Маленькое, яростное, невозможное

Саске лёгким, незаметным движением спустился с края обрыва прямо к Наруто — положил руку на плечо, слегка сжав пальцами, приблизил лицо к уху, стараясь не дышать глубоко. Реальность остановилась и, будто в гендзюцу, смазала окружающий мир и его звуки, четко очерчивая светлую макушку и подрагивающие загорелые щеки. Саске не слышал даже звона вытащенного из ножен лезвия, только неясный отблеск за спиной у Наруто да тяжесть в другой руке. От близости чужого лица чувствовалось тепло, и Учиха с легким удивлением ощущал, как оно становится горячее и горячее, начиная обжигать. Он открыл глаза. Летнее солнце, пробиваясь сквозь крону дерева, нагревало Саске, особенно стараясь в районе его волос — ничего похожего на мягкое тепло Наруто, хотя и вероятность теплового удара была одинаковой. Он чертыхнулся — проснуться не успел, а всё Наруто, Наруто, позор его старым костям, свет клином сошёлся, черти-что, еще и ворчит теперь, как брюзга, сил его нет, когда в последний раз спал в постели? Солнце засветило Саске прямо в глаз. Пора было возвращаться домой. Он всё никак не мог привыкнуть: Коноха всё-таки стала удивительной — «удивительно шумной» — с её сложно переплетёнными улицами, круглосуточно работающими заведениями с яркими вывесками и не конца ясными предложениями услуг, её зданиями выше пяти-шести этажей, какие Саске видел, пожалуй, только в крупных промышленных городах. С рекламами фестивалей сладостей и каких-то героев книг, остатками шумных праздников, телевидением. Телевидение в который раз особенно поражало Саске: тот встал посреди дороги, широко распахнув глаза, и сосредоточенно разглядывал Наруто, на огромном уличном экране с вымученной улыбкой разглагольствующем о нововведениях и будущих планах. Лёгкий укол то ли злости, то ли ревности заставил набрать шаг и утвердил его направление — хорошо, что резиденция Хокаге всё еще узнаваемо высилась вдалеке. Заранее предупредить о своём прибытии в деревню в голову не приходило, но слегка расстраивало, что и пройти незамеченным не удалось — наверняка Наруто уже оповестили о его возвращении. Саске поморщился и посетовал на отсутствие всякой конфиденциальности, взбираясь на крышу резиденции со стены: уж в том, чтобы входить через окно, а не через двери, ему никто не откажет. Седьмой Хокаге обнаружился спящим лицом в стол, в одной руке зажаты бумаги, в другой — рабочий телефон. В тон тихому похрапыванию жужжал компьютер, горы документов грозили свалиться одна на другую и спутать и без того легкомысленную сортировку, от пыли неимоверно зачесался нос. Вечерело, кабинет погружался в сумрак, стирая очертания медленно вздымающихся плеч и слегка дрожащей головы, заставляя вещи казаться мягче и меньше, чем они есть. «Маленькое, яростное, невозможное» — мелькнуло у Саске в мыслях, и он почувствовал, как невыносимо сжимается что-то в груди, сбивает дыхание и будто бы слегка слезятся глаза. «Наверняка от пыли» — решил он, аккуратно пробираясь в кабинет и присаживаясь на корточки около стола. Будить не хотелось — хотелось, чтобы Наруто почувствовал чужую, родную чакру во сне, дёрнулся от неё как раньше, как когда отыскивал Саске в лесах в пяти километрах от себя и ощущал, что ладони потеют от адреналина и возможности скорой встречи. Но Наруто не пошевелился, не сжал сильнее кусок бумаги в руке, не приподнял голову, у него даже не сбилось дыхание — будто Саске здесь нет, будто он не может быть угрозой, нависнуть тенью и приставить катану к горлу, язвительно зашипеть в ухо, пнуть ножку кресла. Вообще-то пнуть кресло хотелось действительно сильно, и Учиха в нерешительности помедлил несколько секунд, разглядывая широкую сгорбленную спину спящего. Засомневавшись, он медленно сел на пол и прислонился к ящикам стола, почти касаясь пыльным плащом чужой ноги, упёрся затылком в край столешницы, рассматривая грубые руки, мозолистые пальцы с пятнами чернил на них, помятую одежду, тёмные круги под глазами. У Наруто изо рта тонкой ниточкой стекала слюна и Саске чувствовал в этом всём щемящую завершённость, безоговорочную, беспощадную целостность, ледяную тоскливую стабильность, и хотелось оказаться в бесконечном, Вечном Цукуёми, где эти собачьи чувства — преданности и покорности — не кажутся жалкими и не вызывают стыда. Он с силой пнул кресло. — А! Шикамару! А! Наруто резко вскочил, снеся половину бумаг и кресло целиком, запнулся об него же, отлетел к окну и возмущённо попытался активировать режим Отшельника. Затем поражённо замер на месте, смотря куда-то в стену, но не в сторону Саске — будто чтобы его почувствовать, он полагался лишь на чакру, но никак не на зрение. — Ты ведёшь себя как придурок, придурок. Странно, что Коноха всё больше развивается, а не лежит в развалинах с твоей-то реакцией. И твоя охрана ни к чёрту. Точнее, её даже нет. Или мы перестали жить в мире шиноби? Я туда попал? — Я никогда не слышал от тебя столько слов за раз, — восхищённо выдохнул Наруто, наконец-то поворачиваясь к Саске, — Теперь ты собираешься снова покинуть нас на десять лет? Ты исчерпал лимит, Учиха? С тобой вообще всё в порядке? Может быть, мне послать за Орочимару и попросить какое-нибудь зелье из старых разработок, чтобы ты принял его и снова вернулся в свою форму молчаливого напыщенного ублюдка? Ты знаешь, я могу. Мы в хороших отношениях. Он и к тебе неплохо относится до сих пор, пусть ты и пытался его убить. Хотя, погодите-ка, этим грешит половина жителей Конохи и её Хокаге в том числе. Чего, молчишь? Саске закатил глаза. — Обнимемся? — добил Наруто. * * * От Шикамару, некстати заявившегося в самом начале разгорающегося боя, удалось отбиться жалостливым лицом, урчащими в унисон животами и заверениями быть на рабочем месте с первыми лучами рассвета. Наруто, опираясь на плечо Саске при ходьбе, был до странного молчалив, и это молчание оглушало — чувствовалось, что он прилагает для этого усилия, осекается на полувздохе, хмурится в сторону. И недовольно сопит. — Придурок, у меня в ушах стоит звон от того, что ты хочешь говорить не затыкаясь, но заткнулся. Давай уже, — не выдержал Саске, грубо толкаясь. Наруто вздохнул по-особенному жалко. — Я не смогу никуда убежать — твоя охрана всё-таки соизволила появиться, и минуты на три, но сможет задержать меня. Это последнее приглашение. — Это как-то… Туповато что ли, знаешь, — неловко улыбнулся Узумаки, с сожалением отцепляясь от чужого плеча. — Ты такой заявляешься спустя кучу времени просто так, не из-за какого-то важного сообщения или моего задания, а просто приходишь и пинаешь меня во сне, будто нам по двенадцать лет. И я после этого — что? Должен жаловаться тебе на полоумных старейшин, недостаток сил, Шикамару, своего сына? Чёрт подери, Саске, мне до сих пор кажется, что с тобой только какие-то возвышенно-умные штуки можно обсуждать. Ну, всё то, о чём я не имею понятия. — Ты стал скучнее со временем. — Мне стало яснее о чём говорили все те взрослые, — не согласился Наруто, — Уже не вывезешь на чистом энтузиазме. Нет больше чёрного и белого. Раньше мне нужно было заботиться всего о нескольких людях, которых я знал в лицо — о тебе, Сакуре, Конохомару и так далее, и я знал, что вам всем нужно и это было просто, а сейчас на мне огромная деревня и я… Я немного в шоке. Людям, оказывается, необходимо что-то помимо чистой силы — и в большом количестве. — Тебе не нужно было обо мне заботиться. — Кроме меня никто не мог. — А сейчас? Наруто прикрыл глаза, вдыхая полной грудью сладкий воздух вечерней Конохи, вслушиваясь на десятки метров вокруг, пытаясь одновременно расслабиться и подметить каждую деталь. Саске смотрел на него цепким взглядом и раздражался от пауз в разговоре и от восхищённых возгласов жителей, чуть ли не пальцем тыкающих в Хокаге. Наруто уже не потащишь в лес подраться среди ночи, не растормошишь на качественную, злую перепалку, не заберёшь тренироваться до утра — и это чувство принадлежности Саске ко всей остальной толпе, чувство единства с другими людьми зарождали ярость где-то чуть ниже сердца. — Сейчас я доверяю тебе самому выбирать необходимость этой заботы. Это другое. — То есть, сейчас у тебя просто на меня не хватает времени? — язвительно пробормотал Учиха, посылая гневный взгляд толпе школьников, повизгивающих при виде них. Наруто резко остановился: — Саске. Что с тобой такое, чёрт подери? Да, Саске, что с тобой такое, что ты как девчонка сопливая, вымаливаешь минутку внимания, ещё разрыдайся здесь или истерику закати — до смешного, откуда у них эти порывы бегать друг за другом? Внимание Наруто — то, чего Саске хотел, кажется, всю жизнь, и на автомате вырываются раздражённые нотки в голосе, рука дрожит от жажды схватиться за оружие, тянет активировать шаринган. Внимание Наруто может ему полностью принадлежать лишь в битве, но разве тот не стал Хокаге для того, чтобы эти битвы закончились? Что он скажет, узнав о желании его лучшего друга развязать очередную войну, лишь бы не было необходимости разговаривать через слова, а была возможность почувствовать друг друга и всецело владеть — владение это то, чего с Саске никогда не случалось. — Я издеваюсь над тобой. Полагаю, мы идём в Ичираку. Смотреть на тебя, съедающего тридцать тарелок рамена за раз — то ещё удовольствие, я решил отомстить заранее. — Никогда не думал, что ты не любишь рамен. — Мне нравится рамен. В разумных количествах. Наруто улыбнулся: — А я тебе тоже нравлюсь в разумных количествах? — Всё, что касается тебя, не поддаётся разуму, — злобно ответил Саске, отвернувшись и пиная несчастный дорожный камушек. Ну не врать же Хокаге в лицо, в конце концов. * * * — Шикамару меня убьёт, — простонал Наруто, громко ставя на стол пустой бокал четвертого по счёту пива. — Знаешь, я чуть не проспал собственное становление Хокаге после того, как выпил лишнего. Точнее, я так и не пришёл туда, но это уже из-за моей дочери. Хотя если честно, здесь я тоже не совсем уверен, что дело не в алкоголе… А! Саске вздрогнул от внезапного громкого восклицания посреди бормотания и внимательно посмотрел на Узумаки, уже готовясь встать на защиту или отвесить подзатыльник. Наруто сжал щёки руками и с тихим ужасом уставился в ответ. Повисла тишина, прерываемая лёгкими хрипами. Учихе стало почти неловко — где-то на грани смешного и тревожного. — А! Саске! У тебя ведь есть… Жена! Саске на всякий случай недоверчиво поднял бровь. — Жена, Саске. И это Сакура-чан, — просипел Наруто, сползая вниз по липкому диванчику бара, — И знаешь, что? Сакура-чан тоже меня убьёт. Это наш последний вечер до следующей жизни. — Как ни глянь, а непонятно, почему тебя выбрали в Хокаге, — скривился Саске, — Ты абсолютно не ориентируешься в пространстве и при мысли о тебе люди становятся кровожадными. И ты не умеешь пить. Наруто возмущённо потряс кулаками, задевая все четыре бокала разом: — Я умею пить, придурок Саске! Тут много учиться не нужно было, знаешь ли! — Ты же сейчас сам себя дискредитировал. — Дикре… Чего, Саске, — глупо улыбнулся Узумаки, — Шиноби не должны знать таких слов. — Шиноби у тебя в деревне наверняка знают вообще только одно слово. — Какое? — продолжил пьяно улыбаться Наруто, приподнимаясь с диванчика и безуспешно пытаясь наклониться к Саске. — Хокаге-сама? — «Помогите». — Смешно, но… Теряешь хватку, Саске-кун. Наруто попытался выбраться из-за стола, но запнулся о собственные ноги, икнул и упал обратно. Саске покачал головой. Это было их первое совместное посещение бара за последние лет десять и он всё так же выпивал лишь пару чарок саке, морщась от неприятного запаха пива Наруто и общей атмосферы захламленности и тоскливости заведения. Тогда Наруто тоже напился. Тогда они разговаривали о важных вещах, о серьёзных вещах, о вещах такой сложности, что наутро Саске снова хотел быть шиноби-отступником и в Коноху больше не возвращаться никогда. Тогда они подрались, а через некоторое время уже где-то в чужих лесах Сакура прислала записку о том, что Наруто женится. — Ты женился мне назло? — неожиданно спросил Саске и тут же мысленно злобно отвесил себе пинка. Наруто поднял взгляд, но не удивлённый или ошарашенный, а скорее… Вызывающий. Вызывающе-отчаянный. — А ты ушёл из деревни мне назло? — мстительно парировал он. — Потом тоже назло мне женился на Сакуре? Поработал над продолжением клана Учиха? И ушёл опять? Вот спасибо, Саске. Спасибо, что ты так обо мне думаешь. Чувствуя угрозу личной жизни Хокаге, Саске аккуратно поднялся из-за стола и попытался вытащить оттуда Наруто. Тот возмущённо засопел, дёрнулся в другую сторону и тряхнул головой в попытке избавиться от тумана в ней и вдруг с какой-то особенной яростью громко заговорил: — Я пытался жить, как ты мне и сказал, но ты же не объяснил! Я жил эту жизнь, Саске, как знал её, старался любить женщину и завести детей, а ты приходишь и предъявляешь мне претензии! Это у меня должны быть претензии! — Тише ты, этого не нужно слышать абсолютно всей деревне, — зашипел Саске, грубо дёргая Наруто за ворот на себя. Тот как-то обмяк и наконец-то поддался, неуклюже поднимаясь из-за стола и даже не пытаясь вырваться. — Я не собирался обсуждать это с тобой сейчас, беру свои слова назад. Я вообще не собираюсь это с тобой обсуждать когда-либо. — Тебе придётся, Учиха, — Наруто неожиданно резко выпрямился и заговорил спокойным, звучащим достаточно трезво голосом. Казалось, что в баре стало ещё тише, и атмосфера общей напряжённости выводила Саске из себя. — Ты задолжал мне много слов. Ещё раз пошатнувшись на всякий случай, он выбрался из-за стола и вышел из душного помещения в прохладную ночь деревни. До рассвета еще было время выспаться или прогуляться по тесным улочкам, которых не коснулась урбанизация и где можно предаться ностальгии, и, может, немного — поплакать. Наруто давно не плакал. Не собирался и сейчас. В молчании они добрались до ближайшей лавки, Наруто — в задумчивости закусывая щёку, почёсывая макушку, зевая во весь рот, и весь его вид излучал спокойствие, будто он не замечал нервной необычной тревоги Саске, будто всё вокруг не было чем-то сюрреалистичным, особым подвидом медленно съедающего мозг гензюцу, издевательством Богов, насмешкой. Саске был твёрд как скала, подтачиваемая водой уже не одну сотню лет. Готовая разрушиться от лёгкого хлопка ладонью. — Если бы я не мог почувствовать твою чакру хоть из другого измерения, я бы решил, что ты шпион, лишь прикидывающийся моим… лучшим другом, — Наруто хмыкнул и потянулся. — В последний раз ты был таким в конце нашей последней битвы. Саске язвительно хмыкнул и покачал головой, почти признавая правоту. Можно было свести всё в шутку, можно было добавить в эту шутку серьёзности, но чертовски сложно оказывается выражать своё смятение без попыток подраться. Он решил перевести тему, пока его не загнали в угол. — Боруто становится всё больше похож на тебя. Ему… — Это ты дал ему веру, — перебил Наруто, толкнув Саске в плечо. — Ты пришёл и дал ему то, чего я не мог все эти годы. Открыл глаза. Научил слышать. Неплохо иногда приходить и напоминать ему, да, Саске? И посмотрел в глаза так, что у Саске жар мгновенно прошёл по всему телу, отзываясь особенной адреналиновой дрожью в пальцах. Как когда «подашь мне руку?», или «я же вижу, что ты не в порядке», или… Или… Наруто упал на лавку, склонив голову на спинку, внимательно разглядывал небо, усыпанное звёздами, старался дышать полной грудью и больше не шевелиться ни единым мускулом. Вот оно что: присутствие Саске заставляет его голову работать посерьёзнее, чем давление Шикамару, сердце биться сильнее, чем объятия Химавари, воздух чище и слаще, и главное — спокойствие. Безмятежность крайнего доверия, преданность судьбе, в которую они оба не верят, но отчаянно жаждут встречи в следующей жизни. Жизнях. Саске садится очень близко, задевая коленом и Наруто кажется, что он дрожит, а значит, что у того происходит бой. Саске развязал кратковременную войну внутри себя и снова пришёл к нему, чтобы проиграть. Но проигравшим чувствует себя именно Наруто. — Иногда я завидую собственному сыну. Саске дёрнулся от желания в очередной раз за вечер закатить глаза. — Я мог бы потренировать и тебя, ты, вроде, давно освоил разенган. — Хотел бы я, чтобы дело заключалось в этом, — со смешком заметил Наруто. Прикрыл глаза, будто устал, но на самом деле близость Саске очищала голову похлеще антипохмельного зелья Сакуры. — Теперь дети занимают всё твоё время. Мой сын, твоя дочь… Старому Хокаге-сама остаётся довольствоваться ночными крохами и твоими сухими записками. Возможно, я свяжу Сараду и спрячу на несколько часов, чтобы прикинуться ею и получить пару объятий. Возмущённо выдохнув, Саске занёс руку для сильного подзатыльника, но остановился, коснувшись волос — и Наруто тут же откинулся головой на ладонь, крепко зажмурившись. Учиха знал, что не от страха. В каждом слове за смехом слышалось то же тоскливое отчаяние, осознание прошедших лет: не впустую, не в одиночестве, но не там, не с теми, не здесь. Где-то в знакомых Саске далёких тёмных лесах, в полях с высокой травой, под ледяным бушующим водопадом они могли бы быть счастливыми, не существуй кроме них в мире никого. Если бы сейчас пришлось выбирать между Наруто и Сарадой, Саске выбрал бы дочь — потому что она следствие того мира, ради которого Наруто бился и умирал, и сделать выбор не в пользу своего ребёнка посчиталось бы предательством идеалов Узумаки. Саске всю жизнь делает выборы, которые ни к чему ни приводят, ведь, кажется, ни у одного выбора нет качественного конца, а так хочется простонать по-особенному жалко где-то внутри себя и медленно осесть на грязный пол любого вшивого заведения любого вонючего города. Пугает количество прошедших лет — и будто бы шиноби столько не живут, а это значит, что смерть за каждым последующим днем, и он всё ещё не смог себя заставить сказать достаточно. Безысходность, вызывающая спазмы и ослабляющая колени, захватывает Саске полностью с завидной частотой, и нет никакого видимого шанса обыграть это чувство. — Я злюсь на тебя, Саске, за то, что между «надо» и «хочу» ты не можешь сделать выбора, потому что не знаешь, что такое собственное желание, — добавил Наруто, приподнимаясь с лавочки и протягивая Саске руку. Саске, будто на секунду разбившись, молча смотрит на неё некоторое время и только затем ухватывается. — Но люблю тебя. За честность порыва. Саске невесело хмыкнул, но ощущал, как сжимающая сердце тревога и туманящая глаза пустота постепенно отступают, давая место долгожданному чувству тепла. Надолго ли в этот раз? — Ты единственный, кто любит меня за честность. Ночь прячет их под собой, окружая невидимой для чужих глаз интимностью прикосновения плеча к плечу.