А ты танцуешь танго?..

Настойчивое пиликанье заставило Рощина подскочить на кровати, осоловелым взглядом осматривая комнату. В горле першило, а тело бил сильный озноб. «Простудился?» - пронеслось у него в голове. Пошарив рукой в кармане джинсов, парень достал старый и основательно потрепанный телефон, цифры на кнопках которого давно стерлись, и посмотрел на время. Половина девятого… Пора вставать и собираться на работу. - Черт, - прошипел он, стягивая с ног влажную обувь. – Даже забыл разуться… Темнота в комнате мешала быстро найти сухие носки, чтобы хоть как-то исправить положение, но свет включать Тимофею категорически не хотелось. За стеной слышались задушевные песни и пьяный смех матери и ее собутыльника, а может, и не одного. Кряхтя, как старый дед, парень поднялся с кровати и подошел к креслу. Стараясь кашлять тише, прикрывая рот рукой, Рощин присел на корточки, при этом чуть не завалившись на правый бок, и достал сухие носки из-под него. - Грязные, - поморщившись, но все равно не отбрасывая найденное в сторону, пробормотал он и снова закашлялся. Воздух с хрипом покидал легкие, горло уже не просто першило, оно горело, словно парень только что выпил огненной лавы, казалось, что и в глаза кто-то насыпал песка. Присев в кресло, Тим натянул носки, стараясь не сильно вдыхать, и вновь обулся. Большего комфорта он не ощутил, но время поджимало. За стеной установилась тишина, заставившая насторожиться. Дойдя до двери, парень прислушался: приглушенные голоса, движение отодвигаемой табуретки, стук стакана о столешницу… - Я с ним по-мужски поговорю! – прокуренный мужской голос и тяжелые шаги рядом заставили брюнета резко отскочить от двери и заозираться. Разговаривать сейчас совершенно не было времени, тем более с невменяемыми дружками матери. Подбежав к окну, захватив с пола куртку, Тимофей распахнул раму и перекинул ноги через подоконник. Ледяной ветер немного привел голову в порядок, по крайней мере перед глазами уже не плыло, а мелкие капли дождя еще сильнее снизили и так порядком испорченное настроение. Тимофей уже и не помнил, когда в последний раз чему-то радовался. - Открывай, сосунок! – в дверь забарабанили кулаком, но Рощин даже не обернулся. Спрыгнув на землю и чуть не влетев носом в небольшой грязный сугроб, парень побежал в сторону дороги, на ходу натягивая кожаную куртку. Ему повезло, нужная «газель» как раз притормозила на остановке, когда он перепрыгнул бордюр, выискивая в кармане мелочь на проезд. Пассажиры всю дорогу таращились на странного парня, кутающегося в куртку не по погоде и беспрерывно кашляющего. Расплатившись и выйдя из «газели», Тимофей остановился, рассматривая двухэтажное здание с огромной неоновой вывеской «Оазис». У главного входа толпился народ, пытаясь прорваться внутрь, но не всем это удавалось. «Элитное место, фейс-контроль», - сплюнув на землю, Рощин поспешил во двор, где скрывалась неприметная железная дверь «черного» входа для персонала. Рядом с дверью стояла грузовая «газель», но водителя не было в кабине. Кивнув Даниле, высокому лысому охраннику, парень вошел в теплое помещение, окутанное разнообразными запахами, не всегда приятными, и столкнулся с администратором. Павел Александрович был очень мерзким пронырливым коротышкой, который с первого взгляда за что-то невзлюбил Рощина и старался его всеми способами унизить. - Приперся? Почти опоздал. Не понимаю, как тебя еще Григорьев терпит, давно бы уже выгнал взашей. Урод, - прошипел тот, отступая под яростным взглядом брюнета. - А ты ему кто? Мамочка? Или незаменимый советник, имеющий право указывать, кого принимать, а кого выгонять? – Тим ненавидел этого колобка, постоянно вытирающего потный лоб белым кружевным платком и носившего модные вещи, на которые парню просто не хватало денег. Зависть? Нет, он никогда не завидовал окружающим его людям, безразлично относился к своему виду, но когда такие мрази, как Павел Александрович, пытались его задеть, язвительно отзываясь о самом Рощине, его родословной и вечно хмуром виде – хотелось отплатить тем же. - Павел Александрович, ваше присутствие необходимо в зале,- раздался спокойный и холодный голос за спиной администратора. Тот аж подпрыгнул, в ужасе оборачиваясь. - Конечно, Степан Яковлевич, все будет исполнено, Степан Яковлевич, - залебезил коротышка, мгновенно исчезая, оставляя вместо себя приторный аромат дорогой туалетной воды. - Тимофей, разгрузи машину, стоящую у входа, Кирилл сегодня не сможет тебе помочь, какие-то проблемы дома, один справишься? – невысокий хозяин «Оазиса» цепким взглядом осмотрел брюнета, задержав его на подрагивающих руках парня. Глаза недовольно сузились. – Ты пьян? - Нет, Степан Яковлевич, просто немного замерз, - Тимофей уважал этого мужчину, в тридцать лет добившегося многого. Клуб полностью принадлежал ему одному, приносил колоссальный доход и являлся самым дорогим в их городе. Рощин не понимал, за какие заслуги его без вопросов приняли на работу, но сам хозяин, проводивший собеседование, назначил сумму оклада, пообещав, что как только Тиму исполнится восемнадцать, примет на постоянной основе. - Хорошо, скажи Даниле, чтобы помог, - отвернувшись от парня, Степан Яковлевич пожал руку стоявшему рядом с ним молодому мужчине и ушел вглубь коридора, откуда слышалась музыка, немного приглушенная стенами. - Пошли, - светловолосый мужчина кивнул на дверь за спиной Рощина. – Мне еще в два места попасть нужно. По накладной заберешь десять коробок водки, пять - коньяка и шесть – шампанского. Брюнет кивнул, пропуская того вперед и следуя за мужчиной. Дождь прекратился, но ветер словно взбесился, закручиваясь в спирали и норовя сбить прохожих с ног. Поежившись, Тимофей забрался в «газель» и перенес к краю указанные водителем коробки. Спрыгнув на землю и чуть не потеряв равновесие из-за закружившейся головы, парень прислонился боком к машине и закашлял. - Поторопись, - прикрикнул мужчина, переступая с ноги на ногу и дуя на пальцы. - Тебе помочь? – поинтересовался охранник, все это время внимательно наблюдавший за брюнетом. - Сам справлюсь, - буркнул тот и, подхватив первую коробку, вошел в помещение, благодарно посмотрев в сторону придерживающего дверь Данила. Коробки с коньяком и шампанским парень отнес на кухню, поздоровавшись с поваром, который частенько подкармливал Рощина, сетуя на его худобу. Вот и сейчас, улыбнувшись, махнул рукой в сторону неприметного стола в углу, на котором стояла тарелка с супом, источая умопомрачительные запахи. Желудок парня съежился, а живот издал неприличную трель. - Жан, как только закончу, вернусь, - проглотив выступившую слюну и с трудом заставив себя отвернуться, пробормотал Тимофей и чуть ли не выбежал из кухни. Уже у двери брюнет замедлил шаг и прислонился к стене, закрывая глаза. Тело налилось свинцом, казалось, что на ногах надеты гири, а руки не слушались. Заставив себя двигаться, Рощин вышел из клуба и… Последнее, что он ощутил, проваливаясь в темноту, были сильные руки Данила, подхватывающие его и прижимающие к груди. *** Словно сквозь вату Тимофей слышал чей-то крик: «врача», топот ног и ощущал мягкость дивана. Парень попытался открыть глаза, но у него ничего не вышло. Его снова подхватили и куда-то понесли. Что было дальше, брюнет не знал, проваливаясь в беспокойный сон. *** Запах еды заставил Рощина приоткрыть глаза и осмотреть незнакомую обстановку. Комната была ярко залита светом, плоский жидкокристаллический телевизор занимал четвертую часть стены напротив, у окна находился компьютерный стол с принтером, ноутбуком и разными керамическими статуэтками. Сам парень лежал на мягком диване, укрытый теплым красным пледом. Заглянув под него, Тимофей нервно сглотнул. Он был раздет, не считая теплых носков («не мои!») и трусов («слава Богу, мои»). На стуле рядом с диваном стояла глубокая тарелка с бульоном и стакан с молоком. Рощин дрожащей рукой потянулся к стакану и свалился с дивана, запутавшись в пледе. Стакан приземлился сверху, молоко забрызгало и светлый палас, и импровизированную «одежду» парня. - Да что ж ты такой проблемный? – поинтересовались сбоку. Парня, словно он весил вместо положенных семидесяти килограмм сорок, подняли и уложили на диван. Даже не озаботившись стереть потеки молока. На Тима укоризненно смотрел Данила, убирая с его глаз челку. Парень отшатнулся, затравленно глядя на охранника, который, хмыкнув, присел и поднял стакан вместе с пледом. - Тебе нужно принять душ и поесть, - сказал детина, вставая. - Где я? – хрипло выдавил Рощин, вырывая из рук Данила плед и накрываясь. - У меня дома. Ты два дня провалялся в бреду. Кстати, тебе повезло, обычная простуда, а обморок… ты когда в последний раз ел, придурок? – чуть ли не заорал охранник «Оазиса», нависая над брюнетом. - Два дня? – сипло выдохнул парень, мгновенно вскакивая. Плед упал на пол, но того это уже не волновало. – Где моя одежда? - Я ее постирал, сейчас сохнет, - улыбнулся Данила. – Кстати, а что это за история с переодеванием в девчонку? Ты ночью кричал, что только за огромные деньги на это пойдешь… Я о тебе чего-то не знаю? – прищурив зеленые глаза, спросил парень, отступая от застывшего статуей Рощина. - А ты обо мне много знаешь? – удивился тот. - Достаточно, - отчего-то покраснев, ответил охранник и пошел к выходу из зала. – Прими душ, настоятельно рекомендую, воняешь. Белая дверь слева по коридору. Тимофей последовал совету, быстро ополоснулся, заодно вымыв и голову стоявшим на полке «Schauma» с цветочным ароматом, и брезгливо натянул свои трусы. Различные мысли лезли парню в голову. Самой глупой из них была: "А зачем Данилу шампунь?" Но она быстро уступила место более насущной проблеме. Для Рощина было невероятным вообще то, что с ним произошло. Он не понимал, как могут совершенно посторонние ему люди протянуть руку помощи. За свою короткую жизнь Тимофей с таким не сталкивался никогда. В раннем детстве он еще не осознавал того, в какой семье он живет, да и думал, что так у всех должно быть. Позже, когда отец ушел из жизни, оставив мать одну со своим горем, ощущением своей ненужности, маленьким сыном, которого нужно растить, воспитывать, парень не видел добра. Только отчуждение, все дальше удалявшийся чистый образ матери, бросившей его одного. Часто в такой ситуации дети ищут общения на улице, абстрагируясь от семейных неурядиц, тем самым наживая другие проблемы, которые, как воронка, захватывают в себя, и уже не вырваться. А Тимофей пошел по другому пути, по сложному, особенно для малолетнего пацаненка, но способному вывести на другой уровень, подарить луч надежды, что всё не так страшно, что есть выход, что в будущем, если постараться, можно добиться достойного положения в обществе. Это помогло ему на первых порах почувствовать в себе тягу к знаниям, развить ее и осознать, что изучение школьного материала не даст ему оказаться в грязи, там, где сейчас находится его мать. Одно Тимофей запомнил точно: нельзя доверять людям. Никто никогда просто так ничего не делает. Каждый заботится только о себе. И это в книгах пишут красивые истории, заканчивающиеся невероятным счастьем. А в жизни такое парень не видел. Благодаря своей природной собранности, внутренней силе (уж неизвестно, кому сказать "спасибо", маме или отцу), совершенно не выражающейся никак внешне, не считая той злокозненной родинки над верхней губой, Тимофей смог добиться того, что его немного побаивались, может, даже уважали. И не лезли к нему, что было на руку парню. Намного легче, когда никто не перетряхивает душу, слишком много сил он тратил на свою жизнь с матерью, каждый раз стараясь абстрагироваться от нее, только бы не трогала, не лезла. Она убила всю доверчивость, делая его эдаким волчонком, скалящимся на любое приближение. Он не верил людям, и это его часто спасало. Поэтому Тимофей не мог осознать того, что кто-то будет заботиться о нем, вот так, бескорыстно. Замотавшись в синее махровое полотенце, парень вышел из ванной. - Иди сюда, - услышал он голос Данила недалеко. Кухня, на которой охранник в данный момент грел в микроволновке очередной стакан с молоком, была хорошо оборудована. Небольшая кушетка в углу, широкий стол, на котором стояла тарелка с бульоном, серебристый кухонный гарнитур, варочная панель. - Я не люблю молоко, - присаживаясь на кушетку, сказал Рощин, пододвигая к себе тарелку и вдыхая аромат еды. Живот заурчал, требуя немедленного насыщения. – А мясо где? - Наглость – второе счастье? – усмехнулся лысый охранник, оттягивая ворот черной футболки. – Выпей бульон, а через полчаса будет готова курица. Парень сделал большой глоток, но тут же закашлял. – Не торопись, никто не отнимает. - Я уволен? – откашлявшись, спросил Рощин, откусывая от куска батона, который положил перед ним Данила. - Нет, Степан Яковлевич предоставил тебе безвременный, естественно, неоплачиваемый отпуск, - хмыкнул парень, вынимая стакан с молоком из микроволновки. – Так что там с переодеванием? - Не твое дело, - сказал Тим. – Зачем ты меня сюда притащил? - А что, нужно было кинуть на улице? Врач сказал, что больничная койка не требуется, вот и притащил… Я, вообще, люблю тащить домой заблудшие души в невменяемом состоянии. - Ты маньяк? – губы брюнета помимо воли дрогнули в едва заметной улыбке. - Еще какой! Хочешь, начну маньячить? - Не стоит. Спасибо за помощь, мне домой нужно. Да и школу я пропустил, - съев последний кусочек булки и собрав со стола крошки, которые тут же отправил в рот, сказал Рощин, вставая. - Молоко выпей, - нахмурился Данила, тоже вставая. - Нет. - Насильно волью, - пригрозил охранник, подходя к удивленному Тимофею. - Пошел ты! Брюнета скрутили, надавив пальцами на подбородок, и стали вливать понемногу теплый напиток. - Пусти, сука, - орал парень, пытаясь вырваться, но силы были неравны. Полностью облившись в молоке, Тимофей все-таки сделал несколько ненавистных глотков под довольным взглядом Данилы. - Ну вот, снова придется мыться, - смеясь и отходя от пыхтящего, как паровоз, брюнета, произнес охранник. - Ненавижу! – прорычал Рощин, сжимая кулаки. - Не раскидывайся такими словами, когда не уверен, что это действительно так, - тихо ответил Данила, отворачиваясь и стягивая через голову намокшую футболку. Широкая гладкая спина, на которой перекатывались мышцы, притянула взгляд Тимофея. Тряхнув головой, парень поспешил обратно в ванную. Быстро натянув свои высохшие вещи, брюнет остановился у входной двери, обуваясь. Данила стоял напротив, вытирая руки полотенцем, и хмурился. - Слушай, если хочешь, можешь пожить у меня, места много, нам обоим хватит… У тебя же проблемы? – осторожно спросил он. - Ты каждому такое предлагаешь? – выпрямившись, удивленно спросил Рощин. Не дожидаясь ответа, брюнет выскочил на лестничную площадку и побежал по лестнице вниз. - Нет, только тебе… - этих слов парень уже не услышал, спеша домой. *** Стоя на пороге и ошарашенным взглядом рассматривая выбитую в его комнату дверь, Тимофей не знал, как ему на это реагировать. - Ма? – хрипло крикнул он, быстрым шагом идя в сторону кухни. Грязный пол, местами порванный линолеум, пустые бутылки… и его мать, спящая на табуретке, положив растрепанную голову на стол. Затхлый запах забивался в ноздри, мешая дышать. Парень открыл окно, впуская свежий воздух, и обернулся к матери. Потормошив ее за плечо и ничего, кроме посыла и громкого храпа, не добившись, Тим пошел в свою комнату. Наступив на упавшую на пол дверь, брюнет в шоке уставился на погром: книги порванной кучей свалены посередине комнаты, белье на кровати перевернуто и чем-то заляпано, кресло завалено на бок. Быстро приблизившись к книгам, парень стал искать «Преступление и наказание». Найдя только обложку, он без сил опустился на пол, подтянув к себе ноги и положив на колени подбородок. Теперь и тех денег, что он скопил, не было… - Явился, ублюдок? – презрительно поинтересовались сбоку. Медленно повернув голову, парень мутным взглядом уставился на держащуюся за косяк женщину. Назвать Это матерью у него больше не поворачивался язык. – Колька нашел МОИ деньги! Мы их пропили! – гнусаво рассмеявшись, женщина сползла на пол, бессмысленным взглядом уставившись на сына. - И что теперь? – Тимофей тяжело поднялся и взял в руки спортивную сумку, начав складывать в нее белье с пола. - Ты ублюдок, червь, - внезапно заорала женщина, вставая на четвереньки. – Лучше бы ты не рождался, тогда бы Степочка был жив, - выла она, раскачиваясь из стороны в сторону. Рощин не смотрел в ее сторону, застегивая «молнию» на сумке. - Ты куда? – очнулась женщина, подозрительно глядя на решительно настроенного сына. – К той рыжеволосой шлюхе, что вчера приходила? Не смей! Я твоя мать! Она беременна? Мне не нужен твой незаконный ребенок, нам и так денег мало… Рощин не вдумывался в слова, доносившиеся до него. Он медленно шел к двери, стараясь не коснуться того существа, в которое превратилась его мать. В груди жгло, голова была совершенно пустой, а руки немного подрагивали. В этом доме он больше не останется. Будет спать на улице или на вокзале, но больше не вернется. Эта страница в его жизни перевернута, он начнет новую жизнь, в которой станет сиротой…