Обломок

Руки Кэйи тряслись к тому моменту, как они добрались до пещеры, и он наконец мог отпустить Дилюка, держащегося за его плечи. Полностью положить Дилюка на землю оказалось сложнее, чем он ожидал: как бы они ни двигались, легко можно было потревожить мешающий ледяной осколок, торчащий из раны. Он тихо выругался, когда случайно задел острый конец льда и скользкая кровь — хотя сейчас это была скорее красная изморозь — окрасила руки, тут же заставила их примёрзнуть. Кэйа был уже готов попрощаться с кожей на ладони, но Дилюк поднял руку, и Пиро заблестел на кончиках его пальцев, растопив лёд достаточно, чтобы помочь высвободиться. Кэйа взглянул на него. Дилюк, как и ожидалось, выглядел абсолютно ужасно: брови скривились от боли, быстрые и слабые вдохи наполняли паром воздух перед ним. — Похоже, у нас два варианта, — говорит Кэйа, и его взгляд возвращается к застрявшему в туловище Дилюка ледяному шипу. — Ты можешь вытащить лёд и истечь кровью или оставить его и замёрзнуть до смерти, пока мы не спустимся с горы. Несмотря на все усилия, сохранить легкомысленный тон не получилось, и в голосе задрожали выдающие его беспокойство нотки страха. …Возможно, получится списать это на холод. Да, так он и сделает. В любом случае, Дилюк ничего не заметил: у него был более серьёзный повод для беспокойства. Лед, проткнувший его насквозь, к счастью, не задел жизненно важных органов, хотя они не могли знать наверняка, пока не покажут его врачу. Сейчас кровь Дилюка замёрзла в том месте, где она встречалась со льдом и придавала ему зловещий багряный оттенок. Кэйа протянул руку, но не решился дотронуться, и вместо этого только засмеялся с ещё большей дрожью в голосе. Невесёлый звук эхом отразился от стен ледяной пещеры, скрывшей их от снежной бури, и усилился в несколько раз, прежде чем, наконец, затихнуть. — Хочешь подбросить монетку? — Я расплавлю его, чтобы вытащить, — он не уточнил, кто именно займётся удалением, но вариантов оставалось немного. То, что Дилюк до сих пор сохранял спокойствие, было удивительно и в то же время ожидаемо — его выдавали только бледность лица и губ. Кэйе показалось ироничным, что слова Дилюка прозвучали намного твёрже, хотя именно он был тем, у кого, ну… живот пробит куском льда. — Ты истечёшь кровью, — повторил Кэйа. В диаметре шип был толще его собственного запястья, а длины хватило на то, чтобы пробить торс Дилюка насквозь: красное остриё торчало из его спины. — Прижгу… Я легче переношу ожоги, — теперь он звучал менее уверенно, но, кажется, дело было скорее в потере крови. Возможно, он даже не чувствовал рану: пронзающий тело холод действовал как анестетик. Это определённо изменится, когда они вытащат лёд. Но если и было что-то, о чём Кэйа мог не беспокоиться, так это о том, как Дилюк справится с болью. А вот о его жизни… — Хорошо. Твой выбор. Уже давно Дилюк выживал в одиночку, а Кэйа не знал и половины того, через что ему удалось пройти за время своего отсутствия в Мондштате. Поэтому нужно было просто согласиться: он лучше знает, что делать в этой ситуации, учитывая его состояние. А тот факт, что Кэйа не хотел принимать решение — не хотел нести ответственность, если что-то пойдёт не так, — не имел к этому никакого отношения. Дилюк решил не тратить время и прижал руку к ране в том месте, где лёд встречался с кожей. Его ладонь вспыхнула ярко-оранжевым ещё до того, как Кэйа успел крепче ухватиться за шип — он хотел бы попросить притормозить, но сейчас было не самое подходящее время. Под огнем, исходящим из руки Дилюка, лёд уже начал таять, превращаясь в воду. — Сейчас! — он произнёс лишь одно сдавленное слово сквозь стиснутые зубы, но несмотря на всю боль, больше не издал ни единого звука. Его рука вспыхнула ярче, кровь хлынула из открытой раны и начала превращаться в пар, прежде чем замедлиться и остановиться: он с силой закрыл рану огнём. Рука безвольно упала на бок, и Кэйа, замерший напротив, едва успел дотянуться и поймать Дилюка, когда того потянуло вперёд. Дилюк не потерял сознание, но теперь, казалось, был близок к этому. Он не двигался и не сопротивлялся, когда Кэйа подтащил его ближе, чтобы тот мог на него опереться. И всё ещё — ничего. Дилюк не морщился, не кричал и даже не стонал от боли. Было только прерывистое дыхание, которое он не мог контролировать, и дрожь, охватившая плечи — чисто физиологическая реакция на боль и холод. — Архонты, Дилюк. Скажи что-нибудь, — прошептал Кэйа. Не он здесь был ранен, но боль спазмами распространялась по груди и горлу, выдавливая из него слова, хотя он и сам не знал, о чём просит. Он и не надеялся услышать ответ, но, к своему удивлению, получил его, когда Дилюк слегка пошевелился в руках: — Что? Его голос был тихим и задыхающимся. «Слабый, — подумал Кэйа, — будто больше не может собраться с силами, чтобы даже заговорить». Ему вспомнился ребёнок с красными волосами, который однажды пришёл в слезах из-за занозы, и в груди отчего-то заболело сильнее. — Тебе больно? — вопрос вырвался, прежде чем Кэйа успел подумать. Как глупо. Само положение, в котором они оказались, было глупым, и его можно было избежать, если бы они — если бы только Кэйа немного поторопился, и тогда Дилюк бы не… Дилюк снова пошевелился. — Что это вообще… за вопрос? — на выдохе спросил он. Если честно, Кэйа не знал, в полной ли мере Дилюк остаётся в сознании и способен ли вообще воспринимать его слова, но вместо того, чтобы уточнить, только бросил: — Неважно, — он поднял голову и взглянул на бушующую снаружи метель, а затем снова посмотрел на Дилюка. — Кажется, мы тут как минимум на полдня застряли. Ты столько продержишься? Кэйа рассчитывал на ожидаемое «да» — потому что Дилюк не мог дать другого ответа, не важно, правда это была или нет, — но на этот раз его встретила тишина. Внутри уже начала расти паника, и он посмотрел вниз. Причина молчания была очевидна: Дилюк всё-таки потерял сознание в его руках. Глаза были закрыты, а дыхание оставалось таким же слабым и прерывистым. И всё же — он дышал. Кэйа вздохнул, протянул руку, чтобы расстегнуть свой плащ и стянуть его с плеч, а затем, приподняв Дилюка, набросить на него. Дилюк же слегка пошевелился, так, чтобы вжаться в ускользающее тепло одежды. Кэйа обнял его, вновь подтянув поближе к себе, и уже ничего не стал говорить. Его сложно было назвать религиозным человеком, учитывая историю жизни. Может, это было из-за обстоятельств, в которых они оказались: рядом с пиком самой высокой горы Драконьего Хребта, с бушующей снаружи метелью и без дороги назад. Кэйа держал Дилюка так, словно боялся, что тот в любой момент ускользнёт от него. Или, может, ему просто было нечего делать, пока он ждал окончания шторма. Так или иначе, в следующий раз закрыв глаза, Кэйа помолился.

***

Дилюк проснулся только спустя несколько часов. Из-за снижения температуры Кэйе пришлось разбудить его, иначе тот мог погрузиться в сон более глубокий, чем от потери сознания. Не успел он до конца прийти в себя, как уже начал кашлять, издавая слабые, сдавленные звуки, будто едва набирал воздух для них. Кэйа наклонился и притянул его ближе в отчаянной попытке защитить от пронзительного холода, но даже так кашель продолжался ещё долго. Теперь Дилюк выглядел даже хуже, чем раньше: кожа бледная, почти бескровная, и линия губ едва различима. Лицо искажено болью, хотя он всё ещё не издавал ни звука между дрожащими вдохами. Кэйа прижал его к себе крепче, чувствуя как необъяснимое раздражение закипает внутри. Дилюк что, умрёт, если хоть на мгновение перестанет распространять свою ауру гордого молчаливого страдания? — Тебе больно? Если хочешь поплакать, моё плечо как раз рядом, — сказал Кэйа, пытаясь добавить немного своей ветрености в ситуацию. Дилюк не впечатлился. — Нет, — сказал он просто. Было не совсем ясно, отвечает он на вопрос о боли или на предложение поплакать. Вероятно, и то, и другое. Будто он сейчас мог не чувствовать боль. Кэйа тихо вздохнул. — Как хочешь, — сказал он. — Тебе хотя бы холодно? Или ответ тоже «нет»? На этот раз Дилюк заговорил не сразу, и когда Кэйа посмотрел на него, тот нахмурился. — Тебе весело? Кэйа замер. Хуже всего был даже не сам вопрос, а то, как Дилюк, растерянный, произнёс его — будто и правда не знал ответа. Резкость в его голосе звучала болезненно, и стоило Кэйе протянуть к нему свою руку, как тот дёрнулся назад, прислонившись к стене пещеры. — Просто… уходи, если хочешь, — Дилюк слабо отвернулся, заглушая резкий кашель о своё плечо. Кэйа взглянул на его рану, чтобы убедиться, что она не открылась от напряжения. — Ты не обязан оставаться. Я… найду дорогу, когда буря стихнет. — Ты же несерьёзно, — наконец сказал Кэйа спустя несколько мгновений, когда к нему вернулся голос. — Как ты собираешься спуститься обратно в Мондштадт в таком состоянии? — Найду способ. Дилюк снова начал кашлять и не останавливался уже несколько минут, даже после того, как Кэйа аккуратно постучал по его спине. Когда приступ наконец прошёл, Дилюк прижался обратно к стене. Его плечи тряслись, и он с трудом переводил дыхание, но, несмотря на это, щёки были бледными как никогда, а кожа обжигала холодом, стоило Кэйе прикоснуться к ней кончиками пальцев. Дилюк отвернулся, сбросив с себя его руки. — Нет нужды притворяться, что ты обо мне беспокоишься, — прошептал он так тихо, что Кэйа сперва не расслышал. Кэйе показалось, будто кровь в его венах застыла, а нутро наполнилось осколками льда, и дело было вовсе не в температуре. — Я не… — начал он, но тут же остановился, не зная, что сказать, потому что вряд ли мог винить его за этот вывод. Дилюк чуть не истёк кровью до смерти — и всё ещё имел на это шансы, — а Кэйа просто… Дразнил его. Спрашивал, больно ли, хотя это было очевидно, замёрз ли он, хотя они буквально попали в эпицентр снежной бури, и всё чтобы заставить Дилюка признать хоть что-то. Он просто… думал, что Дилюк знает его лучше. Но разве он имел право вести себя так после всего, что с ними случилось? Судя по резкому, усталому смеху, Дилюк воспринял его молчание как подтверждение своих предположений. И если Кэйа ждал от него какого-то признания в уязвимости или боли, то теперь оно было перед ним. Потому что, как бы ни старался Дилюк, нельзя было скрыть усталость на его лице, мелькнувшую, прежде чем он отвернулся. У него снова шла кровь: не сильно, но Кэйа мог видеть, как она стекает из разорванных краев мышц по обожженной, покрытой волдырями коже, и впитывается в белый плащ, всё ещё наброшенный на него. Лёд, который Кэйа вытащил из торса Дилюка, лежал неподалеку — при такой температуре он, очевидно, не таял. Вокруг всё ещё были видны капли разбрызганной крови. — Просто… уходи, — сказал Дилюк. Сознание Кэйи наполнилось ощущением рук, хватающих плечи и толкающих в сторону, когда заснеженная земля под ними провалилась. Дилюк не смог защитить их от лавины, но он попытался, хотя мог бы выбраться сам, если бы не пытался утащить Кэйю с собой. Кэйа чувствовал себя идиотом. — Я… — он замолчал, оборвав себя на полуслове, слабо рассмеявшись и не зная, как ему выбраться из ямы, в которую он сам себя загнал. В других обстоятельствах он мог бы оценить иронию ситуации. Кэйа старался уколоть Дилюка за нежелание признаться в собственной слабости, и то же время сам он всеми силами противился произнести хотя бы одно предложение, полное признания. Даже сейчас продолжает противиться. Дилюк так ничего и не сказал, и когда Кэйа опустил на него взгляд, то увидел, что тот снова закрыл глаза. Его лицо было мертвенно-бледным — Кэйа испугался, что до тёплого и безопасного места они уже не доберутся. Руки тряслись сильнее, чем раньше — так, что он не мог даже сжать их как следует. Он отвернулся от Дилюка, надеясь, что тот уснул. Ощущая, как кровь приливает к ушам, он сказал: — Прости меня. Никакого ответа. Кэйа снова бросил взгляд на Дилюка. Кажется, тот и правда спал. — Я переживаю за тебя. Всегда переживал, — Кэйа протянул руки, осторожно обняв его, уже не способного сопротивляться, за плечи. — И никогда не думал прекращать. Как и ожидалось, произнести эти слова оказалось легче с ощущением, что их не услышат. Кэйа притянул Дилюка поближе, не зная, что чувствует: облегчение или разочарование. Но всё же была одна вещь, в которой он не сомневался. — Трус, — прошептал он себе под нос со слабым смешком, сжимая глаза и притворяясь, что не чувствует, как их начинает щипать.

***

Через час Кэйа заметил, что Дилюк перестал дрожать. На этот раз он просыпался медленнее: его веки выглядели тяжёлыми от усталости, даже когда он наконец смог их поднять. Кэйа чувствовал холод чужого тела по сравнению со своим. Это было ожидаемо, учитывая, сколько крови он потерял, но осознание заставляло страх медленно расти внутри, сжимаясь вокруг горла. И всё же, если Кэйа сейчас спросит, замерз ли он, то услышит только «нет» в ответ. — Дилюк? — прошептал Кэйа, обнимая его крепче, насколько мог осмелиться. Он не знал, сколько тепла сможет дать, потому что и сам замерзал, но это было лучше, чем ничего. — Эй! Ты проснулся? Ответ занял у него много времени и прозвучал скорее как тихое неразборчивое бормотание. Кэйа взглянул на выход из пещеры: буря уже начала стихать, но закончится она не раньше, чем через несколько часов. Ждать здесь её окончания, особенно при нынешнем состоянии Дилюка, уже не казалось хорошей идеей. Поблизости не было ничего, что можно разжечь: ни сухих веток, ни горючего. Согревающие зелья потерялись под лавиной. А поддерживать огонь одними своими силами Дилюк не сможет. — Чёрт, — прошептал Кэйа. Дилюк пошевелился — может быть, в ответ на его голос, а может, потому что он сжал его слишком крепко: — Ты всё ещё здесь. Кэйа судорожно вздохнул, меняя положение рук, чтобы плотнее прижать Дилюка к себе. — Ты правда думал, что я уйду? Дилюк слабо рассмеялся. — Не знаю, — прошептал он. Его дыхание холодом ложилось на кожу. — Я подумал… не важно. Они снова замолчали, но слова Дилюка застряли в сознании Кэйи. «Ты всё ещё здесь». Словно он и правда думал, что Кэйа уйдёт. Вот только что бы произошло, если бы никто не смог разбудить его здесь и, пусть и немного, согреть? Холод снова сжал нутро. Слова, которые так легко давались, когда Дилюк спал, сейчас застряли в горле. — Я бы не бросил тебя вот так. Дилюк же ещё хоть немного верил в него, правда? — Передумаешь ли ты… если я скажу, что не могу умереть от холода? Кэйа только усмехнулся. — Но сейчас Вы кажетесь мне очень холодным, мастер Дилюк, — сказал он и коснулся пальцами его лба. Почему-то этот ответ заставил Дилюка рассмеяться — слабо и с кашлем. — Мой Глаз Бога мне не позволит. Скорее он сожжёт меня, чем это случится. Кэйа хотел бы чувствовать облегчение, но задумался над тем, каким же путём Дилюк это выяснил. И над тем, что он считал этот факт решающим, способным заставить Кэйю бросить его здесь, в эпицентре метели, на вершине пустынной горы, где опасность поджидает на каждом углу. И в крови из-за раны, которой он мог избежать, если бы не полез спасать их обоих. Тот чёртов кусок льда всё ещё лежал здесь, целый и невредимый. Кэйа посмотрел на него: смешанный с кровью, испачканный ярко-красным. — Я остаюсь, — сказал он, хотя на языке вертелись другие слова, — даже если ты скажешь уйти. — Почему? — несмотря на своё состояние, Дилюк смог приподняться так, чтобы проследить за взглядом Кэйи. — Из-за чувства ответственности? Это была идеальная возможность, но Кэйа не воспользовался ею. — Думай так, если хочешь, — глухо ответил он. И сознание снова прошептало ему: «Трус». Повисло молчание. Дилюк, вероятно, решил больше не допрашивать его, а Кэйа считал это верным решением. Но слова, которые Дилюк так и не услышал, до сих пор жгли его горло, и, прежде чем как следует подумать, Кэйа импульсивно начал говорить: — Дилюк… Тот слегка пошевелился, взглянув на Кэйю. Его лицо всё ещё было бескровным. Когда Кэйа протянул руку и аккуратно коснулся лба, то почувствовал, какой до ужаса ледяной была кожа. — Тебе не стоило идти за мной. Ты мог бы выбраться сам, — сказал он, потому что это было правдой. Дилюк едва заметно пожал плечами. — Может быть, — сказал он просто, так ничего и не добавив. Может, он мог бы. А может, и нет. — Тогда почему не сделал этого? — Кэйа поймал себя на том, что вновь задаёт вопрос, хотя сам при этом не отвечает ни на один. Он не ожидал, что Дилюк рассмеётся, но услышал именно это. Не насмешливо, но и не печально, как раньше. — А ты почему не ушёл? — снова спросил Дилюк. — Потому что я… — Кэйа не знал, получится ли у него произнести эти слова. И у него не получилось, ему всё ещё не хватило решимости сделать последний шаг. Но губы Дилюка были на его губах, забирая неудавшееся признание, и Кэйа подумал, что, возможно, он наберётся смелости в другой раз. Шторм не прекращался, и у них до сих пор не было ничего для огня. Но Кэйа не мог перестать думать о том, что губы Дилюка стали немного теплее.