Тепло

Холод. Могильный, жестокий и безжалостный холод, не имеющий сострадания и пощады ни к одному живому существу, забирая лишь малейшую возникшую капельку тепла в объятья своих цепких и острых пальцев. Это было единственным, что испытывал Генри уже не первый час, свернувшись клубочком и крепко обнимая колени внутри Станции Маленького Чуда. Кто бы знал, что неосторожный шаг по, на вид крепкой, но, всё же, оказавшейся такой хрупкой доске, и вот он уже летит вниз, вниз, вниз, видя перед глазами лишь размытые огни проносящихся с неимоверной скоростью этажей, после чего с головой оказывается в ледяной жидкости, в миг обволакивающей всё его тело. Чернильные пятна на теле лишь усугубляли ситуацию, заставляя мужчину ещё сильнее дрожать от холода и стучать зубами так, что, как ему самому казалось, было слышно на всю округу. Хотя, кто вообще мог бы его услышать? На настолько глубоких этажах, где властвует жгучая стужа, наверняка нет ни души. Кто же, кроме невезучего аниматора, посмеет сунуться туда? Бедный человек неотвратимо замерзал, и ни пропитанная чернилами насквозь тонкая рубашка, ни точно такие же брюки абсолютно не помогали и не согревали его. Почти парализованной рукой, Штейн легко толкнул хлипкую дверцу своего укрытия, и та с лёгкостью поддалась, запуская в деревянную кабинку пронизывающий до костей ледяной воздух, заставляющий мужчину сжаться ещё сильнее. С каждыым выдохом художник выпускал небольшое облачко густого пара, и, если бы тот носил очки, стёкла тех в миг бы заволоклись плотным туманом. Генри буквально вывалился из Станции Маленького чуда, едва не споткнувшись о свои же ноги, понимая, что засиживаясь на месте он никак не предотвратит окоченение, а лишь ускорит его. Мужчина начал неистово тереть ладони, выдыхая на них тёплым воздухом и переминался с ноги на ногу, пытаясь хоть немного согреться. Художника всегда пугала медленная смерть. Уж лучше погибнуть от лап Чернильного Демона, чем так... Конечно, Генри бы предпочёл не умирать вообще, однако, если бы пришлось выбирать, это всё же был бы Демон. В какой-то момент, уже в слабо соображающий от обморожения мозг пришла мысль попросту позвать Чернильного и самостоятельно сдаться ему, однако, здравый смысл вовремя пересилил отчание и смирение с якобы неизбежной участью. Хотя, почему «якобы»?... Штейн перевёл измучанный взгляд вперёд, в мрак коридора, сгущающийся и становясь безпросветным уже через десяток шагов. Устало выдохнув, аниматор сделал пару первых шагов, направляясь... А куда? Генри и сам не знал ответа. Лишь бы не стоять на месте, лишь бы не свалиться на пол с неспособными более двигаться ногами, опуская тяжёлые веки и затихая уже навсегда. « — Вот бы сейчас прилечь, хоть ненадолго... — думается мужчине. —Прилечь, и уснуть хорошенько... А потом, отдохнувши, снова идти...» Однако, Генри понимает, что стоит остановиться, присесть, хоть на минутку, то он уже не будет в силах двигаться дальше, и просто замёрзнет среди старых досок и чернил, оставшись в этом глубоком, всеми забытом месте навсегда, где даже никто и никогда не найдёт его обмёрзшее, бледное тело. Но ему всё труднее передвигать ноги, а пальцы онемели так, что каждый шаг отдавался острой болью, заставляя человека морщиться и еле слышно шипеть сквозь стиснутые зубы, прилагая невероятные усилия чтобы двигаться дальше. Мультяшные персонажи, в частности Бенди, будто насмешливо смотрели на замерзающего мужчину своими чёрными глазами с треугольными вырезами в качестве блика, с издевательскими улыбками замечая, что тот начал по-немногу сбавлять скорость, и что каждое движение даётся художнику всё труднее и труднее. Чернила, стекающие по лицу с мокрых волос размывали зрение, заставляя аниматора идти почти в слепую, просто молясь, чтобы не врезаться в стену или какое-либо другое препятствие, лишённый сил подняться вновь и продолжить безсмысленную борьбу с холодом за свою жизнь. В трубе под потолком что-то загудело, привлекая внимание Штейна. Генрих вяло поднял голову на источник звука, усиливающийся с каждой секундой, после чего тот, издав грохочущий звук, обдал мужчину мощной струёй чернил, аж повалив того на пол, не в силах более держаться на ослабленных ногах. Зрение теперь окончательно заволоклось тёмной жидкостью, а в ушах поселился назойливый звон, заглушающий и его собственный крик, и звук постепенно слабеющего потока чернил, стекающего на доски и образуя бовольно большую лужу на том месте, где упал человек, вмиг свернувшись дрожащим калачиком. Дыхание художника стало ещё более быстрым и рванным, выпуская ещё более пара при выдохе и морща лицо. Вот и всё... Он собирался замёрзнуть насмерть... Здесь, посреди холодной студии, в луже обжигающе ледяных чернил, не в силах пошевелиться от онемения всего тела, всеми забытый и никому не нужный... Пока мозг ещё мог слабо соображать, в мыслях мужчины не было ничего, кроме: « — Интересно, будет ли кто-либо меня вспоминать?... Линда наверняка уже заждалась меня дома... Сколько же дней меня не было?... Или... Недель?... Зря я не остался дома в тот злополучный день, как пришло то чёртово письмо... Н-Ничего, дорогая, я уже скоро... Я скоро... Вернусь домой...» Сердце художника билось всё слабее и слабее, облачка пара выходили изо рта всё реже и реже, а уши заложило настолько сильно, что... Мужчина и не услышал тихих, тяжёлых шагов, всё приближающихся с каждой секундой, паралельно с этим издающих странный, цокающий звук, принадлежащий длинным когтям, легонько стукающим по половицам, разом с чернильной паутиной, медленно расползающейся от источника странных звуков, вмиг обволакивая аниматора, однако, ему уже было абсолютно всё равно. Чернильный Демон замедлил шаг, приближаясь к лежащему на полу человеку всё ближе, замерев буквально в паре шагов от умирающего тела, дрожащего от холода, сравнивая его нечитаемым взглядом сверху из-под густого слоя чернил на глазах. Рогатый спустился ниже, переходя на четыре лапы и, подобно кошке, обошёл мужчину, осматривая его со всех сторон и, выгибая спину, наклонился к бледному лицу Генриха, уже почти не корчащемуся от боли, а лишь изредка подрагивая, видимо, уже не в силах даже открыть глаза. Дьявол внимательно рассматривал каждую черту художника, всматриваясь в каждую незначительную морщинку на лбу, сведённые вместе брови, нос с еле заметной горбинкой, слипшиеся ресницы и буквально посиневшие от холода чуть приоткрытые, растянувшиеся в страдальческом оскале губы. Внезапно, когда Генри был уже в паре шагов от гибели, он почувствовал... Тепло... Нежный, приятный порыв, почему-то слегка отдающий чернилами, практически горячего воздуха овеял его лицо, заставляя чуть поморщится и еле заметно улыбнуться уголками рта. « — Хех... Я видимо уже на том свете, раз чудится такое...» — думалось мужчине, пока поток тепла не повторился, в этот раз будучи уже более резким и сопровождаемый тихим, пока ещё непонятным звуком на краю сознания, по-немногу возвращающегося к жизни. До ушей мужчины стало доносится тихое пыхтение в перемешку с фырканием, будто кто-то обнюхивал его, после чего по щеке прошлость нечто тёплое и влажное, оставляя за собой мокрый след, за тем последовало довольное клокотание. От такого Генри всё же соизволил открыть глаза, дабы проверить, кто же это смеет отрывать его от такого важного процесса, как смерть? Чернильный Демон посмел. Сначала аниматор и не поверил своим глазам, счёв это за какую-то галюцинацию умирающего мозга, так как слышал, что люди во время сильного обморожения могут испытывать тепло или даже жар, однако в этом случае всё казалось вполне реальным. Прямо перед его лицом находилась до боли знакомая белая морда, почти полностью залитая чернилами, замечая узкие отверстия ноздрей, что время от времени расширялись, когда Рогатый в очередной раз тяжело, чуть хрипло выдыхал, вновь обдавая Штейна тёплым воздухом. Лишь когда Демон вновь лизнул аниматора по щеке, будто пытаясь этим разбудить, мужчина окончательно понял, что всё это было на самом деле, прикрывая глаза от щекотки на лице. — А... Явился всё-таки... — еле слышным, тихим голосом прошептал художник с небольшой насмешкой на лице, глядя прямо в то место, где, по идее, у Чернильного должны были быть глаза, скрытые за густой, чёрной жидкостью, еле приоткрывая тяжёлые веки. Только сейчас, когда человек уже слегка пришёл в чувство, то ощутил, что чернильная паутина, обволокшая его тело, тоже была слегка тёплой и даже приятной и нежной, будто специально стараясь утешить и успокоить его, паралельно отогревая буквально парализованные холодом конечности, однако, не настолько резко, чтобы от внезапной смены температуры все капиляры попросту полопались от моментального расширения, как это часто бывает при отогреве обмороженных, но всё ещё живых тел, каким и был сейчас Штейн. Тем временем Рогатый, вновь привставая на четыре лапы, начал вытаптывать себе место, вскоре ложась прямо в чернильную лужу на бок рядом с Генри, как бы подражая ему, укладывая голову с рогами в виде полумесяца на пол, подобно аниматору, внимательно наблюдая за ним, хрипло дыша. Смысл действий Рогатого всё ещё оставался для Штейна непонятен, однако, он чувствовал, как все тело по-немногу размораживается и оживает от тёплой чернильной паутины, что вызывало у него ещё больше недоразумения. Вскоре, будто почувствовав, что Генри слегка отогрелся Чернильный слегка мурлыкнул, вновь поднося морду к человеческому лицу и нежно проводя шершавым языком по щеке, коротко задев губы, после чего чуть улыбнулся, поблёскивая белоснежными клыками на свету, однако, не стараясь этим напугать Создателя. Демон аккуратно протянул лапу, что характерно, со втянутыми когтями, к плечу мужчины, укладывая её на него и заставляя художника зажмуриться в ожидании боли... Однако, ничего такого не последовало. Демон начал нежно водить лапой сверху вниз, аккуратно поглаживая намного меньшую по размерам руку, еле слышно скуля, что окончательно сбило Штейна с толку. Ладонь Демона была даже теплее чернильной паутины, от чего бережные поглаживания были ещё приятнее, заставляя художника невольно прикрыть глаза. Вскоре Рогатый отстранился, плавно, будто не желая пугать человека резкими движениями, перешёл в сидячее положение, ещё раз осматривая Генри сверху, после чего, издав нечто похожее на умилённое урчание, поднёс ту же лапу к волосам аниматора, несколько раз проходясь по мягкой и шелковистой копне локонов цвета спелой пшеницы, что было весьма трудно различимо, так как они были мокрыми, да ещё и все в чернилах, аккуратно заводя ладонь под затылок и, нежно оглаживая шею, спустилась к лопаткам, и слегка придерживала мужчину, позволяя ему находиться полусидя-полулёжа, чтобы хотя бы голова не находилась в чернильной луже. Генри и не заметил, как вторая рука ловко скользнула под его ноги, теперь придерживая под коленями и вместе со второй бережно, медленно поднимая его тело и трепетно прижимая к своей мохнатой груди, вмиг обволакивая верх мужчины тёплой, мягкой, чернильно-чёрной шёрсткой, принося ещё больше тепла обмёрзшему Создателю. Конечно, Генрих немало перепугался, когда его так просто взяли и бесцеремонно подняли на двухметровую высоту, однако сил на сопротивление не было вообще, да и ему всё же нужно было отогреться, хоть он и считал поведение Чернильного очень странным. Некоторое время Демон не двигался, давая художнику возможность привыкнуть, после чего медленно побрёл к стене, заранее касаясь её острым кончиком хвоста, от чего на ней тут же стал образовываться чернильный портал, постепенно расползающийся и увеличивающиймя в размерах. — Н-Ну и куда?... — тихо промямлил аниматор, переводя взгляд вверх, на Демона, однако тот никак не отреагировал, всё ещё выжидательно смотря на стену, пока портал окончательно не сформировался. Перехватив Создателя поудобнее, Рогатый ступил вперёд, тут же погружаясь в портал. Генри и зажмуриться не успел, как они уже находились в абсолютно другом месте. Это была небольшая комнатка, имеющая в себе только кровать, этажерку с разным хламом по типу баночек чернил или консерв, и письменный стол со стулом. Так же в этом помещении было гораздо менее холодно, чем на том этаже, откуда Демон забрал Генри, однако, сказать, что здесь была приятная, комнатная температура — всё же соврать. Всё такой же холод, однако, возможно, чуть более щадящий. Рогатый подошёл к кровати, усаживаясь на её середину и скрещивая ноги, усадил недопонимающего аниматора себе на колени, теперь уже заботясь о том, чтобы в шерсть зарывалось уже всё его тело, слегка прижимая мужчину к себе, приобнимая большими лапами, укладывая подбородок на макушку Штейна, чтобы полностью спрятать его в тёплом коконе, тихонько мурча. Спустя некоторое время, Чернильный слегка отстранил голову, тревожно заглядывая в уже более спокойные голубые глаза, после чего, пробно лизнув в щеку и не получив особо никаких протестующих действий, кроме поморщивания и вялой попытки отвернуться, придержал лапой голову аниматора с противоположной стороны, принялся вылизывать его лицо, отмывая его от засохших чернил. Сначала художник всё пытался отстраниться от щекучущих чувств, мурзясь при каждом прикосновении языка, однако в скоре чуть подтаял, во всех смыслах, и лишь слегка пьяно улыбался, прикрывая глаза. Когда с умыванием Штейна было покончено, Бенди чуть отстранился, с гордым мурчанием осматривая свою работу, после чего своим лбом прислонился ко лбу человека, смотря в недопонимающие голубые глаза, тихонько урча. — Слушай, спасибо тебе конечно за помощь, но... — начал было Генри после пары минут такого неловкого молчания, отводя взгляд. — Я думаю, мне уже нужно идти... — аниматор попытался вежливо отстраниться, однако Демон, лишь коротко, недовольно прорычал что-то, лишь крепче прижал Создателя к себе, глубже зарывая его в свой чернильный мех, вновь измазывающий только вычищеное лицо мужчины. — Всё, что тебе сейчас нужно — это отдохнуть и как следует согреться, Генри. — внезапно проговорил низкий, бархатный, слегка хриплый голос сверху, посылая волну мурашек по спине Штейна, что от неожиданности чуть напрягся, сжимая плечи. — В таком состоянии я уж точно никуда тебя не пущу. Вздремни и наберись сил, хорошо? — всё таким же ласковым тоном проговорил Чернильный, чтобы не напугать Генри. Чуть поколебавшись, тот слабо кивнул, сильнее вжимаясь в Рогатого, от чего тот замурчал ещё громче. — Но почему... Почему ты спас меня?... — спустя некоторое время боязко спросил мужчина, приоткрывая глаза. На это Бенди лишь вздохнул, слегка отстраняясь и вновь всматриваясь в прекрасные глаза художника, аккуратно взяв его лицо в ладони, поглаживая большими пальцами, всматриваясь в каждую завораживающую черту, медленно приближаясь, чем заставляя сердце Создателя забиться ещё быстрее, и легонько накрыл его тёплые губы своими, вскоре отстраняясь, подарив короткий, нежный поцелуй, от чего на его морде заиграла довольная улыбка, а на щеках возник лёгкий серый румянец. — Достаточно ясный ответ? — ухмыльнулся Чернильный, чуть склоняя голову на бок и с умилением замечая, как на шокированном лице Генри проявляется смущение, окрашивая его в красный, после чего вновь вовлёк аниматора в тёплые, нежные обьятья, коротко целуя в макушку.