tell me why my gods look like you

Эл Хоппер не останется в машине. Она стоит возле больницы, одетая в ярко-желтую рубашку с розовыми и голубыми пятнами. Когда она надела её тем утром, её брат остановился в дверях в своей безумной спешке на работу и удивлённо моргнул. «Мне нравятся цвета», — сказал он в своей мягкой манере Джонатана. «Тебе не помешало бы тоже немного цвета», — хихикнула она в ответ, взъерошив его нелепые волосы. Её волосы наконец-то стали длиннее, но совсем чуть-чуть, и вскоре Джойс прийдет к ней, чтобы отрезать все это. Эл отказывалась, каждый раз. Теперь она чувствует себя одной яркой бунтаркой на упорядоченной автостоянке, над которой возвышается сероватый бетон больницы. Она смотрит на него задумчиво. «Я уже не та девушка, которой была раньше», — шепчет она себе. Я не позволю этому добраться до меня. — Давай, малыш, — вздыхает её отец, нетерпеливо указывая на открытую дверцу машины. «Просто оставайся в машине, хорошо? Я вытащу её в один миг». Эл качает головой. — Я иду, — возражает она, скрестив руки на груди. Хоп, похоже, не впечатлен защитной позицией. «Послушай. Я знаю, что ты хочешь увидеть Макс, но я не хочу, чтобы ты входила, хорошо? И еще что-нибудь из этого». Сердце Эл согревается от её беспокойства, но она остается твердой в своем решении. «Я и раньше бывала в больницах. На вечеринке и виделась с Макс. Со мной всё будет в порядке». Хоп проводит рукой по глазам, закрывая дверцу машины. «Соберись сама, детка». Он обнимает её за плечи (боже, думает он, она стала такой высокой), и они идут рука об руку к двери больницы. Они внутри, и Эл на самом деле не особо обращает внимание на стерильный интерьер и молчаливых медсестер, проходящих мимо них в коридорах. Она не думает много, пока они садятся в тесной зоне ожидания. Внутри неё бьется тревога, вот и все; всего лишь капля беспокойства о Макс, беспокойство, которое было частью её почти два года, пока Макс вела свою новую жизнь. И вот она уже катается из-за угла в своем инвалидном кресле. Медсестра бесцельно плетется рядом с ней, возможно, чтобы подтолкнуть кресло, но Макс есть Макс, она подталкивает себя, одной рукой поворачивая себя, а другой направляя её тростью. Она всегда шутила о том, какой разорванной она станет. Взгляд медсестры останавливается на Хоппе и Эл в приемной, и она что-то тихо говорит Макс. Глаза девочки загораются, и она начинает вращаться быстрее, в то время как медсестра дергается и берется за ручки кресла, толкая её медленнее. Макс закатывает глаза, и это все ещё застает Эл врасплох, отблеск чистого белого там, где когда-то был цвет. Она жива, напоминает Эл себе. Она в порядке. И Макс умудряется выглядеть лучом осеннего солнца даже в ярком флуоресцентном свете, падающем на них сверху вниз. На ней узорчатый свитер в голубую, розовую и белую полоску, волосы распущены и спадают на плечи каскадом мягкого красного цвета. — Макс, — мягко говорит Эл, приседая рядом со стулом. Макс усмехается звуку её голоса, слегка наклонив голову в сторону Эл. Она протягивает свободную руку, и Эл подносит её к своему лицу, легкое прикосновение пальцев Макс скользит по её челюсти, носу и глазам, оставляя после себя легкое покалывание. «Эл», — говорит Макс в ответ, и единственный слог звучит у нее на губах как песня. Она улыбается шире, обхватив лицо Эла ладонью, прежде чем её рука снова опускается на бок. Прошло достаточно времени, чтобы её запястья в основном зажили от проклятия Векны, но она все еще поддерживает их и постоянно жалуется на то, как они зудят. Эл позволяет своей руке упасть на колени Макса, слегка переплетаясь с её кончиками пальцев. Это просто правильно. «Хопп», — говорит Хоппер, глядя на них двоих с забавным выражением лица. «Рад слышать, что меня признали». Макс смеется, слегка касаясь её плеча, чтобы она могла определить, где он находится в пространстве вокруг неё . — Ты готова идти, малыш? он спросил. Она кивает, и он переходит на тихий разговор с медсестрой. Эл становится на колени рядом с Макс, постукивая по узору на кончиках пальцев и снова заставляя девушку смеяться. Эл улыбается. Это легко, когда Макс смеется; Прошло так много времени с тех пор, как она слышала, как звук света наполняет воздух. Теперь она улыбается легче, смеется чаще; вся компания может видеть и слышать это. "Что ты говоришь?" — спрашивает Макс, и Эл вздрагивает. Она даже не заметила, но выстукивала узор на ладони Макса. .. / .-.. --- ...- . /-.-- --- ..- «Ничего, — улыбается Эль. «Я думаю, Хоп почти закончил с документами. Готова?» Макс напрягает свои бицепсы, вызывая очередной смех другой девушки. «Всегда», — говорит она, и Эл с Макс выходят за дверь, два ярких пятна в море белого и стерильно-голубого. Хоп смотрит, как они уходят, на его усталом лице задумчивое выражение. ⚘⚘⚘ Эл наблюдает, как за Макс закрывается входная дверь, и на её губах остается легкая улыбка. Боже, эта девушка невероятна. Это было едва два года после всего этого хаоса с Векной, с тех пор, как она умерла на руках Лукаса, с переломанными костями, кровавыми и белыми глазами. Не прошло и двух лет с тех пор, как Эл перезапустила её сердце, и они почувствовали трепетание пульса под слоями свитеров. А потом была больница, и кома, и компания, сидящая неподвижно все часы у её кровати, окровавленная и покрытая синяками после последней битвы и поражения Векны, но все еще окружавшая кровать Макс, как хор безмолвных часовых. Иногда это был Уилл, свернувшись калачиком в маленьком кресле, сложив ладонь на затылке, движение Истязателя, оставленное Хоукинсом в худшие времена. А где был Уилл, там был Майк, привязанный к бедру с тех пор, как Уилл рухнул в объятия Майка, его карие глаза открылись, и драка наконец, блаженно, ужасно закончилась. А Майк обхватывал своей ладонью руку Уилла, медленно отпуская её , заменяя её ритмичным поглаживанием своих длинных пальцев. И маленькая морщинка между бровями Уилла исчезала. Иногда Эл заходила в комнату и находила их там спящими в объятиях друг друга, и улыбалась своему брату и лучшей подруге. Она знала, даже тогда, даже если они еще не знали, как сильно они любят друг друга. И боже, они боялись с ней заговорить даже спустя годы после того, как они с Майком расстались. Первым пришел Уилл, чтобы рассказать ей о своих чувствах, и она обняла его, пока он плакал, чувствуя себя такой, такой счастливой, что ее брат наконец нашел любовь. Затем это был Майк, и он должен был спросить разрешения на свидание с её братом. Эл едва могла скрыть улыбку, когда он спросил. Это было почти смешно, беспокойство на его лице, как будто она никогда не откажется от счастья двух своих любимых людей. Он так, так боялся сломать её . Но Эл только улыбнулась шире и сказала, что никогда не сможет. — Ты мой лучший друг, Майк, — медленно сказала она, тщательно подбирая слова, чтобы облегчить боль в его глазах. "И я люблю тебя. Я так тебя люблю. Но когда я вышла из лаборатории, мне не нужен был парень. Мне нужны были друзья, Майк. Ты был мне нужен, но не таким образом. любили друг друга по-детски. Но мне не нужны были отношения, чтобы исцелиться. Мне нужна была любовь друзей, семьи, тебя, Хоппа, Джойс и остальных участников компании. Я едва знала, что такое друг, Майк, я едва умела что-то делать. Так что свидания — свидания были последним, о чем я думала». И Майк улыбнулся, а она поддразнила его за слезы в его глазах, а потом они обнялись, заплакали и почувствовали такое чертовски лёгкое облегчение. Иногда Дастин был рядом с Макс, и он был первым, кто заговорил вокруг неё . «Перестаньте вести себя так, как будто это похороны, — говорил он им всем, входя. — Сукин сын, ребята, она не умерла. И не умрет». Он садился рядом с Макс, где она молча лежала со шрамами на лице, все еще яркими и красными, и читал ей комиксы. Гениальный, невероятный Дастин. Он никогда не отказывался от Макс. Даже когда врачи говорили ему ‹она тебя не слышит, сынок, это бесполезно›, Дастин продолжал читать. Он принес Чудо-Женщину и Людей Икс, всех своих фаворитов, и подробно описал каждую панель. Эл свернулась калачиком в кресле рядом с ним, пока читал, и никогда не терял персонажа, ни на мгновение. Каждое слово было произнесено с волнением и страстью, как будто он верил, что рассказы о великих героях взбудоражат Макс, и она проснется, чтобы сказать ему, чтобы он прочитал это, Дастин, это лучший выпуск о Чудо-женщине. Так что Эл и Дастин часами сидели рядом с ней, пока он читал, а Эл узнавала истории о Торе, Супермене и Невероятном Халке. Стив приезжал, и было ясно, что он принял слова Дастина близко к сердцу. Это не проклятые похороны. Так что он жаловался Макс на идиотские приключения группы и на то, как они пытались втянуть его в «Подземелья и драконы» и прочее дерьмо ботаников. Если бы Макс была в состоянии, она бы смеялась как гиена, когда Стив начал появляться на чтениях комиксов Дастина после многих лет утверждений, что он свободен от какой-либо зануды. Но он слушал с таким же восторгом, как и Эл, и указывал, насколько глупы некоторые сюжетные линии, и громко кричал, когда Бэтмен победил Джокера и отправил его в тюрьму Готэма. Робин тоже начала приходить, заполняя помещение и заставляя медсестер бесконечно жаловаться на её непрекращающуюся болтовню. Достаточно скоро это превратилось в еженедельное мероприятие, все они свернувшись калачиком в неудобных креслах, предоставленных неодобрительно настроенными медсестрами, пока Дастин рассказывал о славных приключениях Величайших Героев Земли. А Эл прятала голову в руку и улыбалась, радуясь, что на этот раз капитан Мар-Велл и Брюс Уэйн спасают её , и она может просто сидеть рука об руку со своими друзьями, на этот раз свободная от ответственности. Эдди лежал на больничной койке недалеко от Макс, оба в отделении длительного ухода, пока он выздоравливал от нападения демо-батов. Как только он достаточно выздоровел, его вкатывали в комнату, чтобы посмеяться над неподходящим моментом во время их комических чтений. мы все время были приклеены к нему и задавали нежные вопросы, отмеченные очаровательными прозвищами, такими как «придурок» и «маленькое дерьмо». Эл добавила их к своему списку — слово «дышащий ртом» стало слишком распространенным, и ей нужно было больше разнообразия в своих оскорблениях. Это словарный запас, сказала она отцу. Иногда это был Лукас в больнице. И он просто сидел. И сидел. Иногда он плакал, но чаще всего сидел, кусая губу, и выражение его лица было яростно-решительным. — Ты можешь это сделать, — иногда бормотал он, сжимая пальцы Макс там, где они торчали из ее гипса, бледные и ломкие. А Эл сидела с другой стороны от нее, и она брала её за руку, закрывала глаза и повторяла одни и те же слова снова, и снова, и снова. В конце концов тишина нарушилась, и Лукас и Эл начали разговаривать друг с другом во время своих визитов, двое из тех, кого Макс любила больше всего, связывались через её неподвижное тело. Эл узнала Лукаса больше в те часы тишины и гудящих машин, чем за годы дружбы. Она узнала, что Лукас умеет готовить, и когда его родителей не было дома, он готовил ужин для него и Эрики. Однако его всегда дразнили за это, и поэтому он никогда никому не говорил, даже на вечеринке. Эл улыбнулась и спросила, что ему больше всего нравится готовить. А в следующий раз, когда он её увидел, Лукас приготовил домашние вафли, и они вместе ели их в больничной палате и хихикали, когда вошла медсестра и отругала их за то, что они едят рядом с технологиями. Время от времени приходила Эрика и усаживалась рядом с Макс, как королева. Она рассказывала истории о Макс, обо всех драмах в её группе друзей, о том, кто кого любил, и обо всей сумасшедшей чепухе, которую вытворяли ее брат и его друзья. ‹Макс, если бы ты не спала, держу пари, ты бы согласилась со мной, что эти задроты на самом деле безумны›. Лукас смеялся, и Эл смеялась, и пространство наполнялось этим ярким, счастливым звуком, заменявшим тиканье и жужжание машин и медленное капанье капельницы, прикрепленной к сгибу локтя Макс. А потом Макс проснулась и не могла ни говорить, ни двигаться, ни видеть, а Майк и Уилл были единственными в комнате. Позже они рассказали, что она сделала глубокий, судорожный вдох, и что они вскочили на ноги, и произошла безумная схватка, и Майк бросился искать доктора, а Уилл наклонился к Макс и увидел, как её веки трепещут, а дыхание учащается. . Майк позвонил Байерсам, и Хопп и Эл поспешили в больницу, надежда трепетала, как крылья бабочки, в её груди. Она завязала глаза трясущимися руками, сдавшись и позволив Уиллу сделать это, и сосредоточилась на гуле статики, окружающем ее. Эл открыла глаза тьме. "Привет?" кто-то позвал, и её сердце заколотилось, голова закружилась в неподвижном, эхом отдающемся просторе. "Привет? Есть кто?" В голосе Макс звучал страх, страх и боль, но он все равно вызывал сияющую улыбку на лице Эл. «Эл? Лукас? Дастин?» — закричала Макс, и Эл обернулась и увидела, что она стоит там, лепесток белой розы упал в чернильную тьму, её больничный халат и блестящие рыжие волосы маяком в пустоте. — Макс, — выдавила Эл, чувствуя, как ком в горле поднимается, а в глазах выступили слезы. - Макс, я здесь. Но Макс не оглянулась, продолжала вертеть головой, её пальцы двигались, чтобы коснуться шрамов под глазами. «Эл», — сказала она со страхом в словах. — Эл, я ничего не вижу. И Эл двинулась вперед, обхватив красивое лицо Макс, полное жизни, своими холодными руками. «Все в порядке, Макс. Все в порядке. Я здесь. Ты в порядке». Макс протянула руку, чтобы взять её за руки, её тело тряслось, а губы дрожали. — Ты… ты настоящая? — спросила она, словно миллион лет назад в руинах Снежка. «Я настоящий», — сказала Эл, и тогда они обе начали плакать, цепляясь друг за друга в темноте, как будто они были спасательным кругом друг для друга. "Я настоящая." Снова и снова и снова, пока видение не исчезло, и она снова не оказалась в больнице. Она открыла глаза и улыбнулась взволнованным лицам, смотрящим на неё сверху вниз. Был небольшой праздник, на котором присутствовала вся компания, миссис Уилер, Хопп и Джойс, а также немного деформированный торт, который испекла Эл. Помимо всего прочего, выпечка была одним из её увлечений после Векны, и она испекла торт «Черный лес» для всех. Печь её научила Карен Уиллер, и после того пирога она быстро поправилась. Она работала над поиском себе хобби; Джонатан учил её фотографировать, Дастин одалживал ей книги, а она научилась плести браслеты дружбы у Эрики и играть в карты с Эдди в больнице. Она не знала его очень хорошо, но знала, что он, вероятно, скучал по игре в «Подземелья и драконы», поэтому однажды она пришла с колодой карт и попросила его научить её некоторым играм. Она признала, что это не DnD, но что-то было. Все это воспроизводится в голове Эл, когда она сидит, подперев подбородок руками, на пассажирском сиденье Хоппа, когда он их везёт в дом. Забавное выражение на его лице сохраняется. Эл поворачивается к отцу, ее маленькая рука тянется к его рукаву. "Что случилось?" — мягко спрашивает она. Хопп качает головой. — Ничего, малыш. Просто… просто подумал. "Расскажи мне об этом." Он немного смеется, снова качая головой. "Это ничто." Эл делает самое драматичное лицо, поворачивается к нему и поджимает колени. «Друзья, — серьезно говорит она, — друзья не лгут». Это вызывает еще один смех ее отца. «О, хорошо, малыш, ты выиграла. Я просто думаю о тебе и… о тебе и Макс». Эл смотрит в окно. "Как так?" — ровно спрашивает она. Хопп закусывает губу, явно обдумывая то, что собирается сказать. «Ну, малыш, — медленно начинает он, — ты знаешь… ты знаешь тебя и Майка. Как вы, эм, встречались какое-то время там. Ну. Больше, чем какое-то время. Как он тебе нравился». Эл нахмурила брови. «На самом деле он мне не нравился таким, — говорит она. «Я люблю его, только не таким образом». "Да." Он откашливается. «Хорошо, тогда ты знаешь Джонатана и Нэнси, Уилла и Майка. И как они, э-э, относятся друг к другу. И, ну, я и твоя мама тоже». Эл кивает, не понимая, куда он клонит. "Ну, я полагаю, мне просто интересно, думаешь ли ты так же о Макс?" Вопрос застал Эл врасплох, и она шокировано рассмеялась. "Почему ты спрашиваешь?" Хоппер пожимает плечами, выглядя немного смущенным, и Элевен это нравится. «Думаю, я просто вижу, как ты смотришь на нее, и как светится её лицо, когда Макс слышит твой голос. Мне просто интересно, нужно ли мне вернуть правило трех дюймов на место». «Вы используете правило трех дюймов для Майка и Уилла?» «Черт», — говорит Хоппер, и Эл снова шокировано хихикает. «Дерьмо. Черт возьми». Потом он тоже смеется и стучит одной рукой по рулю. «Я все время забываю. Боже, этот ребенок Уилер меня убьет». Эл хихикает, глядя на Хоукинс, медленно блуждающего у её окна. — Не знаю, — честно говорит она. «Я не знаю, как я отношусь к Макс. Я имею в виду, я люблю ее, конечно». Она думает о том, как Макс улыбается, когда прикасается к лицу Эл, как прикосновение остается надолго, как ей хотелось бы, чтобы руки Макса всегда были сложены вокруг нее. Как же она любит видеть свою улыбку. «Думаю, я все еще в этом разбираюсь. Но… может быть». «Ну вот, — немного неловко говорит Хоппер. «Есть время разобраться, малыш. У нас так много времени». «Время», — легкомысленно думает Эл. Время — это то, чего она никогда не ожидала. Но есть время понять, что она думает о Макс, время, чтобы понять, как ей жить, куда она хочет пойти и чего хочет достичь. Может быть, когда-нибудь она и Макс смогут жить вместе, или Эл сможет путешествовать по миру, или научиться рисовать, как Уилл, или прочитать все комиксы о Чудо-женщине, которые были опубликованы. Ей всего семнадцать. Это то, о чем она часто забывала. У нее так много времени. И время, думает она, прекрасная вещь. Эл поворачивается к отцу, вопрос остается в её голове. — Как ты относишься к Майку и Уиллу? Она постукивает по узору на приборной панели, наблюдая за маленькими отпечатками пальцев, оставленными ее прикосновением. «Я знаю, Уилл был в ужасе, когда сказал мне, что есть шанс, что я не приму его. И Робин тоже. Я знаю… таких, как они, иногда не принимают. кто-то, кого они любят». Хопп смотрит на деревья впереди, сворачивая на маленькую грунтовую дорогу, ведущую к дому Хоппер-Байерс. «Это было тяжело», — признается он. «Это было тяжело. Может быть, немного сложнее с тех пор, как Уилл выбрал Майка Уиллера из всех мальчиков, — и тут Эл смеется, потому что знает, что её отец никогда не освободится от Майка Уиллера, — и знаете, меня всегда учили ненавидеть таких людей, как они. Но, малыш, да ладно. Один из моих детей вырос в лаборатории и обладает телепатическими способностями. Другой был одержим потусторонним монстром. Я путешествовал в Изнанку, был заключен в тюрьму в России, и видел всякую хрень В конце концов, если один из моих детей гей - даже если двое из них - это не конец света. Черт, я могу этого не понимать, но я хочу, чтобы он был счастлив. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Мне все равно, что означает Майк Уиллер, или Макс, или кто-то еще, или вообще никто. Я хочу, чтобы вы двое были счастливы, Эл, несмотря ни на что. Потому что ты этого заслуживаешь. ." «Спасибо», — говорит Эл со слезами на глазах. "Спасибо." — Пошли ужинать, — хрипло говорит он, перегнувшись через консоль, чтобы обнять её одной рукой. Она прячет голову ему в плечо, и от него пахнет домом. «Пока этот проклятый ребенок Уиллер не съест все это. Бог свидетель, он, вероятно, прячется где-то в нашем доме». ⚘⚘⚘ Эл проводит следующую ночь у Макс. Джойс подвозит её , заходя внутрь, чтобы поболтать с миссис Мэйфилд. Эл слышит их голоса, доносящиеся из тихого дома. Она знает, что для Сьюзен это была борьба, и это понятно; но Джойс была рядом с ней и Карен Уиллер, и она прошла через самые трудные моменты. Эл просто счастлива, что свободна от мистера Харгроува. Она легонько стучит в дверь Макс, и в ответ слышит мягкое «войдите». Она открывает дверь, ухмыляясь Макс, сидящей возле своей кровати, с плеером на коленях и наушниками на шее. Эл подходит и садится на её кровать, немного подпрыгивая, чтобы Макс улыбнулась. "Что ты слушаешь?" — спрашивает она, осторожно беря руку Макс и поднося ее к своему лицу. Пальцы Макс, как всегда, проводят по линиям ее лица, прикосновение успокаивает. «Невидимое прикосновение», — говорит она. «Генезис. Вот, слушай». Она указывает на наушники, движения медленные, так как она все еще набирает силу, и вращение вокруг себя очень быстро утомляет. Эл подчиняется, слушая несколько минут и напевая. Она помнит день, когда они заказывали все её кассеты и помогали Макс запомнить порядок, а также раскрашивали капельки краски на каждой пластиковой коробке. Одна для первой ленты на полке, две для следующей и так далее, чтобы Макс могла провести рукой по полке и выбрать ленту сама, вместо того, чтобы просить кого-то сделать это. Сьюзан нашла это странным, задаваясь вопросом, почему это было приоритетом ее дочери, но Эл знала, почему. Макс перешла от того, чтобы делать все сама, к тому, что ей нужна помощь в самых простых задачах, и она хочет независимости. Это потребность, которую Эл понимает. Когда песня заканчивается, Макс просит её описать, что на ней надето. Это обычное дело, так как Макс хочет знать, что Эл выбрала для своего стиля. «Я была частью твоего пути к стилю», — скажет она. «Я хочу знать, куда это привело тебя». Она попросит Элевен описать и другие вещи, например, закат, или обложку нового альбома, или то, что рисует Уилл. Она больше никого не спрашивает, только Эл. Её словарный запас улучшается с каждым днем, но у нее нет способности Майка описывать вещи на бумаге или художественного восприятия мира Уилла. Она не может рассмешить Макс описанием, как Дастин или Эрика. Но Макс продолжает спрашивать. «Мне нравится слышать звук твоего голоса», — сказала она, когда Эл высказала эти опасения. «Кроме того, я хочу увидеть мир твоими глазами. Не глазами Майка, Уилла или Дастина. Твоими». Так что Эл улыбнется и медленно расскажет ей, что она видит, мелкие детали, которые замечает только Эл, какие чувства у нее вызывает эта сцена. Она все еще учится тому, как она воспринимает вещи, и каждое описание кажется еще одним шагом к её поиску. Они обедают с миссис Мэйфилд, свиными отбивными, кукурузой и картофельным пюре, и, черт возьми, Сьюзен хорошо готовит. Теперь ей кажется легче, чем когда Эл видела её раньше, как будто с её груди свалился груз. Она улыбается остротам Макс, задает вопросы Эл об остальной части группы и о том, когда Хоппер устроит еще одно барбекю. Вскоре после этого Макс устает, и они устраиваются на её двуспальной кровати, лампа все еще включена, и Макс свернулась калачиком рядом с Эл. Элевен заплетает волосы Макс, подстриженные до плеч, чтобы ей было легче ухаживать за ними. Они по-прежнему великолепены, яркое волнистое красное пламя на фоне фарфорово-белой кожи Макс. Косы не идеальны, но Эл все еще гордится ими, вспоминая, как Джойс учила ее плести французские косы в Калифорнии. У неё всегда получалось лучше, чем у Эл ("И так лучше, - со смехом сказала Джойс. - Если ты научишься делать это сама, чьи волосы я буду заплетать? Джонатана?), но Эл все еще практикуется на своих собственных волосах, и на волосах Джойс и Макс, а однажды действительно примерила Джонатана, подвиг, который заставил Нэнси расплакаться от смеха. Макс успокаивается и спрашивает, когда ее волосы уложены: «Ты почитаешь мне комикс? Я думаю… я думаю, что мама иногда забывает о том, — тут она указывает на свои пустые глаза, — и она купила мне Могучего Тора. на прошлой неделе. Она была так расстроена, когда пришла домой, но я сказал ей, что кто-нибудь прочитает её мне». «Конечно, — говорит Эл. Она берет комикс с тумбочки «Могучий Тор I, которого уничтожили бы боги» и смотрит на обложку. — Мы читали это тебе в больнице, — мягко говорит она. — Или Дастин. Ты помнишь это? Макс качает головой, нахмурив брови. «Я действительно мало что помню, — признается она. «Но я рада, что вы, ребята, приезжали. Даже если бы я не знала. Это было хорошо для всех вас». «Было, — говорит Эл. Она перелистывает первую страницу и начинает читать, используя пылкую энергию Дастина и остроумное обаяние Стива. Все как в старые добрые времена, думает она, за исключением того, что Макс читала Эл, не спала далеко за полночь и хихикала под одеялом. Проснулась от ужасного телефонного звонка. Она отталкивает эту мысль. Через несколько страниц она чувствует, как Макс начинает трястись, и Эл откладывает комикс, обнимая другую девушку. Они лежат так уже давно, Макс плачет горькими слезами в плечо Эл. «Я скучаю по этому», — наконец выдавливает она. — Я так скучаю по всему, Эл. "Почему?" «Боже», — говорит Макс с прерывистым смешком. «Всё. Тем летом, когда мы вместе бросили наших парней и сбежали в торговый центр, наши ночевки, детективную работу и эту дурацкую игру в бутылочку. Шпионить за мальчиками. И я скучаю — я скучаю по скейтборду». Она разражается новыми слезами. "Боже, это так глупо. Это чертовски глупо. Все, что произошло, и я — я скучаю по скейтборду, газировке и фотобудкам». «Не глупо» — твердо говорит Эл. «Да, тебе не нужно врать. Я сказала Лукасу, что скучал по скейтборду, а он расстроился, сказав мне, что у тебя есть способ вернуться к этому, тебе не о чем беспокоиться — вся эта чушь. Я знаю, что это неправда. Я знаю, что больше не могу кататься на скейтборде. Я предпочла бы, чтобы мне сказали это прямо, чем заставили поверить в какую-то невозможную вещь». Она всхлипывает, вытирая глаза тыльной стороной ладони и морщась, когда она касается её шрамов. «Ты жива», — отчаянно говорит Эл. «Ты жива. Все изменилось, но ты жива». "Да, ну, может быть, было бы лучше, если бы я не была." Сердце Эл падает при этих словах, комок болезненных слез подступает к горлу. «Не говори так». «Это то, о чем я думала, знаешь, в те моменты перед смертью». Макс хватается за руку Эл, которая обвивает ее. «Я подумала, какого черта, если Векна все равно меня достанет, может быть, будет лучше, если я просто покончу с этим. А потом, когда Лукас стал умолять меня остаться с ним, я… я передумала. Я была так чертовски напугана смертью, которую хотела всего несколько минут назад. Но, боже, теперь я просто обуза. Для всех». — Нет, — свирепо говорит Эл. "Ты не обуза. Ты - Мэдмакс. Ты невероятная, храбрая и лучший человек, которого я знаю. Твои физические способности не определяют тебя. Ничто из того, что ты видела и через что прошла, не определяет тебя. Я люблю тебя несмотря ни на что, Макс, и мне нужно, чтобы ты любила себя так же сильно, как и я». Макс всхлипывает, уткнувшись носом в изгиб шеи Эл. "Ты любишь меня?" — спрашивает она приглушенным голосом. «Конечно люблю», — говорит Эл. «Я люблю тебя так, так сильно. И я знаю, что любовь не может тебя исцелить, ничего не может вылечить. Я знаю это не понаслышке. быть такой удивительной, доброй и забавной, как ты, — это необыкновенно. Ты необыкновенна». Макс молчит. «Я выучила слово «необыкновенный» на 109-й день, — продолжает Эл. «Это было в телевизионном шоу. Я не помню, в каком именно. Но это идеальное слово, чтобы описать тебя, Макс. Необыкновенная Мэдмакс Мэйфилд. Прямо как в Чудо-женщине, помнишь? Когда ты показала мне другую девушку с удивительными способностями? Теперь ты должна осознать, что ты тоже необыкновенна. И это нормально - скучать по этим вещам. Это не глупо. Ты просто скучаешь по тому, что делало тебя счастливым. Это имеет смысл. Но будут и новые вещи, которые сделают тебя счастливой." Макс шепчет: «Спасибо», и больше они ничего не говорят. Им не нужно. Они просто лежат, обернувшись под одеялами, пока сон не утащит их обоих в царство морфея. ⚘⚘⚘ Они просыпаются от запаха блинов на кухне, тихого грохота кастрюль и сковородок и Сьюзан, напевающей во время готовки. Эл на мгновение моргает, лелея сонную нежность Макс, когда она лежит, свернувшись калачиком напротив Эл, с гладким и довольным лицом. Она делает глубокий вдох, и Макс пахнет яблочным пирогом и мятной зубной пастой, и на данный момент Эл счастлива навсегда остаться в её объятиях. Через некоторое время она выскальзывает из постели и идет вниз, чтобы пожелать доброго утра и взять тряпку для мытья посуды. Она открывает кран, пока он не становится теплым, и забирается обратно в постель, начиная вытирать засохшие следы от слез, все еще оставшиеся на щеках Макс. Макс просыпается, постанывая с легкой улыбкой и зарывшись лицом в подушку. «Доброе утро», — говорит Эл, продолжая свою работу. Макс выхватывает тряпку из её руки и пытается ударить Эл по носу, но она промахивается, и она попадает в ухо Эл, заставляя её хихикать от странного ощущения, резко садясь, чтобы избежать второго удара Макс. — И тебе доброе утро, — ворчит Макс, но она улыбается. "Чувствуешь себя лучше?" — мягко спрашивает Эл, и Макс кивает, ухмыляясь еще шире. «Намного», — говорит она. "Намного лучше." Она протягивает руку и берет Элевен за талию, притягивая ее обратно, чтобы она лежала так, что их носы почти соприкасались. Ее рука остается на талии Эл, и Эл позволяет одной из своих рук лежать на ней, едва переплетая их пальцы. И это может быть самое прекрасное зрелище, которое Эл не смогла бы описать за миллион лет: Макс во всей своей красе с заспанными глазами, с растрепанной косой, её рука удобно лежит на боку Эл, а рука подложена под её голову. Они встают вместе, и Эл все еще думает обо всем, чему научила её Макс, о независимости и храбрости и о том, чтобы быть собой, а не чьей-либо другой версией. И в её голове начинает формироваться план. Она прощается с Макс и Сьюзен и обещает зайти на следующий день. Как только мой план завершится, думает она про себя. И в этом плане участвует Джонатан Байерс. «Ты записываешь микстейпы», — говорит она, внезапно появляясь в его дверях, когда возвращается домой. Он один, и он поднимает взгляд от камеры, с которой возится, с удивлением на лице. — Ну, и тебе привет, — говорит он с улыбкой. Эл приходит без приглашения, что довольно часто встречается в доме Хоппер-Байерс. Она садится рядом с ним на его кровать и начинает рассказывать ему о своем плане. Джонатан в конце концов кладет камеру и обнимает сестру. «Это должно быть достаточно легко сделать», — говорит Джонатан, когда она закончила. — Для чего это? «Для Макс», — говорит Эл, и Джонатан смотрит на выражение её лица и не нуждается в других объяснениях. Поэтому они работают над её проектом весь день и опаздывают к обеду. Джойс входит в комнату Эл и находит их обоих распростертыми на полу, рисующими яркие завитки на обложке ленты пухлой краской, за которой Джонатан побежал в магазин на углу. На следующий день, когда Эл появляется в доме Макс, она с нервно бьющимся сердцем и секретом. Они решают выйти на улицу и посидеть в саду за домом Макс, где она может чувствовать ветерок и солнечный свет на своей коже. Дом Мэйфилд претерпел несколько реконструкций, добавив пандусы, чтобы ее инвалидная коляска могла пройти в большинство комнат. Эл вытаскивает свой подарок и, ничего не говоря, вкладывает в руки Макс. Это то, что они делают; Макс попытается разгадать, что Эл дала ей в руки без каких-либо подсказок, угадывая, пока не поймет правильно. А это нетрудно догадаться, знакомый объект. «Это кассета», — говорит она с довольным видом. "И у неё есть - пухлые узоры краски?" «Я их нарисовала, — говорит Эл. "Это не музыкальная кассета. Это... это запись, которую Джонатан помог мне сделать. О том, как я читаю тебе комикс "Чудо-женщина", первый, который ты мне показала. Так что... так что, когда захочешь, даже если я не с тобой, сможешь послушать». Она возится с руками, не уверенная в своем объяснении. «О», — говорит Макс, и на её лице появляется красивая сияющая улыбка. Это заставляет Эл тоже улыбнуться, и она протягивает руку, чтобы взять Макс за руку. «Спасибо, Эл. Спасибо тебе миллион раз. Я… я думаю…» — и тут она замолкает. "Ты думаешь, что?" «Я думаю, что могу влюбиться в тебя», — признается Макс, и в её голосе чувствуется нотка нервозности, которую Эл никогда не слышала. Она видела Макс испуганной, сердитой и грустной, но никогда так не нервничала. — Это… это нормально? «Конечно», — мягко отвечает Эл. "Конечно, да. Почему бы и нет?" Макс пожимает плечами. «Я подумала, что, может быть, лаборатория действительно гомофобна или что-то в этом роде». Эл смеется. "Что такое - гомофобия?" «Типа, что я не люблю лесбиянок». Макс пожимает плечами. «Я думаю, они не коснулись этого». "Ты лесбиянка?" — Не знаю, — задумчиво говорит Макс. «Я думаю, что я бисексуалка — во всяком случае, так Робин назвала это, когда я спросила. Например, мне нравился Лукас. Очень. Но теперь… теперь ты мне нравишься». «Ты мне тоже нравишься», — говорит Эл, все еще улыбаясь так сильно, что ей кажется, что ее лицо может остаться таким навсегда. Что было бы не так уж и плохо, если бы я вечно улыбалась из-за Макс Мэйфилд. Она наклоняется, и их лбы соприкасаются, и они остаются так долго-долго, как два ярких цветных пятна в саду, как две розы, распустившиеся на одном кусте. Сломанные, немного, но все еще растущие, с каждым годом все выше и красивее, переплетенные между собой.