Reckless life

RECKLESS LIFE

      Замираю от ужаса и почти трезвею – я не помню, что мы сейчас играем, хотя пальцы продолжают бегать по грифу и щипать струны. Сдуваю прилипшие к лицу волосы, оглядываюсь. Иззи и Дафф синхронном орут в свои микрофоны, продолжая лабать во всё ускоряющемся темпе. Тут уж я соображаю, что мы в середине «Райского города», и скоро должен быть мой соляк. Стиви подпрыгивает на табурете, улыбаясь в камеру. А я, грёбаный стыд, пытаюсь подобрать аккорды, которые сам же сочинил! И получается у меня дерьмово. Эксл меня убьёт! Эксл?! А где он, кстати? Где этот мистер «Я-всегда-прав»? Он способен придраться к любой мелочи, любой шероховатости, раздувая из мухи слона, не замечая, как сам через раз не попадает в ноты. Отчаянно кручу головой, но по и без того полутёмной сцене плывёт дымка, и я ни черта не вижу. Или это у меня в глазах мутнеет. Какой-то неважнецкий приход сегодня. Не на такой эффект я рассчитывал, когда затарился новомодным дерьмом. Нет, и главное, ублюдок Дейв так его рекламировал, когда припёрся ко мне в полчетвёртого утра.       Разобравшись-таки со своей партией, я подбегаю к Маккагану.       -Где? – беззвучно спрашиваю его. Потому что нашего «аятоллу» я так и не нашёл. Криво усмехнувшись, Дафф мотнул башкой в сторону левой кулисы. Мы продолжаем импровизировать что-то невообразимое, безбожно издеваясь над собственным хитом. А Дафф и Иззи в который раз пытаются вдвоём заменить одного ёбнутого вокалиста. У нас нет сет-листа, я даже не знаю, закончили мы выступать или нет, поэтому на свой страх и риск, не сговариваясь, начали «Безбашенную житуху».       -Эй, эй, уёбки! Это для вас и про нас!       Мы трое любили эту песню, потому что сами её написали, и потому что Эксл вроде как и не нужен для её исполнения – это гимн алкашей, наш гимн! Простой и понятный таким же как мы. Не шедевр, но доступный для всех беззаботных и весёлых пьяниц в этом клубе.       По многократно усилившемуся визгу и свисту из зала, я понимаю, что Роуз вернулся. И в каком виде! Мало того, что из одежды на нём только трусы и ботинки, так ещё он и изрядно налакался за эти десять минут. Конечно, все мы «под градусом» (а кое-кто – и под дозой), но пьяный Эксл – это явление из ряда вон. Он пьян настолько, что мне явно не стоит опасаться его гнева по поводу гитарной лажи, хотя с ним никогда не угадаешь, что опаснее – когда его разозлишь, когда огорчишь, или когда он в своём самом распрекрасном настроении – этот чувак так непредсказуем.       -Я живу сигаретами с вином! – заорал он к пущему восторгу толпы, затягиваясь самокруткой и поливая людей в первых рядах пивом. Они с радостью принимали такое «крещение» от своего кумира. А тот наслаждался подобным обожанием. Наверное, если бы он даже помочился на них, фаны всё равно боготворили бы его, особенно групи. Эта его бесконечная болтовня и заигрывания с публикой. Он постоянно «строил глазки» и хватался за свои причиндалы. Всем видом изображая капризную рок-диву, как педик конченный, чесно слово! А то на серьёзных щах брался рассуждать о политике, и выступал с такими речами, словно завтра собрался баллотироваться в сенат. Сенатор с голой жопой! Не знаю, какая из его ипостасей раздражала больше.       Хотя сам-то он чувствовал себя знаковой фигурой, равной как минимум Иисусу, другие сравнения были бы его недостойны. Вот и сейчас он собрался «походить по морю», по морю из живых людей. Пошатываясь, блядски вихляя бёдрами, он дефилировал туда-обратно, демонстрируя себя во всей красе, и нёс какую-то хуйню. А потом, словно в замедленной съёмке, с диким воплем завис над залом, который выдохнул единым лёгким, и под оглушительный рёв рухнул вниз. Его тут же подхватили и увлекли в людской водоворот, всё дальше от сцены. Следом прыгнул один из охранников, но ему не удавалось пробиться сквозь стену из живой агрессивной плоти. В багровом зареве прожекторов казалось, что толпа почти растерзала Эксла, по крайней мере – содрала кожу с его блестящего потного тела. Он, то исчезал, то снова появлялся на поверхности – растрёпанный, кричащий, брыкающийся. Его огненные волосы вспыхивали как горящий факел. Десятки рук вцепились в него, тащили в стороны, люди лезли по головам, напирали, толкались в попытке прикоснуться, дотянуться. Роуз выглядел в этот момент как святой великомученик (и это ему наверняка бы польстило). В детстве я видел такую старую фреску в Англии – рыжеволосый и окровавленный.       Стиви отбивал еле слышный ритм по крэшу и, привставая и вытягивая шею, пытался понять, что происходит. Иззи презрительно кривил рот, сплёвывая сквозь зубы, и равнодушно дымил – его не трогало, как Эксл в очередной раз выёбывается. Дафф, добрая душа, сорвал с себя басуху и готов был броситься на помощь вместе с охраной и нашим персоналом. Он всегда горой за друзей. И теперь стоит на краю с озабоченным выражением лица, взмахивая длинными руками. Я прекрасно помню, как он отделал здоровенного байкера, который посмел заикнуться о моём происхождении. И только я застыл истуканом и смотрю, как чёртов выпендрёжник «пошёл по рукам». Я зацепился за четвёртую струну, бессознательно дёргая, и её злая вибрация отдаётся в моё сердце. Или наоборот?       Блядь, блядь! Это похоже на групповуху, на какой-то извращённый гэнг-бэнг – извращение, возведённое в абсолют. Они лапают его, хватают за такие места, что у меня дым валит из ушей. И ведь это не одни девчонки – грубые руки парней, да что там – мужиков постарше нас (и среди них немало цветных), трогают Эксла за задницу, лезут в промежность, норовят стащить с него последний клочок ткани. И я же вижу, что ублюдок только пьяно хохочет и извивается от щекотки. Наш самый главный расист и гомофоб! Да, вы не знали?! Эксл Роуз терпеть не может ниггеров и пидаров!       Короче, эти несколько минут показались мне часами. Он испортил нам песню! Поэтому когда его втащили назад, я едва сдержался, чтобы не «втащить» ему. Эксл лез ко всем обниматься, что случалось с ним в последнее время не часто. Остальные парни только смеялись, и, уже позабыв обо всём, обсуждали, где «зависнем» на ночь. А мне вот резко расхотелось. Прихватив бутылку JD и ещё кое-что, я оставил их в комнате с выпивкой и допущенными к нашим телам «избранными». Где бы отдохнуть от этого гвалта, остыть? Я забрёл в какую-то плохо освещённую каморку, кажется гримёрка, не помню. Я точно тут ещё не бывал. Но тут был диванчик, что вполне меня устроило. Наконец-то снял гитару – ремень натёр потную под волосами шею. Аккуратно поставил на стоявшее тут же кресло, обласкал лаковые деки, коснулся колков. Моей малышке тоже нужен отдых. Рубашку я потерял ещё до конца выступления, поэтому обтираюсь банданой, болтавшейся в заднем кармане, скидываю сапоги, расстёгиваю пуговицу на джинсах, и видавший виды диван заботливо принимает мою уставшую тушку. Расслабляясь, я откинулся на мягкую спинку. «Джек» обжёг гортань, я выдохнул, и сделал новый глоток. И чего так распсиховался, сам не понимаю. Я взял самодельный бонг и затянулся. «Мэри Джейн» составляла прекрасную пару «Джеку» и всегда меня успокаивала. И ей бы это удалось, если б не рыжий мудак. Я услышал, как щелкнул замок, и с трудом разлепил отяжелевшие веки. Нарисовался – хуй сотрёшь!       -Вот ты где…. Что это с тобой? Нажираешься в одиночку?       -Съебись отсюда. Со мною скучно. Ты ж только что так веселился! Дальше по коридору найдётся масса желающих залезть тебе в трусы! Надо было пригласить сегодня парочку «друзей Дороти», раз у тебя так поменялись вкусы.       Эксл, как ни в чём не бывало, уселся рядом, продолжая на меня пялиться. Всё ещё голый и разгоряченный. А я не мог остановиться: «Здоровенная деваха схватила тебя за болт! Не оторвала?! Клёвый сувенир унесла бы с концерта. Палочки Попкорна, медиатор Иззи, даже шляпа Слэша – это фигня. Смотрите, у меня член Эксла Роуза!»       Член его был на месте – чёрные подштанники топорщились, где надо.       -Детка, что с тобой? Ты – злишься? Ты…ревнуешь?       Эксл расплылся в тщеславной улыбке.       -Да пшёл ты! – заорал я, сминая и отбрасывая пластиковую бутылку. – Нужен ты мне очень! У нас контракт, если для тебя это хоть что-то значит. И я не хочу потерять свои деньги, если с тобой, ублюдок, что-нибудь случится!       -Да-а, - слащаво протянул Эксл, падая на колени прямо между моими раздвинутыми ногами и без стеснения начав оглаживать ляжки, приближаясь к ширинке, - ты определённо ревнуешь.       Господи, его глаза сверкали как пьяные изумруды. Они гипнотизировали меня в то время, как ловкие пальцы пробирались в штаны. И даже дерьмовый виски, к которому я снова приложился, не помог - у меня стояло крепче микрофонной стойки. Увидеть Роуза в таком положении – уже ни с чем не сравнимое удовольствие, но знать, что он сосёт член так, будто рождён для этого – крышесносно. Он глотает до паха и не давится, и только слюна течёт в уголках его яркого опухшего рта. Вибрирует своим талантливым горлом, обжимает своими умелыми губами, елозит по всей длине своим болтливым языком, которому наконец-то нашлось достойное применение. Я готов кончить здесь и сейчас, готов взорваться внутри этого непристойного тепла. Мой напряжённый хуй как граната лопнет белёсым фейерверком и снесёт ему полбашки. Представив это, я начинаю дико ржать и не могу остановиться. Однако стояк мой не уменьшается, а парадоксально только крепчает. И это, судя по всему, не нравится рыжему, в чьи драгоценные связки он тычется (конечно, это не так, но могу ж я себе польстить). Чмокнув, Роуз выпустил мой ноющий член на свободу, от которой он тут же начал мёрзнуть. Я заёрзал, невольно подаваясь вверх, в поисках утраченного. А Эксл плюхнулся на задницу и окинул меня высокомерным оценивающим взглядом. Так умел только он – сидя на полу у ваших ног, расхристанный и выебанный в рот как распоследняя шлюха, но надменный и гордый как и полагается звезде. А я непроизвольно начинаю поскуливать, словно брошенный щенок, потому что хочу продолжения, хоть какого-нибудь продолжения. Но Эксл безразличен к моим нуждам. Он забирает у меня бутылку, которую я всё это время, оказывается, стискивал в руке, и делает пару длинных глотков. Он шипит, видимо саднит воспалённое горло. Облизывается, сексуально и хищно. С ленивой грацией зверя облизывает собственную ладонь. Он какой-то нереально красивый или это мой колом стоящий хер делает его таким. Светится как фальшивое золото - блеску много, но радости ненадолго.       -Знаешь, - задумчиво произносит он, горячей влажной ладонью обжимая мой «плачущий» член и надрачивая. – В этом есть что-то, когда тебя носят на руках. Все их эмоции – это сладко. Даже когда больно….       Только сейчас я замечаю, что его проколотый сосок кровит. Видимо, кто-то пытался выдернуть на память кольцо. Но Эксл малочувствителен к боли. Поэтому с лёгкостью причиняет её другим.       -Хочешь узнать, каково это? – не дожидаясь моей реакции, он вскакивает на ноги, словно пружина распрямляется, и сильными руками хватает меня подмышки, поднимая легко, словно я ничего не вешу, разворачивает. Топот тяжёлых ботинок наступает на мои босые пятки. Не даёт опомниться, волочит к туалетному столику, секунда – и по периметру вспыхивают лампочки, ослепляя. Я опираюсь на хлипкую столешницу, заваливаюсь, путаясь в сползших к коленям джинсах. А за плечом маячит довольная физиономия.       -И в полной беспомощности есть своя прелесть, Сол. Поверь мне, - его голос стал совсем низким и глухим, словно дьявол говорит со мной из пекла.       Я взвизгнул как баба, когда жестокие пальцы сдавили, оттягивая, мой сосок. Эксл, хрипло рассмеявшись мне в ухо, проделал это со вторым. Я не мог сдержать дрожь – меня словно током прошибло. Он схватил меня за волосы, запрокидывая моё залитое краской стыда лицо.       -Посмотри! Посмотри на себя, тебе это нравится. Всяк человек есть ложь. Развратная дрянь, будь честен с собой!       В моих глазах плещется безумие, страх и… похоть. Я делаю слабую попытку вывернуться, но он толкает меня вперёд. Хрупкость Эксла очень обманчива, он невероятно силён. Наверное, все психи такие. Я прогибаюсь, отклячив жопу, за что и получаю звонкий удар с оттяжкой. Стон, больше похожий на рычание, вырывается из моего открытого рта, победный возглас сверху вторит ему. Новый шлепок, и ещё, ещё. Мой бедный зад немеет, но вдруг начинает гореть, как и выкрученные соски. И это как-то странно, болезненно и приятно, отдаётся в промежность и яйца.       -Экс, дверь, - жалко бормочу я, теряя последние остатки мужской гордости.       -Да закрыл я, не ссы.       Мне остаётся только довериться ему, ведь он сам не захочет быть застуканным в такой компрометирующей ситуации. Ещё больнее вцепляясь в мои спутанные кудри, Роуз поворачивает мою голову (как безвольная кукла, я подчиняюсь его воле) и впивается в губы – это не поцелуй, это укус. Это не ласка, это – насилие. Никто не смеет так поступать со мной. Кроме него…. Он кусает, лижет, сосёт мой подбородок, ухо, ключицу, он урчит как пума. Да у меня полное впечатление, что меня заперли в клетке с диким животным. Кроме нас здесь никого нет, но мне достаточно его одного, чтобы представить, что делала с ним толпа. Его ногти, зубы, его дыхание, его горячая кожа везде. Когда-нибудь я решусь сделать этот шаг со сцены, когда окончательно сойду с ума. Это действительно чертовски сладко. Но недостаточно, чтобы прийти. Перевозбуждённый Роуз это тоже понимает, я чувствую, как он шарит вокруг меня. Что-то шуршит, падает, опрокидывается. Но я ни черта не соображаю, я просто хочу уже кончить и поэтому, чуть приподнявшись, пытаюсь дрочить себе.       -Не смей! – слышу тут же злой окрик, и мою руку безжалостно заламывают за спину. И я смиряюсь и подстраиваюсь… как всегда. Остаётся только ждать его милости и надеяться, что он не разочарует меня. Он сопит и возится, бубнит то ли молитвы, то ли ругательства – в его случае это звучит одинаково. Наконец я слышу латексный щелчок, который ни с чем не перепутать – Эксл справился с презервативом, и теперь его защищённый резиновым доспехом воин толкается в мою дырку. Только он использует гандоны – чистоплюй! Я сжимаюсь, хотя надо отпустить себя и принять неизбежное. Как прыгнуть в ледяную воду, как сделать хитрый трюк на заднем колесе, как выйти выступать первый раз перед несколькими тысячами, скандирующими твоё имя – сначала страшно до одури, но потом такой кайф. Я погружаюсь в воспоминания своих бесчисленных «первых разов» - воспоминания о них всегда приятнее, чем было на самом деле. Эксл всё ещё кружит вокруг да около, от того как он трётся об меня по телу пробегают судороги и мутит. Мне не хватает воздуха. И вдруг я слышу чавканье, совершенно неуместное и необъяснимое. А потом он густо сплёвывает прямо мне между булок и размазывает что-то тёплое и липкое. Запах, ёб твою мать, такой знакомый запах. Банан!       -Ты охуел в конец?! – у меня прорезывается голос. Я начинаю сопротивляться всерьёз. Такое унижение! Бедные его девчонки – что же этот полудурок творит с ними.       -Моя гримёрка – мои правила! – пыхтит он, засаживая мне сразу наполовину. Отвлёкшись, я неожиданно расслабился, да и скользкий фрукт сделал своё дело, сработав как смазка. На секунду мне кажется, что остановилось сердце – его хуй ударил в ту волшебную точку, ради которой я и позволяю ему всё это. Эксл легко читает меня, настраивая как послушный инструмент. Ему не надо долго искать источник моего удовольствия – размашистыми движениями своих совершенных бёдер он довёл меня до исступления в считанные мгновения. Его тяжёлые яйца шлёпают по моим ягодицам, крупная головка раздвигает стенки, проталкиваясь всё глубже. Он дышит с присвистом, и не сдерживает стонов. Этих его блядских стонов – Эксл не может, не умеет быть тихим. Он давит, я сжимаюсь вокруг него. И вот мы кричим в унисон. Долгожданное мучительное высвобождение – я пачкаю всё кругом, забрызгивая себя, пол, подзеркальник. Эксл пульсирует внутри, а я теряю сознание, теряясь в нахлынувших ощущениях. Почему это не может длиться вечно?!       -Хо-ро-шо-о…. Как же хорошо, детка, - я очнулся от того, что он мокро целует меня. Но мне это неприятно, и я отталкиваю его. Он смеётся своим сатанинским смешком. Звякает зиппо, и между губ мне впихивают сигарету. С трудом распрямляюсь, затёкшая спина разве что не скрипит. Трясущимися руками подтягиваю штаны. Делаю пару шагов на негнущихся ногах, между которыми омерзительно. Эксл развалился на диванчике, курит и, морщась, прихлёбывает вискарь. Полный презерватив свисает с обмякшего хуя. Бесстыдная тварь. Смотреть на него не могу. Отворачиваюсь, встречаясь с собственным затраханным отражением. Зрелище ещё хуже.       -Приведи себя в порядок, ты жалок, - бросает он мне какую-то тряпку. Это моя бандана. Тёмно-синяя.       Он снова сделал меня своей сукой. И мне это снова понравилось. Как ему это удаётся?!