Пусть Император у порога Колени преклонит. Она из тысяч избирает Лишь Одного — И больше пламенем не вспыхнет Ни для кого. Эмили Дикинсон
В тот день, когда Страйка выписали из больницы и он ковыляющей походкой дошёл до крыльца, наружный мир, начинавшийся сразу за стеклянной дверью, поразил его своей небывалой яркостью. Солнечный свет бил по глазам. Сощурившись, Страйк достал из кармана телефон и проверил наличие или отсутствие новых сообщений от Робин: та самолично вызвалась отвезти его домой на «лендровере», за что он испытывал, как и всегда, прилив бесконечной благодарности. В голубом целлофановом пакете, который ему одолжила одна любезная медсестра, лежали контейнер с остатками принесённой Люси домашней еды, зубная щетка, полотенце, мыло в футляре и прочая мелочовка. Рюкзак висел на плече: одежды там лежало немного, так как в больнице нужды наряжаться у Страйка не было. Он сильно похудел за истёкший срок — сказались период тяжёлой реабилитации после ранения и рьяный (наконец-то приведённый в исполнение) порыв собрать всю волю в кулак и начать заботиться о своём здоровье. Страйк руководствовался доводами здравого смысла. Если он хочет, чтобы агентство функционировало как следует, необходимо находиться в строю и поддерживать физическую форму. Откровенно говоря, он и раньше это знал, но именно ножевая рана в груди почему-то стала последним весомым аргументом. К больнице подъехал «лендровер». Робин, сидящая за рулём, помахала ему рукой, а затем приоткрыла дверь переднего пассажирского сиденья. Как только Страйк увидел её свежее, выспавшееся лицо, он ощутил внутри искристое и тёплое чувство, которое он в последнее время — особенно в те часы, которые Робин проводила у его койки, — уже не пытался маскировать словами-подделками и намеренными умалчиваниями. — Привет, — сказала она. — Привет. Страйк не выдержал и до нелепости широко улыбнулся. Робин, приятно изумлённая такой реакцией, постаралась не придавать большого значения участившемуся пульсу и отразила эту улыбку. — Тебе потребуется какая-то помощь? — На вряд ли, спасибо. У меня и вещей-то почти нет, — ответил Страйк, усаживаясь на место рядом с Робин и захлопывая дверь. Несколько секунд они провели в тишине, таращась друг на друга и продолжая улыбаться. Казалось, они воспринимали «освобождение» Страйка с одинаковым воодушевлением. И что за дурость? Ведь они виделись достаточно часто, чтобы не успеть соскучиться, однако сейчас, не ограниченные строгим регламентом больничных посещений, воспринимали всё иначе. Страйк отметил, что Робин выглядела замечательно: на ней были джинсы и бежевый кашемировый джемпер со спущенной проймой, клубнично-рыжие волосы она собрала в аккуратный хвост. На шее её поблёскивала тонкая золотая цепочка. — Ну что? — обратилась Робин. — Даже не верится. — Точно. — Ты выглядишь гораздо лучше. — Это всё заслуга врачей и пирога Пат — он помог мне не свихнуться на этом здоровом питании. Робин рассмеялась. — Она расспрашивала о тебе. В агентстве без тебя совсем не та атмосфера. — Да, да, понимаю. Никто не грубит, не придирается… — Кончай уже, пожалуйста. Ты прекрасно знаешь, что никто из нас так о тебе думает. Мы все рады твоему возвращению. Хотя Страйк не сомневался в искренности этих слов, он всё же в глубине души лелеял робкую веру в то, что Робин говорила не столько от всего коллектива, сколько от себя самой. Пока Робин поправила зеркало заднего вида, Страйк собрался с духом и как бы вскользь поинтересовался: — Как тот парень? Райан, кажется? Щеки Робин чуть порозовели. Лишь когда «лендровер» вырулил с территории больницы, она ответила: — Райан, да. У нас… у нас всё в норме. — Она подумала, что прозвучало это «в норме» крайне глупо. — У нас было шесть свиданий. Он славный. — Это же хорошо, — выдавил Страйк. Он не был уверен, что полностью поборол разочарование в голосе. — Хорошо, когда всё хорошо. Робин коротко посмотрела на него. Страйк уже отвернулся к окну. Она нахмурила брови и сосредоточила внимание на дороге. «"Хорошо, когда всё хорошо?" Какого чёрта это было?» — подумали оба.* * *
Знаменательный визит, в который Робин узнала, что агентство отныне носило новое название «Страйк и Эллакотт», обернулся для Страйка, чудом избежавшего смерти от мачете и валявшегося на больничной кровати, одним важным открытием — простым и неопровержимым. Он долго боролся с собой, он находил тысячу причин для осторожности в отношениях со своим партнером и лучшим другом, он занимался неуклюжим и подчас абсурдным самообманом, он раз за разом упускал подходящие возможности. А всё для чего? Для какой такой великой цели? Чтобы не признавать прозрачную и очевидную всем окружающим — но не ему — истину: он был абсолютно, глубоко и всепоглощающе влюблён в Робин Эллакотт, поразительную молодую женщину, по ошибке оказавшуюся у порога его детективного агенства в то злополучное утро, когда он потерял невесту и готовился вскоре потерять бизнес. Робин исправила всё сломанное, что было в его жизни. Робин стала ему не просто товарищем, а чуть ли не единственным человеком, чьё общество он воспринимал как огромный и, возможно, незаслуженный дар судьбы. Он ничего не имел права ждать от неё; она и так отдала ему многое, и с его стороны было бы верхом эгоизма просить ещё и о взаимности. И всё-таки через неделю, когда вечером пятницы перед закрытием двери агенства Страйк услышал, как Робин разговаривает с кем-то (скорее всего, с этим Райаном) по телефону и подтверждает встречу в ресторане, он не мог не возненавидеть себя за свою же ревность. Непрошеные эмоции выявляли его двойные стандарты: все годы знакомства с Робин он не отказывал себе в удовольствии встречаться и спать с кем угодно, а ей, выходит, нельзя только потому, что на него нашло озарение. Портить ей из-за этого жизнь? Увольте. — Всего наилучшего, — проскрежетала Пат, поплотней закутываясь в пальто. — До понедельника, — хором отозвались Страйк и Робин. — Надеюсь, свидание удастся на славу, — сказала Пат на прощание. Последняя реплика, предназначавшаяся Робин, прогнала и малейшую тень прежней неуверенности Страйка в том, как пройдёт её сегодняшний отдых. Страйк и Робин неторопливо спустились вниз и вышли на Денмарк-стрит. Уличный воздух пьянил свежестью. Робин, подправившей макияж перед выходом из конторы и заранее надевшей длинное чёрное платье, которое годилось и для неформальной обстановки и для рабочей, приятно было сознавать свою привлекательность. В прежние времена Страйк, оказавшись за пределами помещения, где не разрешалось курить, обязательно бы достал пачку сигарет «бенсон энд хеджес», но поскольку он уже три месяца держался за клятву «не гробить себя раньше срока», избитый ритуал не был приведён в исполнение. Робин отдавала должное его выдержке и проснувшемуся здравомыслию. Она даже фиксировала изменения: Страйк явно убавил в весе, что положительно сказалось на его внешности, и перестал так сильно кашлять после перехода на никотиновые пластыри. — Свидание, значит, — произнёс Страйк. — Да. Не в «Ритц», конечно… «И к чему я это ляпнула?» — огорчилась Робин. Название роскошного заведения находилось под негласным запретом для неё после их со Страйком несостоявшегося поцелуя. — И куда же вы направитесь? — Тайский ресторан «Ям Са» в Сохо. Там должно быть мило, он сказал. — Уверен, так и будет. — Страйк кивнул. — Выглядишь ты прекрасно. Комплимент Робин, мягко говоря, ошарашил. Он польстил ей, однако она не забыла, сколь редко Страйк в открытую признавал, что она, вообще-то, женщина. — Спасибо. А ты как проведёшь этот вечер? — Я-то? Думаю, запрусь у себя и освежу материалы дела. — Корморан, завтра суббота. — Включу какой-нибудь фильм для фона. Робин вообразила Страйка за просмотром драмы годов семидесятых и впервые за весь день призналась самой себе, что в действительности она совсем не горела желанием идти на это седьмое по счёту свидание. Райан был, безусловно, чудесный, вот только это не имело никакого значения, потому что за всеми их разговорами Робин неизменно ощущала смутную грусть и тяжесть от притворства. Какие у неё имелись альтернативы? Сказать Страйку: «Знаешь, я бы запросто променяла этот ужин в Сохо на твою компанию». — Тогда до… понедельника? — проговорила Робин. — Мгм. Когда Робин сделала несколько шагов в сторону метро, Страйк окликнул её. Она обернулась в тот момент, когда он схватил её за руку. — Робин… — Страйк наклонился к ней ближе. Ещё никогда Робин не видела в его глазах такого выражения. — Робин, — повторил он, — надеюсь, Райан Мёрфи в курсе, какой он, чёрт возьми, везунчик. Робин открыла рот, но не проронила ни слова. — Прости, — он отпустил её запястье, — прости, я просто хотел сказать, что… Я знаю, что тебе это не нужно, я сам во многом виноват. Может, если бы я раньше попытался… Впрочем, я попытался — тогда у «Ритц». И ты тогда так отреагировала, что я всё понял. Тебе даже говорить ничего не пришлось. — Корморан… — Всё путём. В любом случае я доволен уже тем, что мы по-прежнему друзья. Я говорил это раньше и повторю снова: ты — лучшее, что у меня есть. И я буду полным кретином, если разрушу твоё счастье, потому что ты заслуживаешь этого больше, чем кто-либо. Ты слишком хороша для Мёрфи. Для кого угодно ты слишком хороша. В первую очередь — для меня. Теперь глаза Робин блестели. Но в этом блеске была обида. Она закусила губу. Опустила голову. Снова подняла. — Ты и в самом деле такой слепой, Страйк, или только притворяешься для меня? — выпалила она. — Господи, я уже несколько лет думаю и терзаюсь: что между нами творится? Я чувствовала себя полной дурой из-за своей… своих чувств. — Да я… — И вот теперь, когда у меня впервые за несколько лет кто-то появился, ни раньше и ни позже, ты говоришь, что я «слишком хороша» для тебя? Что не хочешь рушить моё счастье? Серьёзно? — Я дорожил нашей дружбой. — И хотел моего счастья? Да ты уже давно мог сделать меня счастливой. Но тебе были важны комфорт и свобода. Чтобы никто тебе не указывал, как и что делать. Откуда мне знать, что со мной не будет, как с другими? — Да потому! — повысил голос Страйк. — Потому что я, Робин, никогда и никого не любил так, как тебя! И потом, тогда у «Ритц» я хотел тебя поцеловать, но ты… — Я испугалась, что ты пожалеешь об этом, убедишься, что это была ошибка, а я… — Робин сглотнула подступающие слёзы. Поражённый, Страйк застыл. Неужели она в самом деле предполагала, что он обойдётся с ней жестоко? Раз так — он и правда кретин. — Робин, я… — До понедельника. Доброго тебе вечера. Робин развернулась и пошла в направлении метро. Страйк остался стоять на улице в таком паршивом состоянии, что проще было повеситься.* * *
Несмотря на разболевшуюся культю, он посетил Сохо. Он видел, как он и она сидели за столом в тайском ресторане и смеялись чему-то. «Хорошо, когда всё хорошо. И зачем я сюда притащился? Идиот». Взобравшись по лестнице до своей скромной квартиры, Страйк приготовил себе тушёные овощи со спагетти и включил телевизор. Еда осталась нетронутой. Он то и дело поглядывал на экран мобильного телефона: никаких сообщений, как он и ожидал, не появлялось. Он всё испортил за один диалог. Он расстроил её. Он заставил её говорить то, что она говорить отказывалась. «Она меня не простит, нет, нет, ничего уже не будет…» — заключил он, всё глубже увязая в тоске. Раздался звонок в дверь; Страйк встал с дивана, вышел в коридор и отпер её. На лестничной площадке стояла Робин — всё в том же чёрном платье и светло-коричневом тренче, благоухающая духами, которые он ей подарил на день рождения. Лицо Робин разрумянилось от смущения и досады. — Почему ты не позвонил? — спросила она без обиняков. — Почему стоял там, снаружи? — Отказался от идеи окончательно испортить тебе свидание. — Мы расстались. — Что?.. — По-доброму, без обид. Я объяснила ему ситуацию, а он принял это с полным пониманием. Знаешь, он ведь и правда славный, таких ещё поискать. — И ты сбежала из тайского ресторана и от шикарного парня… сюда? Смотреть телевизор со спагетти? — Безумие, скажи? Страйк фыркнул и пропустил её внутрь. Он запер дверь и замер спиной к своей гостье. Он вдруг вспомнил их первую встречу: на ней красовался этот самый плащ. — Робин, — позвал он. — Я сейчас безумно хочу тебя поцеловать, но если ты против, то… Страйк услышал, как она приблизилась к нему, и обернулся. — Нет. Я не против. Они улыбнулись друг другу, и Страйк привлёк Робин к себе.