему ребенку, — резко говорит Том. Гарри сразу становится не по себе. Он чувствует себя хрупкой чашкой, которая может разбиться в любой момент. — В финальной битве ты оставил ее одну, в подземелье, где не было ничего, кроме мучительных криков, — медленно произносит Гарри. — Я полагаю, она не была важна для тебя, но она важна для меня. Я не знаю, какие крестражи у тебя остались, но я прошу тебя прекратить. Хватит. — Гарри ненавидит просить. Он не просил ничего с тех пор, как он был ребенком. Но ради Квил он пойдет на все. — Оставь нас в покое, и я оставлю в покое тебя. Делай всё, что хочешь. Мне уже все равно. — Я здесь не для того, чтобы причинить ей боль, — говорит Том. — Я здесь из-за нее. Мир Гарри внезапно переворачивается. Он чувствует прозрение до того, как оно поразит его. — Квил — твой крестраж, — выдыхает Гарри. — Да, она была рождена для этой цели, — соглашается Том. — Однако, я здесь не поэтому. Мое второе «я» вложило в неё свой последний оставшийся крестраж. Изначально эта часть души была спрятана в чем-то бессмысленном, ничего не стоящем, ещё до крестража в диадеме. Чайник, если можешь поверить. В конце войны я понял, что ты уничтожаешь мои оставшиеся крестражи. Я решил вложить его в то, что ты никогда не сможешь убить: в ребенка. Гарри кажется, будто весь мир перевернулся с ног на голову. Он чувствует себя пустым. Он чувствует себя уничтоженным. — Я люблю ее, — сломленно шепчет Гарри. — Я знаю. Это единственная причина, по которой я здесь, — говорит Том, делая шаг вперёд, пока не оказывается в личном пространстве Гарри. Гарри слишком пуст, чтобы волноваться, чтобы вздрогнуть. — Потому что ты любил её всем сердцем. Ты дал жизнь последнему крестражу. Каждому непривязанному, незакрепленному осколку моей души, связанных вместе, объединённых одним крестражем. Твоя привязанность дала мне плоть, твое обожание дало мне кровь, твоя любовь дала мне жизнь. Все оставшиеся части меня, существовавшие на этом смертном плане, собрались вместе, чтобы сформировать меня. Том поднимает руки, и прямо сейчас Гарри ничего не волнует, монстр может хоть убить его. Но Том охватывает его лицо руками, серые глаза вдруг загораются, как небо после грозы. Выражение его лица потерянное, одинокое, но теплое. — Она для меня все, — признается Гарри в тишине между ними. — Не забирай ее. — Я бы никогда, — отвечает Том, и на его лице играет мягкая улыбка. Издалека Гарри понимает, насколько ужасна эта улыбка, насколько красива и душераздирающая, и полностью, полностью в стиле Тома Риддла. — Я люблю ее, — снова шепчет Гарри. — И ты будешь любить меня, — отвечает Том. Лицо Тома приближается, губы касаются его. Гарри чувствует, как что-то потерянное и сломанное мягко трепещет. — Два моих человеческих крестража вместе. — Я больше не крестраж, — слабо говорит Гарри. — Я тоже так думал. И тем не менее, ты все ещё говоришь на нашем языке. Твоя душа взывает ко мне. Крестраж нельзя уничтожить, если только не уничтожено его вместилище. Он может быть крошечным, может быть, это всего лишь отпечаток, но он жив, — выдыхает Том. — И ты дал мне жизнь. Гарри не знает, что на него нашло. Прикосновение к его лицу мягкое, но жгучее, подобное электричеству, его пульс колотится в ушах. Что-то тянет его вперёд, и он сокращает те миллиметры между ними, прижимаясь губами к губам Тома. В этот момент разум Гарри стирается, его душа поёт, и это великолепно, мягкое горение и гаснущее откровение между ними. — Ты полюбишь меня, — повторяет Том, отстраняясь и прижимаясь лбом ко лбу Гарри. — Думаю, я уже, — говорит Гарри.***
— Папочка! — Квил кричит, мчась по дому, словно сумасшедшая женщина, а адские гончие наступают ей на пятки. Гарри кудахчет, преследуя её с вытянутыми руками. — Защекочу! — Гарри кричит. Том появляется у подножия лестницы в тот момент, когда Квил спрыгивает с верхней ступеньки, ловя ее без особых усилий. У Гарри чуть не случился инфаркт, когда она сделала это в первый раз, но почему-то Том всегда был рядом, готовый поймать её. Гарри с грохотом спускается по лестнице, а Квил визжит Тому в ухо, заставляя его вздрогнуть от громкости. Гарри врезается в них, сжимая их в объятиях. — Возможно, тебе стоит прекратить, — сухо констатирует Том. — Возможно, Квил всё ещё нуждается в щекотке, — издевается Гарри над тоном Тома, придавая своему лицу надменное выражение. — Не нуждаюсь, папуля, — заявляет Квил, твердо глядя на Гарри. — Как пожелаешь, — уступает Гарри её серьезному тону, разводя руками в знак перемирия. Том отпускает Квил, а затем обхватывает руками талию Гарри, притягивая его ближе, и Гарри вскрикивает, когда его наклоняют назад и захватывают в страстном поцелуе. Длинные пальцы путаются в его волосах, и Гарри вздыхает, целуя Тома в ответ. Это так правильно, каждая частичка души Гарри сияет и становится цельной каждый раз, когда Том прикасается к нему. Гарри не думает о последствиях, не думает о крестражах и Тёмных Лордах. Он просто думает о Томе. — Мерзко, — комментирует Квил, уходя прочь. — Мерзко, — повторяет Гарри, как только Том даёт ему возможность дышать. — Заткнись, — отвечает Том, наклоняясь за ещё одним поцелуем, с самодовольной ухмылкой на его губах и победой в блеске глаз.