Бритни

— Что происходит? — Союз с каменным лицом стоял в проходе того помещения, которое раньше у него было вместо кухни. Сейчас, очевидно, оно эти функции выполнять не смогло бы. — Это называется йога. Укрепляет душевное и физическое состояние здоровья, — ответило ему это несносное, покрытое фиолетовыми и голубыми перьями с ног до головы нечто. Перья, впрочем, наготы нисколько не прикрывали, а стояло нечто в самой пикантной позе — раком. С потолка свисали гроздья чеснока и ещё какие пучки и мешочки неясного происхождения. Несло лавандой и маслами так, что у Союза разболелась голова. Мебель была вынесена — не ясно только, куда, на окне намалёваны краской странные смутно знакомые символы, а стол, передвинутый в центр, был устелен странным ребристым ковриком. на нём, собственно, нечто голой жопой и светило. Абсолютной голой. — Британия, — медленно произнёс Союз, выходя из себя. На его глазах голая жопа приоткрылась и из неё что-то вытекло. Это, почему-то, взбесило ещё больше. — Я пришёл со смены уставший, я хочу жрать и спать. Мне наплевать, устрой ты тут хоть авгиевы конюшни, но где чёртова еда?! — Чтобы очистить чакры, тебе следует отказаться от пищи на три дня, — пробубнил несносный омега, прогибаясь в спине. Фиолетовое пёрышко отклеилось с его бедра и закружилось в воздухе, а Союз скрипнул зубами и сильно сжал кулаки, лишь бы не сделать с этим дурнем чего-нибудь страшное. Ему до боли хотелось кого-то избить, желательно, всех своих замов, устроивших ему сегодня полномасштабную головомойку, но конкретно этот идиот попасть под раздачу никак не должен был. Его спихнул Союзу Франция под предлогом «будь другом, дорогой, ему нужна опека, а ты как раз врач по образованию». Нет, Союз понимал, у них развод десять лет назад был, Франция пытается уследить за детьми (даже тем, что ему не родные, но родные Британии), а своего бывшего мужа, что-то опять натворившего с законом, оставить не на кого. Тот не то чтобы был сумасшедшим, он был вполне даже вменяемым, когда хотел, только вот Союз ему, как надзиратель, не нравился от слова совсем. Сбежать Британия из самого охраняемого дома в городе не мог, как бы не пытался, а потому капал Союзу на мозги. Но сегодня Союз был не в настроении терпеть его капризы. Он дёрнул Британию за ногу, заставляя упасть животом на стол, тот громко взвизгнул и задрыгался. — Отпусти-отпусти-отпусти! — но Союз не обращал на его вопли ровно никакого внимания. Он стянул его, цепляющегося своими длинными тёмно-синими ногтищами за стол, на пол и развернул лицом к себе. — Где. Чётрова. Еда?! — зарычал он в чужое испуганное лицо. — А, — зрачки у Британии сузились, маленький пухлогубый рот приоткрылся, а из уголка глаза вытекло… — Брит? — Союз отшатнулся и вдруг почувствовал, насколько густо в воздухе от его подавляющего феромона и как клыки втянулись обратно. — Брит?!.. Прости, я не… Британия сорвался с места и вылетел из кухни, роняя за собой фиолетово-голубые перья. Союз ринулся за ним. Чёрт-чёрт-чёрт, он совсем не хотел сделать то, что сделал. Британия плакал. А Союз просто безумно устал от всего этого дерьма, устал от нескольких месяцев, когда домой было невозможно вернуться, потому что его ожидала синеволосая бестия, которая наверняка или залила мёдом его кровать или висела пьяная на винтажной люстре, или, как сегодня, прочищала чакры… — Брит! — Союз замолотил кулаками по двери его спальни, а потом просто её выбил. Британию одного в таком состоянии было оставлять решительно нельзя. Сам заварил кашу — сам расхлёбывай. — Брит. Чтобы не пугать, он стал подходить медленно. Британия прятался на кровати под одеялом, как маленький. И — дрожал. Союзу только оставалось гадать, что он такого в своей жизни пережил, что отреагировал на взбешённого Союза так. А ведь Франция предупреждал, что с ним нельзя неаккуратно, неосторожно, резко — он как дикий пугливый зверь, а всё остальное показуха и защитная реакция. Союз присел на краешек кровати, положил руку ему на спину. Британия крупно вздрогнул и попытался было удрать, не не тут то было — Союз попытку пресёк на корню, обхватив его за талию руками. — Тихо, тихо, — Союз прижал его к себе, навалившись сверху, и выпустил успокоительный феромон, уткнувшись носом Британии в шею. Омега дёргался, продолжал дрожать и плакать. Союз хотел убить себя и того, кто сотворил с ним такое, что он от каждого неосторожного действия вместо того, чтобы успокоить альфу своим омежьим феромоном, по силе гораздо более мощным, просто впадал в неописуемую панику. Раньше Британия был другим. Первый раз увидев его под руку с Францией, Союз подумал, что он — величественный. Он и правда вёл себя очень гордо, как потомственный аристократ, манеры его были идеальны и на публике в свете софитов он оставался непостижимо холоден и вежливо-отстранён. А потом что-то случилось, и Британии в высшем свете Союз больше не видел. Не увидел бы и дольше, если бы случайно не зашёл в один бар пропустить пару стаканчиков. На сцене, чуть ли не у шеста, полуголый, в латексе, с огромными стрелками и пошло-чёрными губами, весь зататуированный, на шпильках с огромными платформами, в кольцах, шипах, ремнях, с многочисленными пирсингами по всему лицу абсолютно точно пел низким до неприличия красиво ломающимся голосом ОН. Вместо чудесных, вьющихся синих волос был короткий ёжик — что-то подсказывало, что Британия недавно подстригся налысо. У Союза тогда, когда он ЕГО увидел, внутри что-то с грохотом растрескалось в труху, а в штанах потяжелело. Он не мог сдвинуться с места, всё смотрел и смотрел, а ОН изящно вертелся на каблуках, плаксиво стонал свою чушню в микрофон, посылая кого-то нахуй, и толпа ему аплодировала. Британия умел притягивать внимание, и теперь он абсолютно точно не был холодным. Теперь он был пеплищем, оставшимся после того, как он сгорел, но там что-то ещё тлело, а потому никто не мог оторвать от него взгляда. Что случилось у Британии, Франция Союзу так и не сказал. Говорил только, что они развелись раньше, чем всё вот это вот произошло, но Франция всё равно старается за ним следить и выпутывать из передряг, в которые тот с завидной регулярностью попадает. Много раз доходило и до уголовной ответственности, но Франция неприлично богат, ему это не помеха, а потому Британия до сих пор на свободе. Три месяца назад и железное терпение Франции кончилось. Союз не помнит, что это было — кажется, Британия накурился марихуаны, или что-то в этом роде. В общем, Франция забрал Канаду с Америкой и укатил в Австралию к младшим детям Британии, с которым поддерживал хорошие отношения, работал теперь на удалёнке оттуда, а Британию доверил Союзу, наказав любить, кормить и никому не отдавать. — Успокоился? Дыши-дыши-дыши. Давай: вдо-о-ох, тиш-тиш-тиш, выдо-о-ох. Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо… — нашёптывал ему Союз. Британия смотрел пустым взглядом в потолок, дышал через рот, потому что нос от слёз заложило, и казался сейчас слишком ранимым, слишком беззащитным с этой своей вытутоированной чёрной розой на щеке, с надписью «lieove is die» под бровью, с многочиленными колечками разных форм и размеров в ухе, с болтом в виде разбитого сердца в языке. На второй щеке у него был оскалившийся треснувший острозубый череп, Союз смотрел в глаза-провалы этого черепа, думал, чёрт возьми, что же с ним сделали, с прекрасным, строгим и немного занудным когда-то Британией, что он стал таким. Союз гладил рукой по синему ёжику его волос, продолжал шептать что-то, прислушивался к его дыханию и думал-думал-думал, что же теперь делать, ведь он не простит себе, если из-за него с Британией что-то случится. — Я позвоню Франции и скажу ему, что не справляюсь. Думаю, он сможет найти для тебя кого-нибудь другого, — сказал он, когда Британия в его руках наконец затих. Он ждал какой угодно реакции, но абсолютно точно не того, что Британия вдруг рассмеётся, снова скатываясь в только прекратившуюся истерику. — Я!.. Я… Ик… И тебе надоел, ха-ха-ха… Даже тебе, чёрт возьми! Да кому я тогда вообще… — Нужен? Франции, — Союз гладил его успокаивающе по плечу, обнимал, но новый виток истерики остановить никак не получалось — Британия плакал навзрыд и давился слезами, дёргался, пытаясь вырваться даже более неистово, чем это было в начале. — И поэтому он забрал детей и свалил?! — голос у Британии на последнем слове сорвался, и он продолжил невнятно жаловаться и плакать шёпотом. — Я могу навредить тебе, как сегодня. Я очень не хочу, чтобы это случилось снова, а поэтому я попрошу Францию найти тебе кого-то, — повторил Союз терпеливо, наблюдая, как лицо Британии исказилось в какой-то непонятной болезненной эмоции. — Я не псих и не ребёнок, мне не нужна нянька. И ты мне тоже не нужен, отвали. Уйди вообще от-т меня-я! Отвали, отвали, отвали! — Британия стал сильно дёргаться и пинаться ногами. Союз шипел от боли, но послушно терпел. — Хорошо, я не буду звонить Франции. Но тогда ты не будешь сильно выводить меня из себя, хорошо? Я правда боюсь, что с тобой что-то может случиться от любого моего неосторожного действия, — Британия замер и подозрительно затих. Союз вновь провёл рукой по ёжику его волос, наслаждаясь мягкостью, вжался носом в шею, потёрся об змею, нарисованную там, вдохнул запах — терпкий, пьянящий, совсем не омежий — моря и коньяка. Змея косила на Союза кривым глазом, и он еле удержался от того, чтобы поцеловать её в нос, до того она была смешная и милая. — Схуяли ты такой понимающий, — сипло буркнул Британия. — Схуяли ты занимался птичьей йогой на моей кухне, Брит. За это ещё получишь, весь бар нахер из дома вывезу, никакого бухла, понял меня? А теперь лежи молчи в тряпочку, пока я тебя ремнём с железной бляхой не выдрал. Ты вообще жрал сегодня, прочищающий чакры? Чё башку отворачиваешь, в глаза смотри! Жрал или нет?! — Рыбу жрал, — Британия шмыгнул носом. — Ту, вкусную, которую ты вчера приготовил. — Ну а ещё? — Союз вздёрнул Британию за подбородок, нахмурился сердито. — Там на один раз всего оставалось. У Британии заурчал живот. Союз громко и со смаком высказал всё, что он думает о таких идиотах, как Британия, встал, сказал строго, закутав в одеяло: — Лежи здесь, — и ушёл, чтобы вернуться с подносом, полным горячей еды. На мебель из кухни он наткнулся в столовой, которой ни разу не пользовался. Холодильник исправно гудел, включённый в розетку. Микроволновка работала, поэтому разогреть еду, специально оставленную для Британии, а так же еду себе заодно не составило труда. — Я не голоден, — попытался было запротестовать Британия. — Молчи и ешь. Иначе позвоню Франции и нажалуюсь, — надавил на больную мозоль Союз. Британия сел на кровати, позволил поставить поднос себе на колени и молча принялся есть. Союз тоже молча сел рядом, решив не провоцировать его лишний раз, и стал с аппетитом ужинать. Когда тарелки опустели, Союз убрал поднос на тумбочку, а Британия завернулся в одеяло, что торчало только чуть-чуть припухшее и покрасневшее от слёз лицо. Союз придвинулся к нему, снова обнял, не говоря больше ни слова. — Это случилось спустя год после развода. Я-а… — Британия шмыгнул носом, и глаза его опасно покраснели. Союз крепче стиснул его руками, и он задышал спокойнее. — В общем, я знал, что Франция меня любил тогда ещё, да и сейчас любит, а его в городе знает каждый второй, а потому я думал — меня никто не тронет. Думал, что бессмертный. Но тому ублюдку… — Британия рвано выдохнул. — Было наплевать. Какой-то торчок, я не знаю, где он и что с ним теперь… Он просто зажал меня в дырке между домами, у мусорки и… И… — Порвал? — спросил Союз помертвевшим голосом. — Да, — выдавил Британия. — Ещё и с узлом. А потом появился Америка. Господи, если бы не Франция, я бы, наверное, проткнул себе живот ножом, чёрт… — Его наверняка уже нет в живых. Того ублюдка, — медленно проговорил Союз, взяв лицо Британии в свои ладони. Тот сморгнул набежавшие снова слёзы и уставился на Союза своими невероятно-бордовыми глазами. Союз вытер его слёзы большим пальцем и вздохнул. — Так почему ты продолжаешь убивать себя? Не ешь, постоянно пьёшь, ведёшь себя так, будто у тебя жизнь закончилась, хотя тебе всего тридцать, Брит, тот ублюдок не достоин того, чтобы загубить ради него всю жизнь, понимаешь? — А разве она не закончилась? — тихо спросил Британия. — Моя жизнь. Ради чего мне жить, объясни? Я ненавижу почти всех своих детей, а ведь раньше я их любил. И Францию теперь ненавижу тоже, потому что я ему правда нахуй не сдался, такой больной и неадекватный. А кто ещё у меня в жизни есть? Ни-ко-го. — Сейчас, — шепнул Союз. — В твоей жизни есть я. — Будто бы тебе я сдался за каким-то хером, — выдохнул Британия болезненно и подался губами вперёд. Союз целовал его мягко, но жадно, почти исступлённо, терзал то верхнюю, то нижнюю губу, а Британия со своими бордовыми глазами и синим невероятным ёжиком, со своей долбаной розой на щеке, и с надписью под бровью, стонал от того, как их языки сладко сплетались, всё глубже и глубже проникая друг в друга. Оторвавшись, Союз первым делом поцеловал в морду смешную, обитающую на шее Британии змею, обвёл её носом, ещё раз поцеловал. Целовать Британию ощущалось просто волшебно, а его язык с этим чёртовым болтом в виде разбитого сердца, творил такое, что у Союза внутри взрывалась сверхновая, распадаясь на мириады маленьких взрывов, и он просто не мог от него оторваться. Британия разодрал своими синими ногтищами союзову рубашку, но её треск почему-то нисколько не привёл в чувство, потому что в следующий момент Британия оставил на его ключице смачный засос. Его ноги лежали у Союза на плечах, а сам он выл на каждом толчке, закатывая свои невыносимые бордовые глаза от удовольствия, подавался бёдрами навстречу, был такой ужасно горячий, сладкий, жадный до ласк и поцелуев, куда только другим омегам до него с его прокуренным-сорванным голосом и оседающими внутри стонами, с его розой на щеке и глупой змеёй на шее, такой невыносимо прекрасный… У Союза хватило ума не кончать внутрь. Британия с искренним и каким-то неестественным возбуждением наблюдал, как Союз додрачивал и кончал ему на живот. Сам Британия под ним кончил раза три точно, и Союз готов поклясться, что кончающий Британия — самое прекрасное, что он видел в своей жизни. Союз завалился рядом, обнимая его одной рукой и тяжело дыша. — Знаешь, — сказал Союз. — Мне очень нравится твоя глупая змея. — Ну тогда, будь добр, отсоси, — хмыкнул Британия. — Моя змея без твоей тёплой руки соскучилась.