Ты пропитан осенью

А руки у тебя всегда холодные. Как маленькие ледышки, и неважно, сколько градусов на улице, твои тонкие пальцы всегда останутся такими. Но я привык, мне даже уже не представляется жизнь без них, твоих ледяных пальцев рук, которые можно часами отогревать, целовать, но так и не добиться ощутимого прогресса, ведь стоит прекратить – и все возвращается на круги своя. Когда-то давно я услышал одну фразу: «Руки холодные – сердце горячее». И, знаешь, она про тебя. Нет, ничего конкретного я не имею ввиду, просто, твое сердце умеет греть. Ты можешь совершить любую глупость, ты просто без тормозов, мой очаровательный любимый человек. Ха, знаешь ли ты, что я тебя так называю? Нет, разумеется, нет. Ты думаешь, что я и слов-то таких не знаю, но пусть. Меня это мало интересует, главное, что ты до сих пор рядом, спустя все эти годы – ты рядом, и это пожалуй самая замечательная постоянная в моем уравнении жизни. Сказал-то как смешно, и слов откуда, интересно, понабрался. Математикой я ведь не увлекаюсь. Эрудиция? Да, определенно – и это твое влияние. Куда я без тебя? Без твоей постоянной лирики, стихов и восхищения книгами. Тонкая ты моя натура. Действительно, что я без тебя? Странный безэмоциональный человек, не живущий – существующий. Да, пожалуй, это так, и все так считают. Все так считали, но только не ты, глупый, глупый кролик. - Юу, - как всегда, почти на распев, чуть гнусаво и вальяжно. - Чего тебе, Усаги? – усмехаюсь я, не оборачиваясь. Я запрещаю тебе называть меня по имени, но тебе все равно, потому что это ты. Тебе не важно, сколько раз ты получишь от меня по шее, главное, что я прореагирую на твои выпады. Ты многое готов за это отдать, и я это знаю, ни капли в этом не сомневаюсь и… даю тебе наслаждаться собой. - Юу, морозно, - выдыхаешь ты, и хватаешься своими руками за перила рядом со мной. Кожа перчаток характерно скрипнула при сгибе, и я замер, ожидая, что ты выкинешь на этот раз. А ты выкинешь, я это знаю, ты не можешь без выкрутасов, ты не можешь делать что-либо без этих твоих глупых шуточек. - И что? – задаю я вопрос и поднимаю, наконец, на тебя глаза. Голова перебинтована, на щеке какая-то ссадина уже заботливо обработанная работниками медицинского крыла. С миссии только что вернулся. Хочется провести кончиками пальцев по твоему лицу, от кромки волос, по носу и до подбородка, очерчивая профиль, но я этого не делаю, я же не знаю, что ты пришел сказать на этот раз. - Дышится, - пожимаешь плечами ты и подносишь к губам два пальца, делаешь «затяжку» и выдыхаешь. Пар действительно получается похожим на сигаретный дым, но его намного меньше. Ты улыбаешься, как ни в чем не бывало, просто улыбаешься. Как всегда открыто и так по-доброму. Это твоя улыбка, она твоя, и адресована она пока не мне, только лишь всем окружающим, которые пока не отступили от тебя. Ведь тебе нужно время, чтобы перестроиться на общение со мной, да и мне не помешало бы. - Как Аллен? – спрашиваю я и снова отворачиваюсь от тебя. Темнеет рано, еще нет и шести, а солнце уже клонится к закату, а кромка неба окрашивается в темно-розовые тона. Под желудком появляется какая-то неопределенная щекотка тянущего беспокойства. Но я знаю, что ничего не произойдет, я просто слишком соскучился, я просто слишком устал. - С ним все хорошо, - отвечаешь ты совершенно спокойно, я бы даже сказал, равнодушно. Хотя раньше, какой-то год назад, этот вопрос загнал бы тебя на край бешенства. Ты ревнивый, причем очень, но я понял, что лучше тебя никогда в этом плане не дразнить. Заводишься ты моментально, мстишь – гениально. А с твоими мозгами Историка это превращается в издевательство над слабыми детишками. Ты не такой безобидный, как кажешься, не хотел бы я, когда-либо стать твоим врагом. - Ну и отлично, - вздыхаю я тоже без особого интереса. Мне достаточно твоего ответа, ты не врешь. И если ты сказал, что все хорошо, то все действительно хорошо. В этом тебе можно доверять, это у тебя издержки воспитания на книгах. -Сегодня мне приснился ты, - медленно проговариваешь и вздыхаешь. – Я бежал к тебе. - А я что? – заинтересованно проговорил я, подавшись вперед. - А ты мне показал язык и убежал в другую комнату, - сокрушенно проговариваешь и опускаешь голову на металлические перила. Ты меланхолично смотришь на горизонт, на плавно уходящее солнце. Ветер ласково треплет твои рыжие вихры, и ты наслаждаешься этим. Я знаю, ты любишь быть тут. Это наше место, здесь никогда никого не бывает, тут мы всегда одни и никто не смеет нам мешать. Тут мы ждем друг друга во время чьего-либо отсутствия, тут легче переносить тянущее чувство одиночества, дробящего разум своим единичным присутствием. И не важно, как тут – сыро ли, холодно. Вечером, когда тебя нет в Ордене, я всегда здесь. Не читаю, не тренируюсь – жду, глядя вдаль, надеясь заприметить там маленькую черную точку, хотя, конечно же, знаю, что ты вряд ли полетишь в башню на молоте. Надежда все-таки умирает последней. - Юу, - зовешь ты меня снова, и я поворачиваюсь, заново разглядывая тебя. Больно смотреть на все твои эти ранения, но как иначе, война, да и мы – не дети, и мы сами ввязались во всю эту авантюру, так что терпи, Лави, терпи. Я тут ничем не помогу, извини. – Я в порядке, не переживай. Наверное, ты иногда все-таки читаешь мои мысли, иначе ведь никак не объяснить, как ты говоришь то, что я бы никогда не хотел ни произносить, ни слушать. Ты кладешь свою руку на мою и чуть сжимаешь, благодарно и нежно. Это страх, банальный страх новой разлуки. Мы оба заем, что она наступит, обязательно, но мы научились ценить те минуты, что нам доводится проводить рядом друг с другом. Завтра тебя скорее всего куда-нибудь утащит Панда, ты и слова не скажешь против, а я, наверняка, уже завтра буду в каком-нибудь очередном захолустье спасать чьи-нибудь бесполезные жизни. Вот так и учишься ценить мгновения близости, мгновения единения, мгновения, когда мы вместе. И порой, я думаю, что ты – это я, ты заранее знаешь, чего я хочу, еще до того, как я сам это осознаю. Но я тоже умею понимать тебя без слов, рыжик. Возможно лучше других, но не до конца. Понять тебя до конца невозможно. Загадочная душа историка, непостижима, нелогична и непостоянна. Я прекрасно понимаю, что когда-нибудь ты навсегда меня оставишь, уйдя вдаль вместе со своим наставником. Но не хочу об этом думать, не хочу заранее знать этот день. Я уверен, что тогда мне будет очень плохо, ведь ты вычеркнешь меня из своей жизни, вычеркнешь, как всех людей до меня, как всех тех, кого ты встретил в одно время со мной, как всех, кого ты встретишь после. Такова твоя судьба – быть вечно одиноким, неприкаянным и бесстрастным сторонним наблюдателем без сердца и души. Холодным и расчетливым человеком, кропотливо и в малейших деталях записывающим Историю. И не моя вина, что именно ты стал моим любимым. Тем самым единственным нежным, за которого я могу хоть в огонь, хоть в воду, только бы ты позвал. Но ты не зовешь, потому что бережешь меня. И я тебя не позову по этой же причине, мы слишком сильно любим друг друга, что неосознанно причиняем боль. Неосознанно. Опрометчиво влюбились, так странно все вышло, но я не жалею, не знаю, как ты, а я – нет. - Этот день, - ты вздыхаешь и обнимаешь меня за плечи. Я не отталкиваю. Как я могу оттолкнуть, зная, что впереди у нас всего лишь несколько часов. Долгих, бесконечный, счастливых, свободных. Коротких часов вместе. На фоне двухнедельной разлуки – этого слишком мало, катастрофически мало. Но нужно ценить хотя бы это. Это уже дар свыше. - Что не так с этим днем? – спрашиваю, откидываясь на твои широкие плечи. Печально это признавать, но смотришься ты куда массивней, чем я, хотя, мы с тобой оба знаем, какова расстановка сил на самом деле. - Мы в такой же день впервые увиделись, - проговариваешь ты, несколько смущенно. Я прекрасно знаю, что ты помнишь все в мельчайших подробностях – такова твоя работа, иначе ты уже не можешь – привычка, что с ней сделать. Я лишь прикрыл глаза и втянул носом воздух. Да, точно, точно так же пахнет дымом и поздней осенью, когда еще не снег, но уже и не дождь, а так хочется определенности, чего-нибудь постоянного, пахнет жухлой травой, близкой зимой и промороженным вечерним воздухом, легким, пропитанным влагой и ароматом палой полуистлевшей листвы. Пахнет небом, тусклым, тяжелым и серым небом, грузно нависшим над Орденом. Обычным осенним небом, особенным для нас осенним небом. Любимым мною осенним небом. Тобой, Лави, пахнет. Я резко разворачиваюсь к тебе лицом и утыкаюсь носом в твою холодную кожаную куртку. И пусть, холод отрезвляет. Я чувствую, как ты меня обнимаешь, трепетно, будто боишься сломать, ну и дурак же ты, хотя пусть, не возмущаться же по такому пустяку. Ты дышишь отчего-то рвано и загнанно, и с каждой минутой в объятьях сжимаешь все крепче. Я не остаюсь в долгу: обвиваю руками твою поясницу, провожу ладонями по спине, пальцами вцепляюсь в плечи. Да, теперь мы сняли маски. Вот он я, а вот он ты. Мой, Лави, без шкуры назойливого потаскунчика и влюбчивого болванчика. Обычный, близкий, родной и теплый. Осенний рыжик, у тебя ведь даже волосы осенью пропитаны, а вовсе никаким не летом. Ты – осень, Лави, холодная поздняя осень. Но я люблю тебя именно таким. Всем сердцем, я знаю, ты тоже. По крайней мере, мне хотелось бы в это верить. Да черт же с ней, с любовью этой проклятой. Мне все равно. Мне все равно, как по-настоящему ты ко мне относишься. Сейчас ты держишь меня в своих объятиях и шепчешь, что любишь. Пожалуй, это главное. Это лучшее, что могло когда-либо случиться. А руки у тебя всегда холодные. Как маленькие ледышки, и неважно, сколько градусов на улице, твои тонкие пальцы всегда останутся такими. Я беру эти руки в свои ладони и нежно целую каждый палец. Ты смеешься, на этом моменте – ты всегда смеешься. А я просто люблю эти холодные руки. А я просто люблю тебя, Лави.