Легенда-2.5. Начало конца

      Темно и холодно… Тянет затхлой сыростью… Болит башня… Тяж тридцати лет, корчась и постанывая, пришёл в себя в заплесневелом старом подвале. Когда глаза привыкли к полутьме, он смог рассмотреть и покрытые склизкой гнилью стены, и чёрный от грязи и крысиных испражнений пол. Во рту всё ещё стоял противный вкус апельсинового сока, который он выпил совсем недавно. — Доброе утро, отец… — маленький лёгкий танк сидел справа от него, смотрел, не отводя пустого взгляда, казалось, даже не моргая, и потирал небольшой заострённый осколок стекла.       Его лицо освещала только крохотная свеча, стоящая на деревянной коробке рядом с ним, но даже в желтовато-блеклом свете мерцающего огонька были отчётливо видны следы от свежих ударов: царапины, ссадины, синяки, вырванные с клочьями кожи волосы. Да и сам этот осколок был покрыт чьей-то кровью…       Мужчина нервно дёрнулся — запястья были туго связаны за спиной вокруг железной трубы укреплённым тросом. Он занервничал, предчувствуя что-то неладное, однако старался сохранить каменное лицо. — Что происходит? Где я? — его голос не выдал ни капли волнения. — Ты в подвале своего дома, — парень отложил осколок в сторону, поджал катки и положил обе руки на правое крыло, — Я притащил тебя сюда.       Квас смотрел в его пустые глаза и боялся. Он никогда не спускался в подвал и не знал, как он выглядит. И что-то первый раз ему совсем не понравился. Судя по внешнему виду, его били по башне… Он вполне мог сойти с ума и быть не в себе. Страшно даже представить, что творилось в его черепной коробке. Ведь ему хватило сил дотащить его до подвала… — Как? — он задавал вопросы твёрдо и спокойно будто они встретились в кафе за чашкой чая. — Ты очень невнимателен. И никогда не смотришь, что пьешь. Уверен, ты даже не знал, что у вас не было апельсинового сока в квартире… Что квартира не заперта не потому, что Настя снова забыла это сделать, а потому что в ней посторонний… Ты даже не понял, что я сидел в новой детской… — его голос дрогнул, — Красивые обои… Девочку ждёте? — Тебя это не касается. Развяжи меня сейчас же, — голос был твёрдым и уверенным, почти командирским, но должного эффекта не возымел. — Так красиво… У Даньки и Гришки будет сестра! И какой срок? — Васька не менял выражения лица, был похож на восковую статую… Посмертную восковую маску… — Пожалуйста, развяжи меня, — он стал мягче, будто внезапно произошло что-то хорошее. — Ты ведь пустишь меня посмотреть на неё? — они игнорировали друг друга, диалог совсем не клеился.       Квас насупился, думая, что сказать, как надавить на него. Васька всегда его слушался и благоговел перед большим и властным тяжем, своим отцом. Теперь же он совершенно его не слушал. Он его похитил и запер в подвале. Он перестал его бояться и уважать. И какие же есть рычаги давления на легкача, который потерял всё, что у него было? — Я просто хотел побыть с тобой. Я так соскучился, пап, — Васька осторожно слез с ящика и, сильно хромая, подъехал ко взрослому.       Тот заметно напрягся, но, увидев, что осколок остался на ящике, позволил подростку приблизиться. Тот присел и обнял его за шею, прижавшись всем телом. Квас чувствовал, как маленькое тело трепещет рядом с ним, как бьётся внутри хрупкое сердечко и как холодные шершавые руки вцепились в его рабочую рубашку. Он пах мочой и потом. Будто не мылся уже неделю. что было совершенно несвойственно для чистюли-Васьки. Его внешность сильно изменилась за какую-то паршивую неделю. — Папа… Я так рад тебя видеть… Мне очень плохо в детском доме… Я знаю, что ты не хочешь, но, пожалуйста, послушай и ответь на два вопроса…       Васька смотрел с мольбой в глазах, и тяжа мучили угрызения совести. Он, хоть и делал вид, что ему плевать на танчик, который когда-то был его сыном, но в глубине души всё равно переживал за него. Никто, кроме жены, не знал, что он звонил директору детского дома чаще, чем родной матери, требуя отчёт о состоянии своего мальчика. И он даже был бы рад его видеть… В качестве юного друга… При других обстоятельствах, но не в подвале, будучи привязанным к трубе. Он не жалел ни денег, ни других средств, чтобы ему жилось хорошо… Однако его обвели вокруг пальца, как ребёнка. На деле было совершенно очевидно, что достойный уход был только красивой картинкой в его ванильных мечтах. И то, что казалось лишь необоснованными истериками и фобиями безумного мальчишки, на деле оказалось правдой.       Было жаль подростка… Очень жаль… До того самого момента, до той точки невозврата, которую тот пересёк, подсыпав в сок снотворное и притащив его в подвал. Теперь же, когда речь зашла о своей собственной жизни, все оставшиеся тёплые чувства быстренько улетучились. — Развяжи мне руки, тогда я тебя послушаю, — Квас всё ещё был на взводе, хоть подросток просто его обнимал, хотя в его положении это было естественно. — Ты серьёзно? — Васька ожидал от него угроз и отбрыкиваний, но его отец был спокоен и твёрд, будто совершенно его не боялся.       Это его и подкупило. Наверное, он цеплялся за последнюю надежду вернуть всё обратно. Он был слишком уставшим, чтобы критически оценивать ситуацию. — Да, — голос слегка дрогнул от предвкушения скорого освобождения. — Обещаешь? — он поднял красные глаза, взглянул в лицо взрослому, тот источал крайнюю уверенность. — Обещаю.       Васька незамедлительно бросился к «лезвию». Он без тени сомнения разрезал верёвки и прижался к родному танку, жадно вдыхая знакомый аромат. Вот только планы у этого танка были другими. Он попытался оттолкнуть подростка от себя, чтобы выбраться наружу без заметных жертв. — Отец, я понимаю… Я достал тебя уже… Скажи мне, пожалуйста, почему ты от меня отказался? — Васька, хромая на все катки по-разному, ковылял за тяжем хвостиком, стараясь посмотреть ему прямо в глаза и, конечно же, обнять… Он буквально не давал ему проехать к двери, и это пугало тяжа не на шутку. — Это всё, что тебя интересует? — Квас начинал злиться, раздражение подкатывало к горлу, и он едва сдерживал себя, чтобы не начать кричать…       Он с неким отвращением смотрел на низенького парня и продолжал дистанцироваться от него, всё сильнее и сильнее отталкивая его руками. Он заметил, что Васька похудел… Сильно осунулся, и из аккуратного красавца превратился в скелет, обтянутый кожей и разукрашенный яркими отметинами от побоев. Квас хотел бы его пожалеть, но понимал, что он даст подростку надежду… Которую вновь не сможет оправдать. — Нет… Я ещё хотел узнать, есть ли у меня шанс вернуться в семью? Хоть малюсенький…       Квас гасил в себе чувство жалости. Подросток окончательно перегородил ему дорогу, не пуская к заветной двери. Смотрел он таким взглядом, полным слепой надежды, что просто оставить его без ответа было бы чудовищно. — Я просто устал от тебя. Слишком много проблем и… — чувство жалости превратилось в злость, — Чем старше ты становишься, тем хуже и нерешаемее проблемы. — Разве я в этом виноват? — на глазах подростка выступили слёзы. — Нет… Не всегда… Но и без этого геморроя с тобой было предостаточно. Считай, что проблема во мне. И насчёт второго… Нет… Так будет лучше для нас обоих.       Тяж взял его за плечи и взглянул прямо в глаза. Но даже такая твёрдость не оттолкнула подростка. Тяж даже не знал, что предпринять, чтобы Васька, наконец, от него отцепился. Этот сталкинг пугал не на шутку. — Прошу… Я буду как домработник… Слова вам не скажу… Только забери меня обратно… Пожалуйста… — ЛТ всхлипнул, схватив тяжа за руку. — Ну вот скажи мне, — Квас закипал, — Я ведь плохой отец… — Ты хороший! — Васька поцеловал его руку, — Ты самый лучший! — Не неси хуйню! — он вырвал свою руку из цепкой хватки легкача, — Я же бил тебя! — Но ты бил меня один… А в детдоме бьют все… — Я сделал тебя инвалидом! — А ещё спас от смерти… — Я издевался над тобой и оскорблял! — Но ты изменился… — Ты ошибаешься… Очень сильно ошибаешься! — с этими словами Квас пнул подростка в бок так, что он согнулся пополам от боли. Тяж ринулся к выходу, оставив его на холодном полу кашлять и стонать. Он старался рассчитать удар так, чтобы не сильно навредить подростку, но одновременно с этим ещё и окончательно убить желание преследовать его семью.        Больнее этого удара было только осознание того, что отец в очередной раз бросил его. Такое простить он был уже не в силах. Васька, измученный жестокостью со стороны окружающих, уже не отдавал отчёт своим действиям. В груди зародился отчаянный крик и рёв, который было уже не сдержать, да он и не мог — срывая голос, он завыл. Будто зверь. В глазах темнело, воздуха перестало хватать, он окончательно потерял тягу к жизни. А Квас, поняв, что дверь заперта на ключ, преодолевая дрожь в руках и катках, возникшую из-за этих нечеловеческих звуков, вернулся к нему, перевернул на спину, схватил за шиворот и потряс, стараясь привести в чувства.       Такие приступы случались с ним в глубоком детстве, когда он только-только переехал в новый дом. Ужасные истерики, переходящие практически в эпилептические припадки битьё башней о стены, самоповреждение — неполный список того, что могло случиться. Единственный способ остановить подобное — большая доза успокоительного внутримышечно или внутривенно. Продолжаться всё это могло очень и очень долго, пока сам ЛТ не терял сознание от бессилия, как и произошло в самый-самый первый приступ. — Где, ключ, сучонок?! — голос внезапно перестал быть спокойным и уравновешенным.       А Васька плакал навзрыд, заходясь в припадке, на пару мгновений он даже перестал дышать, выгнувшись в истерическую дугу, но затем резко оттолкнул Кваса и забился в самый угол комнаты. — За что ты так со мной?! Что я тебе сделал?! — он перешёл на визг, потому что голоса уже не было, чтобы говорить нормально. — Где ёбанный ключ, сволочь?! Куда ты его дел?! — Квас попытался приблизиться к нему, но в лицо прилетела бутылка с содержимым, пахнущим отвратительно резко и химозно.       Запах был знакомым, даже слишком… Тяж схватился за рассечённую бровь и наклонил башню к рубашке. Васька же продолжил кидать всё, что попадалось под руку. Звякали канистры, лязгали стеклянные бутылки, по полу разливалась непонятная жидкость… И Кваса, будто пронзило молнией — это же керосин! Именно сюда добрые соседи с первого этажа таскали ворованный где-то на работе керосин… Заодно и одно из висячих дел раскрыто. Осталось всего-то выбраться отсюда живым. — Ты что творишь, придурок?! — он испуганно взглянул на дрожащее пламя свечи.       Она стояла неподвижно и ровно, ни одной капли горючего не попало на деревянный ящик. Хотя одна банка пролетела прямо над ней… — Эй, что там происходит?! — снаружи послышался строгий голос главной по дому. — Тёть Фрось, откройте! Мелкий псих запер дверь и хочет нас поджечь! Помогите! — Квас кинулся к двери, хлюпая горючим на полу.       Васька плакал. Одиночество сдавило глотку с такой силой, что он готов был ринуться за отцом, лишь бы просто быть с кем-то. Но хватило его лишь на пару метров. Квас что-то кричал и бил руками дверь, а подросток внезапно обессилел и упал на поддон, безучастно наблюдая за действиями взрослого. Он почти ничего не слышал — уши будто заложило ватой. — Страшно? — Васька говорил без голоса, почти одними губами.       Квас его не слышал… Он никогда его не слышал… Было привычно. Хоть и немного обидно. — Я знаю, ты боишься умереть… Боишься остаться со мной наедине… Тяжело находиться рядом со своим убийцей, правда? — взгляд снова стал безжизненным, — Теперь ты знаешь, каково мне было…       Снаружи слышались глухие удары. Кто-то ломал железную дверь. Быстро же со всей округи съехались помощнички. Васька медленно, словно в кино, снял с себя толстую кофту. На голом корпусе не было живого места от побоев. Одна сторона грудной клетки будто была вдавлена — удар Кваса сломал ему несколько рёбер. Дышал он через силу. Шаря покалеченной рукой по карманам, он осторожно достал зажигалку. Стальной взгляд был полон решимости и безумия. — Эй, положи на место! — Квас в ужасе уставился на него и замер. — Я просто хотел поговорить с тобой, — он щёлкнул и в руках заплясал дьявольский огонёк, освещая обтянутое кожей лицо, — Прости, что так вышло       Слова были едва различимы на фоне усиливающихся ударов на улице. Но обезумевший взгляд пробирал взрослого до мозга костей. Впервые за это время он улыбнулся… Только вот от этой улыбки не становилось легче. — Вась… Я понимаю, что обидел тебя… Что поступил неправильно… Пожалуйста, потуши огонь… Мы оба погибнем.       Голос его дрожал, повышая тон до истерического. Это был страх и ужас, который сковывал и не давал мыслить спокойно. — Папа, я очень скучал… Я так хотел вернуться… Мы будем вместе… — Сынок… Пожалуйста, не делай этого… Хорошо, давай я заберу тебя, ладно? Отдай мне зажигалку, мы вместе поедем домой…       Лезвием по слуху прошлась фальшь… До дрожи пробрал его лживый голос. Это была последняя капля. Пытаясь спасти свою паршивую шкуру, Квас готов был сказать всё, что угодно. И этим подписал себе смертельный приговор. — Теперь нас никто не разлучит, пап…       Лёгким движением руки он откинул зажигалку в сторону. Огонёк упал в лужицу, и внезапно она вспыхнула, озаряя всё вокруг: стены, груды ящиков и даже потолок. Взрослый заорал, забился в припадке, колошматя дверь с неистовой силой. Васька спокойно сидел и смотрел на это. Он был окружён пламенем… Кофта в руках вспыхнула, но он не обращал внимания на боль… Она заполнила всё его тело уже давно, просто иногда физическая оболочка сопротивлялась и пыталась инстинктивно от неё избавиться. — Помогите! Он поджёг керосин! Едкий дым заполнял лёгкие, обволакивал глотку, словно петля, жар подступал совсем близко. Начало пахнуть горелым мясом — кожа на руках Васьки лопалась от огня. — Мне жаль… Мне очень жаль… — Васька сидел неподвижно, понимая, что совсем не хочет бороться. Жизнь снаружи была страшнее смерти. — Дэн, тащи лом. Будем выламывать петли!       Голос с улицы был страшно громким, незнакомым. В слух врезалось имя… Дэн… Денис… Или же Данил…       Ваську словно окатило водой. На секунду он представил на своём месте маленького Данечку… Как над ним издеваются и бьют… Как его окунают башней в унитаз… Как толпой унижают на грязном кафеле туалета… Нет, он совсем не хочет такого будущего для любимого братика. Тяжело было это признать, но ему отец был намного нужнее. Живым… Сознание прояснилось… Он понял, что натворил, и даже пришёл в ужас, но ничего уже нельзя было вернуть назад. Безысходность собственного существования толкала на отчаянные меры, однако сила разума в этот раз победила…       Он сунул руку в горящую кофту и выудил маленький серебристый ключик… — Отец… Забери…       Квас обернулся. В глазах засияла надежда на спасение. Васька изо всех сил бросил ключ и попал к самому началу ступенек. С остервенением взрослый схватил его и, торопясь, в панике начал открывать дверь. Подросток обессилено свернулся калачиком в окружении пламени. В последний раз он хотел почувствовать объятия, но теперь обнять себя мог только он сам… Что он и сделал… Он не слышал, как горячо любимый отец выскочил на улицу, не заботясь о том, что будет с сыном, не слышал, как в подвал заехали танки с огнетушителями… Только почувствовал, как, спустя пару секунд, чьи-то сильные руки отрывают его от пола, вытаскивая из окружения пламени. Свежий воздух был не в радость, как и солнечный свет, льющийся откуда-то сверху. — Допрыгался! В психушку поедешь! — Квас орал, как ненормальный, и, если бы вокруг не было лишних глаз, с удовольствием пустил бы в ход кулаки.       Но, несмотря на это, именно он держал Ваську на руках… Именно он передал его в руки другим отзывчивым танкам. — Я хотел домой… — Васька тихонько скулил, пока добрые жильцы обрабатывали его раны, — Папа, забери меня домой… Я очень хочу домой… Я так скучаю по Дане… — Заткнись! Просто закрой рот!       Васька послушно замолчал. Он знал, что даже так этот адский круг не закончится… Он снова попадет в больницу, потом в приют, потом сбежит… И так раз за разом, пока иссякшие душевные силы не покинут его окончательно…