Это было бы смешно, если бы не было так грустно

Ребятушки, это пиздец. В смысле, не все вокруг, а конкретно та история, которую я зачем-то собрался вам рассказать. Вы в нее наверняка не поверите, или вообще плюнете, а может, вам надоест уже в процессе, и вы решите не дослушивать, потому что в некоторых местах мне, наверное, позавидовал бы сам Мюнгхаузен. Сомневаетесь? Держите карман шире. Как насчет такого начала моей идиотской истории: я умею читать мысли. Нет-нет, стоп. Я не ронял фен в ванну, на меня не нападал тостер и вообще, никакого купания в грозу - мне слишком дорога моя жизнь для подобных экспериментов. Просто я таким родился. То есть, я всегда мог это делать, сколько себя помню, и очень быстро понял, что болтать об этом не стоит - а то еще начнут: "ребенок индиго! Чудо! Ученые в шоке!". Словом, броские заголовки вы и сами наверняка в состоянии представить. Их неплохо представлял и я, а потому не стремился совершить своеобразный камин-аут перед общественностью. Естественно, что и как-то контролировать свой талант я научился - слушать мысли собеседника о тебе в режиме двадцать четыре на семь, занятие не самое приятное, а иногда и вовсе ужасное. Потому что вот вроде улыбается тебе милая девочка, а сама думает иногда о такой хуйне, что даже страшно. Или твой друг, с которым вы сидите рядышком на школьной лестнице, вот он мечтательно глядит вслед какой-нибудь машке-таньке, вздыхает и бормочет что-то о том, какая, мол задница, ух. И все вокруг согласно кивают. А ты – нет, потому что знаешь, что на самом деле он сейчас имел в виду того тихого чувака, что проскользнул мимо вас, на которого он боковым зрением глядел. А еще знаешь во всех подробностях, как он намеревается ему отдрочить, если вдруг встретит когда-нибудь одного в туалете. Он от этого не перестает быть твоим другом, но ты знаешь, что без этого счастья жил бы куда спокойнее. Очень мало кто знает о моей способности, даже почти никто: родители и пара хороших друзей из моего старого города. Ну и вы теперь. А для тех, кто знает, есть всего одно правило: никаких шуток про Чернобыль, ладно? Ну и шоколадно. Вернемся к собственно истории. Завязка банальна до неприличия, но уж как есть. Мы переехали в другой город (отцу предложили должность), и я был обречен пойти в новую школу, причем в последний по счету, выпускной, класс. Словом, заебись – подружиться с кем-нибудь за такой срок и стать своим было нереально. Но школа мне в принципе понравилась почти с порога – лица некоторых моих новых товарищей, конечно, были не обременены интеллектом, но попадались и внушавшие оптимизм проблески осмысленности во взглядах. Словом, картина мало отличалась от прежней – в старой школе бешеной популярностью я не пользовался, так, серединка на половинку. Наверное, я мог бы учиться лучше. Наверное, даже мог бы найти себе девушку. Наверное. Но я настолько старался не выделяться из толпы, что иногда даже перебарщивал. Зато тут я чувствовал полную свободу действий – мне предстояло пережить всего один год в незнакомой компании, а значит, даже если бы я стал изгоем, терпеть это пришлось бы не так уж долго. Но, конечно, изгоем я становиться не собирался, вовсе нет, так что решительно взял все в свои не слишком мужественные руки. Если честно, то такими руками надо по клавишам пианино стучать, а не решительно брать в них ситуацию, но… что поделать – какие были в комплекте при рождении, с такими и жил. Да и вообще, не будь я таким, какой я есть, мне бы жилось куда легче. Но, конечно, тогда бы я не был так чертовски обаятелен, правда?.. Итак, я на удивление легко нашел свой класс и обошелся без традиционных для таких случаев эксцессов: я не сбивал с ног учителей, не досаждал в первый же день популярным личностям, не влетал не в тот кабинет… скука, словом. На меня покосились, но атаковать вниманием не стали, так что я даже обиделся и снял мысленный экран, спасавший меня от постоянного выслушивания чужих мыслей – надо же было прощупать почву. Но опять – ничего интересного. Кто-то сомневался, что я вообще по адресу попал, а не мимо пробегал, кто-то лениво меня оценивал… Разве что мысль о том, что я выгляжу, как сладенький укешечка со стороны пары девиц заставил меня занервничать. Увы, я знал, что они имели в виду. Я уже было совсем собирался погибнуть от скуки, но тут я встретил его. Стоп! Я знаю, о чем вы подумали (и даже как мученически закатили глаза), помните же, я читаю мысли, да? Так вот. Это я сейчас говорю "а потом я встретил его", причем так, что "его" так и просится произносить с большой буквы. Да хуй там, ребят, это сейчас я вычленил наше знакомство из вереницы прочих, а тогда - ну чувак и чувак. Ну да, брутальности в нем, как в мамином дубовом шкафе восемнадцатого века, но я как не был падок на это тогда, так и сейчас не считаю это чем-то стоящим внимания или - упаси боже! - привлекательным. И вообще, давайте проясним сразу: я не гей. В смысле, не был. В смысле, даже вообще не так. Девушки мне всегда нравились, и нравились больше. Да и по совести, парень мне за всю мою жизнь тогда нравился только один, и то мы вживую виделись только в начале знакомства, а потом много и плотно общались на расстоянии. Не поверите, даже пару раз бумажные письма писали, и я до сих пор сентиментально их храню. В конце концов, почерк у него пиздец какой был, ни один криптограф в моей семье не прочтет, так что я как-то не беспокоюсь. Тогда, я как-то не сразу понял, что влюбился - как вы понимаете, я такого от себя и не ждал. Но что-то в тот период совсем у меня с девушками не клеилось - как вы понимаете, я очень неудачного типажа для гетеросексуала. Слишком милый, слишком непосредственный, экстравертная социоблядь - словом, все говорят " ты такой клевый!" или, что еще хуже, "милый", и все. Совсем все. То есть, они считают, что раз я такой клевый, то куда им там надеяться на что-то. Да и не похож я на того, кто голыми руками пойдет на медведя, дом отстроит и лес за пару часов посадит. Так что - герой не их романа, но всегда - замечательный приятель. Ебаная френдзона, как же я ее ненавидел! А с тем парнем мы много тогда общались, с девушками у меня был совсем швах, и он остался моим единственным утешением: можно и серьезно поговорить, и поржать, и помолчать. И я очень ждал, что он снова приедет, даже представлял нашу встречу. Крепкое мужское рукопожатие, а потом я не выдерживаю и вешаюсь ему на шею - суровые мужские объятия настоящих братанов. И я часто это представлял, и навыдумал себе кучу деталей и вообще... А один раз, уже засыпая после разговора, в котором мы строили планы, я снова представил, и мое блядское сонное сознание сыграло злую шутку и показало мне продолжение объятий. Как я случайно тыкаюсь носом в его шею, а потом отдергиваю свою натуральную голову, а он растерянно поворачивается и... В тот раз я резко распахнул глаза и беззвучно выматерился. Не почему-нибудь. А потому что от этой картинки у меня вполне однозначная горячая волна устремилась вниз живота. Нет, до стояка не дошло, но реакция была, и врать я себе не мог. Ну а потом... потом я эксперементировал - сперва осторожно, потом даже как-то набрался мужества глянуть гей-порно. Сперва это было очень странно, а потом... потом вштырило. Не дико, но вполне ощутимо. Я смирился, а другу рассказывать о своих чувствах и бисексуальности не стал - решил не портить дружбы, все равно мы далеко друг от друга были. Впрочем, мы и так вскоре почему-то почти перестали общаться. К чему это все было-то... А. Словом, мне нравятся девушки, но иногда переклинивает. Итак, единственным, кто проявил кто мне хоть какой-то интерес и был тот самый Он. И не то что бы прямо интерес: так, лениво спросил, новенький ли я и как меня зовут. Не самая интересная тема для первой беседы. Да и вообще все было достаточно уныло, даже тогда, когда вползла наша классная – такая уютная тетушка с пугающе громовым голосом, вздымавшимся до бешеных децибел, когда она бывала чем-то недовольна. Она представила меня всем в духе «Алиса, это пудинг», и я постарался обаятельно улыбнуться. Судя по тому, как всколыхнулись мысли у многих, я таки смог. А потом началась уже откровенная скука. Первые полчаса я развлекался тем, что знакомился с новыми товарищами в одностороннем порядке – послушав чужие мысли всего пару минут, ощущаешь, будто знаешь человека уже тысячу лет, не меньше. Впрочем, потом у меня разболелась голова, и я заглушил восприятие, собираясь сладко вздремнуть с открытыми глазами – умение, знаете ли, не менее полезное, чем заглядывать в чужое сознание. Но была одна загвоздка. Один бесплотный голос упрямо продолжал слышаться мне, как ни старался я заглушить восприятие. «Господи, когда это кончится? Зачем я вообще пошел, чего я здесь не видел? А дома в кои-то веки холодильник забит едой, а сестра уехала к бабушке. Я мог бы задротить в тишине и покое… А этого белобрысого бы и завтра прекрасно увидел, он же теперь с нами в одной лодке. Нам еще год вместе учиться, так что ничего бы не потерял…» Мне стало любопытно, кто же это был такой назойливый, и я заозирался. Обладателем мыслей точно был парень, так что я внимательно изучил каждого. Один сладко и беззастенчиво спал, второй, сидевший рядом с ним, играл в какую-то гонку на телефоне, и мысли у него в тот момент отсутствовали как класс. Еще двое о чем-то оживленно трепались, а сидевший передо мной урод сосредоточенно елозил потной ладошкой по симпатичной ноге соседки – словом, ему тоже было не до того. Потом я обернулся и уперся прямо во мрачный взгляд того брутального типа, который соизволил со мной познакомиться чуть раньше. Темные волосы, темные глаза, рост баскетболиста и печать вселенской скорби на лице. Он пристально глядел на меня, будто интересуясь, чего мне надо. «Точно надо трахнуть,» - донеслось до меня, и я, увы, понял, чьи же это были мысли. – «Интересно, какова вероятность того, что он будет не против?..». Почему-то я совершенно точно понял, что он думал обо мне. Я не хотел быть трахнутым, совсем не хотел, если честно, потому что нахуй надо! Мне бы девушку хоть поцеловать осмелиться, не то что о большем мечтать. И я определенно не собирался переходить на голубую сторону, если в этом не будет особой необходимости. И вот я сидел, изнывал в ожидании, пока кончится классный час, и слушал практически гей-порно с собой в главной роли, доносившееся из-за моей спины и которое я никак не мог заткнуть. Если честно, то под конец этого ада я был уже почти согласен на его грязные фантазии – так ныло в паху. Но еще я был очень, очень зол, так что вскоре у меня появился План. Нет, честное слово, лучше бы я сразу сам себя бы, блять, прямо на школьном дворе закопал, чем начал все это по доброй воле. Но нет! Тогда-то я думал: какая охрененная идея! Какое коварство! Мудак, честное слово. Головой надо было думать. Ну, то есть, конечно, сейчас-то я всем доволен и грех жаловаться… Но план все же точно был неудачным – я решил, что раз могу слышать все это дерьмо и никак не могу выключить вещание, то что ж… буду пользоваться. Захотел меня, видите ли, под себя подложить? Ну, собственно тогда я и решил, что он будет страдать.