Handers canon-divergent AU

Гаррет в изнеможении оперся на посох, оглядывая поле боя. Искорёженные, подмороженные и опалённые куски тевинтерских статуй, изломанные тела магов и храмовников, и посредине всего этого — дымящаяся Мередит, в отчаянии простирающая красные лириумные руки к низкому грязному небу. Фенрис небрежно вытер меч о мантию лежащего поблизости трупа, только больше размазав кровь по лезвию, да так и остался сидеть на пятках, устало опустив голову на грудь. Белые пряди слиплись от крови. Варрик стоял, запустив пятерню в волосы, в кои-то веки не отправившись собирать арбалетные болты, хотя магазин был давно пуст, и последних врагов он убивал кинжалами. Мерриль, воровато оглянувшись, спрятала свой стилет за голенище сапожка и зажала изрезаное предплечье тряпицей. Казалось, ноги сейчас отнимутся — так предательски дрожали колени. Хоук был выжат досуха. Нужно осмотреть раны товарищей, нужно проверить оставшихся в живых врагов, нужно валить ко всем демонам прочь из Казематов, пока не нагрянули новые храмовники… а он просто стоял, не в силах пошевелиться, и зачарованно глядел на переливающиеся искры нерастаявшего морозного заклинания, вспоровшего грудную клетку одному из одержимых. Кровь вперемешку с ясным голубым льдом казалась нереальной. Всё казалось нереальным… Хоук наконец отвёл взгляд и медленно, как во сне, повернул голову на раздавшийся справа звук железа о камень. Андерс, весь заляпанный своей и чужой кровью, тихо всхлипнул и осел на каменный пол Казематов, уткнувшись взглядом в безвольно лежащие на коленях руки. Его глаза вновь стали карими, впервые за последний час, наверное. Вместе с духом Справедливости из них вышел весь цвет, вся жизнь. Он шарил потерянным взглядом по телам павших, по разломанным статуям, по измученным лицам союзников, и его поза, выражение лица, он весь целиком выражал столь ощутимую крайнюю степень отчаяния и осознания своей вины, что его было даже жаль. Было бы. Хоук поймал себя на мысли, что кроме звенящей пустоты не чувствует вообще ничего. На секунду стало страшно, но даже ужас был каким-то приглушённым, будто не своим. Не держал ледяной хваткой за горло, а лишь тихонько скрёб по шее кончиками когтей. Гаррет с усилием выпрямился, расправив плечи, и окликнул своих: — Уходим отсюда. — Звук собственного голоса, похожий на карканье, неприятно резанул слух. Он развернулся и тяжело, опираясь на посох, как на палку, зашагал в сторону причала. Было совершенно плевать, что острие затупится — да хоть бы и сломалось. Было даже наплевать, идёт ли кто-то за ним. Но за ним пошли — он понял это по эху шагов. В оглушающей тишине внутреннего двора, нарушаемой лишь далёким свистом ветра в скалах, не слышно было даже стонов умирающих. Хоть это хорошо, потому что добивать раненых всё равно не было сил. Нужно было думать, куда идти. В доме любого из них к утру будет полно стражи и храмовников, пещеры заняты взбешёнными отступниками, на улицах полно всякого сброда: мародёры, разбойники и прочая гниль, пользующаяся суматохой, чтобы поживиться. Хоук запнулся о выступающий камень, еле удержал равновесие. Бок и плечо прострелила острая боль — раны стали заявлять о себе, с ненавистью вгрызаясь в и без того измученное тело. Плевать, плевать на все. Думать о чём-то, строить планы на дальнейшую жизнь… нет. Он пойдёт домой. Захлопнет дверь, отшвырнёт посох, рухнет прямо на пол и мгновенно отрубится — и пусть хоть сами Мередит с Орсино оживут и заявятся к нему на порог. Уже около ступеней, ведущих к лодкам, он замедлил шаг, поджидая своих, и оглянулся. Фенрис, уже не имея сил на ненависть к малефикарам, шёл рядом с Мерриль, бережно придерживая спотыкавшуюся на каждом шагу девушку, Варрик ковылял следом, припадая на левую ногу, а Андерс… его не было. Его, блядь, не было! Гаррет сощурился и разглядел на поле боя согбенный силуэт, теряющийся в мареве раскаленных камней Казематов. Злость душной волной подкатила к вискам. Он отшвырнул посох в сторону и быстрым шагом направился обратно, забыв про усталость. Почти подбежав к сидящему на камнях целителю, Хоук резко вздёрнул его за ворот мантии, ставя на ноги, впился зрачками в совершенно белое больное лицо и прорычал: — Приказ был для всех. Уходим, — и, для верности встряхнув его ещё раз, резко разжал руки и шагнул обратно, не обращая внимания ни на то, что выдернул из мантии несколько перьев, ни на слёзы, прочертившие светлые дорожки на испачканных копотью и кровью щеках целителя. Андерс, впрочем, не двинулся с места, и Гаррет громко скрипнул зубами. Он что, ждёт трогательных объятий и клятв в вечной любви? Благородного всепрощения, трепетного заглядывания в глаза?! Ярость взвинтила пульс так, что сердце глухо застучало в ушах. — Что ещё? — нарочито спокойно бросил он, не поворачиваясь. Лишь свист ветра в Казематах был ему ответом. — ЧТО ЕЩЁ??! — эхо далеко разнесло крик. Целитель дёрнулся, как от пощёчины, но продолжил молчать. Гаррет грубо схватил его за плечи, до ломоты в суставах сжимая пальцы, и заорал прямо в лицо: — Чего ты молчишь? Что заткнулся? Спаситель мира! Семь лет не мог закрыть свой блядский рот, а сейчас всё?! Иссякло вдохновение? — Почти каждое слово сопровождалось ощутимым встряхиванием. Впрочем, Андерс едва ли замечал их, широко раскрытыми глазами глядя на Хоука, которого словно прорвало — он выкрикивал проклятья вперемешку с оскорблениями, будучи не в силах остановиться. — Ты же должен быть счастлив сейчас? Круг разрушен, храмовники мертвы. Что же ты не танцуешь на их костях? Почему не танцуешь? Ты ДОЛЖЕН быть счастлив сейчас! Все враги откинулись, демонова ты сука, ПОЛГОРОДА СДОХЛО! — он с силой оттолкнул Андерса, который еле удержался на ногах, но не отвёл мёртвого взгляда от его лица. Его серые потрескавшиеся губы беззвучно шевелились, но разбирать слова не было ни сил, ни желания. Гаррет почти до хруста сжал челюсти, пытаясь справиться с гневом. Получалось из рук вон плохо, и прежде, чем он успел подумать, слова сорвались с губ, обнажая истинную причину ярости. — Я не думал, что ты настолько не доверяешь мне. В попытке справиться с горечью и болью Хоук прикрыл глаза и шумно выдохнул, расцепляя подрагивающие руки. Внутри то ли горело, то ли стыло инеем, мысли метались по черепной коробке, отнимая способность действовать. Гаррет почувствовал прикосновение к груди, опустил глаза вниз. Целитель протягивал ему руку… с зажатым в ней кинжалом, продолжая неслышно шептать. Злость подхватило нещадно завывающим ветром, и в следующий миг сознание затопила звенящая пустота, тут же сменившись оглушающим пониманием. убейменяубейменяпожалуйстаубейубей Резким взмахом руки Хоук грубо выбил стилет из его руки. Звон металла был громче, чем собственные крики полминуты назад. Несмотря на силу удара Андерс не дрогнул лицом, даже не поморщился. В ту же секунду Гаррет рывком притянул его к себе, сжимая едва ли не крепче, чем тряс до этого, и почти сразу же ощутил, как напряжённое до предела тело враз обмякает в его руках. Вслед за ним Хоук опустился на колени и мягко отстранился, вглядываясь в посеревшее лицо, бестолково размазывая копоть, кровь и слёзы по заросшим щетиной щекам. В глазах Андерса было столько отчаяния, что собственная злость и обида как-то выцвели, поутихли. Хотелось что-то сказать; какие-нибудь успокаивающие глупости, шутки, любой бред, который облегчил бы ужасающую боль, разрывающую и свою грудную клетку тоже. Но умных слов, как всегда, не находилось. Получилось только обнять снова. — Ещё раз сунешься с подобной хуйнёй — обрею наголо, — нарочито сердито пробурчал он и, помолчав, добавил. — В конце концов, Котёнок, мы же обещали друг другу утопить Киркволл в крови. Андерс нервно дёрнул уголком рта, впервые за всё время изменив выражение лица. — Пошли уже, — Гаррет поднялся с колен и протянул руку, помогая целителю встать. Тот подобрал валяющийся у ног посох и потянулся было за стилетом, но Хоук пинком отбросил его далеко в сторону. — Тебе это не нужно, — и зашагал рядом, подталкивая целителя по направлению к пристани с успокаивающе мягкой уверенностью, которой у него на самом деле не было. Остальные уже сидели в шлюпке, не выказывая никакого недовольства задержкой — может, и не заметили даже их отсутствия. Гаррет помог Андерсу забраться внутрь, подал свой посох, с трудом пережёг швартовочную веревку совсем слабеньким огненным заклинанием и оттолкнул лодку от причала, запрыгивая на ходу. Казематы остались позади, сожжённые, разрушенные и опустошённые. Как и огромный кусок их жизней.