От тела к телу

Первый шлепок по неподготовленной коже ощущался крайне неприятно. Муто сжал кулаки, нуждающийся в чем-нибудь, за что можно было бы ухватиться. Только руки плотно связаны красной верёвкой, которая ещё и перекинута через крюк в стене. Черт бы побрал эту комнату наказаний Санзу. Он слишком сильно над ней запарился в свое время. Вообще отношения у них были довольно странные. Санзу попросту отказывался оставлять парня. Или не хотел оставаться один. Его нездоровая привязанность вылилась по итогу в это, но, справедливости ради, Мучо все устраивает. Нежные поглаживая покрасневших ягодиц заставили мужчину вздрогнуть. Санзу всегда был непредсказуемым и в своих наказаниях предпочитал не повторяться. Ясухиро никогда не знал, как долго его будут жалеть, и когда снова продолжат. Руки уже начинали затекать. Поясница тоже. Муто было запрещено менять позу, поэтому приходилось терпеть. Санзу некрепко сжал его талию, отодвигая нижнюю часть тела от стены, заставляя ещё больше выгнуться. Мучо тихо прошипел сквозь зубы. — Был бы ты послушнее, милый Мучо, — до ужаса сладко протянул Санзу, — Сейчас бы лежал в мягкой кровати и наслаждался наградой за хорошее поведение, — звучит до боли мило, но Мучо знает, как обманчивы эти слова. После таких «наград» кровавые укусы сходят долго, — Но ты сам выбрал вместо этого быть наказанным, — в подтверждении своих слов, Харучие легонько шлепнул ладонью по ягодицам, почти дразня. Порка — любимое наказание Санзу. В любой позе, в любой вариции. Чем угодно — рукой, плетью, лопаткой, ремнем, розгами. Это вообще неважно. Харучие нравился сам процесс, звук ударов, вид краснеющих ягодиц и реакция Мучо. Надо отдать парню должное, он всегда рассчитывал силу удара и никогда не доводил до каких-либо серьезных травм. Он знал, как надо бить и куда, и как сделать так, чтобы Ясухиро задыхался от ощущений. Санзу убрал руки, снимая ремень, Мучо понял это по звукам, ему запрещено поворачиваться, с фиолетовых брюк в полосочку. Ясухиро они никогда не нравились. Шероховатая рука снова погладила кожу на ягодицах, как бы успокаивая. Каким бы Санзу ни был отбитым, с Мучо он всегда немного другой, отличался от себя обыденного и себя на работе. Правда это не исключает какое-то больное влечение к Муто. Только мужчину это больше не пугает, потому что стоять вот так — подвешенным на крюк, едва держа вес тела дрожащими ногами, и покорно принимать наказание — верх удовольствия, как оказалось. Да и вообще, Мучо пугал не Санзу. Мучо стал пугать он сам. Он никогда не считал себя приверженцем каких-то особых сексуальный практик, но сейчас сам провоцировал «наказания». Ясухиро вообще очень неожиданно открыл в себе тягу к мазохизму, но достаточно долго находился в стадии отрицания. Не то что бы ему особо давали выбор тут. Санзу шлепнул ремнем по нижней части ягодиц, явно не сдерживая свои силы. Место удара горело так, что Мучо тихо проскулил, едва держа на месте, разъежающиеся ноги. Ещё один удар пришёлся чуть левее и выше — Харучие не совсем целился в определённое место, просто старался не попадать по спине, чтобы не нанести Мучо опасных травм. Ясухиро уже не мог самостоятельно удерживать тело в таком положении. Колени подгибались с каждым новым ударом все больше. А потом все прекратилось. — Хороший мальчик, — Санзу надавил на спину мужчины, заставляя его выгнуться. Затекшие мышцы ныли и буквально кричали о том, что им просто необходимо расслабиться, — Какой цвет, Ясухиро? — тон голоса едва заметно изменился, как только Харучие наклонился к уху мужчины. — Зелёный, — сдавленно выдохнул Муто, не глядя в глаза парня — боится, что не выдержит и рухнет на землю от этого взгляда. Санзу всегда так смотрит. Пронзительно, не моргая, будто пожирая глазами. — Хорошо, — рука Харучие нежно погладила по щеке, заставляя парня тянуться за прикосновениями, — Я могу продолжить? — он кладёт ремень на пол перед лицом мужчины, дожидаясь слабого кивка. Каким бы подонком ни был Санзу, в отношении Муто ему всегда было важно активное согласие. Это так странно и так не вписывалось в его образ, который Ясухиро составил у себя в голове. Харучие криво улыбнулся. Муто знает, что значит эта улыбка. Санзу вряд ли сможет дольше ждать. Муто и не против. Ощущение влажного языка на губах всегда значило только одно — подчиняться. Ясухиро давно выучил все жесты: когда нужно открыть рот, когда приподнять бедра, когда молчать, а когда стонать в голос. Санзу потратил много сил, дрессируя его, как сексуального раба и только для себя одного. Санзу жадный, свои вещи никому не отдаёт. А за горячо-любимые вещи может и убить. Мучо такое уже видел. Не проникся зрелищем. Ясухиро с трудом разомкнул сухие, обкусанные губы — после порки всегда так. Он не контролировал то, что разжевыввал кожу до крови. Санзу целовал властно, грубо, но уже так привычно. Он такой с самого начала. Тогда его ещё не особо волновало мнение Муто. А потом потихоньку Санзу как-то сделал так, что мужчина сам стал наслаждаться всем этим. И вроде Ясухиро где-то на задворках сознания понимал, что это не норма, но ничего не мог сделать. Да и не хотел. — Мучо, — голос Санзу звучал устрашающе. Нервы натягивались как струны, а лёгкие отказывались принимать новую порцию кислорода. Страх не давал даже телу свободно функционировать, — Ты был хорошим мальчиком сейчас, — холодные пальцы легонько поглаживают сильную спину, пуская по коже мурашки, — Но твоё наказание ещё не закончилось, ты ведь понимаешь? — руки грубо погладили уже желтоватые полосы на бёдрах — следы от стека. Прошлое наказание было особо болезненным. После него Санзу немного успокоился. Он действительно переборщил, но все же смог остановиться, когда Муто не в состоянии был даже говорить, — Ты ведь должен усвоить этот урок, не так ли? Мучо не мог видеть, куда ушёл мужчина за его спиной. Он скорее знал и в своём знании был уверен. У Санзу, на самом деле, крайне мало терпения, но иногда он все же может тянуть их сессии несколько часов. С большим трудом, но все же. — Милый, милый Мучо, — практически пропел парень. Крепкое тело Ясухиро напряглось каждой мышцей в предвкушении. Он знает, что будет дальше. Знает, что и сам уже готов подставить задницу, потому что возбуждение уже заставляет колени дрожать, — Я уже вижу, что ты готов, Мучо. Ну же, попроси своего хозяина как следует. Ясухиро с удовольствием подмечал изменения в голосе парня. Он слегка подрагивал, задыхался. Санзу любил дразнить, но сам с трудом мог вытерпеть. Это даже неплохо. Пальцы Харучие, измазанные лубрикантом, с силой масировали анус, заставляя Мучо сжаться. Холодно, склизко и ещё Санзу слишком давит, но даже не думает проникать внутрь. Пока ещё держится, что удивительно, пусть уже нетерпеливо сжимал ягодицу, иногда похлопывая ладонью. — Черт, Мучо, — почти прорычал сквозь зубы Санзу. Мужчина чувствует, как волосы на затылке встают дыбом. Ноги сами собой разъезжаются. Он готов позорно скулить, вылизывать обувь хозяина, лишь бы тот поскорее вставил, — У тебя такая классная задница. Особенно после того, как я её выпорол. Ясухиро тихо простонал от похвалы подставляясь под лёгкие пошлепывания. Он ощущал себя самой настоящей шлюхой, которая только и ждёт, чтобы её хорошенько трахнули. Это унизительно, но так ему подходит. Справедливости ради, Санзу ни разу не назвал его так, что даже странно. — Пожалуйста, — на выдохе, — Прошу, хозяин, — Ясухиро собирал слова по крупицам. Хорошо заученная фраза крутится в голове, но вслух сказать сложно. Язык движется с трудом, — Трахните меня, — стыда не было уже давно. Он атрофировался за ненадобностью ещё со времен Токийской Свастики. Но говорить все равно тяжело. Из-за переизбытка эмоций заставить хоть какую-то часть тела двигаться представляется задачей из ранга "миссия невыполнима", но отвечать надо. Хозяин ждёт этих ответов. — Ты такой послушный, милый Мучо, — голос у парня слегка надрывается. Он не церемонится — сразу вставляет два пальца, начиная быстро ими двигать. Чистые формальности. Привычный процесс, без которого будет просто не то. Муто и без того достаточно растянут, — Твоё послушание заводит. Я едва держусь, — нервный выдох щекотно коснулся взмокшей спины. Ясухиро извивался. Грубые движения внутри доставляли дискомфорт, но ощущались правильно. Будто так и должно быть. Санзу несколько раз замедлялся давая отдохнуть и себе, и мужчине, который уже открыто плакал и задыхался от ощущений. Харучие наслаждался этим. Ясухиро знает это. Ещё знает, что Санзу дичайше раздражает, что он не видит этих слез. Бледная рука резко тянет за короткие волосы на себя, слегка царапая кожу ногтями. Харучие будто прочёл его мысли. Даже немного жутко. Муто тихо болезненно шипит и давит всхлипывания. За это прилетела бы пощечина, но у Санзу заняты руки. К сожалению. — Плачь громче, — приказ, — Когда я разрешал тебе быть тихим? — голос серьёзный, строгий и такой возбуждающий. Пусть и слегка дрожит, но он держится. А вот Муто уже нет, — Ясухиро, какой цвет? — тон резко меняется, как по щелчку. На лице написано, что в голове Санзу уже молится, лишь бы не красный, но все равно готов остановиться. — Зелёный, — мужчина скулит, насаживаясь на пальцы. Он с трудом двигает бёдрами, но слишком изнывает от желания, чтобы просто ждать. — А кто это тут двигается без разрешения? — Санзу все ещё звучит неубедительно и немного заботливо. В глаза заглядывает, что-то там ища. Видимо, подтверждение того, что Муто правда готов продолжать, — Я бы наказал тебя, — хищная улыбка исказила ромбовидные шрамы на уголках губ, — Но ты сегодня очень меня радуешь, милый Мучо, — натяжение на волосах пропало, а пальцы Санзу аккуратно стёрли слезы. Возможно, стоило бы растянуть ещё, но едва ли в этом есть смысл. Муто это понимает и сам, поэтому только сильнее сжимает кулаки в предвкушении, когда Харучие вытащил пальцы. Резким движением Санзу входит, замирая. Он шумно втянул носом воздух, прижавшись лбом к мускулистой спине. Мучо напрягся как струна, натягивая верёвку. Когда-нибудь он может случайно выдрать к чертям этот гребанный крюк. Но пока тот ещё может держать вес мужчины, Санзу будет им пользоваться. Харучие круговыми движениями поглаживает ягодицу, размазывая по коже остатки лубриканта. Муто немного противно от этого. И прохладно. Он ощущает, как по спине бегут мурашки и невольно сжимается. Стон парня вибрирует где-то в районе позвоночника и Мучо снова изгибается. Кажется, Санзу тренирует его гибкость, а не трахает прямо сейчас. Ощутимый шлепок по уже склизкой коже заставил Мучо кратко негромко вскрикнуть — неожиданно. Глаза все ещё влажные и, кажется, он снова скоро заплачет. Дышать через нос невозможно — сильно заложило и немного сопли текут. Руки с силой сжимают бедра, слегка ощупывая твёрдые мышцы на них. Мучо всегда был сильнее физически и больше в комплекции. Да и выше. Только он все равно сейчас держится на ногах только за счёт того, что ему помогает не упасть Харучие. И его приказ стоять на месте. Ладони Санзу поднимаются к груди и больно царапают ногтями кожу у рёбер. Он кусает всю спину, до куда ему удобно дотянуться. Мучо не может сдержать гортанного стона. Вероятно, от боли. Мужчина уже тяжело дышит. Ещё чуть-чуть и он начнёт сам раскачиваться на члене. Но нельзя. Ему запрещено что-то делать. Нежности было ждать бессмысленно. Мучо, впрочем, и не ждал. Он наслаждался всем, что ему давал хозяин. Всей болью, всеми этими эмоциями. Это все такое странное, но такое правильное, что от такого количества ощущений, Муто редко и тихо всхлипывал, иногда подвывая басистым голосом. — Ты снова плачешь, — полушепот будто въедался в разгоряченную кожу, смешивался с ней и проникал в вены, вместе с кровью растекаясь по телу. У Мучо кружится голова, — Ты такой очаровательный, когда выглядишь так жалко, — не без труда, но Харучие дотянулся до груди, продолжая царапать кожу, задевая ногтями ареолу сосков. Ясухиро скрипит зубами, скулит и почти кричит. Очень больно. Санзу слегка вытащил член и снова вогнал его со звонким шлепком бёдер о ягодицы. Ясухиро, не скрывая удовольствия, громко застонал, прерываясь на всхлипы. Мучо задыхался и его даже не нужно было придушивать — невозможность дышать через нос все сделала сама. Санзу трахал его грубо, резко и без чёткого темпа. Рычал Мучо в лопатки и больно хватался за талию. Все же Мучо задыхался не только из-за соплей. Член в заднице будто выбивал воздух лёгких сильными толчками. Верёвка натягивались на железном крюке, немного раскачивая его с неприятным скрипом. Он отдаётся в ушах и эхом отражается в слишком чувствительном на данным момент для внешних раздражителей сознании. Оно уже медленно начинало мутнеть, угасало. Ещё немного и его прямо тут вырубит. А Санзу не останавливался. Он, весь такой величественный и важный господин, выглядит властно даже с растрепанной причёской и помятым костюмом. Мучо этого не видит, но уверен, что за спиной все такой же царственый хозяин. Он выглядит как сам символ господства и Мучо охотно отдаёт всю власть над собой в его бледные руки. Муто изнутри практически сгорает. Где-то в нем определённо есть солнце, которое нагревает и плавит. Горячо. Страшно. И так не хочется, чтобы это кончалось. Горит он не только изнутри, но и снаружи. Шлепки ладоней такими правильными движениями обжигали ягодицы, жгли и царапины по всему телу. Мучо теряется во всем этом. Растворяется, плавится, испаряется, от себя оставляя только чёрный кожаный ошейник, сделанный на заказ. Для Ясухиро слишком много ощущений. Они душат, лишают кислорода и заставляют всхлипывать, не сдерживая слез и подступающей истерики. — Потерпи ещё, — почти любовно мычит Санзу, не останавливаясь вообще, — Не сжимайся так. Мучо подмечает срывающийся голос и почти утопает в гордости. Это он довёл хозяина до такого. Это из-за него хозяину так хорошо. Но едва ли эти мысли хоть немного задерживаются в голове. Мир перед глазами плывёт, а голосовые связки уже не могут больше позволять выходить наружу звонким стонам. Вместо них стоны хриплые, иногда немного пищащие, но почти всегда умоляющие. Муто умоляет остановиться и не останавливаться одновременно. Санзу кончает внутрь, продолжая толчки, с громким неестественным рыком впиваясь в кожу под лопаткой. Только Харучие не останавливается даже после этого. Он толкается вбивая сперму глубже. Та уже начала стекать к икрам, оставляя неприятное ощущение липкости и прохлады. Только Муто едва ли заметил. Он и сам уже успел кончить, правда не понял в какой момент. Только это сейчас неважно. Скрип железного крюка — последнее, что помнит мужчина, прежде чем свалиться на пол, вынуждая Санзу придерживать весь его вес, чтобы тот не свихнул и не сломал себе ничего. Очнулся Муто уже в их кровати без ошейника и веревок на руках. Явно чистый и с обработанными особо глубокими царапинами. Веки, опухшие от слез, с большим трудом моргают, доставляя массу неприятных ощущений. — Ты проснулся? — на краю кровати сидел Харучие, убирая аптечку в прикроватную тумбочку, — Тебя вырубило буквально на полчаса, я уже все обработал. Воды? — Харучие уже потянулся к графину, не дожидаясь ответа, — Можешь не отвечать. Ты так хрипел, что я уже думал, что твоим голосовым связкам пизда, — Он аккуратно налил воду в стеклянный стакан, отпивая сначала сам, — Вроде не слишком холодная. — Спасибо, — прошептал Муто. Он уже понял, что голос какое-то время будет лишь неприятно скрипеть и больно шерудить в горле. Лучше уж так. Санзу все равно услышит, — Я в порядке. — Да хуй знает. Давно тебя так не развозило. Ты в слезах чуть не захлебнулся, — Санзу всегда хмурится после сессий. Весь такой довольно-недовольный. Все напускное. Просто его никто не научил правильно и понятно для окружающих выражать эмоции. Муто привык. Он научился читать все это неправильное, которые уже давно стало чем-то нормальным, — Что с тобой сегодня, Ясухиро? — Да я не знаю, — повёл плечем, в неопределённом жесте. Он так-то говорит чистую правду, — Просто что-то накатило и вот. Санзу тяжело вздыхает, прикрывает глаза. Немного разражен. Муто хорошо помнит, что Харучие так заботится. Странно, извращенно, но заботится. По-своему. За годы жизни с ним волей-неволей, но привыкаешь к такому необычному выражению, казалось бы, всем привычных чувств. — Ладно, завтра поговорим об этом, — глаза у Санзу усталые. Хочется его посадить на кресло или положить на кровать и сделать хороший такой массаж. Чтобы все тело прохрустело и расслабилось. Только Мучо сейчас совсем без сил для такого. Но он обязательно сделает это завтра, — Ложись спать. Ты явно устал, милый Мучо. — Хорошо, хозяин.