Несколько секунд

Джордан ненавидит этого чертового жирного ублюдка. В это самое мгновение он ненавидит в нем все: тупой маслянистый взгляд, дрожащие складки жира на втором подбородке; и боги всемогущие, он опять лопочет какую-то чушь. Джордана тошнит от него — практически буквально. Он уже чувствует рвотные позывы, и виной всему не бухло и не наркота — это Донни, Донни во всем виноват. Хоть бы он сдох. Джордан теряется, когда Донни хватается руками за горло: неужели он случайно произнес вслух, и теперь Донни разыгрывает его? У него никогда не было чувства юмора — как, впрочем, и мозгов, и множество других полезных человеческих качеств. Тем временем Донни уже синеет и пучит глаза — но актер он тоже хреновый, а значит, дело в другом. Ну да, конечно. Этот идиот опять набил рот и подавился куском бекона. Свинья подавилась свиньей — какая ирония. Вселенная услышала молитвы Джордана и решила истребить это странное существо, некогда именовавшееся его лучшим другом. Самопровозглашенным, разумеется. Джордан никогда не считал его ни приятелем, ни другом, ни кем бы то ни было еще. Губы Донни медленно наливаются синевой, и он страшно хрипит, падая навзничь. Прекрасно. Туда ему и дорога. Джордан тревожно переминается, глядя, как извиваются в конвульсиях толстые ноги Донни. Его собственные ноги кажутся страшно тяжелыми, когда он едва волочит их вперед. Зачем он это делает? Да просто насладиться отменным зрелищем, так сказать, из первых рядов. Донни шевелит губами и, кажется, хочет сказать «помоги». Он еще не знает, что Джордан не собирается помогать, что он… Джордан бросается ему на грудь и запрокидывает голову, пытается заставить его разжать челюсти; он лезет пальцами его прямо в глотку, чтобы достать чертов кусок бекона. Он готов засунуть руку хоть по локоть, хоть по самое плечо. Он набирает воздуха и в грудь и вжимается губами в омерзительные губы Донни, по которым стекает слюна; выдыхает в его рот, разверзнутый, как жерло вулкана. Он колотит его по груди, каждый раз все более отчаянно — с такой силой, что, наверное, уже сломал ему пару ребер. Он подвывает и всхлипывает от напряжения и страха, пока не проходит еще несколько долгих секунд, и Донни наконец-то не кашляет, и застрявшая у него в горле пища не оказывается у Джордана на лице. Он откидывается назад и утирается, размазывает по щекам слезы, пока жирный придурок Донни натужно кашляет, чудом оставшийся в живых. Донни даже не благодарит его за старания. Вот же мерзкая тварь. Ненависть поднимает в Джордане с новой силой, и ему кажется, что он почти готов положить ладони ему на шею и сдавить как следует, чтобы закончить начатое; но он не может — его душат странные слезы облегчения и от пережитого ужаса слишком дрожат руки.