В глазах смотрящего

Каждый его день начинался одинаково: просыпался он с первыми лучами зари, проходил в ванну, шлепая босыми ногами, наспех умывался холодной водой из-под крана, надевал белоснежную накрахмаленную рубашку, про себя посмеиваясь: «В такой и похоронить не жалко», быстро завтракал и выходил в уже вовсю живший город. Открывал лавку и ждал первых покупателей. В дни, когда он налаживал поставки, или ездил в другие города за товаром, этим занимались его сыновья: Бернард и Мартин. Он хотел оставить свой бизнес им после смерти. Его имя Дэйн, ему уже сорок с небольшим, и он торговец. Он до нелепого суеверен: радуется, когда первым клиентом оказывается мужчина, и без тени жадности уступает тому в цене. Кладет монетку под небольшие весы с металлическими грузиками и никогда не поднимает упавшую на пол мелочь. Ему нравится вдыхать терпкий аромат свежего чая и размеренная, сытая жизнь в Митре. Дэйн годами владеет этим магазином, продолжая семейный бизнес, доставшийся ему от отца. У него есть связи, добротный дом и красавица-жена, не знавшая нужды благодаря его труду. Дэйн любит слушать своих покупателей и наблюдать за ними. Дама с маленькой собачкой, чьего имени он даже не знает, заходит каждый второй понедельник месяца и рассказывает про своего мужа-бизнесмена. Или мужчина, что берет только черный чай без примесей. Несмотря на увлечение Дэйна самому добавлять ароматные травы и специи в свой чай, он никогда не рекомендует мужчине другого. У него есть любимые постоянные клиенты. И те, кого он недолюбливает. Приятно иметь дело с экономками из богатых домов и неприятно встречаться с их начальниками, владельцами тех самых домов. Заходят редко, смотрят свысока, говорят надменно. Будто весь мир крутится вокруг них. Один покупатель ему прочно врезался в память с первой встречи и с годами закрепил там свое место. В первую их встречу Дэйн фасовал новый, гречневый, чай по маленьким тканевым мешочкам, когда раздался звон колокольчиков над дверью. Широко улыбнувшись, он шагнул в зал и встал за прилавок, удивившись. Этого мужчину он видел впервые и не сразу мог сказать, кем тот является. Для зажиточного мещанина слишком хорошо сложен телом, для помощника по дому слишком стар: возраст читался в его взгляде, холодном и остром как сталь, так ярко контрастирующем на столь юном лице, для городского военного слишком серьезен. — Добрый день, — доброжелательно произнес Дэйн. — Здравствуйте, — ответил мужчина, внимательно рассматривая прилавок. — Подсказать что-то? — Есть что-то, чего не найти в Марии? — Почти весь мой ассортимент в Марии и днем с огнем не сыщешь, — усмехнулся он, в ответ новый покупатель лишь ощетинился. — Вы, верно, приезжий? — Верно, — безразлично раздалось в ответ. — Вам понравится в Митре, — пообещал торговец. — Попробуйте белый чай, некоторые зовут его «эликсиром долголетия». Надолго здесь? — Вряд ли мне поможет этот эликсир. Дня на два, командировка, — для Дэйна все встало на свои места. — Разведчик? — и не простой. «Солдаты в Митру не ездят. Офицер. Или более того, капитан», — думал Дэйв. — Да. Заверните один белый и три улуна, пожалуйста, — все так же холодно, совсем не удивившись догадливости продавца, сказал тот. — И как там? — Дэйн не разделял всеобщей ненависти к разведкорпусу. В детстве он мечтал стать его частью и стал бы, не уйди отец из жизни так рано. Он положил чай на весы и начал считать, записывая значения в блокнот. — Как всегда. — Сорок пять серебряных, — улыбнулся торговец. — Возьму за сорок, — ответил солдат, и Дэйн согласился. Ему понравился разведчик. Заходил он хаотично: то по нескольку раз за месяц, то его духу не было по полгода. Выбирал дотошно, избирательно, хорошо торговался и всегда был хмурым, как туча. Часто брал то, что посоветует Дэйн, пробовал новое, но один непопулярный чай покупал всегда. — Давай уже свой гречневый. И не забудь про улун, — сказал он спустя пару месяцев, когда Дэйн уже хорошо его запомнил. Имени он все еще не знал, да и не было необходимости, про себя называл просто. «Разведчик». — Спасибо за покупку, — улыбнулся Дэйн, протягивая чай. — Как там, за стенами? — Как всегда, — буркнул в ответ тот и скрылся за дверью, оставив на прилавке деньги. Сам не зная почему, Дэйн делал ему скидку. В тот же день появился второй. Выше, шире и как будто добрее. Но тоже разведчик. Дэйн понял по нашивке на плаще, зашел в форме. — Добрый день, — сказал он, как только открылась дверь. — Добрый, — улыбнулся Дэйн. — Улун, пожалуйста, больше ничего не надо, — он достал мешочек с монетами и, быстро отсчитав нужную сумму, хотел было выйти, но Дэйн не смог не спросить: — Другу покупаете? — Да, — едва заметно, но мягко улыбнулся он и точно так же, как и первый, исчез за дверью. Дэйн всегда пытался выведать у своего любимого покупателя подробности о службе, но тот отвечал только сухими фразами, тут же пресекая любой возможный диалог. Только одно Дэйн понимал из их разговоров точно — газеты врут. — Как там, офицер? — спросил он как-то, взвешивая лавандовый чай. Его разведчик брал впервые. — Капитан, — поправил он. — Плохо, — ответил с безразличным взглядом, по которому едва ли можно было что-то понять. На дворе был 845 год, и вся Митра говорила лишь об одном — разрушение стены Мария, пока газеты и правительство в один голос твердили: «Ситуация под контролем». И дураку было понятно, что нет. — Где ваш штаб теперь? — невзначай спросил Дэйн. — Роза, — бросил разведчик. Меж его бровей залегла складка. «Стареет, — подумал Дэйн, — как бы не помер». По необъяснимой причине, он всегда ждал возвращения разведчика и начинал беспокоиться, когда тот подолгу не появлялся, чтобы купить чай, думал плохое. — Командор у нас неглупый. Так что живите да радуйтесь, — бросил он перед уходом. Дэйн чувствовал легкое пренебрежение в свою сторону, но не жаловался. На его памяти бывали покупатели и похуже, а этот хоть сговорчивый. — Ненавижу этих наглых ублюдков, — сказал как-то разведчик себе за спину, открывая дверь. Он впервые пришел не один. — Не воспринимай так близко к сердцу, это только до конца года, — успокаивал его тот, что повыше. Дэйн видел его прежде, примерно с год назад. — Добрый день, — как всегда улыбчиво встретил он двух мужчин. — Эти уроды почти вдвое урезали наш бюджет, — возмущенно обратился к нему разведчик. — Это не впервые, Леви, нам не привыкать, — продолжал второй. — Так вы Леви? — Дэйн словно по-новому посмотрел на своего любимого разведчика. Про него говорили. В 844, когда он только появился, его назвали беспрецедентным. В 845 дали неофициальное звание «Надежда человечества». Его любили, его ненавидели, но знали все поголовно. И не только в Митре. Дэйн часто выезжал в командировки и часто слышал от других людей это имя. Он знал, что капитан Леви невысок, а его взгляд может убить, но никогда не предполагал, что именно сильнейший воин человечества каждый раз, оказываясь в столице, заходит в его маленький, богом забытый чайный магазин. — Да, — все так же безразлично ответил он. — Есть что-то успокаивающее? — улыбнувшись, спросил его друг, за что получил от разведчика (Дэйн не мог выбросить прозвище из головы) презрительный взгляд. — Травяной из ромашки, — ответил он и потянулся было за ним, когда покупатели в голос произнесли: «Не надо» и «Берем». — Ты не заставишь меня успокоиться чаем, Эрвин, — сказал Леви и вновь поверг Дэйна в молчаливый шок, отразившийся на лице. Благо, они этого не видели: он повернулся к полкам. — Я вспорю глотку каждому там. Или надавлю другим способом, мне все равно, — он явно был не в духе. Следом Дэйн услышал трение ткани о ткань, и разведчик тут же утих. Краем глаза торговец ухватил ладонь на чужом плече. В тот день они все же взяли ромашковый. И улун. Они ему нравились. Командор и капитан, что заходят в его чайную лавку. По одиночке или вместе, но Дэйн прикипел к ним. Радовался, когда радовались они. — Это просто дети, — смеясь, открыл дверь командор. — Сделай что-нибудь, — злился в ответ капитан. Дэйн не знал, что произошло, но тоже улыбнулся. Не как улыбался всем клиентам, искренне и неподдельно. — Не стану, — так же искренне улыбался командор. Его лицо потеплело, сильно отличаясь от того, что было в их первую с Дэйном встречу, серьезного и безразличного. Дэйн невольно вспомнил свою жену, рядом с которой расцветал изнутри. — Новое поступление, капитан, — радостно сообщил он. — Выкладывай, — он общался с ним, как с подчиненным. Профдеформацию никто не отменял, и Дэйн прекрасно это понимал. — Желтый чай. Лучше заваривать в стекле, и тогда сможете увидеть, как танцуют чаинки, — особое удовольствие Дэйну доставляли рассказы о собственном товаре. — Танцующие чаинки это интересно, — произнес командор, и капитан почему-то тут же стушевался, буркнув: — Давай. И про улун не забудь, три мешочка. — Будет сделано. Как на фронте? — Приемлемо, — все так же исчерпывающе отвечал тот. — Недавно был набор, у Леви теперь свой отряд, — подключился к разговору командор. — Ненавижу детей. — Ты в них души не чаешь. Поздним вечером или ранним утром. Холодной зимой, укутавшись в шарфы, или теплой весной, в гражданских рубашках, закатанных по локоть, они заходили за чаем. Брали что-то новое и неизменный улун. Год за годом, злые и говорящие мало или веселые, говорящие чуть больше, Дэйн видел их. Всегда вместе. Был и год застоя, 850, когда весь военпол охотился на разведку. После смены власти, они вновь зашли. — Я рад, что все так обошлось, — по-теплому, как старых знакомых, встретил их Дэйн. — Мы тоже, — ответил командор. — Мог бы и не геройствовать. Недавно только эшафот разобрали, — фыркнул капитан. — Улун? — спросил торговец очевидное. — Да. И один лавандового захвати, — строго раздалось в ответ. — Будет сделано. Что-то новое попробуете? — Не сегодня. — Королева хочет снизить налоги для торговцев, — заговорщически произнес командор, улыбнувшись. — Заживем, — смеясь, протянул Дэйн. Хоть и непостоянно, но они продолжали заходить. Покупали чай и иногда болтали. В последний раз капитан зашел один. Дрожащими руками сжимая зеленый медальон, он хмуро бросил: — Ромашковый, — его глаза были красными от усталости или слез. Силуэт осунулся. Даже самые сильные не умели скрывать потерю. Потерю кого-то близкого. Сослуживца, товарища, друга или чего-то большего. — Как скажете, — Дэйн не улыбался. Не спрашивал. Весь город трубел о погибели командора. Лицо его любимого покупателя стало вдвойне строже. Оно отражало все увиденные им ужасы. Он резким движением взял чай, бросив монеты, и развернулся к выходу. Дэйн едва успел крикнуть вслед: — Я сожалею. — Сожалеть здесь не о чем, — донеслось в ответ.