После наступления темноты

Выдох. Помещение медленно наполняется дымом. Я снова затягиваюсь и выпускаю через ноздри клубящуюся пелену. Ум все ещё ясный, это никуда нахуй не годится. Чиркаю зажигалкой и по новой. В комнате нет ничего кроме тусклости уходящего дня и моего смрадного присутствия. Кресло под задницей плаксиво скрипит, заставляя то и дело обращать на себя внимание. Жалкая сволочь. Пепел сыпется на футболку, я не стряхиваю его. Вид из окна совсем меркнет, утягивая за собой и мою бетонную коробку, но это мне только на руку. Именно во тьме я вижу, как ты сияешь. Очередная сигарета появляется меж пальцев, поджигается, сжирается моими жадными лёгкими, хоронится серыми останками под ботинком. Когда становится невыносимым смотреть в окно, откидываю голову на жесткую спинку мебели. Потолок еле проглядывается из-за дымовой завесы. Словно болеющий деменцией я в десятый раз отмечаю про себя плюс отсутствия противопожарного датчика. Хм, десятый, значит. Юбилейный. Надо бы отпраздновать. Рука равнодушно проскальзывает в карман джинсов и достает потрепанный блистер. Я закидываюсь одной таблеткой, пытаясь протолкнуть ее на сухую и тут же ловлю приступ кашля. Естественный свет наконец прекращает свой акт благотворительности, оставив лишь тусклые блики на полу возле окна, поэтому я почти наощупь добредаю до умывальника. Металлический вкус от воды оседает на языке, а кругляк так и стоит поперёк горла. Хочется блевать. Сидение предсказуемо подаёт голос, реагируя на моё возвращение. Состояние паршивое. Остается только ждать. Удушливая пелена все еще висит в пространстве, уродливо изворачивается от сбитого дыхания и закрадывается в глаза. Рефлекторно тяну руку к лицу и до боли сдавливаю веки пальцами. Я все еще не вижу тебя. Ухмылка кривит мой рот. До последнего момента, со всем маниакальным мазохизмом стараюсь быть полным бревном, эмоциональным инвалидом, дабы потом острее чувствовать, дабы упиться вдоволь своей болью. Как же ты жалок, сукин сын. Да, подумай об этом больше, если кишка не тонка. Подумай своим помойным ведром, устроившимся на плечах, о том, что ты делаешь. Вдыхаю полную грудь дыма и нравственный ублюдок в голове начинает затихать. Я устал бороться. Больше не хочу. Ком в горле тянется вверх, пока сердце пробивает пьяной чечеткой грудину. Тело отторгает дрянь, а я злюсь, что даже оно не дает мне права обладать тобой. Эта никчемная оболочка бережет тебя от моих гнусностей. Горжусь собой и нет одновременно. Стук сердца уже чувствуется в глотке. Становится совсем дурно и я на полусогнутых врываюсь на балкон. Я делаю то, чего не стоило: оттягиваю момент погружения, отрезвляя сознание морозным воздухом. Удерживаю себя от желания прочистить желудок и хватаюсь за перила обеими руками. Ощущаю, как корка инея плавится под кожей, из-за этого или нет легкий тремор проходится по конечностям. Я успеваю полностью охладиться, пока муть во мне немного не оседает. "Не в этот раз" мелькает в мыслях и остается только горечь от своей беспомощности. Пар выходит из приоткрытого рта. Надо выкурить еще одну. – ..цуки. Я вздрагиваю. Сухая сигарета выпадает из рук и теряется на полу. Ветер обдувает уши, и кажется, будто это он издевается надо мной, а мозг охотно верит каждой его ебаной хохме. – Кацуки. Звучит совсем близко, отчетливо. Чертовски знакомый голос. Твой голос. Все-таки пришел. Боясь, что упаду, не смею резко оборачиваться, поэтому продолжаю стоять, вцепившись в единственную опору. Впереди только уличный мрак, который я могу гипнотизировать мутным взглядом. Грудь разрывает от нахлынувшей тоски, хочется подать голос, но не могу открыть свой поганый рот. Не находится ни одного слова, которое можно сказать тебе. Я все еще стою, выжидаю. Собираюсь с силами. И ты меня как всегда опережаешь. Чужие пальцы почти неощутимо прикасаются к моему запястью, медленно поднимаются, постепенно уплотняя движение, оглаживают плечо и шею. Я смыкаю веки и чувствую все предельно ясно. Крупная дрожь проходит до пят, когда к спине припечатывается крепкое тело, а холку обдает горячим дыханием. Я накрываю своей ладонью твою, прихватившую меня у бедра. Жалею, что не принял двойную дозу, ведь я все еще могу осознавать, хоть и с большим трудом, что тебя больше нет. Я медленно поворачиваюсь и разлепляю глаза. Кругом одна тьма, но ты выделяешься среди нее, словно подсвеченный прожектором, и мне это не кажется странным. Я не могу оторвать от тебя взгляда. Когда ты вымученно изгибаешь губы в улыбке, глядя на мой жалкий вид, у меня подкашиваются ноги. Я путаюсь в своих двоих, рискуя свернуть шею, но ты поддерживаешь меня. Тело становится ватным и я полностью теряю контроль над ситуацией. Давно уже потерял. Касаюсь большим пальцем твоей щеки, грубо поглаживаю ее, тянусь вперед, но ты обрываешь действие тихим: – Не здесь. Приобняв меня, аккуратно пятишься назад и уводишь за собой в комнату. Ветер более не измывается надо мной, теперь это только моя прерогатива. Даже сейчас, когда ты нематериальный плод моего больного разума, ты спасаешь меня, когда я тебя не смог. Мы останавливаемся только тогда, когда ты врезаешься в стену. Тебе приходится удерживать мою тяжелую тушу, иначе я рухну вниз. Я обхватываю ладонями лицо напротив и замираю, кажется, вовсе не дышу. На нем нет следов копоти, смешавшихся с землей кровоточащих ран, нет пустоты в глазах. Я прикасаюсь посиневшими от холода губами к твоему лбу. Тепло. Мне мало этого. Я судорожно целую все, до чего могу достать: косточки пальцев, ладони, предплечье, шею. Губы. Ты теплый. Живой. Живой... В комнате раздается только мое загнанное дыхание и шуршание ткани. Ты молча наблюдаешь за моим приступом, позволяя делать с собой все, что угодно. Я же начинаю быстро верить в реальность происходящего, нарекая пережитое лишь кошмарным сном. Иначе быть не может, твое присутствие тому доказательство. Твердость ног теряется и мы сползаем по стене. Шутливо разложившись на полу, как на поляне, утягиваешь меня за собой. Я покоряюсь, но после переворачиваюсь так, что ты оказываешься на мне. Несмотря на мой обрюзгший вид, несвежую одежду ты тянешься ко мне, а я не могу отказать. Пальцы сжимают оседлавшие меня бедра, мнут их, поднимаются к животу, нахально подцепляют футболку и, перетекая за спину, толкают на меня чужой корпус. Нет никого прекраснее тебя в этот момент. В выстуженной комнате становится душно, когда я нахожу твои губы. Запас воздуха достигает критической точки, и я собираюсь отстраниться, но ты это делаешь первым, давая волю своей голове упасть на мое плечо. Хочется раствориться в окружающей нас темноте. Я вплетаюсь пальцами в кучерявые волосы, совсем легонько поглаживаю их, отчего немного запутываю. Кажется, ты совсем расслабился, потому как твое тело потяжелело. Жадность, проснувшаяся во мне, не желает довольствоваться малым, и я снова целую тебя, надеясь на продолжение. Но ты не отвечаешь. Мои ладони опускаются на твои ребра, пересчитывают косточки через одежду, и я ожидаю, что сейчас ты недовольно поднимешь голову, ведь я делаю то, что обычно вызывает у тебя возмущение. Снова тишина. Когда я тормошу тебя, обмякшее тело только сильнее сползает с меня на пол. Повернувшись и нависнув сверху, я трясу тебя за плечи, но добиваюсь только того, что колотить начинает меня. "Он спит, он просто уснул" - повторяю я мантрой. Вторю ее себе под нос, когда не нахожу пульса, а в твоей груди не издается ни стука. Я продолжаю ее нашептывать, делая тебе непрямой массаж сердца. Он мертв. Паника застилает сознание от твоего безжизненного вида. Не получается, массаж не помогает. И ты об этом знаешь. Я останавливаюсь не сразу. Ты лежишь передо мной, раскинувшись на полу, совершенно невредимый. Мне кажется это немыслимым, ведь герои погибают только в битве, так почему сейчас ты не уверишь меня, что все в порядке и то была лишь жестокая шутка?! В поисках ответа я цепляюсь за последние слова того ублюдка и голодным псом бросаюсь обгладывать их как мясистую кость, добровольно ворочаю внутренности грязной палкой, но тут же мотаю головой как умалишенный, будто это поможет вернуть забвение. Мои руки все еще покоятся на твоей груди. Оглушительные звуки неожиданно бьют по перепонкам, заставляя поднять голову в поисках источника шума. Вместо тьмы теперь предстает знакомое поля боя, оттого животный страх прошивает мою плоть. Я опускаю взгляд и вижу, как ты остываешь у меня на руках. Обуглившийся, грязный, весь в крови. Вспоминай. Мои губы трясутся, изо рта льются заикания. Голос скрипит от долгого молчания, но я со всей силы напрягаю связки и зову на помощь, ведь знаю, что сам не могу тебя спасти. Никто не приходит. Кажется, здесь нет никого, кроме нас. Голову разрывает от водоворота мыслей и чувств, я совершенно теряюсь в своем безумстве, не понимая, что из случившегося реальность. Картинка перед глазами начинает растворяться вместе с действием наркотика. Я цепляюсь за твою полупрозрачную форму и молю, чтобы забрал меня с собой, но ты никогда не возьмешь на себя такой грех. Я знаю. Поэтому сделаю все сам. Рваными движениями лезу в карман, вытаскиваю блистер и набираю с него горстку дури. Заглатываю все махом, часть теряя из ладони. Таблетки перекрывают ход воздуха, я хватаюсь за горло, оставляя следы от ногтей. Не получается удержать все в себе, меня рвет ими. Вместе с содержимым желудка уходят и галлюцинации, оставляя дымку в сознании и рваную прореху в груди. Я снова один. Бухаюсь на спину возле лужи собственной никчемности и закрываю глаза. Я встречу тебя в следующий раз после наступления темноты.