***
Годы спустя улицы Сеула и весь мир стали забывать, что такое горящие здания и люди с ножами в руках. Жестокости прекратились, многие покинули город, чтобы выжить. Но куда они могли уйти? Сеул был еще тем пустым местом. В определенных местах. Город стал считаться мертвым, потому что жителей осталось очень мало. Думаете, остались только самые бедные? Те, кому некуда податься? Здесь немного другой случай. Две группировки, возглавляемые сыночками богатеньких политиков, всегда на взводе, ибо каждый переулок Сеула стоил слишком многого. Так как теперь в городе не осталось жизни, все главнюки и их подчиненные технично уехали, поджав свои хвосты, явно полагая, что из этого места уже ничего не сделаешь. Но были и те, кто прекрасно понимал, что Сеул может возродиться из пепла. Главная задача — захватить потерянные временем территории. Тогда в подчинении окажутся люди, которые будут всеми руками и ногами «за» возобновление столицы и окончание этой протяжной бессмысленной войны за то, чего уже просто нет — мира почти уже нет, жизни как таковой уже нет. Поэтому с каких-то пор по городу стали ходить две большие банды, возглавляемые сыночками богатеньких политиков, каждая из которых достигала порядка нескольких тысяч участников. Каждая их встреча становилась действительно сенсационной. Как таковых СМИ не было, но возобновлялись потерянные источники новостей. И сейчас, стоя у одного проспекта, банды встретились в очередной раз для разборки по поводу этой территории. Существовали определенные правила, которые никто не нарушал, раз так было оговорено с самого начала. Все было предельно честно и просто: завоевали эту землю — она принадлежит банде. Возглавляли эти группировки сыновья двух богатых бизнесменов-политиков, которые независимо друг от друга решили, что было бы неплохо прибрать город к рукам. Честным способом, конечно же, что на корню странно, исходя из ситуации. Если хотя бы одна страна встанет с колен, перестанет быть заложницей жадности, то тогда у мира будет шанс восстановить все, что он когда-либо имел. Это рискованно, но выбора не остается. Цена территории слишком высока, так как погибнуть может слишком много людей, но без войны привести народ в чувство просто нереально. Слишком невозможно для данной ситуации. И сейчас главы группировок стоят друг напротив друга, готовясь к новой потасовке за территорию. Одного, главу правой стороны, зовут Ли Минхо. Двадцатипятилетний парень, умеющий мыслить тактически, что много раз спасало ему жизнь. У него и у его отца имеется много завоеваний и планов, полностью и без возражений относящихся к Сеулу и его дальнейшей истории, поэтому и людей, готовых поспособствовать, тоже имеется в достатке. Второго, главу левой стороны, зовут Хан Джисон. Двадцатитрёхлетний парень, умеющий находить разгадки даже тогда, когда ситуация начинает выходить из-под контроля. Его люди практически не погибают, так как он заботится о благополучии каждого. Его группировка тоже имеет большой арсенал силы, потому драки заканчиваются лишь тогда, когда обе группировки находятся на грани потери всего. Ли Минхо и Хан Джисон — достойные соперники. Несмотря на небольшой возраст, опыт в кулачных сражениях у них появился с самого первого дня этого ужаса. Джисону было всего шестнадцать, когда армейские вошли в город и стали буйствовать на улице. Уже тогда он понял, что значит подкупить армию. Минхо же было уже восемнадцать, но это не меняло факта, что для него это было не меньшим ударом. Много чего произошло за эти лета. — Давно не виделись, хён, — вдруг начал Джисон, пройдя чуть вперед. — Много времени прошло с нашей последней стычки, — красная бандана на лбу придавала Хану больше враждебности. Было видно, что он готов биться до победного конца. — И правда, думаю, нам пора наверстать упущенное, — ухмыльнулся Минхо. — Поехали. Каждая жизнь была важна, приходилось отступать, чтобы уберечь людей. Противостояние продолжалось до поздней ночи, пока последние бойцы не легли наземь, практически не дыша. В какое-то определенное время, в какой-то определенный день и каждую неделю начинается самое большое и кровожадное месиво — власти убивают всех, кто еще остался в живых. Снаряды бушуют везде. Стрельба продолжается уже какое-то время, весь город занят лишь своим страхом и только. Никому нет дела до этого безумства, всем хочется жить, оттого никто не смеет выходить на улицу или вообще подавать малейшие звуки своего существования. Кажется, что последние эти мгновения — последние минутки жизни, за которые хочется ухватиться и не отпускать. Снаряды ебашат по стенам, звуки падающих жертв, плач детей и крики о помощи раздаются абсолютно на всю территорию, погибают невинные люди. Всем страшно. Кровь, слезы и бездвижные тела. В одной душевой кабинке какой-то школы Джисон сидит на корточках лицом к стене и, беззвучно рыдая, пытается заглушить руками все эти чудовищные звуки, которые убивают, заставляют хотеть никогда не рождаться. Он плачет и громко напевает какую-то грустную мелодию, совсем не понимая, что сейчас это не к месту. Ему так до жути страшно, что он сбежал из дома, что сбежал именно тогда, когда начинается самое ужасное, что он когда-либо видел и слышал в жизни. Ему страшно. «Пожалуйста. Кто-нибудь. Помогите…». — Джисон…Звуки несчастных людей звенят в ушах.
— Джисон.Еще один заряд убил какого-то человека.
— Джисон.Девочка не может найти свою маму, потому что ее окружили со всех сторон.
— Джисон! «Кто-то зовет меня, я должен отозваться», — думает Хан и поворачивает заплаканное лицо на зовущего его человека, но тот сразу накидывается с объятиями, не давая и шанса шелохнуться. Джисон удивляется и пугается одновременно, его слезы вдруг останавливаются на глазах, челка будто замерла на пару мгновений в воздухе как в фильме, но, сразу чувствуя знакомый и такой родной запах, оттаивает, и новая партия слез торопливо освобождает его глаза — он в безопасности. — Джисон, почему ты здесь?! Что ты делаешь здесь?! Я везде тебя искал! — чуть ли не кричит мужской голос, резко отстранив от себя мальчика. — Что у тебя с лицом? А твоя одежда... Что с тобой случилось?! — очень обеспокоенно говорятся эти слова, но Джисон спокоен. — Минхо-хён… это ты, — он улыбается как малое дитя и послушно дается, когда парень тянется к нему рукой, чтобы вытереть слезы и какую-то грязь с его личика. — Что с тобой случилось?! Ты в порядке?! — Минхо сидит напротив, внимательно смотрит в глаза и не отводит их, чтобы раскусить возможную ложь. — Да, я в порядке, не волнуйся, — все еще улыбается он, когда чувствует, что Ли взял его руки в свои. — Тогда почему же ты плачешь, Джисон? Хан просто не в силах сопротивляться этому прямому взгляду, потому он слишком быстро слабеет, падает на грудь Минхо, снова начинает слышать эти ужасные звуки и вновь заливается слезами от слабости и никчемности — он никогда не мог сопротивляться Минхо. Никогда. Минхо всегда поймет, что с ним что-то не так. — Я… Я… Та девочка… Она искала маму… Ее окружили… Я… Я… Видел это… Но я не помог ей… Меня придавило плитой здания… Я все видел, но… Но не помог. Хен. Хен, что же мне теперь делать? Что мне теперь делать? — Джисон был разбит как никогда ранее, Минхо в принципе никогда не видел, чтобы Джисон так сильно плакал. Минхо был не способен сделать что-то, потому что ему самому было тоже ужасно страшно. Хан плакал, не переставая. Его узкие девчачьи плечи дрожали. Все это было похоже на кошмар, а ведь Джисону всего лишь шестнадцать лет… Через мгновение одну из стен школы пробило снарядом, здание затряслось. Джисон, который и так не в состоянии успокоиться, вообще замолкает, не специально слушая будто приближенные крики с улицы. Его глаза наполнены ужасом. Минхо замечает это, поэтому быстро закрывает его уши своими ладонями и приподнимает его заплаканное лицо, чтобы посмотреть в покрасневшие от такого количества жидкости глаза — Джисон будто на краю пропасти, его взгляд становится все более размытым. — Джисон. Пожалуйста. Думай только обо мне сейчас. Ни о ком больше. Понял? Но Хан не отзывается, потому что не слышит. Минхо трясущимися руками берет локти Джисона и быстро помогает ему встать, закидывает его руки себе на плечи и, прижав его к стене, придвигается ближе к его телу. — Пожалуйста, думай только обо мне сейчас. Смотри только на меня. Понял, Джисон? Минхо слишком близко, слишком рядышком, настолько рядом, что сердце мальчика готово выпрыгнуть из груди только от присутствия парня рядом с собой. Минхо целует трясущиеся губы Джисона. Целует грубо и жестоко, кусая, будто вымещая весь страх на Хане и заставляя прекратить думать обо всем этом, что творится за пределами их зрения. А Хан-то и не против — он сначала удивляется, но краснеет, плачет и прижимается сильнее, показывает всю свою любовь парню. Они оба нужны друг другу сейчас. «Я не позволю тебе еще раз услышать такое, понял? Не позволю!» Минхо очень настойчив. Он целует глубоко и горячо. Ему тоже страшно. За стенами школы творится же непонятно что. Война только началась, но уже слишком много людей покинули этот мир. Небо и все вокруг застелено толстым полотном тумана. В округе ничего не видно даже на расстоянии вытянутой руки. Даже если выйдешь на улицу, неизвестно, сможешь ли прийти домой живым. Ничего не видно, лишь слышны крики и мольба о пощаде, лишь на удаче можно прийти из этого места живым. Но Минхо рискнул. Рискнул всем, чтобы найти Джисона. Рискнул ради того, чтобы найти Джисона. Ли не мог оставить мальчишку на произвол судьбы, он должен был любым способом найти его. И нашел. Пока перестрелка продолжалась, дым и огонь снова и снова погружали улицы в царство тьмы и смерти, взрывались дома, горели люди, кричали дети, Минхо вдалбливался в несчастное прижатое к стене тело Джисона мощными толчками, вырывая стоны из его рта и перекрывая их поцелуями, держал его очень крепко, чтобы не дай боже его мальчик упал или поранился. Минхо никогда не простит себя за то, что он не сумел уберечь Хана от этого ужаса. И теперь ему приходится делать такие вещи с его малышом в такой ситуации, чтобы Джисон на время забыл обо всем на свете, чтобы он не слышал эти ужасающие звуки, чтобы он обратил это внимание лишь на человека, стоящего напротив. Ноги Минхо сильно трясутся, он боится, что не сможет долго держаться, винит себя в том, что в такой момент вытворяет всякие гадости с его невинным и очень добрым мальчиком, но понимает, что иначе Джисон сошел бы с ума — еще чуть-чуть, и его нервная система была бы уже ни к черту. — Ну что, и в этот раз все, да? — спросил Минхо, подползая чуть ближе к еле живому Джисону, стоящему на коленках. — Верно, — отвечает тот и падает без сил подле парня. Минхо медленно подползает к потерявшему сознание Джисону, гладит его по голове и садится рядом — Минхо будет с ним до тех пор, пока он не проснется. И не важно, что его могут увидеть либо его люди, либо люди Джисона. Ему на это совершенно наплевать. Мир в последнее время очень жесток. Так как Минхо и Джисон являются сыновьями двух крупных политиков, их отцы придерживаются своих интересов для завершения этой бессмысленной войны. А что они оба могут сделать против воли отцов? Ничего, конечно же. Все эти показушные разговоры, слова о ненависти перед людьми друг другу — это все блеф чистой воды. Джисон никогда не скажет такое своему Минхо. Как и Минхо никогда не скажет что-то, что может ранить его дорогого Джисона. Но приказ отца есть приказ отца. С этим ничего не поделаешь. Может, это лишь такая уловка судьбы или своего рода наказание за все грехи человечества, но теперь парни не смогут быть не противниками. Даже если получится воскресить этот мир, поднять его с колен, противостояние их семей не закончится. А они ведь просто хотели одного — жить в мире. И это то, что так было нужно миру?