Под одним большим небом

Вот уже сотню ночей Кае снится один и тот же сон: замок с башнями из белого камня, озаренный лучами заходящего солнца, протянувшееся до самого горизонта бескрайнее море, и огромный корабль, величественно покачивающийся на волнах. Кае очень хочется сбежать вниз по винтовой лестнице, оплетающей башню, хочется броситься навстречу холодному морскому ветру и бесконечному морю, заполонившему целый мир, а еще – хотя бы на мгновение увидеть отважную команду, крики и смех которой доносятся до самого берега. Но ноги путаются в длинном подоле платья, двери меняются местами, открываясь в совершенно другие комнаты, а коридоры бесконечно бегут вперед, не давая ей ни малейшего шанса выйти наружу. Кае очень хочется простора, но стены замка слишком тяжелы для невесомых морских ветров и смеха пиратских команд. В выложенном мрамором мире нет места шуму и гуляниям, а крики слишком громки и оскорбительны для величественной, оглушающей тишины. Кая выбивается из сил, садится на ступени башни, сбегающие в беспроглядную тьму, и смотрит в зарешеченное окно. Корабль все так же покачивается на волнах, но так далеко, что разглядеть снующих по палубе людей не представляется возможным. Пробивающийся в башню морской ветер не бодрит и зовет к приключениям, а пробирает до самых костей, а веселый смех заглушается испуганными криками потерявшей госпожу прислуги. И сотни раз сон заканчивается в объятиях пуховых перин и собственных мыслей. Сквозь задернутые шторы слабо пробиваются лучи солнца, и Кая, как и сотни тысяч раз до этого, встает навстречу новому дню. Вот только происходящее во сне не дает душе покоя, и Кая не раз отвлекается от дел, чтобы подняться на второй этаж и выглянуть из окна. Моря отсюда почти не видно – лишь слабо поблескивает тонкая линия у самого горизонта, а воздух напоен ароматами цветов и трав, а не бодрящим холодом. У раскрытого во всю ширь окна она вышивает и читает, пишет письма и по нарисованным трафаретам старается повторить цветочные узоры и птиц из неведомых краев. За рисованием день незаметно клонится к вечеру, сгущаются краски на небе, а тонкая, едва различимая полоска моря вспыхивает огнем. Кая возвращается вниз, в уютные объятия полумрака, зажигает свечи на столе и вытаскивает коробку с письмами. Вот только взгляд нет-нет, да и скользнет к открытому окну и морю, прячущемуся где-то за тянущимися к облакам деревьями. Нет-нет, да и выхватит из полутьмы собственные портреты, нарисованные кем-то, кажется, придуманным, привидевшимся в одном из самых ярких и теплых из когда-либо увиденных ей снов. Кем-то, кто всегда делился с ней своим миром: неизведанным и необъятным. Кем-то, кто всегда был и навечно останется самым желанным гостем и самым близким другом. Усопп приносил ей этот мир в баночках масляных красок, в вырезанных из дерева птицах и корзинах полевых цветов. Прокрадывался к ней с ворохом историй, пока особняк дремал под полуденным солнцем, а окно Каи распахивалось в легенды о храбром воине моря, в соленый ветер, принесенный Усоппом в сетях, и в тысячу историй, заботливо разложенных по карманам. Мир Каи возвышался над ними недвижно и угрюмо, накрывая кисти и краски тяжелой тенью, прерывал веселый смех силуэтом Курахадола, загородившим окно, или беспокойным шепотом Мэрри. Мир Усоппа – легкий, почти невесомый, как сказочное, волшебное видение заплутавшего в пустыне путника; яркий, шумный и громкий, как праздничный фейерверк над деревней. Его воздухом не надышаться, легендами – не наслушаться, а миром – не нажиться. И Кая, затаив дыхание, слушала легенды о воине моря, смеялась над его шутками, но всегда помнила о том, что видения растворяются в воздухе, стоит подойти к ним чуть ближе, а распустившиеся на небе цветы фейерверков оставляют после себя беспроглядную тьму. Мир Усоппа слишком сильный для Каи. Его дыхания хватает для того, чтобы надувать паруса кораблей и гнать их по всему свету, ему прислуживает своенравный морской ветер, облетающий все города и страны, и все люди, его населяющие, – гордые, храбрые и сильные, как обрушивающиеся в шторм волны. Её же мир – замок из белого мрамора, охраняемый, оберегаемый, неприступный. Однако Кая знает, что дуновения сильного, напоенного морем, ветра хватит для того, чтобы пошатнуть его стены. Он, сильный снаружи, изнутри сотрясается от непрекращающегося кашля Каи. Поэтому Усопп отправляет ей письма – быстрые, порывистые, написанные под диктовку бьющихся о корабль волн, на бегу брошенные ветру, с поручением отправленному в родную деревню. Здесь – отрывки новых историй, ароматы цветов, растущих на краю света и рисунки пролетающих над головой облаков. Здесь – та самая сила, сила мира Усоппа и команды будущего короля пиратов, что спасла их всех от неминуемой гибели, и пусть и ненадолго, но объединила два совершенно разных мира. А ещё – бесконечные напоминания о том, что самый большой, сильный и дорогой сердцу корабль, подарила миру Усоппа Кая. Без него утихли бы ветры и легенды о храбром воине моря, не слышался бы больше смех на пиратском корабле, не распевались бы песни. Без него не было бы обрушивающихся с неба волн, затерянных островов и имен, звучащих на весь мир. Гаснут одна за другой свечи, выплывает из-за горизонта солнце, пламенеют небеса на востоке, а письма Усоппа все никак не заканчиваются. Они греют руки и сердце, пахнут соленым ветром, солнцем и пряностями, грезят дальними странами и затерянными островами. Курахадол как-то сказал, что они с Усоппом живут в разных мирах. Пусть так. Но небо – бесконечное, бескрайнее – над их мирами одно. И все сны Каи теперь всегда будут только о нем.