Нимфа

Человеческий фольклор хранит в себе множество тайн, историй и легенд. Одни рассказывают о девятихвостых лисах-кицуне, обитающих в горах и оберегающих древние храмы, другие – об огромных, размером с двухэтажный дом, рыбах-лунах, что живут где-то на дне океана и освещают собственное глубоководное небо. Что-то из этих легенд – сплошная выдумка взрослых для своих детей, а что-то – основано на огромном многолетнем опыте людей, проживающих в тех или иных местах. - Папа, папа! Мы пойдем с Джисоном и Чанбином гулять! Маленький кудрявый мальчик лет 10 подбегает к своему работающему в огороде отцу, запрыгивая тому на спину, от чего мужчина охает, чуть не падая, но удерживает своего сына. - Хорошо, сынок, ты же помнишь, куда вам ходить нельзя? - В лес. - Верно. А почему, помнишь? - Из-за нимф. - Молодец. Ну, беги, играй. И возвращайся до темноты. Мужчина мягко треплет рукой темные кудряшки сына, и мягко улыбается, хотя в глазах плещется беспокойство. Легенду о нимфах рассказывали родители каждому ребенку в их поселении. А родителям рассказывали их родители, а тем – их, так что никто точно не был уверен, полностью ли это вымысел взрослых, чтоб дети не бегали в лес и не терялись там, или же какая-то мрачная основа у легенды все же есть. Ведь люди в их лесу пропадали не редко и с концами. По легенде, нимфами являлись создания, в которых перерождались убитые невесты. Создания эти, были настолько опечалены и осквернены своей судьбой, что ненавидели людей. Зато леса, животных, растения оберегали как свое собственное дитя. Облик их был обезображен и вытянут, спина с выпирающим хребтом скрючена, не месте глаз – черные дыры, на месте некогда изящных пальцев – уродливые удлиненные палки, заканчивающиеся острючими когтями. Единственное, что было в них прекрасно – венок из цветов, приободряющий подарок Природы, в знак ее сожаления их судьбе. * * * - Парни, вы серьезно все еще верите в эти сказки? Джисон глумится над друзьями, тыкая Чанбина под ребра. - Это же все взрослые люди придумывают, чтоб дети подальше от леса держались! И явно не из-за каких-то там нимф. В лесу всякой живности уйма, змеи, пауки, бешенные лисы ну и всякое такое… - Почему тогда все взрослые рассказывают одну и ту же версию? Про убитых невест, а? Чанбин упирается взглядом в друга, который все еще пытается пальцами щекотно пересчитать его ребра. - Да и все легенды на чем-то основаны, так ведь? В наших лесах часто приезжие пропадают… - Чан, тебе вроде восемнадцать тюкнет в этом году, а страхами ты все еще в возрасте десятилетки. Джисон резво уклоняется от подзатыльника старшего. - Что ж ты сам не пойдешь и не проверишь, а? - Ну нееет, так совсем не интересно~ Джисон тянет слова, улыбается, оголяя розовые десна и щурится совсем не добро. - А давайте сыграем? В камень-ножницы-бумага. Проигравший идет в лес и проводит там час. Даже не ночью, сейчас, днем, засветло! - Если честно, Джи, идея – дрянь. Чан кривится, выплевывая эти слова, будто съел что-то горькое. - Согласен с Чаном. Всегда очень громкий Чанбин сейчас подозрительно стих. - Тогда вам просто нужно признать, что вы оба – детишки-трусишки! Глаза Чана закатываются абсолютно синхронным движением с глазами Чанбина. - Черт с тобой, Джисон, давай. Но потом не отпирайся, если проиграешь. - Окей, окей! Камень, ножницы, бумага, раз два три! Чан, как и Джисон, выбрасывает камень. Громкость Чанбина к нему возвращается, ведь он выбросил бумагу, а значит в лес идет точно не он. - Что ж, либо я, либо ты, Чанни. Давай. - Камень, ножницы, бумага, раз два три! У Чана челюсти неприятно сжимаются, когда он видит насмешливую улыбку Джисона и его камень, в ответ на свои ножницы. - Черт. - Да ладно тебе, всего лишь часик в лесу, тем более днем! Если так боишься – возьми с собой нож. - Я тебя им потом прирежу, как только вернусь, Джисон. * * * Высоченные многовековые сосны быстро скрывают своими ветвями солнце. Чан, сам не понимая зачем, заходит достаточно далеко, чтобы между стволов деревьев не было видно ничего, кроме еще большего количества деревьев. Они слабо качались на ветру, скрипя старой древесиной, заставляя Чана время от времени вздрагивать от неожиданности. Трусом он далеко не был, но что-то мрачное из рассказов из детства засело у него на подкорке, и сейчас вопило громогласной сиреной. Парень нашел старый, неровный пень, посеревший от редких лучей солнца и дождей, немного обугленный с одной из сторон, и уселся на него. Не слишком удобно, но еще дальше в лес идти он отказывается. - И вот зачем это все? Чертов Джисон с его шуточками. Не удерживая порыв бессмысленной злости, ведь он вполне может развернуться и пойти обратно, Чан пинает пяткой этот самый пень, морщась от слабой боли, одновременно замечая резкое движение на периферии своего зрения. Тут же замирает, как жертва, загнанная в угол хищником, посильнее сжимает рукоять ножа, который все-таки взял с собой, и медленно-медленно выпрямляется. - Кто здесь? Вопрос глупый, особенно, если этот вопрос адресован зверью лесному. Ветер, как будто решив поиронизировать над парнем, заставил несколько сосен разом заскрипеть, что заставило сердце Чана провалиться куда-то вниз, явно ниже его физиологического расположения. - Есть здесь кто-нибудь? Голос неприятно дрожал, сердце колотилось, все рефлексы кричали, что надо бежать. Но тело не бежало. Оно, как будто очень устав, приросло к этому огромному пню, расслабилось. - Я… я могу уйти, просто не трогай меня, пожалуйста. Чану было невероятно стыдно за себя. Ведь в данный момент он говорил с пустотой, прося, как ребенок, отпустить его. - Брось нож. Голос, тихий, как шелест хвои на ветру, резанул слух и заставил покрыться крупными мурашками. Чан было даже понадеялся, что ему показалось. - Я сказал брось. А нет, не показалось. Если шелест хвои был мягким, то сейчас в голосе слышалась угрожающая твердость. Парень отбросил нож на метр от себя, так, что, в случае чего, если очень постараться, можно и достать. Из-за одного из деревьев, показалась голова. Вполне человеческая, если не считать вытянутых и заостренных ушей, как у эльфов из сказок. И веснушек. Множества, множества веснушек. Чан не уверен, что у людей их столько может быть. Темные волосы были обрамлены венцом из аккуратных маленьких пионов, цвета молока. Также Чан не уверен, что он продолжает дышать, глядя в ответ на неясное существо. - Кто… кто ты? Вслед за головой показывается и все остальное. Судя по сухому корпусу, даже с каким-то подобием рельефа, это парень. На бедрах весела повязка, напоминающая юбку, из какой-то светлой материи. Ноги и руки немного длиннее, чем у человека. Пальцы сжаты в кулаки, так что Чан не может точно сказать, есть там когти или нет. Но существо не выглядит, как… - Я нимфа. Воздух выбивает из легких. Либо Чан надышался каких-нибудь ядовитых испарений от какого-нибудь мха из всего его здешнего разнообразия, и у него галлюцинации, либо ему конец. - Но… нимфы же это… - Мертвые невесты? Хах… Существо усмехается и даже улыбается, тепло и ярко. - Я, можно сказать, тоже должен был быть «невестой»… или женихом, не важно. Не случилось, не срослось. - Тебя убили? Существо отвернулось вбок, прикрывая глаза и резко втягивая носом воздух. - Знаешь ли, неприлично спрашивать такое прямо. Но да. Отец моего «суженого», не принял того факта, что сын решил связаться с парнем. Но свое дитятко дорого, поэтому прирезал меня, сироту никому не нужного. По мимике создания явно читалось сожаление с примесью грусти и скорби, что совершенно не вязалось с легендой. - И теперь ты… убьешь меня? Голос предательски дрогнул на слове «убьешь». Чан не собирался плакать, точно нет. Что странно, он заметил, как нимфа тоже дернулся, на том же самом слове, будто его… испугался? - Ты с ума сошел? Мне это зачем, человек? Ты просто пнул пень, вот я тут и появился. Хоть пень это всего лишь часть, оставшаяся от некогда великого древа, которое, к сожалению, погибло от удара молнии, сгорело и развалилось, но он все еще чувствует боль. И я чувствую. - То есть… я сделал тебе больно? Нимфа беззлобно смеется. - А ты слишком сообразительный, я погляжу. Да, было неприятно. - Прости, пожалуйста. Чан виновато, все еще с опаской, оглаживает рукой место на пне, куда прилетела его пятка. Зачем – сам не понял, просто рефлекторно вырвалось. - Сейчас твоих касаний я почти не чувствую. Извинения приняты. - Почти? Значит что-то ощущаешь? - Совсем слабо. Как будто по спине поглаживают. Приятно. - Оу, я понял. Чан как-то неловко отдернул руку, в следующую секунду понимая, что мог этим обидеть существо, уровень опасности которого до сих пор не понятен, не учитывая того, что он говорит о себе сам. - Как… как тебя зовут? - У нимф нет имен. А при жизни, насколько я еще помню, звали Феликсом. - Красивое имя, тебе подходит. - Почему же? Нимфа, то есть Феликс, склонил голову набок, как заинтересованная кошка. - Потому что ты красивый, твоя улыбка, веснушки и глаза. Кажется, чем-то все-таки Чан успел надышаться. Или это Феликс так на него воздействовал, не понятно. Но нимфа правда был красив, совсем не такой, как описывали в легенде. Да, может пропорции совсем немного изменены, но в целом и общем… - Оу, даже так. Спасибо. Бледная кожа лица с россыпью веснушек подернулась легким румянцем. - А тебя как зовут, странный человек? - Меня Бан Кристофер Чан. Кто-то зовет Крисом, кто-то Чаном. - Крис… мне нравится. Феликс прошелестел, перекатывая имя на языке. Чан же протянул руку для приветственного рукопожатия, чем заставил нимфу напрячься и отвернуться. - Что-то не так? Кажется этот вопрос надо было задавать самому Чану, ибо какого черта он до сих пор не свалил из леса. - Нет… нет, все в порядке, только… не пугайся, ладно? Феликс закусывает губу и смотрит на землю, протягивая свою руку и разжимая кулак. Чан видит красивые, тонкие, почти прозрачные пальцы. Заканчивающиеся, правда, точно такими же, белесыми когтями, длинной с еще одну ладонь Феликса. Мозг совсем уже отключился, и вместо того, чтоб всеми инстинктами, если не бежать, то хотя бы просто аккуратно пожать эту странную конечность, отдает приказ поцеловать. И Чан целует, целует протянутую ему руку, вдыхая запах хвои и земли, исходящий от кожи нимфы. Поднимая взгляд на Феликса, замечает его заинтересованный прищур прекрасных глаз, склоненную набок голову, но при этом ярко алеющие кончики заостренных ушей. Феликс невесомо приземляется рядом с парнем на пень, закидывая ногу на ногу, разворачиваясь к Чану корпусом. - Что же привело тебя в мой лес, Крис? Тут людей не бывало очень давно. - Я… друзьям проиграл. Вот они меня в лес и отправили. - А что такого серьезного в этом наказании? - Ну… У нас легенда ходит… О вас, о нимфах… Чан запинался, не смотрел на Феликса, не хотел оскорбить словами, растирал ладонью шею и затылок. - Если коротко… будто вы твари страшные, людей убивающие. Феликс прыснул от смеха, его глаза образовали два прекрасных полумесяца, обрамленные созвездиями из веснушек, а между губами показался ряд ровных, вполне человеческих, зубов. - Но ты… ты совсем не страшный. И вроде меня до сих пор не убил. Нимфа перестал смеяться, лишь улыбался, поглядывая на парня напротив. - Я нравлюсь тебе? Язык сработал быстрее явно чем-то одурманенного мозга. - Да. - Тогда… Указательный палец с длинным когтем аккуратно заправил выбившуюся непослушную кудряшку за ухо Чана. -… поцелуешь меня? Чего-то, что могло бы думать, в черепной коробке Чана не нашлось. Медленно, он потянулся к мягким на вид губам. Они и на ощупь оказались мягкими, теплыми, полными, такими податливыми, отвечающими на действия парня, желающими в ответ коснуться. От Феликса пахло неуловимой утренней туманной дымкой, лесом, хвоей. Чан нежно огладил своей мелко дрожащей рукой скулу нимфы, бледную мягкую щеку, его заостренное ухо, линию челюсти, переходя на шею и плавно скользя ниже. Резкая, оглушающая боль крошит в пыль этот сладостный туман. Парень не может ни вдохнуть, ни выдохнуть, по бронхам вместо воздуха устремляется кровь, собираясь во рту, проезжаясь по рецепторам мерзким вкусом металла. Открыть глаза и опустить взгляд туда, откуда эта боль происходила - все что парень в состоянии сейчас сделать. - Было приятно пообщаться, впервые за несколько лет. Лучше бы ты и дальше верил в ваши детские легенды, Крииис. Целее был бы. Голос хрипел, рокотал и булькал, врываясь в утекающие крупицы сознания. Слёзы застилали глаза, но даже сквозь них было прекрасно видно, как целая рука с когтями протаранила его грудную клетку. Кровь пропитывала футболку, пачкая руку существа. Чан поднимает взгляд на существо, которое целовал три секунды назад. Если бы его организм функционировал не на остатках быстро покидающих его жизненных сил, его бы, вероятно, вырвало. Застеленные черной пеленой, будто прогнившие, слезящиеся темной гнойной массой, глаза, смотрели прямо на него, не моргая. Веснушки, такие приятные и красивые пару мгновений назад, превратились в множественные синяки и кровоподтеки. Кожа приобрела синюшный, мертвый оттенок. Черные волосы облепили контур лица. Единственное, что осталось неизменным – прекрасный венок из белых нежных цветов, все также украшающий голову твари. - Теперь мои глаза не кажутся тебе красивыми, Крииис? Пальцы существа, раздирая когтями лёгкие, кровеносные сосуды и перикард, обхватывают содрогающееся в своем предсмертном биении сердце. Чан этого уже не чувствует, его сознание его покинуло, а вместе с вырванным из грудной клетки сердцем – и жизнь. Тело валится на траву около пня, напитывая ее кровью. - У меня сегодня невероятно вкусный обед.