хвосты и ошейники.

      цепь круговыми движениями накручивается на ладонь, цепляясь звеньями за белоснежную кожу, сдавливая ее, тянет на себя, подталкивая податливое тело ближе. и это именно тот момент, когда шутка гоголя про собак и ошейники зашла слишком далеко, настолько, что сигма повел того в секс-шоп.       - хочу увидеть тебя в этом, - пальчик указал на черный кожаный.       - только в этом? я так понимаю, без одежды, - смешок вырвался непроизвольно и гоголь молился, а был он неверующий, всем богам, чтобы это была шутка.       сигма же не шутил, и наблюдал гоголя на коленях перед собой в том кожаном черном ошейнике, с серебряными бляшками и даже гравировкой, настолько постарался.       - хороший мальчик, - щурится и гладит по голове, как песика, чешет за ушком, а гоголь в ответ прогибается в спине и скулит. - повиляй хвостиком для меня.       николай послушный, повилял задом, отчего искусственный хвост замотался в разные стороны, а дырочка сжалась вокруг пробки. из нежных николаевских уст вырвался стон и ошейник вновь, но уже рывком, потянули вперед, тыкая носом в ширинку. еле дрожащие вспотевшие пальцы дергают собачку молнии вниз, расстегивают пуговицу и быстро стягивают брюки до колен, высвобождая давно вставший член.       он делал минет своему сигме уже множество раз, но все заканчивались одинаково: сигме просто сносило крышу от вида николы. в особенности сейчас, когда он невинный сидит у ног, действительно как послушный песик.       рука так и тянется к белесым локонам, хочется надавить, чтобы гоголь сразу вобрал всю длину, но сигма всегда ждет, гладит лишь по голове и улыбается ласково, взглядом позволяя действовать. потная ладошка проходится по длине, размазывая смазку, надавливает слегка подушечкой большого пальца на головку. кончиком языка слизывает очередную каплю предэякулята, дразнит, облизывая плоть круговыми движениями, но не беря в рот. сигма хмурится, натягивает цепочку сильнее, - да так, что ошейник чуть в кожу впивается, душит, - чтоб гоголь наконец понял, чего от него хотят. никола смотрит снизу вверх на до смешного сердитого сигму, улыбается загадочно и все же уступает, аккуратно захватывает пухлыми губами головку, посасывая. проходится вновь по всей длине уже языком, помогая рукой, вбирая слишком глубоко, отчего сверху доносится удовлетворительный стон. круговыми движениями опускается вниз, причмокивая, смотрит из-под ресниц на раскрасневшегося сигму, который дышит тяжело, сжимает цепочку в ладони до побеления костяшек и стонет тихо приглушенно.       гоголь останавливается, оставляя легкий поцелуй на горячей плоти, и рука на белокурой макушке наконец сжимается, надавливает, насаживая гоголя на член самостоятельно, так чтоб вдохнуть не мог. и слезы скопились в уголках глаз; никола смотрит так жалобно, прося отпустить.       - это тебе за пиджак, никола.       николай стонет, смаргивая слезинки, хватается за бедра сигмы, сжимая их, молча умоляя, а последний голову запрокидывает и стонет низко, наслаждаясь сокращениями глотки от тщетных попыток сглотнуть слюну.       гоголь откашливается, смотрит хмуро на ухмыляющегося сигму.       - нужно довести дело до конца, милый.       и холодная ладонь снова оказалась на голове. сигма ведет в привычном для себя темпе - быстрый и резкий. скулы гоголя сводит, горло ужасно болит, и смотрит снова жалобно на сигму, который уже на пределе, дышит рвано, все так же сжимая мелкую цепь, вот-вот сломает сейчас. не вынимая, кончает, затем приказывает открыть рот, убедиться, что гоголь проглотил все до последней капли. никола повинуется, высовывает чистый язычок и улыбается вымученно довольно.       - умница, - сигма вновь почесал за ушком и звонко чмокнул в самый кончик носа, - нужно почаще тебе носить ошейники.