***
Когда он впервые заговорил об этом с Никандросом и увидел откровенное недоверие в его глазах, в груди Лорана поселилось зёрнышко сомнения. Они с Никандросом действительно не особо ладили и советовались друг с другом только из прагматизма и нежелания наблюдать, как только что сформированная империя рушится в младенчестве из-за гражданской войны. — Уверен, ты мог бы попросить дюжину других акилосцев о помощи, — заметил Никандрос, когда Лоран обратился к нему. — И некоторым из них тебе бы даже не пришлось угрожать. Почему ты выбрал меня? — Потому что я хочу, чтобы ты страдал, — коварно пояснил Лоран и подавил ухмылку, когда Никандрос закатил глаза к небу. Иногда его было слишком легко взбесить. Никандрос открыл рот, чтобы заспорить — это читалось по изгибу его бровей, по опущенным уголкам губ, — но Лоран опередил его. — Сделай это для меня, — попросил он. — И я буду у тебя в долгу. — Мне не нужен долг, мне нужен честный ответ. — Никандрос не повысил голос, но его слова звоном отдавались в ушах Лорана. Его глаза потемнели, в них читалась непоколебимость. Лоран сглотнул дюжину едких ответов, подступивших к губам. — Вы выросли вместе, вы близки, словно братья. (— Даже ближе, — тихо пробормотал Никандрос, и Лорану даже не нужно было видеть его нахмуренные брови, чтобы понять, что он проклинает Кастора.) — Ты знаешь его. — Лоран замешкался. — И ты не побоишься критиковать мою игру. — Если ты играешь так же, как говоришь, то вряд ли я смогу выдать что-то кроме критики, — ответил Никандрос. А затем продолжил: — Встретимся в моих покоях завтра утром, когда он будет тренироваться. Лоран заставил себя сдержать несколько колких возражений, подступающих к горлу, только склонил голову и ушёл, принимая молчаливое согласие Никандроса за победу.***
Сейчас Никандрос сидел напротив него на низком стуле, тихо постукивая пальцами в такт Лорану, который пытался сыграть мелодию. Он размашисто коснулся последней струны, тихая нота коротко повисла в воздухе, а затем угасла. — Ты играешь лучше, — спокойно заметил Никандрос, откидываясь на спинку стула. — Возможно, когда-нибудь ты даже достигнешь уровня посредственности. Слова были жёсткими, но в голосе не было слышно той ледяной неприязни, которая присутствовала на их первых занятиях. Лоран тихо хмыкнул. — Если я могу достичь только уровня посредственности, интересно, что это говорит о моём учителе. Никандрос фыркнул и покачал головой. — Ты нестерпим, тебе такое говорили? — Ты, даже несколько раз. И всё-таки ты продолжаешь терпеть меня. — Да, что ж. — Никандрос прочистил горло, пока в голос не просочилось что-то вроде нежности. — Теперь, когда ты наконец научился играть простейшую мелодию на лире, нам нужно подумать о словах. Лоран моргнул. — Уверен, я ослышался, — медленно произнёс он. — Когда мы начали эту деятельность, никто ничего не говорил о пении. Никандрос смотрел на него так, словно он был особо несговорчивой коровой. — Ты же не думал, что акилосское произведение обойдётся без песни. — Он замолчал, глядя на выражение лица Лорана. — О боги, ты правда так думал. Лоран с нарастающим ужасом смотрел на него целых двадцать секунд, а затем Никандрос расплылся в широчайшей улыбке и рассмеялся. Комнату наполнил звучный и громкий смех. — Твоё лицо, — выдавил Никандрос между раскатами смеха, не обращая внимания на убийственный взгляд, который бросал на него Лоран. — Видел бы ты его. Лоран приготовился к уколам сожаления и стыда, к мурашкам, ползущим по коже, но зря. Вместо этого он почувствовал, как поднялись щёки и обнажились зубы в чём-то похожем на улыбку.***
— Я рисковал предательством родины ради него. — Эти слова вырвали Лорана из покоя, в который ввела его их тренировка. Он даже не заметил, как пальцы замерли на струнах. — Не знаю, говорил ли он тебе. — Никандрос смотрел на него, но по взгляду казалось, что он находится где-то далеко, не с Лораном. — Я хранил булавку с его эмблемой. Со львом. Если бы Кастор нашёл её, мне бы грозила смерть. На одно долгое мгновение повисла тишина. — Нет, — ответил Лоран. — Он не говорил мне. Никандрос покачал головой. — Я всегда думал, что останусь верен Теомеду. Короне. Если бы до смерти Теомеда кто-то сказал мне, что я предам родину, я бы убил этого человека. — Никандрос пару мгновений помолчал. — Дэймен каким-то образом заставляет людей делать немыслимое. Лоран смотрел на Никандроса. Затем он опустил взгляд к лире, лежащей на коленях. — Да. Немыслимое.***
— Итак, — сказал Никандрос спустя какое-то время, когда они вновь уединились в его покоях. Он разлёгся на своём стуле, а Лоран сидел на низкой скамеечке, лениво перебирая струны. — Когда ты собираешься сыграть для него? Лоран не пропустил ни ноты. — Я ещё не решил. — Скоро будет пир в честь солнцестояния, разве нет? Может, тогда? — И продемонстрировать мои способности всему двору? Не думаю. Но Никандрос только нахмурился. — Не перед людьми, — сказал он, как будто Лоран потерял здравый смысл. — Потом. — А затем недовольно пробормотал: — Видят боги, я столько слушал, как ты играешь, что мне этого на всю жизнь хватит, не нужно подвергать этому и весь остальной двор. — А, — ответил Лоран, — личное представление. Он с удовольствием смотрел, как в глазах Никандроса вспыхнул ужас. — Забудь это. Забудь, что я вообще что-то говорил. — Скажи, — наклонился вперёд Лоран, — как думаешь, насколько громко Дэймен будет восхищаться моим музыкальным талантом? Как думаешь, ты сможешь услышать его из своих покоев? Никандрос выглядел так, будто жалел обо всех решениях, которые привели его к этому моменту. — Я бы с радостью провёл остаток своей жизни, не слыша, как он восхищается твоими талантами. — Думаешь, всё плохо? — спросил Лоран. — Подожди, пока я попрошу тебя научить меня бороться. Никандрос зарылся лицом в ладони. Пир в честь солнцестояния наступил быстро. Акилосцы и вирцы наполнили главный зал музыкой, смехом и громкими возгласами. Длинные столы из крепкого дуба были завалены деликатесами со всей империи: густое рагу из баранины с молодой картошкой и варёными овощами с севера Вира; виноградные листья, фаршированные рисом и мясом, из Кесуса; свежие буханки хлеба и сладкий золотой мёд — гордость Иоса; всё это запивали медовухой и тёмным богатым вином с подножия гор у границы с Патрасом. После пира настало время для выпивки, музыки и ещё выпивки. Быстро освободили место, и Ансель вошёл в зал в переливающихся и струящихся зелёных шелках. Изумруды в ушах и на шее, золотые браслеты на запястьях и тонких лодыжках блестели в свете огня от факелов, которые он крутил. Ансель заставлял пламя извиваться и танцевать в такт музыке, он двигался так быстро, что и сам едва не светился; было тяжело сказать, где заканчивался зелёно-золотой пожар Анселя и начинался огонь. Взглянув влево, Лоран заметил выражение лица Беренджера и быстро отвёл взгляд. О некоторых вещах не нужно было знать даже королю. После Анселя выступал Исандер, его жемчужно-белый хитон с золотой окантовкой потрясающе контрастировал со смуглой кожей. Все в зале затихли, когда он хлопнул в ладоши и начал петь, его чистый, глубокий голос разносился по тёплому воздуху. Некоторые говорят, что армия всадников, другие — что пехота, третьи говорят, что флот прекраснее всего, что есть на тёмной земле. А я говорю, самое прекрасное — то, что любишь ты. — Стих об Анактории, — пробормотал Дэймен, сидящий рядом с ним, обжигая дыханием шею. На протяжении всего пира Лоран идеально играл свою роль. Он был рядом с Дэйменом, пока они обходили зал перед ужином, прижимался к нему и поглаживал его руку ладонью, пока они общались с гостями. Он соприкасался бедром с бедром Дэймена под столом и чувствовал, как оно дрожит, когда Дэймен смеётся над словами Эвандра. Лоран пил воду из золотого кубка и наблюдал за залом: длинные столы были заставлены тарелками и пустыми кубками, остатками пира; гости общались, строгая одежда вирской знати контрастировала с кричащими украшениями их питомцев и простыми яркими туниками, которые носили акилосцы. В углу Беренджер был вовлечён в разговор с Анселем, которого было почти не видно, не считая вспышки рыжих волос и бледной ладони на плече его господина. В другом конце длинного стола Лоран видел Никандроса и Джорда, которые, кажется, яростно спорили: челюсть Джорда была сжата, его скулы краснели, он яростно размахивал руками. Никандрос сидел спиной к Лорану, но его плечи были заметно напряжены. Лоран приподнял подбородок в сторону Македона, явно подзывая его к себе. Мощный генерал подошёл к нему, толпа расступилась перед ним. Он поклонился по-вирски, быстро нагнувшись в поясе. Лоран приподнял бровь. — Так коленям легче, — проворчал Македон, а затем продолжил: — Если вы кому-нибудь расскажете, я вас убью. — И добавил: — Ваше высочество. — Я заберу эту информацию с собой в могилу, — успокоил его Лоран. Он показал кубком в сторону бури, назревающей между Никандросом и Джордом. — Мне нужно, чтобы ты разъединил их, пока они не начали драться. Сегодня нам не нужны дурацкие драки. — Драки? — нахмурился Македон. А затем он заметил недовольное выражение лица Лорана. — Конечно, ваше высочество. У меня есть то, что нужно. Он исчез, не успел Лоран и слова сказать. — Грива! — раздался крик из дюжины глоток, словно боевой клич, и внезапно зал наполнился шумом и движениями, гости направились к огромным бочкам, стоящим посреди комнаты. Вирские придворные с любопытством подходили ближе, чтобы попробовать напиток, который укрепил связь между их королем и самым старым полководцем Акилоса. Джорда и Никандроса грива, кажется, успокоила: когда Лоран снова взглянул на них, они оба держали в руках кубки. Даже Дэймен отвлёкся, оказавшись вовлечённым в какой-то несомненно бессмысленный разговор с Македоном с нелепым количеством смеха и ещё более нелепым количеством хлопков по спине — может, они мерились мышцами. Никто не заметил, как Лоран отодвинул стул и выскользнул из зала. Это была тёплая ночь. Приглушённые звуки разгулья и веселья доносились из открытых окон покоев, в которые вошёл Лоран. В воздухе пахло жасмином и свежей землёй со двора. Его шаги мягко стучали по плитке, пока он шёл через парадную к спальне. Наступила ночь, но ему не нужен был свет, чтобы видеть: в окне мерцала полная луна, комната купалась в оттенках чёрного, серого и тёмно-синего. Лоран опустился на колени перед кроватью и слепо зашарил пальцами, пока не наткнулся на сундук, который искал. Он медленно и осторожно вытащил его, стараясь не поцарапать гладкое дерево, и поставил на прикроватный столик, осторожно открывая. Лира лежала там же, где он её оставил. (Может, Лоран немного привязался к этой чёртовой штуке за те несколько недель, что учился играть на ней. Никандросу нельзя было знать об этом.) Не было ни факелов, ни ламп, но спустя несколько недель занятий с Никандросом Лорану и не нужен был свет. Он положил лиру в изгиб локтя, поднёс плектр к струнам, как его учили, и начал играть. На данном этапе Лоран двигался благодаря мышечной памяти. Он повторял ноты в голове, перебирая струны. Первая, пятая, средняя. Первая, третья, пятая. Он уже не неловко возился, как это было в первые недели, теперь ноты плавно перетекали одна к другой, каждый звук раздавался глубоко и чисто. «Не торопись», раздавался эхом голос Никандроса в голове, когда Лоран дёргал тугие струны. «Позволь песне рассказать свою историю». Он так увлёкся игрой, что не услышал, как открылась дверь. И только когда последние ноты мягко растворились в ночи, Лоран заметил знакомый силуэт в дверном проёме. Лоран смотрел на него, раскрыв рот. — Ты должен быть на празднике. Дэймен смотрел на него так, словно никогда не видел раньше, и Лоран с трудом удержался от желания неловко поёрзать. — Я не знал… — Его глаза были такими широкими, искренними. В серебряном свете луны Дэймен выглядел невероятно юным. — Откуда ты?.. — Никандрос учил меня, — мягко ответил Лоран, опуская взгляд к лире, лежащей на коленях. Он не мог справиться с выражением лица Дэймена. Он скорее услышал, чем увидел, как Дэймен прошёл в комнату. Раздался тихий выдох, похожий на смешок. — Это многое объясняет. Мой отец всегда говорил, что это была любимая песня моей матери. — Повисла тишина. — Никандрос знал бы… — Я спросил. — Слова вырвались, прежде чем Лоран успел их сдержать. — Я спросил, что… что было бы значимо для тебя. — Потому что я люблю тебя. Но язык предал его, и они погрузились в тишину. Дэймен заполнил её. — Нас обоих учили играть её, когда мы были маленькими, — сказал он. Его взгляд затуманился, словно он оказался в прошлом, там, куда Лоран не смог бы последовать за ним. Он представлял юного Дэймена с неловким энергичным телом, ещё не такого высокого, кропотливо перебирающего ноты. — Честно говоря, я был совершенно безнадёжен, а вот у Никандроса был прирождённый талант. Лоран покачал головой. — Не говори ему этого. Иначе он станет ещё более невыносимым. — Он услышал смешок Дэймена, и что-то в груди немного расслабилось. — Всё прошло… не так, как я представлял, — признался Лоран. — Правда? — Уголки губ Дэймена дёрнулись. Лоран видел его ямочки в мягком свете луны. — А как всё должно было пройти? — Ещё немного потренировавшись, я бы… — Поухаживал за тобой. Слова осели пеплом на языке. В груди снова поселилось напряжение, словно пружина, сжимающаяся с каждым вздохом. — Неважно. Дэймен проницательно взглянул на него. — Это как-то связано с тем, что Никандрос каким-то образом уговорил половину вирского гарнизона целый месяц сражаться со мной каждую неделю? — Конечно, нет, — ответил Лоран. Это хотя бы была знакомая территория. — Это было сделано для того, чтобы те, кто всё ещё сомневается в акилосском короле, образумились. — Образумились? — повторил Дэймен. — Так вот в чём дело? В его тёмных глазах блестел смех, а в голосе звучало недоверие. — Ну да. Образумились, потому что всем несогласным пришлось сражаться с… — Лоран махнул рукой в сторону Дэймена, в лунном свете его мышцы, словно высеченные из камня, выглядели сильными и прекрасными. — … Этим. Теперь глаза Дэймена заблестели довольно и хищно. Он повёл плечами, позволяя Лорану смотреть, как мышцы перекатываются под тёмной кожей. У Лорана пересохло во рту. Должно быть, выражение лица выдавало его, потому что Дэймен подошёл ближе и накрыл своей огромной ладонью ладонь Лорана, лежащую на лире. Лоран почувствовал его мозоли, тепло его кожи и подумал «ох». А затем «ох». А затем Дэймен переложил лиру и подошёл ближе к нему, нежно положив ладонь ему на челюсть и наклонив его голову; а затем Дэймен поцеловал его, на вкус он был как вино с ужина и что-то тёплое и сладкое; а затем Лоран обнял его, сминая хитон, гладя шрамы на спине; и от тихого довольного звука, который издал Дэймен, все мысли улетучились из головы; и внезапно мысли показались чем-то неважным, потому что Дэймен вжал его в мягкие простыни и заставил издавать совершенно другую музыку. 4. Подарки — Ты подарил мне лошадь, — раздражённо сказал Лоран, шагая из одного конца комнаты в другой. — Я не понимаю, почему ты не можешь просто принять подарок. Дэймен вымученно взглянул на него. — Мне не нужна ещё одна церемониальная брошь. К тому же они у нас одинаковые. Лоран совершенно точно не дулся. — Но эта будет твоей. — Мне не нужна… — Дело не в том, нужна или нет. Я хочу, чтобы она была у тебя. — В грудь Лорана проскользала горячая злость, яркая, словно расплавленный металл. Он сжал зубы, чтобы не дать словам вырваться. Дэймен опустил взгляд к броши, лежащей на коленях. На изящной серебряной вставке золотыми нитями горела звезда, изображённая на синем фоне, таком тёмном, что он казался почти чёрным; это явно был знак королевской вирской семьи. — Лоран… — беспомощно заговорил он. — Она принадлежала Августу. — Слова сами собой вырвались из груди, резкие и жёсткие. — Он бы… Думаю, он бы хотел, чтобы она была у тебя. Имя Августа поразило Дэймена, словно физический удар, он поник. Его челюсть сжалась и разжалась, когда он попытался сформировать слова. — Извини меня, — выдавил он. — Я не знал. — Дэймен поднял взгляд, ему было заметно больно, словно раскрылась рана. — Это большая честь, я… — Если ты скажешь, что ты недостоин, я закричу. — Лоран надеялся, что его жалкая попытка пошутить скроет дрожь в голосе. Дэймен с благоговением поднял брошь. — Твой подарок — честь для меня, — сказал он. Его голос был серьёзным, официальным, и Лоран видел, как он принимает эту новую информацию. — Я постараюсь стать достойным его. Спасибо. — Не за что. Что, было так сложно? — Лоран звучал недовольно, но Дэймен только улыбнулся ему, солнечно и мило, перестав быть таким серьёзным. В груди Лорана разлилось тепло, поглощая его раздражённость. — Это замечательный подарок, — сказал Дэймен, кладя брошь в сторону и запуская ладонь в волосы Лорана. — Но она не сравнится с тобой. Он мягко потянул, и Лоран послушно залез на кровать, чтобы оседлать его бёдра. — Когда-нибудь, — коварно сообщил Лоран, — я буду старым и морщинистым, и твои заигрывания перестанут работать. Дэймен рассмеялся. — Я буду таким же старым и таким же морщинистым, и я всё ещё буду говорить абсолютно серьёзно. — Ты невыносим, — сказал Лоран и поцеловал его. Он хотел сказать не совсем это — слова никуда не исчезли, он всё ещё чувствовал их под языком, — но Дэймен улыбался так ослепительно, словно всё равно понял, что Лоран имел в виду. 5. Совместное времяпрепровождение — Нам нужно перестать так встречаться. О нас будет говорить весь двор. — Лоран, двор и так говорит о нас. Куда сложнее заставить их говорить о чём-то другом. В темноте коридора для прислуги Лоран позволил себе улыбнуться. Теперь ему было легко улыбаться. — Тогда пойдём. Не будем им мешать. Он повернулся и пошёл по коридору, изношенная кожа сапог для верховой езды мягко шуршала по каменной плитке. Дэймен шёл за ним — заброшенный проход располагался в самой старой части замка, и коридоры там были недостаточно широкими, чтобы идти рядом. Дважды они замирали, слыша отдалённый звук шагов в соседних коридорах, но каждый раз шаги постепенно удалялись, и они добрались до потрёпанной деревянной двери без происшествий. — Надевай капюшон, — сказал Дэймен, прижимаясь ухом к двери. — Твои волосы выдадут нас. Лоран фыркнул. — Как и твои бицепсы, огромное животное. — Он услышал тихий смешок Дэймена, и внутри разлилось тепло. — Ты мне льстишь. Лоран положил ладонь на один из бицепсов. — Да вряд ли. Только довольное фырканье его мужа и тихое шуршание кожаных ботинок по камню могли подсказать, что произойдёт дальше: Лорана подняли в воздух и вжали в стену, и Дэймен принялся целовать его до полусмерти. По телу разлился жар, под кожей пылал огонь, словно лихорадка, и Лоран жадно целовал в ответ. Он потерялся в прикосновениях и вкусе Дэймена: мягкие губы, мозолистые руки, нежно обнимающие лицо, его мускулистое тело, прижимающее Лорана к стене… — Не здесь, — ахнул Лоран, собирая весь свой самоконтроль в кулак, когда Дэймен перешёл к завязкам на горле. Он оттолкнул ладони Дэймена, не обращая внимания на его жалобный вздох. — У нас есть миссия. Он смягчился, взяв Дэймена за ладонь и переплетя их пальцы. Дэймен погладил его костяшки большим пальцем. — Ты всё ещё не сказал мне, куда мы идём. — Увидишь, — только и сказал Лоран, а затем отвернулся к двери. Если он взглянет на Дэймена сейчас, всё ещё чувствуя его вкус на губах, они никогда не выберутся из замка; скорее всего, слуги найдут их спустя несколько часов, всё ещё в тёмных коридорах, но уже куда более обнажёнными — и это будет не впервые. Толкнув дверь, они выглянули во двор. Под полуденным солнцем царила суматоха. Тележки с тюками сена и деревянными ящиками с едой старательно катились по плотно утрамбованной земле; в воздухе раздавались звон и лязг металла с тренировочного двора и громкие приказы управляющего, который следил за доставкой множества вещей, необходимых для повседневной жизни в замке. Лоран подождал, пока мимо них пройдёт измученный лакей, держащий в руках стопку ткани, которую он, несомненно, нёс прачкам, а затем махнул рукой Дэймену. — Пойдём. В простых коричневых плащах, натянув капюшон, чтобы скрыть волосы — в случае Лорана — и мышцы — в случае Дэймена, — они пересекли оживлённый двор. Лавируя между настоящей армией из слуг и торговцев, Лоран стащил корзину яблок с одной из стоящих на месте тележек; позади него раздался стон, и, повернувшись, он увидел, что Дэймена поглотил тюк сена, лежащий у него в руках. Нагрузившись вещами, они избежали подозрений — просто пара слуг, направляющаяся к королевским конюшням. Когда они дошли до внешней стены донжона, Лоран быстро взглянул на крепостную стену, но солдаты не обратили на них внимания. Медленно выдохнув, он толкнул крепкую деревянную дверь в конюшню и проскользнул внутрь, Дэймен последовал за ним. Королевские конюшни со сводчатыми потолками занимали большую часть двора на востоке. Зайдя внутрь, Лоран несколько раз моргнул, чтобы глаза привыкли к полумраку после ослепительного солнца. В воздухе витали запахи сена и лошадей, а грохот со двора заглушали кони, которые издавали разные звуки: топот копыт, переступающих в грязи, шорох сена, ржание. Полдюжины тёмных любопытных пар глаз повернулись к Лорану, когда он оказался в конюшнях и быстро пошёл по главному ряду. Дэймен опустил сено, вытер ладони о тунику и направился за ним. Лоран шёл, опустив голову вниз, внимательно прислушиваясь к звукам случайно оказавшегося здесь конюха, но удача была на их стороне: сегодня компанию им составляли только лошади. Лоран подошёл к стойлу, где терпеливо ждала его гнедая кобыла Этуаль. Она посмотрела на него с лёгким упрёком, когда он ловко перепрыгнул через калитку. Ты снова сбегаешь, да? — Конечно, нет, — ответил Лоран себе под нос (он не хотел, чтобы Дэймен снова дразнил его из-за того, что он шепчется с лошадьми). Она фыркнула в ответ, но тут же отвлеклась, когда он протянул ей яблоко из украденной корзины. Он позволил ей довольно похрустеть, пока подготавливал седельную сумку и сбрую. Мышечная память, которая закрепилась в те долгие дни, когда он ездил с Августом, помогала ему быстро и умело седлать лошадь. Затягивая подпругу вокруг туловища Этуаль, Лоран взглянул на Дэймена, который и сам заканчивал седлать крепкую высокую лошадь с красивой серой шерстью в соседнем стойле. Когда Лоран кивнул, он ловко забрался в седло, и Лоран восхитился быстротой его движений, уверенностью, с которой он ставит ногу в стремя, и лёгкостью, с которой он кладёт ладонь на навершие. Для кого-то столь мускулистого Дэймен двигался с соблазнительным изяществом. Оседлав лошадей, они выехали из конюшен. Лоран внимательно следил за стражей, патрулирующей крепостную стену и стоящей у ворот, но они не обратили внимания на двух всадников в коричневых плащах: их лошади хоть и были хороши, но сбруя потрепалась, и выглядели они так, словно тяжело работали — этого было достаточно для отвода глаз. — Хорошая девочка, — прошептал Лоран на вирском, похлопывая Этуаль по шее. Он вжимался коленями в её бока — это был сигнал замедлить её привычную радостную поступь, который они довели до совершенства за долгие часы. Она вскинула голову и недовольно фыркнула. — Я знаю, — пробормотал Лоран, — мы почти приехали. Он ехал, опустив голову, когда они проходили через западные ворота. Это был самый маленький и наименее используемый вход в крепость, поэтому его охраняли всего два стражника. Лоран мысленно облегчённо выдохнул, увидев золотой звездопад, вышитый на их формах — дни, которые он провёл, запоминая смены охраны, не прошли даром. Даже спустя год после объединения двух королевств вирская стража вряд ли узнала бы Дэймена по одному только телосложению. И кстати об этом — Лоран слегка повернул голову и подавил совершенно некоролевское фырканье при виде Дэймена, который скрючился в седле, пытаясь выглядеть как можно более незаметным. Однако ему лишь удалось добиться сходства с застенчивой горой в плаще. Дэймен поймал его взгляд. «Это нелепо», прошептал он одними губами, и Лоран прикусил щёку, чтобы не засмеяться и не выдать их. Он задержал дыхание, когда они проезжали мимо стражи, но это было зря — они едва взглянули на них с Дэйменом, и им удалось спокойно выехать на широкие поля. Как только они проехали двор замка и скрылись из виду внешней крепости, Лоран вжал пятки в бока Этуаль, и она пустилась в радостный галоп. Длинная трава, которой были усеяны поля, и тёмные полевые цвета сливались в зелёное и фиолетовое пятно, а ветер трепал волосы, которые выбивались из косы и хлестали его по лицу. Неразборчивый крик и топот копыт подсказывали, что Дэймен догонял его, и вскоре его муж поравнялся с ним, обнажая зубы в улыбке. — Кто быстрее до леса! — прокричал Лоран, не успел Дэймен и слова сказать, и поскакал галопом с радостным криком, не дав Дэймену времени осмыслить его слова. Он прижался к шее Этуаль, которая неслась по лесу, и сжал бёдра, то подскакивая вверх, то опускаясь вниз. На мгновение всё растворилось: он был не Лораном из Вира, а просто Лораном; не нужно было управлять никаким королевством, не нужно было задабривать совет, не нужно было защищать народ; существовали только ветер, треплющий волосы, солнце, греющее кожу, и грохот копыт Этуаль по плотно утрамбованной земле. — Это было нечестно, — улыбнулся Дэймен, когда они замедлились до шага под густым куполом леса. Лоран откинул волосы, изображая избалованного питомца. — Ты просто говоришь так, потому что я выиграл, — коварно ответил он. — К тому же я вирец. Нечестно — моё второе имя. Дэймен рассмеялся в ответ, распугивая стаю птиц. В воздух взметнулись листья, когда птицы пролетели через верхушки деревьев, наполняя лес шумными криками. — Пойдём, — сказал Лоран, когда утихло последнее карканье, — мы ещё не приехали. Он повернулся и повёл их через густые деревья, в зарослях виднелись следы охотников. Листья лезли в лицо, и Лорану несколько раз пришлось выбирать веточки из волос, что забавляло Дэймена, судя по его тихим смешкам. Когда-то Лоран дёргался от смеха, презирал его, чувствовал, как внутри клубилась холодная злость при звуке него — но это было годы, века назад, в прошлой жизни; сейчас смех наполнял его теплом, заставлял сердце кувыркаться в груди, а его — улыбаться в ответ, когда он печально доставал листья из волос в сотый раз. Спустя несколько минут езды едва заметные следы совсем исчезли. Лоран остановился у огромного дуба, осторожно кладя ладонь на грубую кору. Наверху птицы щебетали в шуршащих листьях. Между деревьями гулял лёгкий ветерок, принося запах свежей влажной земли. Лоран закрыл глаза и повернулся лицом к нему, позволяя памяти вести его. Сколько времени прошло? Годы? Но, когда он снова взял поводья Этуаль и повернул её в сторону переплетающихся скрюченных корней, мимо поваленного и покрытого мхом дерева, воспоминания вернулись. Вот тут неровный булыжник возвышался над заброшенной лисьей норой. Здесь находилась старая берёза с изогнутой веткой, показывающей на север, словно скрюченный палец. Если закрыть глаза, Лоран практически мог представить Августа, едущего впереди него с прямой спиной, под солнцем его волосы блестели, словно золотой нимб. — Раньше я приезжал сюда со своим братом. — Слова соскользнули с губ Лорана, удивляя их обоих. — Много лет назад. Это было наше секретное убежище. Он не повернулся, но почувствовал взгляд Дэймена на себе, тёплый и тяжёлый. — Мне не терпится увидеть его. Лоран ждал, что в груди расцветёт боль, которую он привык чувствовать, но она не возникла. Вместо этого мысль о том, чтобы разделить этот секрет с Дэйменом, посылала вспышку предвкушения по коже. Он подтолкнул Этуаль вперёд. Они прошли через небольшой промежуток между двумя тонкими берёзами и выехали на поляну. Здесь зелёный потолок из деревьев расходился, обнажая голубое небо, освещающее мягкую траву. Лоран быстро слез с лошади и мягко приземлился на землю. Он обернул поводья Этуаль вокруг низкой ветки и вышел на поляну, разводя руки в стороны. — Мы приехали. Дэймен ослабил подпругу на седле лошади и огляделся. Здесь звуки леса были тише, они слышали только слабое журчание маленького ручья, который пересекал поляну, вода радостно текла по гладким камням. В воздухе витал густой аромат жимолости и лаванды, выглядывающих из травы. — Тут и правда безмятежно. Лоран взял его за руку. — Я знаю. Раньше мне казалось, что… что мир никогда не достанет нас здесь. Выражение лица Дэймена как-то странно изменилось, когда их пальцы переплелись: он немного приподнял брови, слегка распахнул губы. Он беззвучно открыл рот. Снова закрыл его. Спустя мгновение Дэймен заговорил. — Я… — Он замешкался, осторожно подбирая слова. — Я почтён быть здесь. Спасибо, что поделился этим местом со мной. В груди Лорана расцвело тепло, но не успел он ответить, как Дэймен потянул его за руку, чтобы прижаться к его губам. Когда они отстранились, Дэймен улыбнулся, а затем рассмеялся, глядя на Лорана. — Что такое? — чуть раздражённо спросил Лоран. Но Дэймен уже тянулся к нему. — Лес оставил тебе сувенир. У тебя листья в волосах. Он запустил пальцы в волосы Лорана, чтобы достать листик, и даже это он сделал с невероятной нежностью. Лоран откинул волосы назад, пытаясь заставить сердце биться медленнее. Он попытался подобрать слова, но из-за поцелуя и нежных пальцев Дэймена в волосах он не мог сосредоточиться. Он молча развернулся и пошёл обратно к лошадям, расстёгивая застёжку на седельной сумке Этуаль и доставая всё из неё. Дэймен подошёл, чтобы помочь, и улыбнулся, когда увидел, что было у Лорана в руках. — Ты всё продумал, да? Лоран позволил себе крошечную улыбку. — Я думал, это часть моего очарования. К тому же я не могу позволить моему мужу зачахнуть. — Это и правда часть твоего очарования, — серьёзно успокоил его Дэймен с пылкостью человека, который не только не заметил сарказм, а ещё и радостно отвернулся от него в другую сторону. Они быстро разгрузили сумку, старое одеяло, которое Лоран стащил из кладовой, было расстелено на траве, и они сели, чтобы насладиться простым перекусом из свежего хлеба, пикантного сыра и густого золотого мёда с юга Акилоса и запить это сладким вирским вином. Они легко и мило переговаривались, пока не легли на спину, переплетаясь ногами и глядя на голубое небо над ними. От одеяла довольно сильно пахло лошадьми, но рядом с ним лежал Дэймен, и даже самое старое затхлое покрывало не испортило бы его удовольствия. — Я понимаю, почему вы с Августом приходили сюда, — наконец сказал Дэймен. Его голос сливался с тихим шуршанием ветра в деревьях. Лоран смотрел ему в глаза, видя, что он представляет: мир и спокойствие, никакой войны, никакого яда, кровопролития, предательства и осознание того, что он проживёт это всё ещё раз, чтобы быть с Лораном. Лоран подвинулся, чтобы лучше смотреть на него. — Лучше, чем собрание совета? — Я бы остался здесь на целый день, если бы мог. «Я тоже», хотел сказать Лоран. «Я бы остался где угодно, если бы ты был со мной. Я люблю тебя». Он сжал зубы, постарался выдавить эти слова из горла. Они не шли. Дэймен взволнованно взглянул на него, когда Лоран продолжил молчать. — Что такое? Он приложил титанические усилия, чтобы разжать челюсть. — Ничего. Вышло резче, чем он хотел, и Лоран вновь проклял те годы, во время которых он оттачивал ядовитые слова, а не поэзию. Кажется, доброта не была его талантом. И всё равно, хоть Дэймен и притих, в его глазах горело понимание, и Лоран думал, что, возможно, он знал и без всяких слов. +1. Самое прекрасное Свечи были зажжены. Окна были открыты, впуская душистый воздух из сада, ароматы апельсиновых цветов и гибискуса смешивались с солёным запахом моря. Солнце только начало заходить, отбрасывая длинные золотые лучи в комнату, делая её сказочной. Лоран поправил лепестки роз на постели в сотый раз и едва удержался от желания погрызть ногти. Это было слишком? Он точно заходил слишком далеко, и Дэймен только посмеётся над ним. Но нет. Даже когда эта мысль пронеслась в голове, Лоран отмахнулся от неё. Он помнил, как Дэймен смотрел на него, когда увидел цветы и когда они лежали в тайном убежище. В руках Дэймена его сердце было в безопасности. Но всё равно. Было легко переживать. Он делал это только однажды, ещё в трактире, в прошлой жизни. Он помнил жалкую груду одеял у огня, как он всё равно чувствовал деревянные половицы, впивающиеся в спину, когда Дэймен вошёл в комнату, и выражение его лица — восторженное и недоверчивое одновременно, — когда он увидел его. «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой», говорили глаза Дэймена той ночью. Лоран чувствовал ответ, дрожащий в груди. «Разумеется, такие люди, как ты, не остаются с такими, как я». И всё-таки теперь они были здесь. Лоран был так погружён в свои мысли, что не услышал, как открылась дверь. Он и не знал, что Дэймен пришёл, пока его не обняли сильные руки. — Отпусти меня, огромное животное. — Попытка звучать раздражённо провалилась, когда Лоран повернулся в его объятиях и встал на цыпочки, чтобы поцеловать его, а Дэймен радостно ответил. — Огромное животное, — повторил Дэймен, когда они отстранились друг от друга, и Лоран почувствовал вибрации его смеха грудью. Дэймен улыбался так широко, что на его лице появились ямочки, и Лоран боролся с желанием прикоснуться к ним. А затем он подумал — почему бы и нет? Если это была ночь для смелости, для правды, почему он должен был отказывать себе в удовольствии увидеть, как его муж улыбается? Он положил ладонь на щёку Дэймена. Дэймен улыбнулся, как Лоран и предполагал — широко, медленно и прекрасно, — и повернул голову, чтобы скромно поцеловать запястье. Затем он отошёл от него и огляделся, увидел горящие свечи, искусно разложенные на кровати лепестки роз. Лоран следил, как он всё осматривает, а затем закатил глаза. — Если бы я планировал нападение, ты бы уже был мёртв, потому что не мог отвести от меня взгляд. Дэймен проигнорировал его шпильку. — Я забыл о каком-то особом случае? — Он всё ещё не отпустил ладонь Лорана. — Нет. — Это прозвучало более едко, чем ему хотелось, но резкость хотя бы скрыла его волнение. По крайней мере, он надеялся на это. Лоран пожалел, что между бровей Дэймен возникла морщинка. — Ты не забыл нашу годовщину, если ты переживаешь об этом. — Тогда… что это? — Ну, ты же можешь догадаться, — рявкнул Лоран, его терпение быстро кончалось из-за странной тревоги, свернувшейся в животе. Он тут же упрекнул себя, увидев боль, мелькнувшую на лице Дэймена. — Извини. Это было незаслуженно. — Всё нормально, — мягко ответил Дэймен. — Я просто хочу понять. Он выводил круги по костяшкам Лорана большим пальцем, и Лоран думал, что он даже не осознавал, что делал это, что это было инстинктивное движение. Он надеялся, что Дэймен не чувствовал, какой потной была его ладонь. Он заставил себя заговорить. — Это не по поводу особого случая, — повторил Лоран. Он подбирал слова, словно ходил по краю обрыва. — Но у меня закончились остальные варианты, и я не уверен, что делать дальше. Дэймен хмурился, глядя на него и задумчиво поджимая губы. Он взглянул на усыпанную лепестками постель, потом на Лорана, который с трудом выдерживал его взгляд. А затем, словно солнце, вышедшее из-за облаков, у него на лице расцвело понимание. Дэймен рассмеялся, радостно и удивлённо. — Лоран, — начал он, — ты ухаживаешь за мной? — Я… — Лоран попытался придать лицу нейтральное выражение, но потеплевшие щёки всё испортили. Внезапно стало невозможно смотреть на Дэймена, и Лоран перевёл взгляд вперёд, на широкое окно и на горизонт, где солнце золотило волны своими лучами. Ему потребовалась пара мгновений, чтобы убедиться, что голос не подведёт его. — Ты всегда столько всего для меня делал. Я просто возвращаю услугу. Когда он снова взглянул на Дэймена, тот хмурился. — Я делаю что-то для тебя не в качестве услуги, — смятённо ответил он. — Если это какой-то… какой-то обмен… — Ты меня не так понял. — Лоран не понимал, что пошло не так, он только знал, что ему хочется разгладить болезненную морщинку, залёгшую между бровей Дэймена. Что-то резко дёрнулось в груди позади рёбер. — Это не из чувства долга. — Он практически выплюнул эти слова, а затем заставил свой голос звучать мягче. — Книги, цветы, это всё… Я люблю тебя, — выпалил он. — Я люблю тебя, и это… Ты сказал, что хотел бы ухаживать за мной по-настоящему. Ты не думал, что я бы хотел того же? Рискнув взглянуть на него, Лоран увидел, что теперь Дэймен смотрел на него совсем по-другому. Его тёмные глаза расширились, а губы мягко сложились в букву «о». Лоран едва справлялся с нежностью в его глазах. — Я тоже тебя люблю, — ответил он, и Лоран задрожал от глубины эмоций в его голосе. — Я люблю тебя, — повторил Лоран, потому что должен был убедиться, что Дэймен знал, должен был заставить его понять это. — Я люблю тебя. Извини, что мне потребовалось столько времени, чтобы сказать это. — Не глупи, — нежно ответил Дэймен, его глаза были мягкими. — Ты признавался мне в любви всё это время.