***
В этот вторник всё изначально идёт вкривь и вкось. Тэхён переживает сильнее, чем обычно. Он не может успокоиться, предчувствие чего-то нехорошего так и скребется под желудком. Хотя это далеко не первый случай экзорцизма на его памяти, Тэхён всё равно переживает. Небо Рима непривычно затянуто тучами в это августовское утро, и Тэхён впервые за долгое лето не чувствует жар в своей черной сутане. — Отец, слава Всевышнему, вы здесь, — на него смотрит, несомненно, мать, с которой он говорил по телефону. У нее темные глаза, белки которых покраснели от долгих рыданий. Привычная картина предстает перед ним: обеспокоенные мать и отец в окружении родственников, запах успокоительных капель и ладана. Тревога почти осязаема. — Где он? — речь шла о сыне. — В спальне… Мы привязали его, чтобы он не навредил себе, — она говорит, и голос её тут же ломается. — Вам что-нибудь нужно, отче? — отец более спокоен, но Тэхён видит скорбь, залегшую у него под глазами, в уголках губ. — Нет. У меня есть всё необходимое, но мне нужно, чтобы никто не входил. Не важно, что вы услышите. Это понятно? — Тэхён со временем научился звучать веско, хотя на вид он был очень молод, он знал, как держаться так, чтобы ему не задавали вопросов, которые стоили драгоценных минут, во время которых одержимый нестерпимо страдал. Мгновения промеделения могли стоить очень дорого. Они кивают, а он, меж тем, продолжает: — Не слушайте то, что они будут говорить. Демоны болтливы и всегда лгут. Я бы не советовал стоять под дверью. Вам это ни к чему, лучше вообще уйти в дальнюю комнату или к соседям, — на это ему кивают. Когда он открывает белую дверь, то спиной чувствует чужие взгляды. Тэхён кожей ощущает то, как от него ждут избавления от кошмара. То, что он видит — привычно взгляду. Хотя, казалось, что никогда к такому нельзя быть готовым. Тэхён закрывает за собой дверь. В комнате стоит полумрак, Тэхён пересекает небольшую комнату широким шагом, раздвигает шторы, чтобы впустить дневной свет, пусть и тусклый из-за черных грозовых туч. Когда полоса света падает на лежащее на кровати тело, Тэхён слышит ожидаемо нечеловеческий звук, который, однако же, исходит из человека. Когда он бросает внимательный взгляд на одержимого, лицо которого теперь отчетливо видно, то понимает, что уже видел того. Видел совершенно точно. Хорошая память то ли на лица, то ли просто на красивых людей. Месяц назад. В любимой кофейне. Тот улыбался, черноглазый, темноволосый молодой парень. Тэхён стискивает зубы. Теперь это кажется чем-то почти личным. Меж тем, демон в обличие парня корчится на постели, но в какой-то момент, видимо, привыкнув к свету, смотрит внимательно на Тэхёна. — Отче, — демон усмехается, но этот оскал едва ли напоминает ту улыбку, что Тэхён наблюдал в кофейне. — Эта дура всё же догадалась тебя вызвать, — тот смеется. Тэхён знает, что последнее, что нужно делать — это говорить с демонами. Но у него нет выбора. Беда в том, что узнать имя просто так никак нельзя, а угадывать — долго, и не факт, что попадется тот, имя которого Тэхён точно знает. Демон сам должен это сделать. Сам должен себя выдать. Выведать это можно только если умеешь забалтывать демонов. Тэхён за тот недолгий срок, что занимался экзорцизмом, узнал, что это вполне реально. Епархия говорила, что он эффективно действует. Тэхён же считал, что, видимо, Господь наделил его даром. Его язык был подвешен. В самом начале говорить с демоном нет смысла. Тэхён это знает по опыту. Нужно было ослабить того. Поэтому он начинает стандартно. С чтения святого писания на латыни. Совершенно спокойно, когда демон, которого привязали к кровати, дергается, корчится, рычит своим жутким голосом, извивается, выплевывая всевозможные мерзости. Стандартный набор, к которому Тэхён готов. В какой-то момент тот будто ослабевает. Успокаивается. Тряпичной куклой распластывается на исковерканной постели. Тэхён слышит лишь дыхание. Будто старый пес хрипит, больной, умирающий. Тэхён продолжает читать, не глядя на демона. — Ты думаешь, что он десницею своею погладил тебя по голове? Ты думаешь, он не знает, какой ты на самом деле, — вдруг раздается хриплое, надсадное. — Так хочешь получить расположение Отца? — Он тебе не отец, отродье, — Тэхён приближается достаточно, чтобы вылить святую воду прямо на болтливый рот. Демон тут же начинает извиваться и издавать непонятные звуки. — Он всем отец. Хотя ты так переживаешь, что не пустят к нему, может не зря? — тот начинает смеяться. — Не пустят, и будь по сему, — спокойно говорит Тэхён, перебирая четки. Он слушает, но думает о том, что его должны были вызвать хотя бы на десять дней раньше. Судя по виду парня, всё совсем худо. Выдержит ли организм — непонятно. — Я знаю, чего ты боишься, падре, — тот продолжает скалиться. — Я знаю, что мучит тебя по ночам, — Тэхён на секунду замирает, потому что взгляд у демона слишком осмысленный. Он не берет во внимание эти слова. Служители ада всегда болтают много и пытаются нагнать жути. Но сбивает Тэхёна вовсе не это. Сбивает взгляд. Так не должно быть. Глаза обычного темно-карего цвета. Возможно, обладателя в теле уже и нет. Возможно, Тэхён не сможет помочь. — Ты просто болтаешь, демон, как многие до тебя. Не отличаешься оригинальностью, — Тэхён склоняется и снова выливает святую воду на него. Тот рычит и отплевывается. — Скажи свое имя, облегчи свою участь. Демон начинает истерично смеяться. — Он мёртв, ты же понимаешь? Мальчишки в этом теле нет, — внезапно успокоившись говорит демон. — О да, ты, кажется, начинаешь понимать, — Тэхён боялся этого больше всего. Однако демоны врут. Демоны всегда врут. — Ты думаешь, я поверю адскому отродью, вроде тебя? Мелкий вшивый демон, шестерка. Мелкая сошка, — попробовать стоит, обычно демоны любят себя превозносить, называя хотя бы свой чин. А там уже вычислить, кто — вполне реально. — Мне незачем обманывать тебя. Ты сам с этим справляешься, падре. Ты изгонишь меня и останется лишь мертвое тело. Тебя обвинят в его смерти. Осудят. Ты сядешь. — Или же ты просто лжешь мне. — Посмотри внимательно, падре, — демон приподнимается на локтях и смотрит в глаза. И Тэхён к своему ужасу осознает, что глаза эти абсолютно человеческие. Значит, «дома» никого не было и демон занял место либо в момент гибели парня, либо незадолго до нее. Тэхён понимает, что времени у него нет, и нужно решить, что делать — навлечь на себя возможные проблемы и гнев родителей, но дать им затем оплакать сына, а не позволять демону в его оболочке разгуливать, либо же… Нет, второй вариант был недопустим. Он не мог отпустить его. — Малодушно подумываешь, чтобы меня отпустить, — тот снова скалится, а затем, чего Тэхён не ожидает, потеряв бдительность, демон умудряется разорвать одну из плотных тряпок, которой привязана его рука к изголовью кровати, вырывается. Через какие-то мгновения, в которые Тэхён едва успевает отскочить, демон освобождается окончательно. Почему он не проверил, как тот привязан? Это было последней мыслью в голове Тэхёна, прежде чем он от удара по голове провалился во тьму. Демон вырубил его чем-то. Всё происходило слишком быстро, и это утро правда не сулило ничего хорошего. Ему следовало поверить предчувствию.***
— Отец Тэхён, Вы должны это сделать, — голос по телефону звучит взволнованно. Они говорят уже минут пять, в которые Тэхён пытается донести монахине одну мысль: он не желает более проводить обряды изгнания демонов и прочей нечисти. — Сестра, у епархии есть другие действующие экзорцисты. Я три месяца, как отозван, — Тэхён сжимает пальцами переносицу. Дурацкая погода делает из него подобие человека, оболочку, голова раскалывается. Осень в этом году холодная. Неприветливая как-то по-особенному. — Вы — лучший. Вы думаете, епархия не отправляла других? Отправляла… Отец Сантьяго сошел с ума… — И вы хотите, чтобы и меня постигла та же участь? — Тэхён хмыкает и тут же кривится сам себе, ибо это было невежливо. Это всё погода. Именно она. — Вы — наш последний вариант. Жертва — маленькая девочка… Ей всего двенадцать лет, — голос монахини будто надламывается, — её родители наши прихожане, они… — Не продолжайте, — Тэхён вздыхает и выдерживает паузу, обдумывая всё. Он не имеет права отказать. Дети — это самое последнее, самое низкое, за что берутся демоны, это легкая добыча, неокрепший ум. — Ладно. Хорошо. — Мы купим билеты… — Не нужно. Я сам возьму билеты на ближайший день. — Спасибо, спасибо, отец Тэхён, — затараторила монахиня. Тэхён ощутил, что, скорее всего, пожалеет об этом. Но решение было принято.***
Экзорцизм над детьми — не что-то новое. Тэхён читал об этом, об этом говорили другие экзорцисты, в том числе его наставник. Однако сам Тэхён еще ни разу не сталкивался с таким. После неудачи три месяца назад, когда одержимый сбежал, и его не представлялось возможности найти, он решил, что больше не хочет нести такую ответственность за жизни людей. Конечно, если судить по цифрам, то он на своей непростой должности нес больше пользы, и вообще, это был первый его провал за четыре года. Первые неудачи всегда самые горькие. Тэхён не мог простить себя за это, хотя родители парня не винили его. Ему снились кошмары. В них приходил демон в обличии того парня, обвинял в разном. В том числе в том, что не смог спасти. Был невнимателен. Думал не о том, о чем нужно было. Это вообще было первым правилом Тэхёна: не отвлекаться. Но в тот день он был слишком сосредоточен на своих ощущениях, нежели на деле. Одна маленькая деталь, которую он упустил из виду, всё испортила. Провинция встречает его той же погодой, что и Рим — дождем. На самом деле, руки у Тэхёна замерзли, ночь обещали аномально холодную, и он спешит в отель, чтобы там чуть отогреться, отдохнуть, а затем пойти к семье маленькой одержимой девочки. Он не планирует задерживаться более, чем нужно, сумку собрал с собой небольшую. Ему выдают ключ от комнаты, не новомодную карту, а обычный железный ключ с биркой. Тридцать один. В отеле, по заверению хозяйки, было очень мало постояльцев. Одна семейная пара, один приятный молодой юноша, и вот теперь еще и Тэхён. Тэхён из вежливости поддерживает разговор, а после спешит в свою комнату. У него есть два часа на отдых. Отель, по сути, является просто огромным домом, который оформили под гостиницу. Ветхий пол скрипит под ногами, коридоры темные, Тэхён едва может различить цифры на дверях. Прежде чем открыть дверь с нужным номером, он слышит скрип половиц невдалеке, поворачивает голову на звук. Это мужчина. Тот стоит в противоположном конце узкого темного коридора, Тэхён не видит лица, человек стоит, не двигаясь, не приближаясь. Тэхён смотрит на него еще секунд пять, так и замерев с ключами, пока не слышит: — Здравствуйте, отец, — тишину режет приятный молодой голос. — Здравствуйте, — на автомате отвечает Тэхён, чуть кивнув. Он не уверен, что его сосед (видимо, это и был приятный молодой человек, о котором толковала хозяйка) видит его, но делает это по привычке. — Погода отвратительная, — зачем-то говорит молодой мужчина. — Так и есть, — наконец Тэхён принимается открывать дверь, которая поддавалась с трудом, решая, что неуместный диалог на этом закончился. — Вы, должно быть, устали, отец Тэхён, — говорит незнакомец, пока Тэхён пытается провернуть ключ, полностью переключив внимание на это незамысловатое действие. — Немного, — чтобы не быть грубым, отвечает Тэхён. Прошли долгие мгновения, прежде чем дверь поддается, а затем его осеняет: — Откуда Вы знаете мое имя? — когда Тэхён смотрит туда, где стоял незнакомец, его уже и след простыл.***
Плохие предчувствия у Тэхёна случались редко, но уж если они появлялись, то он точно знал — жди беды. Проклятое ощущение и в этот раз не подвело. Из дома маленькой одержимой девочки он выходит спустя шесть часов в абсолютном раздрае, когда на городок уже опустилась ночь. Появилось нестерпимое желание закурить. Тэхён курил с подростковых лет и бросил это только тогда, когда стал послушником. Сейчас же эта дурная привычка казалась ему привлекательной как никогда. Он заходит в небольшой магазинчик, берет пачку сигарет, пообещав себе, что после этого случая прекратит. Обязательно прекратит. Возвращаться в номер не хочется. Нужно к людям. Там, где происходит что-то нормальное. Мирское. Перед глазами стоит искаженное лицо ребенка. Тэхён понимает, что ему нужно успокоиться. Прийти в себя. Паб неподалеку освещает сквозь окна посеревшие в сумерках улочки. Там достаточно народу, и Тэхён решает, что можно посидеть там, поужинать, хотя голод не чувствуется — сказывается волнение. Прежде чем зайти внутрь, он выкуривает первую за долгие годы сигарету. — Что для вас, отче? — интересуется молодой парень, как только Тэхён занимает столик в углу зала. Публика собралась разнообразная, атмосфера царит такая, что понятно: посетители живут маленькой коммуной и все друг друга хорошо знают, так как на него сразу же обратили внимание, но не стали пялиться слишком откровенно. Тэхён как обычно чувствует взгляды кожей. Неудивительно. Город небольшой, и слухи разлетаются быстро. Все прекрасно понимают, кто он такой и зачем приехал. — Ваше фирменное и эспрессо, — голова начинает гудеть. Тэхёна часто сопровождали головные боли, когда он проводил экзорцизмы. Нужно думать о чем-то отвлеченном, поэтому он просто смотрит в окно, на залитые дождем улицы, на темное небо, на редких прохожих. Тэхён не знает, сколько он так просидел, как слышит приятное: — У Вас свободно? Можно мне присесть, отче? — но когда Тэхён поднимает глаза на говорящего, его передергивает. Он знает это лицо. Он видел его. Он совершенно точно не ошибается. — Ну же, отче, это невежливо, — говорит демон, так как Тэхён просто смотрит снизу вверх, поджав губы. — Располагайся, — Тэхён был не настолько не в себе, чтобы начать вопить. К тому же, нельзя показывать свой страх. — Как приятно, что Вы, отче, не принялись поливать меня святой водой, как в первую нашу встречу, — демон улыбается, и Тэхён понимает — улыбка абсолютно очаровательная. Он слишком похож на человека, это почти уродливо, неправильно. — Зачем ты пришел? — это единственное, что приходит Тэхёну на ум, и именно это действительно нужно понять. — Пришел по доброй воле, предложить свою помощь. И да, я должен попросить прощения за нашу первую встречу. Вы знаете, демонам положено вести себя так, — тот улыбается, поправляя черные волосы. — Ты до сих пор разговариваешь, только потому, что я не безумец, чтобы начать изгонять тебя тут, — сквозь зубы произносит Тэхён. — У Вас бы и не получилось, падре, прекратите, — тот откидывается на стуле. Тэхён отмечает про себя, что это поведение совсем не свойственно для демонов, которые просто хотят забрать душу, осквернить ее. Зачем ему разгуливать по Земле, используя тело, словно костюм? Этого он не мог понять еще в первый раз, ожидая, что тело юноши найдут где-то бездыханным. Но вот демон здесь, сидит, имеет наглость разговаривать с ним. Со служителем Господа. С тем, кто намерен был его низвергнуть. — Что тебе действительно нужно? — голос не дрожит скорее по привычке. Демон щурит красивые глаза, чуть наклоняется вперед, будто хочет рассмотреть Тэхёна лучше. — Я же сказал, я пришел предложить помощь. У Вас ведь ничего не вышло? Вы все еще не знаете его имя? — При чем здесь ты? Какая от тебя может быть польза мне? — и прежде, чем демон успевает ответить, приносят заказ Тэхёна, но ему бы еда сейчас точно уже встала поперек горла. — О, падре, откушайте сначала, потом поговорим. — Аппетит пропал. — Отчего же? — хмыкает демон. У него лицо юноши. Свежее, совсем как в тот день, когда Тэхён видел парня в кофейне. Темные завитки волос блестят, аккуратные губы растягиваются в улыбке. Чудовищно. — А вот я поем тогда, пожалуй, — и, к удивлению Тэхёна, тот придвигает тарелку к себе и начинает уплетать его заказ. Это было чем-то совсем немыслимым. — Демоны не едят пищу, — хмурится Тэхён. — Да? — с набитым ртом спрашивает тот. — Да. — Буду знать. — Кофе мой не трогай, — сварливо замечает Тэхён, забирая чашку. — Почему в Италии так много пьют кофе? Вы одержимы им буквально, — демон начинает посмеиваться, хотя Тэхёну вовсе не до смеха, он делает глоток горячего напитка. — О какой помощи идет речь? — всё же решается Тэхён, потому что выбор у него не велик. Хотя задним умом он понимает, что нужно скрутить поганца и отправить обратно в преисподнюю. Другая же его часть заинтересована. Тэхён вообще по натуре своей всегда был любопытен. К тому же, он никогда не слышал о таком — чтобы демоны сидели со священниками и вели светские беседы. Хотя это ею было едва ли. — Я узнаю имя демона, Вы его изгоните из несчастной, и все довольны. Все в ажуре, — тот отправляет очередной кусок мяса в рот, аж глаза зажмуривает от удовольствия, — очень вкусно, отче. Зря Вы… — Ты хочешь, чтобы я за это тебе пообещал свою душу? Не можешь же ты быть таким глупцом, демон. — На кой мне Ваша душа? — тот качает головой. — Я не занимаюсь этим. Души у нас покупает другой… Это не то, не туда, — демон показательно машет рукой в сторону, будто где-то там действительно стоит приспешник Люцифера с табличкой «Куплю души дорого». — Тогда чего ты хочешь? — О, самую малость. Ну так что? Примете помощь? — Даже если бы я согласился, всегда есть подвох. Вы всегда врете. И связываться с вашими отродьями… — Бла-бла, отче, Вы такой… предсказуемый, — черноглазый демон дует губы, откладывая приборы. Выражение лица почти детское. Это кажется жутким. — Чего ты хочешь от меня? Не увиливай, демон, иначе я сейчас же ухожу, — попытаться стоит, видимо, демону чего-то действительно нужно. — Ладно, — взгляд у того становится серьезным, из него исчезает задор и та хитринка, которая была до этого. Тот явно переменился в настроении и стал выглядеть старше. — Я пойду к девчонке, узнаю имя того, кто в нее вселился. Сообщу его. Взамен Вы должны провести со мной ночь, — Тэхён ждёт, что после этой фразы раздастся смех, что это какая-то издевка, но демон не смеется. — Большей чуши ты придумать не мог, конечно же, я сейчас же ухожу. Не приближайся ко мне более, — Тэхён комкает салфетку, которую теребил в руках до этого, бросает на стол, поднимается шумно, спешит расплатиться, не оглядываясь. Но демон следует за ним. На улицу. — Я серьезно, падре. Подумайте над этим. — Оставь меня, — кидает через плечо Тэхён. — При всем желании не могу, мы живем в одном отеле, — раздается смех. На улице прохладно, ветер задувает, развевая полы сутаны, Тэхён старается идти как можно быстрее. Это похоже на какой-то бредовый сон: его преследует демон, который хочет с ним переспать. Немыслимая ересь. Тэхён ускоряется, и с удовольствием понимает, что демон остался позади. — Подумайте, отче, если что, я в тридцать втором! — слышит он вдогонку. Когда Тэхён оказывается в своей комнате, то понимает, что сердце стучит бешено. Это действительно похоже на бред. Чушь. Ерунда. Тэхён крутил мысленно слова демона, и уложить в голове этого не мог. Зачем демону приходить к нему с таким предложением? Тем более, что Тэхён бы никогда не согласился… Никогда. Хотя мысли о маленькой одержимой делали его слабым. Это нонсенс. Не может демон помогать в таком. Абсурдно вообще думать о том, что демоны могут с чем-либо помочь священнику. Тэхён успокаивал себя мыслью о том, что демон просто решил так поглумиться над ним, пришел заявить о себе в насмешку. Еще и позволил такое оскорбительное предложение… Тэхён вымотался за этот день, поэтому уснул, как только голова коснулась подушки. Путанные мысли перед сном породили в голове кошмары. Тэхён видел красивое лицо с адским оскалом. Демон приближался, а затем столкнул его. Тэхён падал, бесконечно падал в темноту, а после показалось адское пламя, которое облизывало ноги, спину, шею, пока не поглотило его полностью. Тэхён проснулся в поту, явственно помня ощущение боли из сна. Кошмары были частыми его спутниками, но такими яркими не были давно. За окном уже показалось розовое марево. Больше он не уснул.***
Второй день также не увенчался успехом. Тэхён понимал, что рано впадать в отчаяние, однако, мерзкое чувство подкатывало комом в горле. Видеть родителей, у которых глаза полны надежд, понимать, что не справился и сегодня, провалился, было нестерпимо. Уверенность в собственных силах таяла. Тэхёну срочно нужно было закурить. Он снова ушел тогда, когда на город опустился вечер. Мокрый асфальт уже блестел в свете фонарей. Зажигалка не хотела срабатывать, Тэхён начинал злиться. — Помочь, отче? — Тэхён даже вздрогнул. Не от неожиданности, а от самого голоса. На языке крутилось нечто, чего говорить святому отцу не стоит. Но оно чуть было не сорвалось с губ. Тэхён посмотрел на демона с укоризной. — Оставь меня. Иди по своим делам, — Тэхён оставил попытку закурить, пустился подальше, прочь от демона. — Вы — мое самое главное дело, отче. Мне очень хочется Вам помочь, — демон поспешил поравняться с Тэхёном. — Ну что же Вы так улепетываете от меня… — Я и говорить с тобой не должен, — раздраженно бросает Тэхён. — Но ведь и сегодня попытка провалилась, ведь так? Он силен. Еще бы, — демон усмехается, это Тэхён слышит, смотреть он на него не хочет. — Это похоже на какой-то бредовый сон, — Тэхён останавливается, сжимает кулаки, глубоко вдыхает и выдыхает. — Да, отче, Вам бы гимнастикой дыхательной заняться, а не курить. — Отстань от меня, — просит Тэхён, но понимает, что вряд ли это произойдет. Демон настырный. — Отче, ну что Вы теряете? Имя демона взамен на одну ночь, — тот говорит это елейным, ласковым голосом. — И ты, полоумный, ненормальный демон, решил, что я пойду на такое? — Тэхён поворачивается, смотрит разъяренно на того. — Это буквально грех. — Это забавно, отче, Вы юморист. Не знал, что демоны бывают нормальными… — О, Господи… — Не упоминайте Отца всуе! — наигранно-укоризненно восклицает демон, строя оскорбленный вид. — Не ходи за мной. Не приближайся. Иначе я… — Тэхён понимает, что это глупо, однако, хватает за плечи и встряхивает, на демона это не производит впечатления, он улыбается, будто доволен чем-то еще больше, смотрит… Определенно вожделенно. Тэхён знает этот взгляд. — Иначе что? — у того лихорадочно блестят глаза. — Иначе я сделаю все, чтобы изгнать тебя. — У Вас не получится, я говорил уже. Не терзайтесь напрасными надеждами. Момент упущен. Это тело уже мое. Полностью. Вы для меня так же опасны, как тля для воробья, — он подается чуть вперед, это Тэхёна обескураживает, и он отпускает демона, отпрянув. — Ты хочешь извести меня? — вдруг приходит понимание. — Глупости, отче. Я преследую свою цель, я не спорю. Но и для Вас есть выгода. Бедная девочка может долго не протянуть. Такая крошка… — Это низко. — Я — демон, чего Вы ожидали? — он больше не улыбается. — Подумайте еще раз. Я достаточно терпелив. Вы даже не представляете… Тэхён не помнит, как добирается до своего номера. Демон не следует за ним, и в каком-то смысле Тэхён тому благодарен. Он так и не узнал его имя. Если бы Тэхён хотел обезопаситься… Узнать имя было бы полезно. Но Тэхён отметает эту идею. Как будто он действительно рассматривает такой вариант. Вариант того, что предастся не просто греху, а греху с демоном. В эту ночь ему снятся губы. Красивого вишневого оттенка. Улыбающийся рот, по которому во сне так и хочется провести языком. И, кажется, Тэхён это делает. Но человек смеется. Смеется совсем недобро, и когда Тэхён хочет внимательно рассмотреть того, кого целовал, чьи губы вылизывал, то перед ним предстает демон. Тэхён, к своему ужасу, осознает, что не хочет бежать, он хочет приникнуть к нему вновь. Сдаться. Оно сильнее него почему-то, сильнее его веры, его принципов… Он просыпается в холодном поту в четыре утра и снова не может уснуть. В третий раз попытка помочь девочке выматывает Тэхёна настолько, что он едва держится на ногах. Тэхён с неудовольствием начинает осознавать, что демон, который засел в ребёнке, нечто настолько страшное, настолько древнее, что предпочтительнее было бы никогда не сталкиваться с подобным. Он уходит опустошенным, с подрагивающими руками. По виду родителей Тэхён понял, что и его выражение лица красноречиво показывает, что он теряет надежду. А это недопустимо в его работе. Он должен нести слово божье, его вера должна быть непоколебимой, сомнение — страшный грех. Тэхён не хочет есть, не хочет пить. У него одно желание — добраться до номера, уснуть. А завтра он должен попробовать снова. Пока Тэхён идёт, не разбирая дороги, в ушах всё еще стоит нечеловеческий рык, будто какого-то раненного дикого зверя, и всё же, тот исходил из девочки. — Неважно выглядите, отче, — Тэхён понимает, что демон поравнялся с ним. Тэхёну уже даже не нужно смотреть на нечестивого, чтобы понять, что это он — голос въелся в подкорку. Не забудешь. Не выкинешь. — А ты прям переживаешь? — Тэхён раздражен. Даже не демоном. А недоволен собой, своим бессилием. — Ваши неудачи приближают меня к согласию, не буду скрывать, — Тэхён кидает на демона взгляд: тот выглядит добродушным парнем, ни больше, ни меньше. Просто симпатичный молодой человек. Тэхён думает о том, что у него, вероятно, совсем затуманился разум от этой чертовщины. — Этого не будет, — однако голос уже не выражает такую уверенность. Тэхён понимает, что если он это знает, то демон тоже почувствовал. — Завтра будет четвертый раз, сколько она ещё выдержит? А я предлагаю… Тэхён останавливается, смотрит раздраженно на демона. — Зачем тебе это? Ты так забавляешься? — Я расскажу, если согласитесь, — пожимает плечами демон. — Я точно пожалею об этом… — Разве это не мелочь? Одна ночь взамен на Вашу честь, — он улыбается очаровательно. — Спасете ребенка. Цена не так уж велика, правда? — он склоняет голову набок, смотрит, прищурив карие глаза. — Ты измучал меня. — Измучал вовсе не я. Не говорите, отче, что не жаждали меня прошлой ночью… — Ах ты, нечестивое отродье, — Тэхёна накрывает осознание. — Вы очень грубы. Это была всего лишь маленькая шалость. Но Вы такой… Пылкий, — он начинает смеяться. — Это был лишь сон. Это не значит, что я… — Говорите себе об этом почаще, — тот подмигивает, на что Тэхён закатывает глаза, вскидывая руки, шумно вздыхая. Очень похоже, что у него не так уж много вариантов. А затем противная мысль начинает скрестись где-то совсем близко: может, не такой он и хороший служитель Господа. — Сначала ты помогаешь мне, а затем мы завершаем сделку… — Какой деловой и обстоятельный подход, — взгляд хитрый, Тэхён сказал бы, соблазнительный. — Я выдам имя только после того, как вы завершите свою часть сделки. Но мы можем обсудить детали. — Я должен знать точно, на что иду. — Какая разница, если в итоге девочка будет спасена? Переживаете о себе, да, падре? — Тэхён на это поджимает губы. Он только сейчас осознает, что руки замерзли. Мерзкая погода. Влажная. Еще и ветер. — Пойдём, — просто говорит Тэхён, понимая, что пути назад уже не может быть. Одно то, что он допустил мысль сдаться на милость демону, уже дискредитирует его. — Будем говорить на моей территории. И ты всё мне расскажешь.***
— Давай на ты, не против? — Чонгук заходит за Тэхёном, осматривается внимательно. — Кокетство — это интересно, но… — Ближе к делу, — Тэхён кивает на стул, а сам садится на край кровати. Чонгук не спорит. В конце концов, поговорить им действительно нужно. Пусть ему и не хочется. Это мучение. Натуральное мучение — оставаться рядом с Тэхёном и не иметь возможности быть до конца честным. Более того, понимать, что для того он не более, чем обычная нечисть, которой нет места на земле. — Ну, а что ты хочешь услышать? Я узнаю имя демона. Скажу его тебе только после того, как ты выполнишь свою часть сделки. — Откуда мне знать, что ты не лжешь? Вы всегда врете, — видно, как Тэхён сжал крепко челюсти. Чонгук знает это всё. Видел. Помнит. У него записано на подкорке, как тот злится. И как тот умеет улыбаться. И как тот пахнет. Как смотрит. По-разному всегда. В зависимости от эмоций. Даже если выражение лица не меняется. Чонгук видит по глазам. Потому что он его знает. — Никак, Тэхён, — он чуть склоняется, и смотрит прямо в глаза. — Ты никак не можешь знать, обманываю я тебя или нет. Я могу лишь сказать тебе, зачем я это делаю. Но на этом пока всё. — Говори, — видно, как тот напряжен, хмурит брови. — Я не хочу оставаться в аду. Если ты не знал, то демонам там тоже не сладко. — И ты хочешь остаться на Земле? — вскидывает брови Тэхён. — Хочу, — просто говорит Чонгук. — Хочу стать человеком вновь. — Это невозможно, — тихо произносит тот. — Невозможно, если ты падший ангел. А если ты был человеком до попадания в ад, то есть парочка вариантов. — Зачем тебе спать со мной? Это часть ритуала? — Тэхён всегда был умным, догадливым, и Чонгук про себя усмехается. — Именно, отец Тэхён. Выбирай. Жизнь ребенка или одна ночь со мной, — он смотрит пристально, стараясь по выражению лица понять, что Тэхён выберет, потому что тот молчит долгие томительные мгновения. Если Тэхён остался прежним — тот выберет осквернить себя, но спасти чужую душу. Всегда таким был. Слишком добрым. — Когда? — Тэхён неосознанно комкает одеяло по обе стороны от себя. — Завтра ночью. Приходи ко мне, падре, — он не сдерживается от улыбки. — И помни, — поднимаясь, говорит Чонгук, — ты должен идти на это добровольно. Насильно мне ничего не нужно от тебя. — Я понял, — говорит Тэхён. — И всё же мне нужна защита. — Защита? — приподнимает Чонгук вопросительно бровь. — Скажи мне своё имя. — Это уже не поможет. Но если хочешь, я назову его. Чтобы ты знал, чье имя стонать завтра ночью, — он с удовольствием замечает, как темнеет взгляд Тэхёна, тот явно не ожидал подобной дерзости. — Меня зовут Чонгук. Приятно познакомиться вновь, отче. — Не могу сказать того же. Завтра днем ты пойдешь со мной к девочке. И узнаешь имя того, кем она одержима. Скажешь тогда, когда я завершу свою часть сделки, — Тэхён никак не реагирует на откровенную провокацию, звучит ровно, и от этого Чонгук ощущает удовольствие. Это так знакомо. Почти что привычно. — И ты правда готов, — говорит Чонгук, когда уже подходит к двери, — осквернить себя, согрешить, ради ребенка? — Готов, — кивает Тэхён. — Ты ведь понимаешь, что не сможешь оставить себе сан? — Это не важно. Главное, что Бог меня простит. Я делаю это не ради себя, демон. А теперь уходи, — тот подходит, заставляя Чонгука пройти дальше. В конце концов, Чонгук выходит, напоследок мазнув взглядом по серьезному красивому лицу Тэхёна, который явно тяготится всем происходящим. «Если бы ты только знал, как я стремлюсь к тебе. Пусть это не совсем честно, но ты меня простишь» — звучит в голове у Чонгука, когда он идёт к себе.***
На следующий день Тэхён сам заходит за демоном, чтобы сходить к девочке. Он ужасно спал. Ему снились забытые на долгие месяцы сны. И в них был Чонгук. Самое странное было то, что Тэхён проснулся с чувством забытой горечи. Не ненависти. А сожаления. Опять. Как будто Чонгук важен. Нужен. И он его потерял. Тэхён постарался выкинуть дурацкий сон из головы. Но тот был слишком похож на те сновидения, которые он видел раньше. Которые годами преследовали его. Только тогда Тэхён не мог рассмотреть лица человека. А сейчас образ обрел ясные очертания. Он решил, что это потому, что слишком много мыслей об этом. К тому же ему предстоит совершить самый настоящий грех. И Тэхён пойдет на это осознанно. Потому что не может иначе. — Отче, ты выглядишь помятым, — хмыкает Чонгук. — Заткнись, — он зубами достает сигарету из пачки, и курит всю дорогу до нужного дома. Демон, вопреки его просьбе, болтает о своем. Но Тэхён слушает вполуха. Когда они добираются, Тэхён представляет Чонгука семье, как своего помощника. Демон заходит без него в комнату ребенка. Тэхён меж тем говорит родителям, что дело должно сдвинуться с мертвой точки. Чонгук недолго находится у девочки в комнате. Тот выходит минут через десять. Выглядит как-то иначе. Подавленным, что ли. — Отче, подойдите ко мне, — просит тот. Тэхён оставляет родителей, и подходит к демону. Тот и правда выглядит встревожено. Просто иначе. Уж слишком по-человечески. — Что случилось? — негромко спрашивает Тэхён. — Ты не узнал имя? — Узнал. Ты сможешь провести ритуал сейчас? — Если у меня будет его имя, то это будет не так сложно. Но ты ведь сказал, что… — Не важно, — перебивает его Чонгук. — Это Балберит. Тэхён напрягается. Они условились об ином. Что Чонгук скажет имя только после того, как он проведет с тем ночь, но тот выдал имя сейчас. — Почему ты сказал имя сейчас? — Тэхён не чувствует подвоха, но что-то явно не так. Это видно по тому, как напряжен демон, по тому, как тот смотрит. — Не задавай вопросов, — почти сквозь зубы говорит Чонгук. — Иди и изгони его. Ей осталось не так много. Если сейчас ты ей не поможешь…. — Ясно. Тогда мне нужно поторопиться, — он готов рискнуть. Тэхён кидает взгляд на обеспокоенных родителей, затем на Чонгука, который кивает ему, и заходит в комнату. Там его ждет Балберит, демон склок, самоубийств и злословий. Князь ада.***
Чонгук не сомневался в том, что Тэхён справится. Потому что у того дар. Мало верить. Нужно быть оружием в руках Господа. Нужно обладать способностями. Но даже так, в какой-то момент Чонгуку пришлось вмешаться. Пришлось сдерживать мощь другого демона, чтобы Тэхён закончил обряд. Тот бы не позвал. Но он почувствовал, поэтому вмешался. А когда всё закончилось, тот буквально осел на пол. Дальше Чонгук помнит смутно, как прибежали родители, как лепетали слова благодарности, помнит слезы и помнит то, как уходил прочь. Прочь от Тэхёна. Ему нужно исчезнуть. И больше никогда с тем не сталкиваться. Потому что он не выдержит. Не сможет смотреть больше на того, к кому привязан. Ради кого прошел ад. Тэхён должен делать свое дело, и Чонгуку рядом нет места. Это было бы слишком эгоистично — осквернить того и надеяться, что тот простит. Останется с ним. И Чонгук с мрачной радостью думает о том, как хорошо, что Тэхён его, всё же, не вспомнил. Странно держаться столетия на одной лишь хрупкой надежде, а когда цель так близка, добровольно отказаться. — У тебя мрачное чувство юмора, Господь, — говорит Чонгук в небо, когда оказывается на улице. Сегодня холодно. Это выдает чистое звездное небо и ветер. — Как ты это называешь? Жертвенность? — он смотрит еще какое-то время вверх, будто с небес и правда спустится сейчас Бог и ответит на все его вопросы. Возможно, им никогда не нужно было встречаться. Так было бы лучше. Только у Чонгука стойкое ощущение, что он сделал бы всё совершенно так же. Так же бы влюбился. Так же бы нарушил заповеди. Так же бы попал в ад. Только бы прожить еще немного времени с Тэхёном. С Тэхёном, который не помнит ничего.***
Он не чувствует облегчения, когда понимает, что ребенок спасен, а Чонгук ушел. Тэхён возвращается к себе в номер и намеревается собрать чемодан, покинуть город в ближайшее время. Но ему неспокойно. Ему тяжело. Будто он делает что-то неправильно. Забытое, старое ощущение. Будто даже не его. Лежит грузом на душе. Ему бы избавиться от этого наваждения. Сесть в поезд и уехать. И не вспоминать странную несостоявшуюся сделку. А еще внимательные чёрные глаза. Живые глаза. Знакомые. Стереть из памяти полузнакомое выражение лица и голос. Из рук всё валится. Он явно не в себе. Сигарета не успокаивает. И Тэхён вспоминает — обещал же себе бросить. Тушит в пепельнице торопливо. Он стоит посреди номера с валяющимся на полу открытым чемоданом. Сутану он снял. Остался в белой рубашке и брюках. — Плевать, — говорит он сам себе, пинает чемодан, уходит в душ. Из зеркала на него смотрит чуть растрепанный уставший человек, у которого залегли тени под глазами. Он устал просыпаться по ночам и проваливаться вновь в беспокойные вязкие сновидения. Говорят, если ты просыпаешься в одно и то же время ночью, какая-то нечисть очень сильно в тебя влюблена. Мысль у Тэхёна в голове не складывается ясно, пока он стоит под горячим душем, смывая с себя тяжесть этого дня. В голове только размытые образы, размазанные ощущения, непонятные чувства. Беспокойство. Ему нужно идти своей дорогой. Ему должно быть наплевать на демона. Наплевать на Чонгука. Хотя это более чем странно, что тот помог ему. По крайней мере, ничего плохого не случилось. Он действительно спас ребенка. И пусть это было тяжело, но без имени Тэхён бы не справился. И не справился бы без помощи Чонгука, который, будто по наитию, вмешался в нужный момент. Когда он думал, что всё выходит из-под контроля. Он действует на автомате, когда быстро смотрит в зеркало, одевается в чистое и выходит из номера. Если Чонгук еще у себя — то, возможно, это судьба. А возможно и дьявольские проделки. Но Тэхён чувствует, что это нечто другое. Нечто такое, чему он не может дать простое объяснение. Обычно демоны, простые бесы, топорны и понятны в своих мотивах. Но с таким он столкнулся впервые. Никогда еще он не имел дел с демонами вне экзорцизма. Тем более те никогда не вели себя подобным образом. Догадка будто лежит на поверхности. Словно он как-то связан с Чонгуком и должен понимать что к чему. Но всё ускользает. Пазл не сходится воедино. Тэхён выходит в темный коридор и подходит к двери с цифрами тридцать два. Замирает, колеблется, но даже сам не ожидая от себя, стучит нервно в дверь.***
Чонгук первые мгновения порывается сорваться. Порывается поговорить, что-то сказать. Одергивает себя. Нельзя. Тэхён заслужил ту жизнь, которую выбрал сам. А не ту, в которой он навязывает тому себя. Это было давно. Так давно. Но Чонгук не может отпустить. И всё же приходится снова. Даже не получив второго шанса. Ему нужно вновь вырвать эти чувства с мясом, хотя на них держался долгие томительные столетия. В голове план не рисуется. Он не знает, что делать дальше. Как быть. Человеческая жизнь ему без Тэхёна не нужна. Да и получать её нет смысла. А если он вернется в Ад, его ждёт суровое наказание. Может, быть на одной планете не так уж и плохо. Когда знаешь, что Тэхён жив. Что он здоров. Что у того всё хорошо. Возможно, это не так ужасно. Лучше, чем быть в полном неведении. Ему кажется, что он сидит у себя в номере томительно долго. — Что делать, Господи? Я спросил бы у твоего падшего сына, только тот не знает любви, — произносит он, пряча лицо в руках. — Я ведь тоже твой ребенок. Любовь — это ведь от тебя? Тогда почему должно быть вот так? Кажется, глаза начинает щипать, и он ощущает, как одинокая капля срывается, течет по щеке. — Ты жесток, — надсадно шепчет Чонгук, остервенело вытирая лицо рукавом. Чонгук слишком хорошо помнит, как первый раз встретил Тэхёна. Как пропал. Как готов был на всё. Как согрешил ради этой любви. Как отправился в ад. Он бережно хранит в своих воспоминаниях юного Тэхёна. Того Тэхёна, который в тысяча четыреста восемьдесят третьем году был юношей, всего лишь послушником в монастыре. Они встретились летом. И больше никогда не расставались до рокового дня. Только то было в прошлой жизни. В этой Чонгук для Тэхёна странный демон. Нечисть. Но даже это не отменяет того, что он стремится к Тэхёну. И всё же, наверное, надо уметь отпускать. Но Чонгук, видимо, за пятьсот лет так и не научился. Настойчивый стук в дверь заставляет его подняться с кровати. Он обещал себе покинуть город в ближайшее время. Но сил как будто не было. Он открывает двери и тут же сталкивается с тяжелым взглядом карих глаз. У Тэхёна растрепаны черные кудри, и на том нет привычной сутаны. Только белая, наспех заправленная рубашка и брюки. — Что ты тут делаешь? — слова даются с трудом, будто горло сдавливает тисками. — Почему ты это сделал? — тот не церемонится, заходит в номер, захлопывая за собой дверь. Он специально завесил шторы, и горит один ночник, освещая желтоватым светом небольшой кусок комнаты. Но даже так Чонгук хорошо может различить черты лица Тэхёна. — Что именно? — Чонгук старается звучать нормально, обыденно. — Ты знаешь, — с нажимом говорит тот. — Выдал имя до того, как мы завершили сделку. Тот, словно каменное изваяние, стоит не двигаясь, смотрит прямо. Чонгук безошибочно определяет этот стержень. Этот характер, который будто и ни капельки не изменился. — Забудь, отче. Считай, что тебе повезло. И ступай, — слова даются ему нелегко, но он уже всё решил. Тэхёна нужно отпустить. — Ты должен ответить мне, — не отступает тот. — Мне снятся сны… — вдруг произносит Тэхён, и взгляд у того меняется. — Сны? — Чонгук закусывает нижнюю губу, он не думал, что тот хоть что-то может помнить, не думал, что догадается. — Да, но прежде ответь мне. С чего ты мне помог? Почему просто так… Раздумал становиться человеком? — Есть смысл им становиться, если тебе есть с кем делить этот коротенький промежуток времени. Я не могу наказывать другого человека собой. — А ты спросил его? Может для него это и не наказание вовсе, — выдерживать внимательный взгляд Тэхёна тяжело. — Ответь мне. Почему? Чонгук знает по себе, каким въедливым и упрямым может быть Тэхён. Всегда добивается своего. При всей своей доброте, тот непоколебим, если уверен в чем-то, если ему нужно что-либо. — Потому что мы знакомы, — говорит Чонгук наконец. — Да, я изгонял тебя уже. Пытался, — кивает Тэхён. — Нет, не так знакомы, — с нажимом произносит он. — О чём ты? — Тэхён осматривается, и, видимо, не приметив ничего опасного или подозрительного, присаживается в кресло возле рабочего стола. Чонгук садится на край кровати. Тут нужно подобрать слова. Он к Тэхёну стремился. Долго. Прошел через ад буквально и сделал всё, что можно было, и даже то, что нельзя, чтобы вырваться на Землю. И сейчас Тэхён сидит в его номере. Сидит, будто не подозревая и не понимая, что происходит. Только, видимо, что-то чувствует. — Я не могу так, — говорит Чонгук. — Если бы ты сам вспомнил… Если бы ты смог, то мне бы не пришлось. А так я не в праве. — Ты — демон, и ты не можешь нарушить правило? — хмыкает Тэхён. — Я чувствую, что у тебя есть ответы. Ответы на всё. У меня почти всю жизнь есть ощущение, что чего-то не хватает. Кого-то не хватает. И этот человек мне снился долгие годы. Только я не помнил его лица. — Возможно это просто сны, святой отец, — пытается Чонгук. — Нет, это не просто сны. Это нечто другое. Это будто… — Тэхён опускает взгляд, замолкает, стараясь подобрать слова, но Чонгук и так знает, что тот хотел бы сказать. — Воспоминания, — заканчивает он за того. Тэхён вновь смотрит прямо, выжидающе. — Тогда расскажи мне. — Я не могу так поступить с тобой, — упрямо произносит он. — Хорошо. Тогда давай закончим сделку. Если завершим ее, ты скажешь мне? — Нет, никаких сделок, — Чонгук поднимается и уходит к окну, чуть отодвигает штору, смотрит на улицу. Тэхён слишком близко. Он уже почти сорвался. Еще чуть-чуть и он скажет. Не выдержит. Тэхён молчит. И Чонгук почти верит в то, что тот может уйти. — Чонгук, — слышит он совсем рядом, у себя за спиной. Это запрещенный прием. — Чонгук, — повторяет тот, — скажи мне. Я должен знать. Если ты не хочешь рассказывать, подтверди хотя бы мои догадки. Чонгук прикрывает глаза и порывисто вздыхает. Тэхён за его спиной подходит ближе, так, что вот-вот и он сможет ощутить дыхание того на своей шее. — Человек из моих снов — ты? Кем мы были друг другу? Почему во сне я так сожалею о чем-то? Чонгук чувствует — не выдерживает. Он перед Тэхёном всегда был слаб. И спустя долгие годы это не изменилось. — Не заставляй меня. Я пытаюсь отпустить… — Посмотри на меня, — просит Тэхён низко. Чонгук поворачивается через силу. Он перед Тэхёном удачно играл свою роль какое-то время. Но маска дает трещину. Наверняка у него сейчас на лице всё написано. Тот смотрит внимательно. А у него из-под ног уходит земля. — Дай мне сделать всё правильно, — надсадно говорит Чонгук. — Я стараюсь хотя бы сейчас… Я не смог тогда… — Поцелуй меня, — просит Тэхён. — Поцелуй. Мне нужно проверить. — Нет, — Чонгук пугается, потому что знает: если Тэхён прикоснется к нему, если тот поцелует, то он никогда не сможет этого сделать. Больше не отпустит. — Твой отказ говорит о многом, — Тэхён хмурится. — Прошу тебя. Последний раз, Тэхён, — Чонгук смотрит исподлобья. — Если ты не уйдешь, то может так случиться, что я не смогу тебя отпустить. — Не думаю, что тебе под силу сделать что-либо вопреки моим желаниям, — Тэхён вдруг обхватывает его лицо ладонями, смотрит внимательно, изучает как будто. У Чонгука дрожь по всему телу проходит. Тот наклоняется, неминуемо сокращая сантиметры между их лицами, вроде бы и томительно медленно, а вроде и невыносимо быстро, так, что Чонгук пытается надышаться, потому что он рядом с Тэхёном всегда словно задыхается. Когда теплые губы касаются его сомкнутых губ, он понимает — никуда от этого не деться. Чонгук ощущает давление и под напором раскрывает рот, впуская теплый влажный язык. А руки у Тэхёна нежные. Осторожные. Будто не его звали дьявольским отродьем, не его всячески ругали, не ему угрожали. Тэхён его держит как нужно, поглаживая большими пальцами щеки, ведет, заставляя наклонить голову сначала влево, затем вправо, коротко прерываясь, запечатывая короткий поцелуй в губы, а после вновь приникая ласково, оглаживает языком его язык. «Мне тебя так не хватало» — не выразит всего, что Чонгук чувствует. Таких слов еще не придумали. Здесь не подойдет «пока смерть не разлучит нас», потому что даже после нее он жаждал вернуться к Тэхёну. Вернуться к тому, кого так несправедливо лишился. Чонгук смелеет, кладет руки Тэхёну на плечи. Он чувствует теплую кожу под тонкой тканью рубашки и торопливо сжимает нервными пальцами плечи. Лишь бы не исчез вдруг. Лишь бы не потерять. Может, поэтому он Тэхёна заранее отпустил. Потому что второго расставания он не выдержит. — Я тебя знаю, — влажно шепчет ему в губы Тэхён, зарываясь одной рукой в волосы на затылке, у Чонгука сил нет открыть глаза и посмотреть в лицо, да и не выходит, потому что тот возобновляет поцелуй. — Погоди, — Чонгук с трудом прерывается, открывает глаза, стараясь сосредоточиться на лице Тэхёна, тот смотрит до боли знакомо, — что ты вспомнил? Тэхён? Мне нужно знать… — Всё, — говорит тот, вновь ласково поглаживая щеки Чонгука. — Скажи, — надсадно просит Чонгук. — Помню, как встретил тебя летним днем у своего монастыря. Помню, как влюбился. Помню, как впервые поцеловал. И помню, как боялся потерять. И помню, как было больно. Я молился за тебя. Каждый день. Прости меня, прости, — тот прижимается лбом ко лбу Чонгука, жмурится. Чонгук чувствует эту боль, словно физическую. — Ты не виноват. — Я оставил тебя. И не остановил. — У нас не было выхода. Не было. Я думал об этом сотни лет. И я все сделал бы так же. Я бы вновь убил за нас, я бы вновь попал в ад. Я сам решил… И я так и не раскаялся. — Я злился на тебя и скорбел, — шепчет Тэхён. — И просил прощения. Чонгук хорошо помнит тот день. Его в аду он переживал бессчетное количество раз. Его разыскивала инквизиция по обвинениям в ворожбе. И не сказать, что это были беспочвенные обвинения. Только вот его дар был от Бога. Они с Тэхёном просто не успели сбежать. Тэхён поспешил предупредить Чонгука. Они встретились под покровом ночи, но кто-то из епархии проследил за ними. И Чонгук совершил страшное. Преступление против природы, за которое и попал затем в ад. Он убил человека. Убил, чтобы спасти Тэхёна. Чтобы того не наказали. Инквизиция всё равно его выследила. Его всё равно сожгли на костре. И Тэхён остался доживать свой век в одиночестве. А затем отправился в Лимб. Того не пустили в рай. И только лишь спустя века разрешили его душе вновь вернуться на Землю. Чонгук знал — его единственный шанс увидеть Тэхёна снова — это дослужиться до демона, а затем сбежать. — Я должен был отправиться на костер с тобой. Обещай мне, что если что-то случится, то мы будем вместе… — тот прижимает Чонгука к себе, обхватывая руками за плечи. — Я обещаю тебе, — Чонгук шепчет надсадно. — Ты ведь понимаешь, что это против правил… — Не нужно об этом, это всё не важно, — Тэхён трется о его висок своим знакомо, ласково. — Я не буду совершать прежних ошибок. Я больше ничего никому не должен. Я должен только нам. «Ятакпотебескучал» — тает на кончиках языков, когда Тэхён вновь приникает к его губам. Невозможно надышаться Тэхёном. Невозможно не касаться, когда обрёл вновь того, кого, казалось бы, бесповоротно потерял. И невозможно выразить всю горечь от ошибок прошлого, как и всю радость от того, что Тэхён узнал. Тэхён любит. Чонгуку не нужно лишних слов. Достаточно того, как тот касается, как тот сминает его губы, как прижимает к себе. Невысказанное прорвется наверняка позже. У них будет время поговорить нормально. Чонгук расскажет всё. Расскажет, как держался только на одной мысли: вновь обрести Тэхёна.***
Не удивительно, что когда они на ощупь добрались к кровати, Тэхёна повело слишком сильно. Будто вино в голову ударило. Он словно ощущает хмель. Знакомый аромат Чонгука щекочет рецепторы, тот теплый и податливый. — Прости что я был груб, называл тебя по-разному… — торопливо говорит он, но Чонгук, кажется, невнимательно слушает, потому что толкает его на кровать, так, что он падает навзничь. — Тш-ш, — тот приставляет палец к губам, смотрит на него сверху вниз, — это не важно всё. Ты не знал, кто я такой. Чонгук сверху наваливается всем телом, и Тэхён невольно мычит, потому, что это уже кажется таким откровенным. У его мужчины ловкие, проворные пальцы, которыми тот быстро расстегивает белую рубашку, обнажая кожу груди и живота, так, что у Тэхёна от контраста температур мурашки бегут по всему телу. Чонгук без разговоров, шумно дыша, склоняется к его шее, захватывает губами кожу, втягивает, а затем влажно ведет языком, и Тэхён жмурится. Всё ощущается так, будто у него это впервые. Хотя, после такого долгого воздержания — так и есть. Все прикосновения и поцелуи чувствуются так остро, будто он сплошной оголенный нерв. Как будто что-то надломилось в организме, функционирует неправильно, потому что он начинает дрожать, когда Чонгук спускается губами к его груди, трется лицом, виском, словно кот. А затем ведет мокро языком к пупку, обводит вокруг. Из него выходит задушенное «м-м-м». Он едва не вскрикнул. Тэхён, будто по наитию, зарывается руками в черные гладкие волосы, а затем слышит, как Чонгук мычит. Тот бесстыдно трется своим возбуждением о его колено, оседлав. У него у самого стоит, и это слишком. Он потек, чувствует, как из уретры выделяется смазка, пачкая белье, а когда Чонгук рукой ведет вниз, оглаживая сначала грудь, затем живот, а после перемещает ее на промежность, Тэхён понимает, что это всё — слишком. Такое с ним бывало, конечно, когда он был юнцом, но сейчас это кажется неожиданным, смущающим. Он кончает от одного прикосновения Чонгука, от того, как тот через ткань стиснул его член, зажатый тканью белья и брюк. Он заглушает стон, пряча лицо в сгибе локтя, закрывая пылающее лицо. И к своему удивлению, слышит стон в унисон. Всё это время Чонгук терся о его колено, и это тоже сделало свое дело. Тот кругом, тот в его мыслях, и ощущается каждой клеткой организма. Их близость наэлектризовала воздух. Тэхён слышит стук сердца в ушах, и как оно загнанно гоняет кровь. Чонгук прижимается к его обнаженной груди, и эта тяжесть приятная. — Я никогда… Никогда больше тебя не отпущу, — произносит тот тихо, но Тэхён отчетливо слышит всё. Тэхёну вмиг становится так спокойно. Будто он был вдалеке от дома и вернулся. И больше ничего не нужно. Только Чонгук рядом. Вся жизнь будто поблекла рядом с этими чувствами. Пазл дополнил головоломку и получилась целая, яркая картинка. Он Чонгука слишком хорошо знает, хотя в этой жизни встретил его не так давно. В маленькой душевой они вдвоем еле помещаются, но Тэхёну нравится. Собственная нагота перед Чонгуком кажется чем-то привычным, но тут же щеки обжигает от откровенности. От того, как тот запрокидывает голову, подставляя шею под поцелуи, и Тэхён вылизывает, ласкает, а еще обхватывает широкие плечи, заключая в объятия. Звуки разбивающейся о душевую воды смешиваются с влажными звуками поцелуев и громким прерывистым дыханием. Тэхёну и привычно, и непривычно одновременно. Сознание знакомо с этими ощущениями, но для тела всё ново, и оно реагирует бурно, дрожью, возбуждением, частым дыханием, жаром. Под прикосновениями Чонгука он горит. — Прости, я плох в этом, что ты хочешь? — спрашивает сбивчиво Тэхён, когда они выходят из душа, и Чонгук ложится на кровать, тянется рукой под подушку, достает тюбик, назначение которого Тэхён, вопреки своей праведной жизни, всё же знает. — А мне помнится, что ты в этом очень хорош, отче, — тот улыбается, откидываясь на кровать и показательно выдавливает прозрачную вязкую жидкость на пальцы. Тэхён, кажется, забывает как дышать, когда Чонгук раздвигает молочные мясистые бедра, заводит руку и начинает растягивать себя. Тэхён слышит, как тот давится стоном, но самое греховное в этом даже не это, а то, как Чонгук смотрит в его глаза своими, в которых черная непроглядная темнота, пока двигает пальцами в себе. И да, он бы вечно наблюдал за тем, как у того напрягается пресс, как прижатый к животу член истекает, пачкая низ живота, и любовался бы на покрасневшую бледную кожу груди и на крепкую шею, где под нежной кожей движется кадык, когда тот гулко сглатывает. Да, Тэхён, возможно, не знает, что делать, но действует на подсознательном уровне. Слишком велик соблазн заменить пальцы Чонгука своими, и он осторожно останавливает того, отстраняет руку. Он проталкивает два пальца в отверстие, от такого простого жеста Чонгук откидывает голову, жмурится, издавая стон. Тэхён чувствует, как тот его сжимает. Он ловит себя на одной понятной плотской мысли: в Чонгука хочется. — Успеешь наиграться, — говорит Чонгук. И Тэхён с ним согласен. — Можно? — Я весь твой. Можешь не спрашивать. И Тэхёну больше не нужно ничего. Хотя слышать «я весь твой» — это уже удовольствие само по себе. Он пристраивается, обхватывая свой член, Чонгук ерзает, Тэхён думает, что от нетерпения. И, судя по тому, как тот с готовностью держит себя под коленями, раскрываясь перед ним, так и есть. Тэхён осторожничает, проталкивая в подготовленное отверстие головку, стенки туго расходятся, впуская его в горячее мокрое нутро. Когда он замирает, то слышит недовольный хныкающий звук, по которому понимает, что нужно протолкнуться глубже. Он делает это, и Чонгук издает облегченный выдох. Внутри Чонгука горячо, влажно, приятно, и Тэхён жмурится на короткое мгновение, чтобы привыкнуть к сжимающей тесноте, чтобы не кончить прямо в этот же момент. Чонгук хватает его ниже локтя, тянет на себя. — Посмотри на меня, — просит тот. Тэхён смотрит и понимает, что наглядеться никогда больше не сможет. Отрывать взгляд не хочется. Не хочется, когда он начинает двигать бедрами, выбивая из Чонгука сначала редкие мычания, а затем всхлипы, и еще мгновениями позже вскрики. Не хочется, когда он ускоряется, так, что слышны шлепки. Не хочется, когда он заменяет руки Чонгука, сам держит того под коленями. — Я же говорил, — между стонами с трудом выговаривает Чонгук, — что ты очень в этом хорош… Фраза обрывается, потому что Чонгук сладко стонет, а затем прикрывает в блаженстве глаза, растягивая красивый бантик губ в улыбке. Тэхён не удерживается от того, чтобы склониться, а потом навалиться сверху и накрыть розовые, блестящие от слюны губы своими губами, вовлечь Чонгука в беспорядочный, мокрый поцелуй, переплетая языки, пока он наполняет того, мощно вбиваясь. Чонгук естественно и мягко заставляет его чуть притормозить, и Тэхён повинуется, с интересом наблюдая, что тот задумал. Чонгук плавно переворачивается на живот, выгибаясь, подставляя задницу, и Тэхён жадно смотрит на округлые белые половинки, снова не сдерживается, сжимает крепко обеими руками, слышит, как Чонгук одобрительно стонет. Тэхён отводит одной рукой ягодицу, а другой вновь приставляет головку к отверстию, трется, затем скользит чуть вниз, к яйцам, поглаживая, и возвращается, чтобы протолкнуться внутрь. На этот раз плавно, сразу до упора, так, что Чонгук замирает, и он вместе с ним. Он отмирает тогда, когда тот начинает двигаться сам, вперед-назад, буквально насаживая себя на его член. У Тэхёна от этого голова начинает кружиться. — Чонгук, — вырывается из него, хотя тут впору ругаться всеми самыми последними словами. — Да, отче? — тот поворачивается через плечо, смотрит прямо в глаза, и Тэхён стискивает челюсти, понимая, что он долго так не протянет. Тэхён вместо ответа зарывается пальцами в волосы и прижимает голову Чонгука к кровати, не больно, а крепко и, кажется, тому уж слишком нравится, потому что у Чонгука рот открыт, и стоны не прекращаются, когда он прижимает его вот так к кровати и вбивается мощно, с оттяжкой. У него сводит низ живота, потому что в Чонгуке слишком хорошо, а когда тот начинает бесконечно лепетать «да» на каждый его толчок, то в груди разливается нечто теплое, удовольствие будто удваивается, потому что тому хорошо. Тэхён наваливается сверху, хватаясь за отросшие черные пряди, оттягивает, утыкается носом куда-то в шею, а затем, будто на каких-то звериных рефлексах, прикусывает крепко. Чонгук гортанно рычит, когда Тэхён принимается двигаться особенно быстро, он хочет притормозить, чтобы завести руку вниз, обхватить член Чонгука, но чувствует, как тот его сжимает бесконтрольно, и именно в этот момент он тоже кончает, изливаясь прямо в горячее нутро. Тот мычит слабо под ним, и он чувствует, как пусто становится внизу живота, тугой узел спал, и он без сил распластался на Чонгуке. Лениво целует покрытые испариной плечо и шею, а затем перемещается на щеку, зарывается в волосы носом. Он слышит, как собственное сердце гулко колотится, и как Чонгук тяжко дышит. Только сейчас Тэхён понимает, как он сам вымок, как липнут пряди подлиннее к шее, и как на самом деле жарко. Он поспешно ложится рядом, высвобождая Чонгука, который с трудом переворачивается на спину, и Тэхён видит испачканный в сперме живот. — Грешить приятно, да, падре? — тот поворачивается и смотрит с той неповторимой хитрецой, которая Тэхёну знакома. Тот улыбается, морща нос, и Тэхён не удерживается от ответной улыбки. Ради Чонгука он готов на многое. И лишиться сана в том числе. Это самое малое, что он может сделать. Тэхён его не отпускает в эту ночь. Они завершают обряд, и под утро Чонгук возвращает свою человеческую суть.***
Из своего дома в Ватикане Тэхён выходит в непривычной для здешних мест мирской одежде, с чемоданом в руках. Чонгук ждёт его в машине. Сидит за рулем, и Тэхён вдыхает полной грудью свежий воздух. Настолько солнечно сегодня, что больно смотреть на улицы без солнцезащитных очков. Он закидывает чемодан в багажник и садится на переднее пассажирское. У Чонгука волосы собраны в трогательный хвостик, тот смотрит, улыбаясь мягко. — Поехали? — Да, — произносит Тэхён, ощущая некоторый трепет. Он больше не священник. И его ждет иная жизнь. Рука об руку с Чонгуком. Он с удовольствием кладет руку тому на бедро, обтянутое светлыми джинсами. — Как думаешь, у меня получится? — вдруг спрашивает Тэхён. Его волновало больше всего то, сможет ли он помогать людям, если у него не будет больше привычной сутаны. Это то, к чему он стремился — к добродетели. Пусть и выбрал не праведный путь. — Получится, — уверенно кивает Чонгук. — Потому что ты орудие в руках Господа, и на это не влияет сутана и тот факт, состоишь ли ты в епархии, или нет. Они выдвигаются в Пьемонт. Там, в Алессандрии, нужна помощь Тэхёна. — Я всё думаю, простит ли он тебя? — Тэхён задумчиво смотрит на проносящиеся мимо деревья, здания, людей. — Простит нас? — Даже если не простит, что с того? — хмыкает Чонгук. — Мы можем не встретиться, — он думает об этом, хотя впереди у них долгие годы человеческой жизни. — Я прошел ради тебя ад один раз, смогу и во второй, — уверенно кивает Чонгук, накрывая руку Тэхёна своей. — Или встретимся там, — Тэхёна эта перспектива вправду не пугает. Лишь бы быть рядом с Чонгуком.