Солнце

      Что-то в сегодняшнем дне казалось девушке притягательным. Стоя у окна гостиной "Зелёных Крыш", юная леди почти безразлично следила за опадающей листвой, которую промозглый октябрьский ветер закручивал в танце и уносил в сторону необъятных полей.       Это чувство было необъяснимым. Всегда падкая на долгие разговоры, сейчас Энн не находила даже звука, чтобы описать это застоявшееся чувство спокойствия в столь ужасный период собственной жизни.       Как будто ты точнешь в болоте в течение долгого времени и в один момент трясина перестаёт тебя затягивать. И ты стоишь по грудь в проблемах и скорби, постепенно смиряясь с ситуацией. Только как выбраться?       От размышлений её отрывает свист вскипевшего на плите чайника, и Энн, неопределённо вздохнув, движется на кухню, чтобы утопиться в попытке успокоить колотившееся сердце в ромашковом чае.       В её венах было больше чёртового ромашкового чая, чем крови.       — Мисс Катберт, — через перестук крикнул почтальон. — Мисс Катберт, здесь документы на дом!       Энн, чертыхнувшись, откликнулась и через минуту открыла входную дверь. Ранее приветливо незапертую, ныне — затворённую на несколько засовов.       — Благодарю, Лари.       Мальчишка позволил себе улыбнуться, и Энн криво отзеркалила его жест.       Ладони внезапно вспотели, и тонкие желтоватые бумаги подёрнулись слабыми волнами.       — Я могу чем-то ещё помочь, мисс Катберт?       Энн отрицательно качнула головой.       — Благодарю, Лари. Передавай мои наилучшие пожелания матери и мои извинения, что я не смогла присутствовать на торжестве по поводу её дня рождения.       Мальчишка со всей серьёзностью кивнул.       — Мама не держит на Вас обиды, мисс Катберт. Будьте в этом уверены. Хорошего дня!       И, перемахнув через велосипедную раму одной ногой, Лари укатил в сторону лесной тропы, ведущей к другим фермам. Ведущей к ферме Гилберта Блайта.       Закрыв дверь, Энн вернулась к горячему чайнику, но в самый последний момент решила, что сегодня ей обязательно нужно изменить своему многомесячному ритуалу. И налила кофе.       После скоропостижной смерти обоих Катбертов, Энн, по завещанию, осталась единственной наследницей. И бумаги, лежавшие перед ней на обеденном столе, были тому юридическим подтверждением.       Энн Ширли-Катберт была, по всем меркам, старой девой с педагогическим образованием и весьма недурной недвижимостью.       Только от этого легче не становилось. Слишком мало времени прошло.       Устало пробежав взглядом по бумагам, удостоверившись, что все данные были указаны верно, она поставила свою подпись внизу двух экземпляров. Один останется ей, а второй нужно будет передать через Лари в следующий раз отправителю.       Допив кофе, Энн механически вымыла чашку, протёрла раковину от капель воды, повесила тряпку сохнуть. Замерла. И вдруг зашлась в надрывных рыданиях, совсем неэтично упав на пол.       Все эти действия она всегда выполняла под строгим присмотром Мариллы, которая, со всем присущим ей упорством, пыталась привить названной дочери манеры хорошей жены.       А теперь Энн — хозяйка "Зелёных Крыш", так и не ставшая чьей-либо женой. Как несправедлив этот мир!       Успокоиться ей удалось только к вечеру. На часах было около шести часов, солнце село, и в душе у Энн вновь поселилась тянущая опустошённость. Стоило бы принять тёплую ванную, провести освежающие процедуры красоты по старым рецептам Мариллы, и лечь в постель, чтобы наутро проснуться в лучшей своей вариации. С утра её ждали дела, в решении которых ей следовало руководствоваться здравым смыслом, а не эмоциональной скорбью. Двенадцатилетняя задорная девчушка с двумя рыжими косичками растворилась во времени, навсегда оставшись в прошлом. На смену ей пришла суровая реальность, с которой двадцатичетырёхлетняя Энн была совершенно не готова столкнуться.       Пока нагревалась вода для ванной, Энн решила отвлечься вязанием, но выходило из рук вон плохо. И всё же она решила проявить свойственное ей упорство. Приноровившись скользить спицами в петли, девушка не заметила, как её сознание затянула вереница воспоминаний.       Первым на ум пришло обучение в училище Квинса, неуклюжие шаги во взрослую жизнь, письма Гилберта из Торонто, где он обучался врачеванию, и слишком напористый в своих ухаживаниях Рой Гарднер.       Энн прекрасно помнила всю романтичность себя самой в восемнадцать лет, интимные моменты, когда редкие письма Гилберта попадали в её руки, и она бежала читать их в строжайшем уединении, пренебрегая правилом лучших подруг посвящать во все свои любовные хитросплетения. И поддёвки от Джози и Тилли, которые совершенно не понимали стремление Энн воссоединиться с Гилбертом — будущим сельским врачом, когда на горизонте появился состоятельный выходец из светского общества Рой Гарднер, имеющий внушительный личный особняк и успешный производственный цех.       Но Энн была непреклонна. И Джози, и Тилли завистливо вздыхали, у них всё ещё не было потенциальных мужей, которых им навяжут консервативные родители, а посему они лелеяли надежду, что смогут урвать состоятельного мужчину (а Рой был именно мужчиной, на семь лет старше них самих), которым будут искренне восхищаться, а не люто ненавидеть за глаза. Но и Рой был слишком самоуверен и упрям.       Энн, при помощи Дианы и Руби, приходилось прятаться.       Так прошло несколько лет. Постепенно интерес Роя угас, и Энн вздохнула с облегчением. Выходя из женского общежития, двадцатидвухлетняя девушка отчётливо осознала, что теперь жизнь круто изменится. Только сердце подсказывало, что изменения будут не в лучшую сторону.       Гилберту оставалось обучаться ещё два года после её выпускного, но в последнее время ему удавалось немного чаще вырываться к ней в Куинс. И Энн полагала, что ей стоит либо осесть в Куинсе, либо перебраться в Торонто. Таков был план, пока ей не пришла телеграмма из Авонлеи.       Мэттью серьёзно заболел и слёг. Марилле требовалась помощь.       Следующий год прошёл словно в тумане. Энн много работала: первую половину дня принимала учеников-дошколят, вторую — заказы на пошив одежды, которые через полгода удалось реализовывать сначала в Шарлоттауне, а потом и в паре других городов.       Дела пошли на лад.       Известие о кончине Мэттью застали Энн по пути домой из Шарлоттауна, где она закупалась необходимыми тканями, аксессуарами и фурнитурой для будущих творений.       Гилберт на похороны приехать не смог.       Не выходя из траура по почившему брату, слегла Марилла. Вечно стойкая, всегда правильная, сильная, непоколебимая женщина выглядела бледной, осунувшейся старушкой, почти не разговаривающей и более похожей на ещё живой труп.       Энн было больно. Яркое солнце в её лице гасло.       Через полтора года после долгожданного выпуска из педагогического училища, Энн Ширли-Катберт похоронила лучшую часть своей жизни. Жизни после приюта.       На похороны Мариллы Гилберт тоже приехать не смог. И Энн остро ощутила давно забытое чувство одиночества. Не временное, сиюминутное и проходящее с последними слезами, а всепоглощающее и засасывающее в пучину бесконечной скорби.       Спица больно ткнулась в палец, и Энн очнулась от воспоминаний. В входную дверь стучали, а вода давно перелилась через края, закипая.       Сняв остатки воды с огня, Энн настороженно двинулась к двери. Стук повторился.       — Кто там?       За дверью замешкались.       — Энн, это я..       Сердце её замерло, пропустив удар. Рука, дрогнув, отперла дверь.       За дверью стоял Гилберт, вымокший до нитки под холодным осенним дождём и с двумя чемоданами в руках. На губах цвела дрожащая улыбка, а глаза были полны сожаления, которого так избегала Энн.       — Здравствуй.       Гилберту на мгновение показалось, что Энн была не рада его приезду. Энн вряд ли смогла бы опровергнуть эти домыслы.       Сознание, опустошённое недавней истерикой, отказывалось проецировать хоть какие-нибудь эмоции.       — Мне так жаль, Энн.       Она не ответила. Коротко кивнула и впустила нежданного гостя в дом. Механически закрыла все засовы, достала пару тёплых пледов и предложила чаю с пирогом.       Утром Гилберт ушёл. Энн спустилась позднее обычного и не обнаружила его ни в гостиной, ни на кухне, ванна так же была пуста.       Сегодня не было занятий с дошколятами, поэтому девушка могла посвятить весь свой досуг одному очень интересному и важному заказу, полученному от некоего молодого мужчины через телеграмму. Мужчина просил сшить подвенечное платье для своей избранницы, опираясь исключительно на вкус Энн. Так же он пообещал дополнительную плату за созданную бижутерию к этому платью. Энн, никогда до этого не создававшая ни браслетов, ни колье, приняла вызов, но не ради денег, а ради сохранения здравого смысла. Этот заказ отнял много сил, она трудилась над ним уже больше недели, но никак не могла подогнать до идеала.       К вечеру деревянный манекен был облачён в совершенно простое подвенечное платье, без особых изысков, но с какой-то неуловимой изюминкой, которая не давала возможности оторвать от него взгляд.       Энн, доделав застёжку на сияющих хрустальных бусах, водрузила последний штрих на искусственную шею.       Лучи закатного солнца обнимали потрясающее изделие, отчего Энн, ощутив прилив прежней жизнерадостности, искренне улыбнулась и, отойдя на шаг, принялась любоваться.       — Кажется, мой заказ готов.       Энн вздрогнула и медленно обернулась. Гилберт стоял в дверном проёме и хулиганисто улыбался одними глазами.       — Т..твой заказ?       Молодой мужчина тихо рассмеялся, поставил рабочий саквояж на пол и выудил из кармана пальто небольшую коробочку.       — Ты же не думала, что я нарушу своё обещание жениться на тебе после учёбы?       Энн не думала. В последние два года жизнь била её поддых, и девушка совершенно не думала, что когда-то на горизонте взойдёт солнце.       Её солнце.