Ночью все иначе

      Ночь. Гостиничный номер. Две кровати. Два человека.       На той кровати, что у стены, человек лежит неподвижно и тихо, слышно размеренное дыханье, но на самом деле он не спит. Он привык всегда быть настороже. Слишком часто ночь для него была не временем сна. Даже когда вокруг спокойно, он начеку. Сон его всегда чуток. Поспать можно и днем, но и тогда — в пол глаза. Сейчас опасности нет, но он не спит. Есть причина.       На той кровати, что ближе к окну, человек спит. Сон его крепок, но не спокоен. Человек стонет, бормочет, мечется на постели, но не может вырваться из плена кошмара.       Неспящий не выдерживает, встает и зажигает тусклую прикроватную лампу. Осторожно, стараясь не смотреть слишком пристально, он глядит на спящего. Лицо кажется ему незнакомым. Бледное и осунувшееся, без привычной улыбки, словно вдруг постаревшее.       Он пытается разобрать сонное бормотание. Угрозы, мольбы, проклятия, упреки. Имена. Имена тех, кого давно нет в живых. Тех, кого убил сам и кого не сумел уберечь. По щеке скатывается не то капля пота, не то слеза. Веки подрагивают. По лицу проходит судорога.       Нет сил смотреть на все это, поэтому человек осторожно окликает спящего. Зовет его по имени, пытаясь пробиться сквозь пелену кошмара.       Тот слышит его, но воспринимает одним из образов своего сна. Спящий повторяет имя друга, словно зовет на помощь, но не может проснуться. От этого его сон еще тягостней. Он один на один с призраками прошлого, он беспомощен, всегдашняя находчивость изменила ему в этом сне. И рядом нет никого, способного помочь. Друзья далеко, а может их и вовсе не существует. Во сне ему кажется, что друзья лишь приснились ему. Явь и сон поменялись местами. Кошмар душит, и нет выхода.       Человек принимает решение. Осторожно садится на край кровати, легко дотрагивается до руки спящего. Он примерно знает, что сейчас будет, но не видит другого выхода.       От прикосновения спящий вздрагивает, будто от удара током. Невидимая пружина подбрасывает его, словно из ниоткуда в руке возникает пистолет, дуло упирается прямо в лоб сидящему на кровати человеку. Но спящий еще не проснулся. Глаза его распахнуты, но не видят того, кто перед ним. Они как черные дыры, чужие, холодные. Они все еще видят то, потустороннее. Палец подрагивает на спусковом крючке. Он готов одним движением покончить с врагом из сна. Переиграть все заново, вернуть ушедших. Он может успеть и обмануть судьбу.       Человек, в чей лоб упирается дуло пистолета, знает, чем он рискует. Но он всегда выбирает единственно верный для себя путь, когда хочет помочь, а риск не имеет значения. Он привык к риску. Он сидит неподвижно. Все что он сейчас может, это назвать свое имя, он верит, что оно что-то значит для человека с пистолетом.       И холод из глаз уходит. Черные дыры заполняются светом, теплом, жизнью. Это уже просто глаза человека, испуганные и удивленные. Окончательно проснувшийся, человек прячет пистолет под подушку. Вытирает взмокший лоб.       — Прости, — звучит виновато и грустно, — обычно мне не снятся сны.       — Бывает, — ответ звучит спокойно, но человек чувствует, как взмок и его лоб под густой челкой.       — Опять этот проклятый остров, — решает пояснить проснувшийся, — и этот чертов парень. И выстрел. И птичьи крылья в глаза. И тарантул на руке. И Папаша падает с дырой в сердце. И все гибнут, мы не успеваем, а яд разъедает кровь. И Элен. Элен умирает у меня на руках. Я всех подвел. Я ничего не сумел.       — Бывает, — в голосе сочувствие и понимание.       — Но не со мной, — он пытается хорохориться, но быстро сникает, — и не буди меня больше так, иначе я пристрелю тебя однажды.       Мужчина в ответ лишь равнодушно пожимает плечами. Риск всегда есть, он неизбежен, а тот, кто связал свою жизнь со смертью, готов к неизбежному.       — Тогда все будет совсем уж невыносимо, — продолжает проснувшийся, съёживается на кровати и кажется, вот-вот заплачет.       Мужчине хочется сказать ему что-то утешительное и ласковое, но он не знает нужных слов, поэтому просто набрасывает на плечи друга свой серый пиджак и заваривает чай.       Пряный аромат плывет по комнате.       — Японский! — человек, спасенный из кошмара, обхватывает кружку двумя руками, блаженно вдыхает травяной запах и на его лице появляется улыбка. Такая привычная улыбка Люпена Третьего.