Пообещай верить в меня, ладно?

      — Ты уверен, что это хорошая идея? Парень поднимает взволнованный взгляд на старшего, отрываясь от шнуровки, но замечая, как Хёнджин недовольно закатывает глаза, лишь тяжело вздыхает и продолжает вязать узелки на коньках туже. Специально храбрится, чтобы своего Минни не заставлять нервничать. Но Сынмин не глупый, все видит, ведь давно повадки своего парня изучил.       — Хён, пожалуйста, давай ты прекратишь строить из себя героя и мы пойдём домой, - не выдержав тяжести на сердце от невыносимого страха прошептал Сынмин, — Я прошу тебя… Пауза затягивается. Хенджин молча пытается успокоиться, чтобы случайно не обидеть младшего всеми колкостями, которые появляются сейчас в его голове, а Сынмин терпеливо ждёт. В целом, он был готов к любой его реакции, потому что врач предупреждал, что парень с характером и явно будет рваться обратно на лёд. Но предупреждать и не надо было. Сынмин знал старшего больше пяти лет, знал его характер, его повадки и его стремление к самым почетным наградам. Он был уверен, что как только Хван сможет подняться на ноги, то он встанет и пойдёт прямо к арене. Через боль и слёзы, но пойдёт, что он и сделал. Именно это безумное стремление и заставляло сердце Сынмина трепетать от ужаса, потому что как можно спокойно смотреть на то, как твой парень морщится от судорог и прострелов в колене, стоит ему подняться на пару ступеней, когда они дошли до катка. Как он тогда на лёд собрался?       — Я катался раньше. Катался и буду кататься. До Олимпиады ещё дойду, вот увидишь! Я тебе обещаю! Хенджин так по-доброму улыбается, потрепав парня, продолжающего сидеть в его ногах, по голове, запуская пальцы в тёмные мягкие волосы. И делает это так легко, окутывая своим теплом младшего, что тот верит. Верит, но боится безумно.       — Увижу обязательно, — Сынмин прикрывает глаза, льнет к ладони парня, которую тот опускает на его щёку, еле касаясь подушечками пальцев, и переходит на шёпот, чтобы дрожь в голосе была не так заметна, — Но для этого тебе нужно полностью восстановится, Джинни. Врач сказал…       — Плевать. Он не знает, что такое быть без тренировок больше года. А я знаю!       — Если что-то пойдёт не так, то ты… - младший даже боится озвучивать вслух свои мысли, чтобы не накаркать лишний раз. Он не верит во все эти присказки да суеверия, но в таких ситуациях все средства хороши, поэтому лучше даже так не рисковать, — Я боюсь того, что ты совсем потом на лёд не выйдешь. Тебе ведь не нужно такое? Получив отрицательные повороты головы от Хенджина, парень поднимается на ноги, присаживаясь на скамью рядом со старшим и укладывая свою ладонь на его травмированное колено, аккуратно поглаживая. Как бы хён не упрямился и не старался казаться самым сильным, скрывая все свои боли и слабости, рядом с Сынмином, который вот так просто находится рядом и обволакивает своей любовью и заботой, хочется расплакаться и рассказать о всех своих страхах, о которых его парень и так догадывался.       — А что, если это все теперь зря? Почти пятнадцать лет в помойку, представь? Оба представили. И оба прекрасно понимали, что с громадной вероятностью, как и предсказывали врачи, никаких медалей Хенджину не видать, слишком болезненная и тяжёлая травма была получена. Ему бы ходить научиться без хромоты, что уж про коньки говорить, но… Почему бы не попробовать поверить в лучший исход?       — Ну, теперь я с тобой примерно на одном уровне могу кататься, - тихо усмехнулся младший, поворачиваясь к парню, смотря в его грустные и успевшие потерять ту былую искорку глаза, — Пожалуйста, давай не будем раньше времени гадать, что пойдёт в помойку, а что нет, ладно?       — Кто я есть, если не фигурист?       — Ты есть самый лучший человек из всех, кого я знаю. И самый прекрасный парень на свете, плевать, в домашних тапочках, кроссовках или коньках. Лицо Хенджина озаряет улыбка, а на пустой ледовой арене эхом раздаётся его заразительный смех, повлёкший за собой и пусть и временный, но покой души младшего. Сейчас, в период, когда старший был лишён главной страсти своей жизни, увидеть улыбку на его лице можно было редко, поэтому Сынмин с жадностью хватал взглядом каждую морщинку на лице Хвана, обещая самому себе, что сделает все возможное, лишь бы чаще видеть своего любимого таким солнечным и счастливым. Настолько погрузившись в свои же обещания в мыслях, младший даже не заметил, как Хенджин придвинулся по скамейке ближе к нему, соприкасаясь бёдрами. Пришел в себя он лишь в мгновение, когда почувствовал чужой острый подбородок на плече и согревающее дыхание в шею.       — Можно я хотя бы попытаюсь? Просто встать, никаких элементов, просто встать и попробовать скольжение. Просто поверь в меня, пожалуйста… - тихий шёпот на ухо младшего заставляет покрыться мурашками и необъятным чувством сожаления. Хван скучал по льду, по морозному воздуху на арене, по чувству бескрайней свободы, что он испытывал, стоило ему завязать тугой узелок на своих счастливых коньках. Хван скучал, и Ким это знал. Знал, но осознавал, что не может прочувствовать и толики тоски парня.       — Ты же понимаешь, что я не из вредности тебе отказываю? — разрешить хочется сильно. Но страх за любимого оказывается сильнее. — Хёнджин~а…       — Просто выйти на лёд. На улицу ведь ты меня выпускаешь! В ход пошли контраргументы, ясно…       — Но на тебе при этом устойчивая обувь и не скользкая площадка под ногами. Да и вообще… Я же не поймаю тебя, если ты упадёшь! Когда младший начинает и сам довольно громко и эмоционально объяснять свои причины, чтобы не выпускать парня на лёд, активно жестикулируя и демонстрируя Джинни все своё опасение за его здоровье, старший молча наблюдает, а после, довольно резко, наклоняется вперёд, целуя парня. Крепко так, кусаясь и борясь за лидерство, будто пытаясь выиграть возможность прокатиться через поцелуй. Сынмину остаётся лишь подчиниться, поддаваясь всем ласкам парня, даже не пытаясь с ним спорить и давая парню время прийти в себя, положив руки ему на плечи, аккуратно поглаживая ему оголенную шею, словно говоря, что пора успокоиться. И старший действительно успокаивается, пыл утихает, а после и тухнет совсем, остыв полностью и обмякая в руках Ким. Хенджин, молча уткнувшись в шею парня, после смотрит так влюблённо, что, кажется, можно разглядеть летающие вокруг него сердечки, будто они в каком-то комиксе. Хороший ли только конец у этой книжки?       — Ладно. Но можно тогда, пожалуйста, хотя бы фотку сделать? Раз ты мне уже зашнуровал коньки.       — Дать телефон?       — Принеси мой, он вон там лежит, под олимпийкой…       — Хорошо. Оба сглупили в этой ситуации. Сынмину не стоило отводить взгляд от своего парня ни на секунду, а уж тем более поворачиваться к нему спиной и далеко уходить, а Хёнджину нужно было лишь спокойно посидеть на скамейке, а не пользоваться моментом, чтобы вскочить на ноги и за пару секунд добраться до льда. На секунду старшего охватило неописуемое чувство эйфории и счастья: вот он, лёд! Родной каток! Сейчас как заживём! Но следующая секунда оказалась судьбоносной и не такой радостной…       — Джинни! Блять! Громкий звук падения привлёк внимание младшего, который заметил тело, лежащее без движение на середине катка. Парень быстро мчится на лёд, абсолютно наплевав на собственную безопасность. В голове лишь набатом бьет мысль о новой возможной травме Хёнджина.       — Какого черта, я же ведь сказал, что… Начало злой и рычащей речи младшего прерывает истерический смех Хвана, из глаз которого начинают брызгать слёзы крупными каплями, пугая Сынмина. Он удивленно глазами хлопает, но рот закрывает, не понимая, что тут происходит и что за цирк устроил старший. А старший просто догадался обо всем с самого начала. Знал, что не сможет простоять на коньках, что уж говорить про катание и элементы, и лишь решил поскорее в этом убедиться, чтобы не терзать себя ложными надеждами.       — Солнце, что ты… Бесполезно. Парень продолжает смеяться. Его смех, как и всегда, заразительный, яркий и громкий, только вот в этот раз он граничит с безумием, что даже страшно становится. Особенно сильно, когда Хенджин приподнимается на локтях, переворачивается на живот и просто начинает со всей силы, что сейчас имеется в его худеньких и тоненьких ручках, колотить лёд кулаками, сменяя смех на ужасающий крик. Ким еле успевает схватить его за руки, пока на них не появляются кровавые следы, пытаясь привести парня в чувства.       — Хенджин, пожалуйста. Ты меня слышишь? Дыши только, я прошу тебя. Младший сам падает на лёд на колени, пытаясь прижать к себе парня, пока он слабо старается вырваться, выкрикивая различные ругательства в адрес всего мира, который оказался так к нему несправедлив. Сынмину пару раз прилетело ладошкой по лицу, но тот лишь жмурился и терпеливо ждал, когда истерика старшего спадёт и с ним можно будет спокойно все обсудить. Но, как оказалось, никто не собирался ждать успокоения.       — Ты ведь знаешь, да? Знаешь все! Знаешь, что я не смогу больше кататься!       — Тебе нужно восстановиться, и тогда…       — Да или нет, Сынмин! Он вырывает свои руки из ослабевшей хватки парня, усаживаясь на лёд. Плевать, что все отмерзнет к чертям собачьим. Сейчас это последнее, что его волнует.       — Мне правда жаль…       — Зачем тогда? Поддакивал мне про Олимпиаду, коньки шнуровал. Зачем это все?       —А что мне оставалось? Солнце, я невозможно сильно волнуюсь за тебя и также сильно обожаю. Мне больше всего на свете хочется, чтобы ты был счастлив. И я абсолютно не знаю, что мне сделать сейчас, клянусь! Оба молчат. Эта парочка чувствовала себя абсолютно комфортно в тишине, потому что им было хорошо вдвоём в любых условиях, да и Мини никогда не был зачинателем беседы. Да и продолжателем беседы тоже не являлся, поэтому молчали они правда часто. Но сейчас наступила другая тишина. Мерзкая, вязкая, пугающая. Словно немой крик, от которого сердца обоих раскалывались на мельчайшие кусочки.       — Давай поднимемся, а то ты ещё задницу отморозишь себе сейчас, - младший взял на себя ответственность за начало разговора, потому что понимал, что старшему совершенно не до этого сейчас, а начать это кто-то точно должен был, чтобы не замерзнуть окончательно, да и поехать скорее обрабатывать ногу своего хёна, — Пожалуйста, котёнок… Нехотя Хенджин подаёт руку Сынмину, который поднимает его и крепко обхватывает за талию, помогая сойти со льда, пока сердце обливается кровью, слыша тихие всхлипы старшего парня.

***

      — Ты видел это? Видел, Мин~и? Боже, я… А-а-а! - Хенджин громко кричит в трубку, смеясь и путаясь в словах, пока на заднем фоне тоже слышатся громкие и звонкие голоса. Это общий праздник для всей команды. Да и для всей страны! Не часто такое случается, поэтому можно и посрывать голоса!       — Я смотрел даже не моргая, Чеён умничка, золото заслужено взяла. Даже аксель там тройной в конце вышел так чисто!       — Это был тулуп, радость моя, - яркий смех, который заставляет Сынмина на том конце провода счастливо улыбаться во все тридцать два, — Но ты смог понять, что он вышел тройной. Это уже большое продвижение, умничка!       — Умничка из нас только ты! Джинни прикрывает глаза, тихо хихикая и мотая головой. Сколько бы лет не прошло, а на деле прошла целая вечность, казалось, эти двое продолжают закидывать друг друга бессмысленными и такими дурацкими, а моментами и глупыми комплиментами и прозвищами. И если со стороны это могло выглядеть мерзко и противно, то эти двое, по уши влюблённые в друг друга, абсолютно этого не замечали. Им было хорошо, а это ли не главное в отношениях?       — Прекрати, я почти ничего не сделал, это все мои девочки, да? - главный тренер убрал телефон от уха и включил громкую связь, вытягивая руку вперёд, привлекая внимание фигуристок в раздевалке к своей персоне, — Девчата, вам от мистера Ким привет, он все смотрел с трибун и очень вами гордится! Милый, ты на громкой, можешь что-нибудь сказать самостоятельно.       — Ой, и что это за подстава? - Сынмин неловко смеется, оглядываясь на постепенно пустеющую арену, удобно устраиваясь на кресле и прочищая горло, — Девочки! Рюджин, Сана, Чеён! Вы большие молодцы! Я видел, как много вы тренировались и как сильно вы хотели показать всем своё мастерство, и у вас это прекрасно получилось. Я правда горжусь вами. А также… А также хочу сказать вам спасибо, что смогли доказать всем, что мистер Ким все ещё в полной боевой готовности, даже если и на другой позиции. Обнимите его за меня, пожалуйста, потому что он и правда сдержал обещание. Хенджин слабо улыбается, когда девочки сбегаются к нему, активно дакая в трубку и обнимая своего учителя, когда тот приложил телефон обратно к уху, выключая громкую связь. Обнимая Рюджин, которая стояла чуть поодаль от всех, бывший Хван засмотрелся на слабо поблескивающее кольцо на безымянном пальце. Глаза в момент наполняются слезами.       — Милый, ты тут?       — Да, только я. А что за обещание? - на другом конце провода слышен тяжелый вздох, который кажется звучит даже громче и звонче криков и скомканных речей на заднем фоне. Но после младший готов поклясться, что даже через трубку чувствует улыбку любимого мужчины, —Сынмин~а, что ты имеешь в виду..?       — Ты дошёл до Олимпиады. Как и хотел. И смог доказать всем, что за мечту нужно бороться, даже если кажется, что все кончено. Хенджин~и, я невероятно сильно тобой горжусь. И верю. Всегда верил и буду делать это до самого конца. Мужчине понадобилась доля секунды, чтобы настроение переменилось. Улыбка быстро сползает с лица. Её заменяет легкая дрожь губ и судорожно расширяющиеся ноздри от надвигающегося потока слёз. Хёнджин начинает беззвучно плакать, стараясь поскорее утереть влажные дорожки с щёк рукавом олимпийки, случайно выпуская из рук металлический костыль, который резким звуком падения привлёк внимание всех людей в гримерке. У всех в глазах легкий испуг и недопонимание ситуации.       — Мистер Ким? - самая младшая его ученица, Чеён, быстро подбежала к наставнику, подавая ему костыль, аккуратно придерживая мужчину за руку, будто если бы он действительно начал падать, то она смогла бы его удержать, — Всё в порядке? Что с вами? А с ним ничего. Всё в порядке. Он просто понял, что он - самый счастливый человек на планете. Джин, глотая слёзы, лишь улыбнулся девочке, отблагодарив её молчаливым кивком, настолько сильно сжимая вспомогательную трость в руке, что ощутил обжигающий, но довольно отрезвляющий холод металла.       — Пожалуйста, приходи к раздевалкам, я попрошу, чтобы тебя ко мне пустили.       — Я уже иду, котёнок. Ты там плачешь?       — Иди скорее тогда, раз идёшь! Ты можешь! Сынмин лишь усмехается от этой реплики старшего, а после, все же послушавшись, ускоряет шаг, почти бегом спускаясь с лестницы трибун. К его собственному сожалению, но к счастью для мира спорта, родственников и членов семьи выступающих и тренеров в подтрибунное помещение, особенно на олимпиаде, пускать нельзя. Ради их же собственного блага. Поэтому Хёнджин даже предложил сначала младшему не ехать, мол «все равно будешь где-то со зрителями сидеть, а оно кому надо», но Мини знал его уже очень много лет, чтобы повестись на такую глупую провокацию. Так что на следующий день пара стояла с чемоданами в аэропорту, ожидая свою команду, с которой поедут защищать честь страны. По прилёте старший сразу объяснил мужу, что тот не должен его отвлекать и пусть сидит смирно вместе с другими зрителями на трибуне, а встретятся они уже в гостинице, за ужином. Но и тут Сынмин знал, что это так. Не наказ, а временная напускная серьёзность. Он знал, что побежит поддерживать своего любимого после награждения. Так хорошо знал, что даже специально спросил у него заранее, как удобнее и быстрее можно пройти в раздевалку.

***

      — Мини! - мужчина машет рукой, пытаясь привлечь внимание мужа к своей персоне, замечая, как тот растерянно крутит головой, пытаясь найти нужную дверь среди сотни похожих и пробираясь через тысячу репортеров и интервьюеров, скопившихся, чтобы получить самые свежие новости и фотографии новых олимпийских чемпионов, — Мини, я здесь! Наконец заметив любимую блондинистую макушку, Сынмин спешно начал добираться до нужной раздевалки, но путь ему стали преграждать выскочившие из ниоткуда корреспонденты, решившие взять интервью у того самого звездного тренера. «Мистер Ким, скажите, какого это, выиграть первые награды, но только в качестве тренера?» «Мистер Ким, расскажите, вы представляли себя на месте своих учеников?» «Мистер Ким, а вам бы хотелось самому снова вернуться на лёд?»       — Пожалуйста, соблюдайте дистанцию! Что за неуважение, ужас! - поморщился Хенджин, слабо расталкивая довольно прилипчивую молодёжь своим костылём, вызывая у некоторых репортёров улыбку и тихие смешки, но перечить никто не решался, поэтому четко расходились под командованием тренера и его «волшебной палочки», — Сынмин~а, я тут! Конечно, Хенджин захотел посмеяться, заставить мужа покраснеть и засмущаться, потому что знал, что он не сильно любит показывать свои чувства на публике, постоянно бубня что-то про то, что «пусть это будет только между нами, бла-бла-бла». Но несмотря на это ворчание, он любит смотреть на такого Мини. Он будто возвращался в те времена, когда им было всего по семнадцать, они молодые, глупые и счастливые. Ещё нет никаких травм, Джинни катается на скейте, пока тренер по фигурному катанию говорит ему о звездном будущем, а Сынмин готовится к поступлению на музыкальный факультет, ходя на вокал чуть ли не каждый день, тратя драгоценное свободное время на объятия и нежные поцелуи со старшим. Когда все объективы камер резко оборачиваются на неожидавшего такой подставы мужчину, Сынмин старается как можно скорее пройти по импровизированному коридору под ослепляющие вспышки фотоаппаратов и, дойдя до мужа, который мило ему улыбается и тянет руку навстречу, тесно прижимается к нему, стесняясь, но переплетает их пальцы и не забывает спросить про самочувствие любимого, смотря на его колено. Тот улыбается, тихо прошептав на ухо, что у него все прекрасно, кивая на металл в своей руке, постучав по полу, мол «я с этой палкой уже сросся, так что никаких проблем»       — Мистер… А, Ким Сынмин, подскажите пожалуйста, какого это, быть мужем Ким Хенджина, который становится звёздным тренером? Тихий смешок Хенджина остался неуслышанным для камер и микрофонов, но недобрую улыбку мужчины рядом с ним заметили все. Джинни знал, что этот вопрос явно не сойдёт репортёру с рук, а потому довольный стоял в ожидании настоящего шоу: его муж за него глотку любому разгрызть может!       — Простите, а вы думаете, что наши отношения зависят от медалей и титулов? Мы в отношениях пятнадцать лет, и я, по вашему, все это время ждал его статуса «звёздного тренера»? Поняв, что начинается какая-то интересная перепалка, все микрофоны начинают также записывать гневный монолог Сынмина, пока старший поглаживает его по руке большим пальцем, безмолвно прося таким жестом не уходить совсем в грубость, на что тот крепче сжимает его ладонь, также безмолвно отвечая, что постарается.       — Но вы ведь, судя по вашим словам, стали встречаться, когда Хван был одним из самых перспективных фигуристов Кореи, если не всего мира, - хитрая ухмылка журналистки лишь наталкивала на мысли, что она специально провоцировала пару на откровения. Наверняка работает в какой-то жёлтой газетёнке. Но мозг младшего работает медленнее речевого аппарата, поэтому эти самые откровения рвутся наружу быстрее, чем он успевает это понять.       — А ещё, судя по моим словам, мы продолжили встречаться, когда он получил травму. Продолжили встречаться, пока он лечился. И я сделал ему предложение, когда нам сообщили, что он никогда больше на лёд не выйдет. И только попробуйте сказать, что я сделал это из жалости! Все микрофоны ваши повыдираю…       — Хей, солнце, тише, - Хенджин наклоняется к уху парня, разъединяя их руки и аккуратно поглаживая его по спине, — Пожалуйста, успокойся, не стоит этого гово…       — Вы знали, что будет дальше? - в погоне за сенсацией все средства хороши, поэтому девушка ни на секунду не сбавляет оборотов, — Какой будет дальнейшая судьба ваших отношений и карьеры вашего партнёра? Готовы были взять на себя всю ответственность? Оторвавшись от мужа, Сынмин в пару шагов преодолел расстояние между ним и этой корреспонденткой, злобно морща брови, но заметив, как та чуть попятилась от страха назад, улыбнулся. Младший действительно глотку за мужа перегрызёт, а эта девушка за нужную статью, видимо, не сможет.       — Никак не пойму, вы осознаёте, что он живой человек? Что он умеет соображать и думать своей головой. Я не завёл котёнка, щенка или черепашку. Он сам в состоянии за себя постоять и принимать осознанные решения, просто ему была необходима чья-то поддержка и опора, которую я ему оказал без малейших пререканий в тот тяжелый период, потому что люблю его до невозможного сильно. - На мгновение мужчина замер, оглядывая журналистов беглым взглядом, понимая, что в коридоре почти наступила тишина, лишь звуки щёлкающих фотоаппаратов немного раздражали, но все равно, это уже намного лучше! — На этом предлагаю вопросы личного характера закончить, с вашего позволения. Более уместные спортивные вопросы к моему супругу ещё имеются?       — У меня имеются! Ты когда осмелеть так успел? Или это с тобой делает мой статус «звездного тренера»? - засмеялся Хенджин, смотря на мужчину перед собой, замечая его немного нахмуренные брови, когда тот обернулся. Смекнув, что пыл журналистов к его персоне угас, Сынмин решил оставить мужа на репортеров и их спортивные, как он надеялся, вопросы, поэтому услышав первый вопрос про график тренировок и что-то про количество сделанных элементов, он удалился в раздевалку, поздравляя девочек с заслуженными наградами.

***

      — Ты, конечно, невероятный. Я уже прочитал пару статей с заголовками из твоей речи воодушевленной, - тихо смеется Джинни, пока младший стягивает с него кроссовки. Светловолосый долго упирался и отнекивался, бесконечно говоря о том, что его травма не делает из него инвалида, хотя это было не совсем правдой, и он может сделать это сам, но быстро устал спорить с неугомонным и упёртым Сынмином, поэтому теперь спокойно принимал помощь от мужа, иногда плавясь от тёплых и нежных касаний его рук на своих лодыжках. Ему нужен был регулярный массаж, и Ким младший, видимо, начинал ещё в коридоре, разогревая старшего.       — Просто я терпеть не могу этих выскочек, которые считают, что им все можно. А ты, ведь, солнце невероятное, даже ответить им не сможешь. Вот и пришел тебя выручать, куда ты без своего Мин~и!       — Никуда, соглашусь, - тепло улыбнулся Хенджин, отставляя костыль в угол коридора их гостиничного номера, аккуратно проходя в глубь комнаты, прихрамывая, — У тебя есть крем? Ответив на все бесконечные вопросы огромному количеству газет, журналов и новостных порталов, семья Ким вместе с участницами из команды Хенджина добрались до олимпийской деревни, где они проживали и откуда завтра должны будут съехать. И пока счастливые девочки радостно смеялись, обзванивали всех друзей и родственников, а также отвечали на множественные поздравления, Сынмин со своим любимым «звёздным тренером» уселся на последний ряд автобуса, давая возможность старшему вытянуть ногу, поглаживая его по коленке, слушая тихие болезненные вздохи. Почти сутки на ногах, даже представить страшно, как сильно тянула старая травма. Поэтому было принято решение уложить всех спортсменок по своим номерам, проконтролировать их отбой (хоть все и понимали, что адреналин в крови подростков не даст им заснуть) и уйти к себе в номер, чтобы получить порцию массажа от любящих рук младшего.       — Есть конечно, это же необходимая часть аптечки, если я с тобой куда-то еду. Удивлён, что ты сам не взял…       — Ну прости, я правда забыл! Джинни виновато опускает глаза в пол, усаживаясь на кровать и стягивая с себя спортивные штаны, очень аккуратно, со всей своей педантичностью, складывает их на тумбочку у кровати. Плевать, что в стирку надо бросить. Сейчас они что, валяться должны некрасиво?       — Я просто тебя разбаловал, знаешь, что я точно возьму, вот и даже не напрягаешься, - выдохнул Сынмин, усаживаясь на кровать с небольшой сумочкой, имитирующей аптечку, доставая нужную мазь и масло для массажа, которое тоже было нужно в дальних поездках, — Может в душ сначала сходишь?       — Давай потом вместе ванну примем лучше? Не хочу сейчас тратить на это время, - мужчина улыбнулся, откидываясь на спинку кровати, подкладывая подушку под поясницу. Старость не в радость.       — Какое ты похотливое животное, кошмар! Оба тихо засмеялись. Все было так правильно. Так, как нужно. Так, как должно было быть. И это ощущение легкости и спокойствия плескалось внутри двух влюблённых в этой комнате. Сынмин присел ближе к старшему, укладывая нужную ногу себе на бёдра, внимательно наблюдая за эмоциями, боясь причинить больше боли, чем уже испытывает его любимый человек.       — Говори, если будет сильно больно.       — С тобой больно не бывает, - тихо проговорил Хёнджин, заворожено смотря за движениями рук младшего, который стал массировать светлую кожу, покрытую шрамами от многочисленных операции. Сам старший до жути стеснялся этого своего изъяна, всегда стараясь надеть что-нибудь, что сможет скрыть колено, если не полностью всю ногу. Но Сынмин старался сделать все, что в его силах, чтобы мужчина даже не задумывался об этом. — Мне кажется, или они становятся светлее? Почти незаметные даже!       — Да, солнышко, их почти не видно, - ласково улыбнулся Ким младший, продолжая массировать больную ногу мужа специальным маслом, которое обволакивало гостиничный номер мягким цветочным ароматом. Они вдвоем часто проводили вечера вот так. Вместе, за массажем, болтая о какой-то ерунде, насущных проблемах, ценах на коммуналку или обсуждая прогресс учеников старшего. Болтали всегда, но не сегодня. Вот эта тишина сейчас была такой нужной и правильной, как никогда раньше. Казалось, что весь мир остановился, чтобы дать этой паре прочувствовать сполна теплоту и заботу друг друга, упиваясь спокойствием и долгожданным расслаблением после окончания главных соревнований. Сынмин знает как много эта олимпиада значила для Джина, и знает, что он вложил все силы и всю душу в девочек, которые его сегодня не подвели, поэтому младший даже не удивился, когда выбравшись из своих мыслей обнаружил тренера дремлющим на спинке кровати, что вызывало лишь умилительную улыбку у Мина. Убирая руки с его колена, Сынмин поднялся с кровати, на секунду задумываясь, что стоит делать дальше с заснувшим мужем, но тот, почувствовав, что матрас вновь приподнялся, потеряв тяжесть второго тела, открыл глаза, встряхивая голову от дремоты.       — Храпел?       — Ага, прям как паровоз, - кивнул Мини, вновь посылая тёплую, полную любви улыбку мужу, подавая ему руку, — Пойдём, я отведу тебя в душ. - Аккуратно поднявшись, Хёнджин слабо оттолкнул руку помощи любимого, давая понять, что он и сам в силах пройти десять шагов без новых травм, на что Ким лишь вскинул руки вверх, принимая поражения. — Сам, так сам! Я просто буду идти рядом, верить, что ты сможешь все сам и буду готов поймать тебя, если вдруг, и поддержать.       — Да ты всегда меня готов поймать и поддержать. Во всех смыслах и подсмыслах… Младший лишь задумчиво кивает, открывая дверь в ванную комнату. Это точно. Он поймает всегда, потому что обещал. Обещал ещё тогда, в больнице, делая предложение руки и сердца, выдавая самую серьёзную клятву в своей жизни:

      — Пообещай верить в меня, ладно? Всегда!       — Я буду верить в тебя, поддерживать тебя и любить тебя до самого-самого конца. И никогда не сдамся, поэтому и ты не смей. Мы пройдём через всё это. Но только вместе.       — Сопливый романтик, надевай уже кольцо давай!